Колонны сосновых стен:
корни ломают сеть городских систем.
В детском саду зайчиха растит зайчат.
А на столбах репродукторы.

Все молчат.

Я не особо представить могу себе...
скажем, себя самолично в такой борьбе.

Как это – в бездну сыпать
песок, карбид,
когда третий ангел рядом с тобой трубит?
Чувствовать сердцем каждый проклятый Рад.

Через четыре дня первомай, парад,
сотни детей... Господи, иже еси!
Не говори, не думай, песок неси.

Сложно представить, проще – не знать совсем.
И почему-то стыдно.

Ушедшим всем –
тщедушным противогазам, закатанным рукавам,
сгоревшим, не отступившим.

Спасибо вам.

Саша Кладбище

Остаться бы на точке невозврата,
Нажать ESCAPE, вернуться бы туда,
Где брат не поднимал меча на брата,
Где песню ветра пели провода,
И где над головами только птицы –
Не вертолёты – мчали в облаках!
Где мы детей качали на руках,
Где у людей приветливые лица,
Где сеть зелёную плетёт весна...
Но слишком поздно. Пройдена граница.
Идёт война.

Жанна Жарова

Дмитрий Быков // "Новая газета", №53, 25 мая 2015 года
"Господа, я предлагаю тост за матерей, которые бросают детей своих".
А.Н.Островский «Без вины виноватые»

И вот на день-рожденье Осино я думаю (прямая связь): что делать, чтобы ты не бросила, не прокляла, не отреклась? Что делать, чтоб тебе понравиться и не погибнуть в тот же час, как только у тебя появится резон избавиться от нас? Чуть кто-нибудь по воле случая попался в плен,
ведя бои, — ты сразу скажешь: я, могучая, — не я, и дети не мои. Они наймиты, а не воины, признало даже Би-би-си, они давно уже уволены, не веришь мне — жену спроси…

В частях их нет, из списков вылетели...
Пойди пойми, что все не зря! Каныгин к ним допущен, видите ли, а дипломатам что, нельзя? Видать, нельзя. Российской душеньке враждебна
милость искони. Они теперь уже не ГРУшники — уже двурушники они!

И то сказать, любые пленные — позор. Их совесть нечиста. Они, предатели презренные, не стоят Красного Креста. Не обладают честным именем, не видят нашей правоты… Хоть застрелились бы, как минимум, а то ведь выжили, скоты!

И эти все, колонна пятая, — жалеть не стоит ни о
ком: стишки в Америке печатая, «Свободу» слушая тайком, — вы сами Родину подставили, законы общества поправ; вы вне закона — но не сами ли себя лишили общих прав, травя генсека-паралитика и осмеяв рабочий класс?! Нет
правды, есть геополитика. Кто не за нас, тот против нас. Здесь так бывало пересолено, таких поперли за кордон, что на Гуриева и Сонина мы просто харкнули, пардон. Кто говорит о вырождении? Мы не хотим иной судьбы: у нас красавицы и гении всегда родятся, как грибы.

Весь этот год с его тоскою и злобою, из каждой трещины полезшими вдруг, я слышу ноту непростую, особую, к любому голосу примешанный звук, похожий, кажется, на пены шипение, на шелест гальки после шторма в Крыму, на выжидающего зверя сопение, но только зверя не видать никому.

И вот, пока они кидаются бреднями, и врут, как водится у них искони, плюс измываются уже над последними, кто не уехал и не стал, как они, пока трясут, как прокаженный трещоткою, своими байками о главном-родном и глушат бабками, и кровью, и водкою свой тихий ужас пред завтрашним днем, покуда дергаются, словно повешенный, похабно высунув язык-помело, — я слышу голос, незаметно примешанный к неутихающему их трололо. И сквозь напавшее на всех отупение он все отчетливее слышится мне — как будто чайника ночное сипение, его кипение на малом огне.

Покуда зреет напряженье предсудное, рытье окопов и прокладка траншей — всё четче слышится движенье подспудное, однако внятное для чутких ушей. Господь не в ветре, урагане и грохоте — так может действовать испуганный бес; и нарастание безумства и похоти всегда карается не громом с небес; Господь не действует ни криком, ни порохом — его практически неслышимый глас сопровождается таинственным шорохом, с которым лопается пена подчас, и вот я чувствую, чувствую, чувствую, хоть признаваться и себе не хочу, — как в громовую какофонию гнусную уже вплетается нежнейшее «Чу»…

Пока последними становятся первые, не остается ни порядков, ни схем, оно мне сладостно, как ангелов пение за темнотой, за облаками, за всем: такое тихое, почти акапельное, неуязвимое для споров и драк.

ВЕДЬ ЭТО ЛОПАЕТСЯ БОЖЬЕ ТЕРПЕНИЕ.

ОНО ВЕДЬ ЛОПАЕТСЯ ИМЕННО ТАК.

Дм. Быков

Усе завмерло, рушаться ваги,
Як перехилить чашу – стане пізно,
Кров закипить, яка завгодно, різна,
І тільки попіл ляже навкруги...
Імла збирає сили чималі:
Свої ракети, орди та гармати.

Але Господь дав кожному тримати
Маленький сектор рідної землі.
І я тримати буду. Чуєш, ні?
Мені ти в очі подивися, брате.
Я вдома, і не страшно помирати.
А як, скажи, тобі – на чужині,
Так, горілиць, лежати у траві?

Най розірветься це жахливе коло.
Нехай ваги не рушаться ніколи.
Відходь. Іди додому. І живи.

Саша Кладбище

Да сбегутся все нытики, и знатоки, и критики,
У проплаченных ботов случится пускай аврал.
Я когда-то сказал, что не буду писать о политике –
Я соврал.
А ведь скоро уже будет год, без десятка дней:
Вечеринка нон-стоп, песня пламени или льда.
Правда, я бы хотел никогда не писать о ней.
Никогда.
Но сейчас напишу, чтобы точки чуть-чуть над i.
Вы читаете это, правда, друзья мои?
Или те, что со мной много лет на короткой ноге, а?
Или те, что немного попутали берега?
От политики – если еще и с приставкой «гео» –
Можно очень легко перебраться в разряд врага.
Впрочем, я не об этом:
пусть рубятся боты ратями,
Выясняя в ЖЖ, кто, куда, по каким правам.
Я и сам не сторонник говна «мы не будем братьями».
Лучше вам
Расскажу про парнишку. Детдомовского, донецкого.
Его кинули с хатой. И он после дома детского
Кое-как смог устроиться дворником. Жил затворником,
Мастерил из журнальных страничек бумажных птичек.
Ну, таких, оригами, вы знаете, журавлей.
Продавал по две гривны (аналог шести рублей).
И когда накопилось достаточно на билет,
Он оставил метлу, и уехал автобусом в Киев,
Где на площади рядом стояли – как он, такие,
Ну, искатели правды, по двадцать и тридцать лет.
На вопрос, что он делает здесь – ну и что потом,
Он сказал «Я всю жизнь свою, знаешь, живу скотом,
Я хлебнул нищеты и ментовского беспредела.
Надоело».
Или лучше про девушку. Девочку. Палец замер,
Между стуками сердца – неслышное «Отче наш».
Клик по мышке – опять обновление всех вебкамер,
Потому что на камерах – парень и брат. Она ж
Не пошла, не смогла – перемерзла вчера, а нынче
Через камеры смотрит, как над баррикадой взвинчен
Сизый воздух. И шлемов лавина черным черна.
Парень с братом в тот раз устоят – не уйдут, не сгинут.
Первый «молотов» был через месяц в лавину кинут.
Через пять будет полным ходом идти война.
Ах, простите, «АТО».
Нет, не то. Лучше так – вот вам кухня. Февраль. Столица.
И за окнами тихо. Деревья во льду звенят.
В кухне курят друзья. И черны их глаза и лица,
А в ушах их – расстрелянной сотни орущий ад.
- Хорошо, что живой.
- Два осколочных – спас рюкзак.
- Мне сломали ребро и камеру. Просто так.
- Шлем строительный был. Щит фанерный. Подгон от НАТО.
- У меня на глазах разорвала двоих граната.

В общем, лучше про март.
Я расплакался только в марте.
Вот духовные скрепы на контурной рваной карте.
Вот слова безвозвратно и страшно произнесены.

Я родился в России. Россия мое отечество.

На глазах у всего прогрессивного человечества
Отрывает кусок у несчастной моей страны.

***
Здесь чуть-чуть отступлю. Не считайте, что я вхожу в раж, но
Это важно понять!..

Хотя, впрочем, уже неважно.

Всё равно не дойдет. Просто раньше мы были с вами
Как одно: на Норд-осте, на Курске, и там, в Беслане;
От всеискренней, общей, родной, безраздельной боли –
До побед на футболе –
одно!

А теперь не боле,
чем глухое ничто. И внутри…
в общем, всё иначе.
«Поскачите, уроды!»
Поскачем. Теперь – поскачем.
«Не простим вам Донбасс, и одесской Хатыни ада!»
И не надо.
Теперь нам прощенья от вас – не надо.
Мне «замёрзни, майдаун!» закадыка прислал вчерашний.
Было страшно.
То, что это вина не Бандеры, не Джонни Деппа,
Капитана Америки, геев или госдепа,
Даже Нуланд и Байден кричали бы нам едва ли:
«Усраина? А что это?», «Сами вы Крым просрали!»
«Сучьи укры, каклы!», «Уронили херои сало!»
Или мало?

Конечно же, мало. Восток в руинах.
Виновата во всем, разумеется, Украина,
Ах, тупые хохлы, разбомбили свой дом и рады!
Ну а то, что там ездят российские танки, «грады»,
Не доказано. Скажем потом, когда будет надо.
Больше ада.
Давай. Отправляй в кураже-угаре
Казаков, и актеров, и байкеров – на сафари.
Пусть попы «Искандеры» освятят, давай же, ну же,
Дальше хуже.
* * *
Всё, что я говорю – слишком мерзко, ужасно, дико.
Я покаяться должен.
Покаюсь. А ты иди-ка
Про прощение скажешь погибшим моим друзьям,
Всем, кто после расстрела не встал из казачьих ям;
Им скажи, как без вежливой помощи «Крым ушел»,
Как «не наши ракеты» врезаются в землю с воем,
Как везли только гречку с консервами гумконвоем.
Хорошо?
Мы ответим, ответим – все будем перед ответом,
Может быть, на том свете – а может быть, и на этом,
За убитых детей, слёзы беженцев на вокзале.
(Я не жёг никого, но отвечу, раз так сказали),
Пусть поджарят в котле или вешают, как Иуду.

Только, друг бывший мой, не тебе отвечать я буду.
Я пытался понять, я пытался возненавидеть,
А теперь хочу просто тебя никогда не видеть.

Там решат наверху, кого в ад, кто допущен к раю.

Ненавидеть – не смог.
Так что попросту
Презираю.

Саша Кладбище

Мы жалуемся все на непогоду

За окнами не лето, а зима

Не гневайте... ни Бога, ни природу

Ведь у других за окнами - война...

Коли вночі у дім, квартиру, хату
Прийде Різдво, ялинка і вогні -
Згадай, хоч на хвилинку, про солдата,
Який в окопі мерзне на війні.
Який своє Різдво зустріне в полі
Під кулі свист і вітру коляду…
Хай спогад твій йому тамує болі,
Хай щира згадка піднімає дух,
Бо в цьогорічнім році щастя й туга
Змішались в датах, цифрах, іменах…
Яке ж Різдво без батька, сина, друга…
Які ж свята, коли іде війна.
І в час, коли годинник цокне в тиші
Й по вінця буде келих. Щастя… сміх…
Не говори тостів хвалебно-пишних,
А помолись за мертвих і живих.

Михайло Плосковітов

Спасибо тем, кто ушел,
чтобы мы оставались живы.
Мирным павшим и всем служивым –
пусть вам будет там хорошо.
Тем, кто кремень, скала, гранит,
тем, кто мир на плечах хранит,
кто нас делает лучше, строже…
Кто остался и стал дороже.
Тем, кто бросил – спасибо тоже
за фильтрацию лишних масс.
И спасибо, великий Боже,
Что Ты всё еще веришь в нас.

Саша Кладбище

От «Эха…» — не заткнут его авось! — нам давеча услышать довелося, что он
не собирается в Давос. И правильно! Что делать там, в Давосе? На этот
форум, в их калашный ряд, я лично не показывал бы носу. Теперь уж и
Медведев, говорят, не едет к ним. Совсем кранты Давосу! Кто ниже-то
Медведева, прикинь? — но вот и он их, кажется, покинул… Не ездил бы я,
кстати, и в Пекин. У нас одни конфузы с тем Пекином. О газовых
контрактах промолчу, но всякий жест грозит газетной смутой: Обаму не
похлопай по плечу, жену партнера пледом не укутай… Тошнит от
либерального вранья, не умолкают, сколько ни борись, блин. По совести,
ив Брисбен тоже я не стал бы ездить. Что нам этот Брисбен? Съезжается
напыщенная знать и критикует нашего гаранта. Еще гадали — звать или не
звать, и Эббот учит жизни — во баран-то! А как старались, чтобы хорошо
бтам выглядеть! Чтоб знала вся клоака! Весь агитпроп пиарил фотошоп,
показанный Леонтьевым в «Однако».

Российский интернет в последний год не видывал такого разогрева: в
пятикилометровый самолет стреляли справа, а попали слева.Иной имперец
даже пожалел, что запятнал фейсбук таким примером, — плюс там в
экспертах назван инженер, который не являлся инженером. И этот бред
показан в лучший час, попал в газеты, издан-переиздан — да кто бы так
сумел подставить нас пред целым миром, если бы не Брисбен?! Не надо
ездить, в этом вся беда, прервем контакты, к собственному благу, и не
поедем больше никуда из нашей бездны…

Разве что в Гаагу.

Какэтот город мне напоминал наш Питер, столь привычный для кого-то! Там
Обводной имеется канал, а по краям имеются болота. Как объяснит вам
всякий эрудит, с шестнадцатого века в той Гааге правительство Голландии
сидит и размышляет о голландском благе. Там Эшера имеется музей, чтоб
лидеры российского разлива могли узнать не только от друзей, как часто
лгут объем и перспектива. Зимой не больше минус десяти — смешно и
слушать русскому варягу… И главное, что нынче все пути действительно
ведут сюда, в Гаагу. Вводи войска, а хочешь — уведи, плюй на законы (что
закон?! — бумага!) — не отступить. Гаага позади.

И впереди, по-моему, Гаага.

Д.Быков.

Да, можно спать, сирены слыша вой,
Лояльным быть к захваченному трону,
И можно жить в коленно-локтевой
Позиции «авось меня не тронут».
Вещать о намерениях благих,
Свой мирный быт закрыв здоровой ленью.
Ругать одних, оправдывать других,
Потом наоборот, по настроенью.

Но сложно прежним оставаться, бро,
Когда оно навалится – всё сразу,
Когда ты плачешь, не понять, от газа,
Или узрев воочию добро
С разбитыми в хламину кулаками.

Пусть, кто безгрешен, первый бросит камень.

И даже если впереди провал,
Огонь, цунами, воронкИ, ворОнки –
Я буду петь о тех, кто воевал.
А не о тех, кто молча ждал в сторонке.

Ось якими вони усі є – із палаючими очами
Не за Захід, не за Росію на морозі стоять ночами,
Бо тепер уже інша справа, не до заходу чи до сходу,
А – чи має людина право на нещасну свою свободу?
Бо під ранок невинні лóби їм скривавлюють так завзято;
Бо лихого царька холопи на Майдані їм роблять «свято»!
Бо людей не кийок калічить, а плювання з брудного рота.
Од того і збирали віче – без надії з ночі в суботу,
І стояли, і голосили – всі ті хлопчики та дівчата.
Просто більше не стало сили
все це бачити –
і мовчати.

1 грудня 2013

Посвящается особо отличившимся интернациональным интернет-воинам диванных дивизий.
+ + +

Никогда мы не будем братьями
С тем, кто сыпет в других проклятьями,
С тем, кто хочет повесить «сепара»
Или хлопца из «Правого Сектора».
Вы друг друга зовете гадами –
Бандерлогами, колорадами.
Вы – носители зла заразного,
Только флаги у вас цвета разного.
Вам не жмут еще доли лобные?
Вы безумные. Мы – беззлобные.
У вас войны в Сети анальные.
Вы садисты – а мы нормальные.
Вы другому желаете ужаса,
Мы поспорим – и снова подружимся.
Нам не надобно, чтоб осознаться бы,
Унижать чью-то речь или нацию.
Продолжайте, диванные рыцари!
Что желаешь – вернется сторицею.
Вам – проклятья и дым отечества,
Нам – нормальное человечество.

Саша Кладбище

Спасибо, Господи, за зиму,
И за прошедшую весну.
За то, что я невыносимо
Вдруг полюбил свою страну.
За то, что близкие живые.
За то, что в этой смуте всей
По-настоящему впервые
Я стал ценить своих друзей.
За дни, когда святая вера
Из безнадёжности росла,
За сеющих добро без меры
Среди жестокости и зла.
За то, что лживые пророки
Победы не смогли достичь,
И – пусть за страшные – уроки,
Что посильнее всяких притч.
За тех, кто выстоял, рискуя,
Ни капли не прося взамен.
Спасибо, Боже, что живу я
Во время страшных перемен!
От благодарного куплета
В куплет надежды перейду:
Ведь я надеюсь – будет лето,
(Ну, хоть в каком-нибудь году)
И заблестят на солнце крыши,
И будет ласковым закат,
И зацветут цветы в покрышках
Уже ненужных баррикад.
И снова мирной будет площадь
И ярок звездный свет над ней,
И будет всё светлей и проще,
И ночь без зарева огней,
Рассвет, каштаны, Прорезная,
И в сквере песня соловья…

А будем живы ли – не знаю.
Всё воля, Господи, твоя.

Саша Кладбище

Смотрит братишка на брата через прицел:

- Шёл бы ты, брат, отсюда, покуда цел.
Дура война.
Помнишь, прадед был под Сталинградом, и
Фрица давил. Как мне память его предать?
Вы нас с позиций всё утро мочили «градами»,
Просто мы все – не люди для вас, видать.
Как вы нас – быдло, и ватники колорадские?
И с самолётов по городу… Не простим.
Знаешь, я сжёг в себе, братец, все чувства братские,
Этот процесс – он как выстрел, необратим.

- Дура война.
Знаешь, брат, были б сами рады мы
Не воевать, а на реку пойти – июль!
Вы нас с позиций всё утро мочили «градами»,
И разрывало воздух от ваших пуль.
Вы нас клеймили уродами и фашистами,
Срок приговор-исполнение – полчаса…

Падают оба в траву – лапами пушистыми
Тянутся
одуванчики
в небеса.

В этой войне
каждый правым считается вроде, ну?
Если очистить от телека нечистот –
Этот и этот пошли воевать за Родину,
Значит, они не отступят – ни тот, ни тот.
Синее небо июля стрижами вышито,
Стелется трассер разорванной бахромой.

Только вернитесь живыми, вы оба, слышите?
Просто вернитесь живыми скорей домой.


Саша Кладбище

Не маячит надежда мне,
То мелькнет, то куда-то денется.
И в загадочной этой стране
Ничего никогда не изменится.

И от этого даже легко
Опосля, как пропустишь стопочку.
Референдум прошел под пивко -
Панихиды пройдут под водочку.

И причины искать не надо:
Просто любят бараны стадо,
Ну а то, что в стаде их режут,
Так ведь это не всех, так ведь это все реже.

И по кругу пойдет дорога
Им, баранам, не нужно много
Забрасают в загон питание,
Вот и все проблемы бараньи.

Чтоб решать проблемы бараньи,
Существует голосование.
Все по карточкам, все законно,
Все, конечно, внутри загона.

А зачем баранам наружу?
Там ведь ум не бараний нужен,
Там ночами от страха жарко -
Там пастух и его овчарка.

Пастухи без особых хлопот
Над баранами ставят опыт.
Не спросившись про их желанья,
Ставят опыт на выживание.

Вечерами за шашлыками
Громко цокают языками,
Удивляясь на стадо с кручи:
Ох, живучи, ну и живучи


Андрей Макаревич

Выживая, выдерживая ли, урча, учась,
Человечество будто нарочно идёт по краю:
Вот мы тут сидим с тобой, такие, смеёмся, пьём чай
С печеньем, а где-то сейчас
Стреляют.

Совершенствуясь, совершая… Кровавый девятый вал:
Меч, копьё, иприт, АКМ, водородная бомба…
Так обыденно и привычно:
Афган,
Чечня,
Цхинвал…
Творческий кризис Бога.

Это даже не страшно – так много десятков лет
Из пустого в порожнее льются очерки журналистские.
Но… так хочется верить: настанет минута молчания по всей Земле –
Первая в мире без эха выстрелов.

И пускай не минута даже: короткий миг –
Тих, спокоен, чем нестандартен и непривычен.
И, быть может, тогда поверится, что наш
Маленький
Бедный
Мир –
Не горючая пылинка на боку коробка спичек.


Е. Ермолина

Мой дед в сорок пятом дошел до Берлина,
Отец мой с Донбасса, и русская – мать.

…Рожден я в Союзе. И вдруг – Украина!
И нужно учиться ее понимать.
Всё было другим – потому интересным,
Мне слог – и порядок здесь был незнаком.
Слова изучал я по сказкам и песням,
И мова мне стала вторым языком.
Поля колосились – и житом, и рожью,
Над ними, как прапор, цвела синева.
Мне пели Полтава, Донецк, Запорожье,
И Львов, и Хмельницкий дарили слова.
Хохлы с москалями тут жили едино –
Такой нам порядок был Господом дан.
И стало однажды, что в смуты годину
Мы против бандита пошли на Майдан.
Мы жгли и ломали, а после – чинили,
Мы стали с колен подниматься как раз…
Но вдруг нас и предали, и очернили –
Назвали фашисты фашистами нас!
И взяв эту ложь оправданием странным,
Россия – мой корень, опора и дух –
Не дав зарастить нам кровавые раны
Предательски в спину ударила вдруг,
Кусок отрывая – без анастезии!
И вот, презирая изменников рать,
Я, русский по крови – я против России,
Что хочет краину мою разорвать!
Меня называют фашистом с экрана,
И я – за Россию быть должен, скажи?
Я против – не русских, но против тирана,
Речей его сладких и мерзостной лжи!
За то, что хотели свободы и правды,
Мы стали врагами России? Ну вот,
Надеюсь, теперь вы действительно рады:
Я – русобандера, мутант-патриот!
Зашлите нам клоунов новую стаю –
Оправдывать нужно кровавый навет!
Я двадцать три года по-русски читаю,
И только «спасибі!» я слышал в ответ,
Но вам-то виднее, что русский в опале,
Что Пушкина сборники жгут на костре.
Вот только не мы на Россию напали:
Россия свинью подложила сестре!
Но каждый из тех, кто заваривал кашу –
Скорей закатайте обратно губу,
И вон с Украины! А «вежливость» вашу
Засуньте себе вместе с газом в трубу.
Ах, карлик, ты думал, получишь на блюдце
Козачий наш край в этой подлой борьбе?

Но русские – русские, знай, не сдаются.
И мы не сдадим Украину тебе.

Саша Кладбисче

Я в темноте, где не видать ни зги.

Я – зомби, мне промыли все мозги!

Промыли мощно.

Вдруг видны детали:

Что двадцать лет мы в жопе обитали,

И что уже три года от звонка –

И до звонка говно, а не повидло

Нам, улыбаясь, скармливает быдло,

А мы едим!

Нет. Лучше есть мозги,

быть зомби –

И как зомби выползать

Вперед руками – только бы подальше

От их каналов, полных лжи и фальши,

От «перемирий» и «покращень» от!

Моя – меня! – милиция калечит,

Моя страна меня гранатой лечит,

Мой президент – мудак и идиот!

Вокруг огонь, и люди гибнут снова…

Я лучше буду зомби, право слово,

Смотри, иду – и ноги волочу!

Мне норм!

Я знаю всё, чего хочу.

Хочу не быть довольным полумерам,

Хочу гордиться милиционером,

И жить, и не бояться ничего.

Хочу платить налоги – честно, правда,

И чтобы президент, и чтобы Рада,

И гимн поют – и вот, я под него

Встаю – рука у сердца…

Да, как зомби!

Идя вперед, вдыхая дым и газ

В своей святой, неповторимой злобе

Ко всем, кто, хохоча, плюёт на нас!

Я зомби – гной и грязь, в крови рубаха,

Но я иду. Иду вперед без страха,

Нас сотни тысяч – каждый зомби, лично,

Ужаснейшее зрелище, скажи?

Ах, как мозги промыли нам отлично

От всякой мрази, мерзости и лжи.




Саша Кладбисче