Как пережить смерть близкого человека

Смерть всегда находится где-то рядом. Она приходит неожиданно, даже если ты готовишься к ней уже несколько лет. Несмотря на свою естественность, смерть близкого всегда вызывает самые тяжелые, болезненные эмоциональные состояния. В чем настоящая причина появления таких состояний? И как более спокойно и легко пережить смерть близкого человека?

Я помню, когда в 90-м году умерла моя бабушка, я впервые начал задумываться над вопросом: 

- Почему, когда мой близкий человек умирает, я испытываю отчаяние, грусть, пустоту и т.п.?

Этот вопрос я часто задавал себе, но не сразу мог на него ответить, потому что, чтобы ответить на такой сложный вопрос, нужно посмотреть на него с разных сторон. Ведь смерть мы часто рассматриваем только с одной стороны – негативной… 

При этом любое событие несет в себе и обратную сторону. Ее-то мы и будем пробовать раскрыть. 

Все мы по-разному реагируем на потерю любимого человека и его уход из жизни. Это зависит не только от степени эмоциональной связи, но и от нашего врожденного типа мышления и нервной системы. 

Так, например, люди с образным типом мышления более ярко и эмоционально переживают этот разрыв. Слезы и страшные сны становятся их постоянными спутниками. Часто дети с образным типом мышления, потеряв любимого человека (папу, маму, сестру, брата, друга и др.), начинают терять зрение. 

Это происходит потому, что основным сенсором восприятия окружающего мира для людей с образным интеллектом является зрение. И поэтому именно этот сенсор может пострадать первым после тяжелых эмоциональных потрясений и стресса. 

Люди с другими развитыми типами мышления (абстрактный, логический, системный, интуитивный, вербальный и т.п.) менее эмоционально переживают смерть близкого. Однако, душевная боль от потери и горя может быть также тяжелой. 

Стадии горя

Как правило, после потери близкого человека мы испытываем развитие определенных стадий горя, которые, в зависимости от индивидуальных особенностей, по-разному проявляются в нашем восприятии трагического события. 

1. Шок и оцепенение (до девяти дней)
Известие о смерти близкого вводит человека в ступор, в котором он отказывается принять случившееся. Однако, это может проявляться по-разному. Например, человек может впасть в отчаяние и отказывается готовиться к похоронам, уходя в свой внутренний мир. Или наоборот, проявляет себя наиболее активно, принимая участие в подготовке к похоронам, и сам активно поддерживает других родственников. 

На этой стадии главное найти время, чтобы хорошо проплакаться и даже порыдать (если внутренне есть такое желание). 

Слезы – это врожденное лекарство, которое помогает очень эффективно освободиться от подавленных эмоций и нервного перенапряжения. 

2.Отрицание потери (до сорока дней)
Начиная с поминок и дальше, могут приходить мысли о том, что близкий не умер, что он где-то ходит рядом. В этот период часто снятся сны с умершим, происходит «общение» с ним во сне. 

Если сны и мысли об умершем становятся постоянными и начинают уже вас тревожить, значит, вы еще не приняли потерю и поэтому в глубине души будете также страдать. 

На этой стадии главное – это полное принятие одного из неизменных законов природы: переход материи в другое состояние. 

3. Принятие потери (до полугода)
Через пару месяцев после потери может наступить состояние опустошения из-за истощения сил: человеку кажется, что уже никогда не будет хорошо, боль очень сильна. Могут возникать различные мысли и чувства (чувство вины: почему ты меня оставил(ла), как я теперь без тебя и т.п.). 

Это абсолютно нормальные мысли, особенно для тех, кто действительно получал приятные эмоции от общения с умершим, когда тот еще был живым. 

На этой стадии важно не только принять смерть близкого, но и понять, что все эти мысли и чувства по отношению к потери близкого – это лишь жалость к себе. Нам не умершего жалко, нам жалко самих себя, что мы лишились чего-то ценного в нашей жизни и от этого не можем получать удовольствие. 

4.Облегчение (до года)
В этот период происходит полное принятие близкого как умершего человека, и постепенно наступает облегчение и даже прилив сил. Наступает состояние, что будто уже ты можешь легко справиться с горем в следующий раз. 

Однако, волны сплина могут наступать по вечерам и на этой стадии. 

Тут важно понять, что эта та же самая жалость к себе. Поэтому, испытывая жалость к себе, мы только усиливаем свои страдания. 

Как нейтрализовать психологическую травму, возникшую из-за смерти близкого человека?

Метод мгновенной нейтрализации психотравм (крутилка)

Несмотря на всю тяжесть происходящего, все-таки существуют психотерапевтические техники, которые естественным способом помогут быстро и эффективно избавиться от боли, шока и внутренних страданий из-за потери близкого человека. 

Для этого вам понадобится еще один человек, который будет «процессором» на вашей самостоятельной психотерапевтической сессии. Если же никого нет рядом с вами, вы можете это проделать полностью самостоятельно. 

Как это выглядит?

Отключите телефон и другие приборы. Пусть никто не беспокоит в этот момент вас. 
Встаньте на пол, ноги в удобном положении, на ширине плеч. Закройте глаза и почувствуйте себя здесь и сейчас, почувствуйте своё дыхание и свои стопы на полу. 

Вспомните самый травматичный момент в событии с умершим человеком. Представьте, что вы смотрите видеоролик и сделайте стоп-кадр на самом тяжелом для вас моменте. 

Затем опишите:
- картинку (что вы видите перед собой). Картинка не должна двигаться. Это стоп-кадр. 
- эмоции. Какие эмоции вы испытываете в данный момент, постарайтесь их прочувствовать в своем теле сознательно. 
- мысль. Постарайтесь отследить, какая мысль у вас возникла в самый тяжелый момент, и какие мысли сейчас вы испытываете. 

После чего ткните указательным пальцем доминирующей руки в центр этого кадра и начинайте медленно двигаться вокруг своей оси. Примерно 3-4 оборота. 

В этот момент важно усилить все свои эмоции, ощущения, боль. Вы тащите своим пальцем эту картинку так, чтобы она не исчезала, не изменялось время, и вы не сопротивлялись своим чувствам и мыслям. 

Лучше, чтобы с вами был партнер, который бы держал вас за плечи и поворачивал бы, при этом помогал бы вам прочувствовать все негативные эмоции и переживания. 

Окончание процесса

Опустите руку, откройте глаза. Посмотрите, что стало с травматичным моментом. Если вы все еще испытываете боль и тяжесть, то надо повторить это упражнение еще 2-3 раза. 

Важным здесь остается то, что вы осознанно и намерено проживаете всю свою боль и те эмоции, которые вы пытаетесь подавить внутри себя. Этот метод позволяет вам прожить горе и выпустить "пар" в виде эмоционального заряда и тем самым освободиться от психотравмы. 

После чего, сделайте глубокий вдох и представьте, что каждая клеточка вашего тела наполняется светом и принятием. 

Что делать, если через день, неделю или месяц на вас опять навалится вся эта боль и тяжесть в виде переживаний и страданий?

Здесь важно понимать, что боль утраты связана с нашей жалостью к себе. Нам больно, потому что мы потеряли эмоциональную связь. 

На самом деле, эмоциональная связь никуда не исчезла. Эмоции рождаются не благодаря внешним факторам, а благодаря нашему мышлению. Именно наши мысли создают нашу реальность. Важен даже не сам умерший, а то, как вы его воспринимаете. Ваше восприятие и создает эмоциональную связь. 

Но что делать, если все понимаешь, но страдание и боль все же где-то есть в глубине души?

Поскольку страдания вызывают жалость к себе, то вместо внутренних переживаний лучше всего переключиться на сопереживание другим людям. 

Сопереживания другим означает, что вместо своих эмоций и ощущений, вы пытаетесь понять мысли, желания, чувства других людей. Это могут быть ваши близкие, друзья или же посторонние люди. Главное тут – это переключить внимание с себя на других. Почувствовать себя ими, поставить их чувства на первое место, или, как еще говорят, вобрать в себя мысли, эмоции и желания этих людей, как будто они ваши собственные.

Эта техника является наиболее эффективной при работе с эмоциональными проблемами и психологическими страданиями. Здесь важно быть искренним и просто в течение нескольких минут в день переключать свое внимание с себя на других. Даже если не получается, ничего страшного. Главное – это ваше стремление понять и ощутить внутренний мир других людей. 

Помните, смерть естественна. Без нее невозможно развитие и дальнейшая жизнь. С точки зрения квантовой физики смерть, это лишь смена состояний нашей материи и не более того. Поэтому, научившись принимать эту смену состояний как естественный процесс, без которого невозможна жизнь, вы можете открыть для себя много нового и ценного в этой заложенной природой программе под названием смерть.

Источник:
Евгений Якушев
www.kabmir.com

Год выпуска: 2009
Автор: Перов Юрий
Исполнитель: Воробьёва Ирина
Жанр: Художественная литература
Издательство: Нигде Не Купишь
Тип: аудиокнига
Аудио кодек: MP3
Битрейт аудио: 128 kbps


Описание: Героиня нового романа известного писателя и киносценариста Юрия Перова и впрямь красавица с пышными формами, пользующаяся необыкновенным успехом у мужчин. Среди ее поклонников зловещий Берия и вор "в законе", знаменитый футболист и великий тенор, космонавт и скульптор с мировым именем... По сути дела любовная эпопея Марии - это история нашей страны 50-х - 80-х годов.

P.S. Детям до 18, и коллективное прослушивание не желательно.

1 часть http://depositfiles.com/files/0wi5j981a

2 часть http://depositfiles.com/files/53eohmrze

Из воспоминаний академика Лихачева:
"Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти (а вовсе не «дорогой жизни», как сусально назвали ее наши писатели впоследствии). 
Машины часто проваливались в полыньи (ведь ехали ночью). Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге! Один Бог ведает! У А. Н. Лозановой (фольклористки) погиб на этой дороге муж. Она везла его на детских саночках, так как он уже не мог ходить. По ту сторону Ладоги она оставила его на саночках вместе с чемоданами и пошла получать хлеб. Когда она вернулась с хлебом, ни саней, ни мужа, ни чемоданов не было. Людей грабили, отнимали чемоданы у истощенных, а самих их спускали под лед. Грабежей было очень много. На каждом шагу подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность.
*
Самое страшное было постепенное увольнение сотрудников. По приказу Президиума по подсказке нашего директора — П. И. Лебедева-Полянского, жившего в Москве и совсем не представлявшего, что делается в Ленинграде, происходило «сокращение штатов». Каждую неделю вывешивались приказы об увольнении. Увольнение было страшно, оно было равносильно смертному приговору: увольняемый лишался карточек, поступить на работу было нельзя.
На уволенных карточек не давали. Вымерли все этнографы. Сильно пострадали библиотекари, умерло много математиков — молодых и талантливых. Но зоологи сохранились: многие умели охотиться.
*
Директор Пушкинского Дома не спускался вниз. Его семья эвакуировалась, он переехал жить в Институт и то и дело требовал к себе в кабинет то тарелку супа, то порцию каши. В конце концов он захворал желудком, расспрашивал у меня о признаках язвы и попросил вызвать доктора. Доктор пришел из университетской поликлиники, вошел в комнату, где он лежал с раздутым животом, потянул носом отвратительный воздух в комнате и поморщился; уходя, доктор возмущался и бранился: голодающий врач был вызван к пережравшемуся директору!
*
Зимой, мыши вымерли с голоду. В мороз, утром в тишине, когда мы уже по большей части лежали в своих постелях, мы слышали, как умиравшая мышь конвульсивно скакала где-то у окна и потом подыхала: ни одной крошки не могла она найти в нашей комнате. 
*
В этой столовой кормили по специальным карточкам. Многие сотрудники карточек не получали и приходили... лизать тарелки. 
*
А между тем из Ленинграда ускоренно вывозилось продовольствие и не делалось никаких попыток его рассредоточить, как это сделали англичане в Лондоне. Немцы готовились к блокаде города, а мы — к его сдаче немцам. Эвакуация продовольствия из Ленинграда прекратилась только тогда, когда немцы перерезали все железные дороги; это было в конце августа.
Ленинград готовили к сдаче и по-другому: жгли архивы. По улицам летал пепел. 
*
Город между тем наполнялся людьми: в него бежали жители пригородов, бежали крестьяне. Ленинград был окружен кольцом из крестьянских телег. Их не пускали в Ленинград. Крестьяне стояли таборами со скотом, плачущими детьми, начинавшими мерзнуть в холодные ночи. Первое время к ним ездили из Ленинграда за молоком и мясом: скот резали. К концу 1941 г. все эти крестьянские обозы вымерзли. Вымерзли и те беженцы, которых рассовали по школам и другим общественным зданиям. Помню одно такое переполненное людьми здание на Лиговке. Наверное, сейчас никто из работающих в нем не знает, сколько людей погибло здесь. Наконец, в первую очередь вымирали и те, которые подвергались «внутренней эвакуации» из южных районов города: они тоже были без вещей, без запасов.
Голодали те, кто не мог получать карточек: бежавшие из пригородов и других городов. Они-то и умирали первыми, они жили вповалку на полу вокзалов и школ. Итак, один с двумя карточками, другие без карточек. Этих беженцев без карточек было неисчислимое количество, но и людей с несколькими карточками было немало.
*
Были, действительно, отданы приказы об эвакуации детей. Набирали женщин, которые должны были сопровождать детей. Так как выезд из города по личной инициативе был запрещен, то к детским эшелонам пристраивались все, кто хотел бежать... 
Gозднее мы узнали, что множество детей было отправлено под Новгород — навстречу немцам. Рассказывали, как в Любани сопровождавшие «дамы», похватав своих собственных детей, бежали, покинув детей чужих. Дети бродили голодные, плакали. Маленькие дети не могли назвать своих фамилий, когда их кое-как собрали, и навеки потеряли родителей.
*
Некоторые голодающие буквально приползали к столовой, других втаскивали по лестнице на второй этаж, где помещалась столовая, так как они сами подняться уже не могли. Третьи не могли закрыть рта, и из открытого рта у них сбегала слюна на одежду. 
*
В регистратуре лежало на полу несколько человек, подобранных на улице. Им ставили на руки и на ноги грелки. А между тем их попросту надо было накормить, но накормить было нечем. Я спросил: что же с ними будет дальше? Мне ответили: «Они умрут». — «Но разве нельзя отвезти их в больницу?» — «Не на чем, да и кормить их там все равно нечем. Кормить же их нужно много, так как у них сильная степень истощения». Санитарки стаскивали трупы умерших в подвал. Помню — один был еще совсем молодой. Лицо у него был черное: лица голодающих сильно темнели. Санитарка мне объяснила, что стаскивать трупы вниз надо, пока они еще теплые.
Когда труп похолодеет, выползают вши.
*
Уже в июле началась запись в добровольцы. /…/. А Л. А. Плоткин, записывавший всех, добился своего освобождения по состоянию здоровья и зимой бежал из Ленинграда на самолете, зачислив за несколько часов до своего выезда в штат Института свою «хорошую знакомую» — преподавательницу английского языка и устроив ее также в свой самолет по броне Института.
Нас, «белобилетчиков», зачислили в институтские отряды самообороны, раздали нам охотничьи двустволки и заставили обучаться строю перед Историческим факультетом.
Вскоре и обучение прекратилось: люди уставали, не приходили на занятия и начинали умирать «необученными».
*
Помню, как к нам пришли два спекулянта. Я лежал, дети тоже. В комнате было темно. Она освещалась электрическими батарейками с лампочками от карманного фонаря. Два молодых человека вошли и быстрой скороговоркой стали спрашивать: «Баккара, готовальни, фотоаппараты есть?» Спрашивали и еще что-то. В конце концов что-то у нас купили. Это было уже в феврале или марте. Они были страшны, как могильные черви. Мы еще шевелились в нашем темном склепе, а они уже приготовились нас жрать.
*
Развилось и своеобразное блокадное воровство. Мальчишки, особенно страдавшие от голода (подросткам нужно больше пищи), бросались на хлеб и сразу начинали его есть. Они не пытались убежать: только бы съесть побольше, пока не отняли. Они заранее поднимали воротники, ожидая побоев, ложились на хлеб и ели, ели, ели. А на лестницах домов ожидали другие воры и у ослабевших отнимали продукты, карточки, паспорта. Особенно трудно было пожилым. Те, у которых были отняты карточки, не могли их восстановить. Достаточно было таким ослабевшим не поесть день или два, как они не могли ходить, а когда переставали действовать ноги — наступал конец. Обычно семьи умирали не сразу. Пока в семье был хоть один, кто мог ходить и выкупать хлеб, остальные, лежавшие, были еще живы. Но достаточно было этому последнему перестать ходить или свалиться где-нибудь на улице, на лестнице (особенно тяжело было тем, кто жил на высоких этажах), как наступал конец всей семье.
По улицам лежали трупы. Их никто не подбирал. Кто были умершие? Может быть, у той женщины еще жив ребенок, который ее ждет в пустой холодной и темной квартире? Было очень много женщин, которые кормили своих детей, отнимая у себя необходимый им кусок. Матери эти умирали первыми, а ребнок оставался один. Так умерла наша сослуживица по издательству — О. Г. Давидович. Она все отдавала ребенку. Ее нашли мертвой в своей комнате. Она лежала на постели. Ребенок был с ней под одеялом, теребил мать за нос, пытаясь ее «разбудить». А через несколько дней в комнату Давидович пришли ее «богатые» родственники, чтобы взять... но не ребенка, а несколько оставшихся от нее колец и брошек. Ребенок умер позже в детском саду.
*
У валявшихся на улицах трупов обрезали мягкие части. Началось людоедство! Сперва трупы раздевали, потом обрезали до костей, мяса на них почти не было, обрезанные и голые трупы были страшны.
*
Так съели одну из служащих Издательства АН СССР — Вавилову. Она пошла за мясом (ей сказали адрес, где можно было выменять вещи на мясо) и не вернулась. Погибла где-то около Сытного рынка. Она сравнительно хорошо выглядела. Мы боялись выводить детей на улицу даже днем.
*
Несмотря на отсутствие света, воды, радио, газет, государственная власть «наблюдала». Был арестован Г. А. Гуковский. Под арестом его заставили что-то подписать1, а потом посадили Б. И. Коплана, А. И. Никифорова. Арестовали и В. М. Жирмунского. Жирмунского и Гуковского вскоре выпустили, и они вылетели на самолете. А Коплан умер в тюрьме от голода. Дома умерла его жена — дочь А. А. Шахматова. А. И. Никифорова выпустили, но он был так истощен, что умер вскоре дома (а был он богатырь, русский молодец кровь с молоком, купался всегда зимой в проруби против Биржи на Стрелке). 
1 Мне неоднократно приходилось говорить: под следствием людей заставляли подписывать и то, что они не говорили, не писали, не утверждали или то, что они считали совершенными пустяками. В то время, когда власти готовили Ленин­град к сдаче, простой разговор двух людей о том, что им придется делать, как скрываться, если Ленинград займут немцы, считался чуть ли не изменой родине. 
*
наш заместитель директора по хозяйственной части Канайлов (фамилия-то какая!) выгонял всех, кто пытался пристроиться и умереть в Пушкинском Доме: чтобы не надо было выносить труп. У нас умирали некоторые рабочие, дворники и уборщицы, которых перевели на казарменное положение, оторвали от семьи, а теперь, когда многие не могли дойти до дому, их вышвыривали умирать на тридцатиградусный мороз. Канайлов бдительно следил за всеми, кто ослабевал. Ни один человек не умер в Пушкинском Доме.
Одна из уборщиц была еще довольно сильна, и она отнимала карточки у умирающих для себя и Канайлова. Я был в кабинете у Канайлова. Входит умирающий рабочий (Канайлов и уборщица думали, что он не сможет уже подняться с постели), вид у него был страшный (изо рта бежала слюна, глаза вылезли, вылезли и зубы). Он появился в дверях кабинета Канайлова как привидение, как полуразложившийся труп и глухо говорил только одно слово: «Карточки, карточки!» Канайлов не сразу разобрал, что тот говорит, но когда понял, что он просит отдать ему карточки, страшно рассвирепел, ругал его и толкнул. Тот упал. Что произошло дальше, не помню. Должно быть, и его вытолкали на улицу.
Теперь Канайлов работает в Саратове, кажется, член Горсовета, вообще — «занимает должность».
*
Женщина (Зина ее знала) забирала к себе в комнату детей умерших путиловских рабочих (я писал уже, что дети часто умирали позднее родителей, так как родители отдавали им свой хлеб), получала на них карточки, но... не кормила. Детей она запирала. Обессиленные дети не могли встать с постелей; они лежали тихо и тихо умирали. Трупы их оставались тут же до начала следующего месяца, пока можно было на них получать еще карточки. Весной эта женщина уехала в Архангельск. Это была тоже форма людоедства, но людоедства самого страшного.
*
власть в городе приободрилась: вместо старых истощенных милиционеров по дороге смерти прислали новых — здоровых. Говорили — из Вологодской области.
*
Я думаю, что подлинная жизнь — это голод, все остальное мираж. В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие — злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было.
Модзалевские уехали из Ленинграда, бросив умиравшую дочурку в больнице. Этим они спасли жизнь других своих детей. Эйхенбаумы кормили одну из дочек, так как иначе умерли бы обе. Салтыковы весной, уезжая из Ленинграда, оставили на перроне Финляндского вокзала свою мать привязанной к саночкам, так как ее не пропустил саннадзор. Оставляли умирающих: матерей, отцов, жен, детей; переставали кормить тех, кого «бесполезно» было кормить; выбирали, кого из детей спасти; покидали в стационарах, в больницах, на перроне, в промерзших квартирах, чтобы спастись самим; обирали умерших — искали у них золотые вещи; выдирали золотые зубы; отрезали пальцы, чтобы снять обручальные кольца у умерших — мужа или жены; раздевали трупы на улице, чтобы забрать у них теплые вещи для живых; отрезали остатки иссохшей кожи на трупах, чтобы сварить из нее суп для детей; готовы были отрезать мясо у себя для детей; покидаемые — оставались безмолвно, писали дневники и записки, чтобы после хоть кто-нибудь узнал о том, как умирали миллионы. Разве страшны были вновь начинавшиеся обстрелы и налеты немецкой авиации? Кого они могли напугать? Сытых ведь не было. Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить величайшую подлость и величайшее самопожертвование, не боясь смерти. И мозг умирает последним: тогда, когда умерла совесть, страх, способность двигаться, чувствовать у одних и когда умер эгоизм, чувство самосохранения, трусость, боль — у других.
Правда о ленинградской блокаде никогда не будет напечатана."

Из воспоминаний академика Д.С. Лихачева:

«Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти (а вовсе не «дорогой жизни», как сусально назвали ее наши писатели впоследствии).
Машины часто проваливались в полыньи (ведь ехали ночью). Рассказывали, что одна мать сошла с ума: она ехала во второй машине, а в первой ехали ее дети, и эта первая машина на ее глазах провалилась под лед. Ее машина быстро объехала полынью, где дети корчились под водой, и помчалась дальше, не останавливаясь. Сколько людей умерло от истощения, было убито, провалилось под лед, замерзло или пропало без вести на этой дороге! Один Бог ведает! У А. Н. Лозановой (фольклористки) погиб на этой дороге муж. Она везла его на детских саночках, так как он уже не мог ходить. По ту сторону Ладоги она оставила его на саночках вместе с чемоданами и пошла получать хлеб. Когда она вернулась с хлебом, ни саней, ни мужа, ни чемоданов не было. Людей грабили, отнимали чемоданы у истощенных, а самих их спускали под лед. Грабежей было очень много. На каждом шагу подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность.

***

Самое страшное было постепенное увольнение сотрудников. По приказу Президиума по подсказке нашего директора — П. И. Лебедева-Полянского, жившего в Москве и совсем не представлявшего, что делается в Ленинграде, происходило «сокращение штатов». Каждую неделю вывешивались приказы об увольнении. Увольнение было страшно, оно было равносильно смертному приговору: увольняемый лишался карточек, поступить на работу было нельзя.
На уволенных карточек не давали. Вымерли все этнографы. Сильно пострадали библиотекари, умерло много математиков — молодых и талантливых. Но зоологи сохранились: многие умели охотиться.