Какая-то действительно смертельная страсть —
Как можно откровеннее пасть.
Травила Макаревича советская власть —
Потравит и российская власть.
Проклятьями наполнен федеральный эфир,
Последовал верховный заказ...
Не стоит залупаться на изменчивый мир —
Он может залупиться на нас.

Естественно, и прочих окликали: «К ноге!»,
За многими следила ЧК,
Травили и Кормильцева, и даже БГ,
Уж я не говорю — Шевчука,
Но как-то Макаревич был лиричен и тих —
А все же огребал за двоих…
Они, должно быть, думали, он собственность их.
А он, как оказалось, не их.

За них уже, как водится, Третьяк, Роднина,
И Гергиев, и главный альтист —
Давайте у Макара отберем ордена
И звание «Народный артист»!
Пускай он поторопится прибиться к своим,
И сразу все простится ему.
Не стоит заступаться за отхваченный Крым —
Такого не потерпят в Крыму.

Мы чувствуем, что подан недвусмысленный знак.
Свободы нам уже не грозят.
Сейчас «Машина времени» сработала так,
Что все переместилось назад.
Тем больше уважухи тем, кто встал поперек
Извилистых привычных дорог.
Мы спорили, бывало: это рок иль не рок?
Сегодня оказалось, что рок.

Д.Быков

Когда рискуешь каждую минуту
Згубити розум и сойти с ума,
Нас називають «банда майданутих»,
«Бендеровцы», «фашисты» и «чума».
Но может быть… Не хочешь ли узнать-ка,
(уверен, ты не знал, что это так),
Що «вуйко» означає «рідний дядько».
А мамы брат – тебе он разве враг?
Подумай, що заховане у слові!
Тогда добра настанет перевес.
Галичина – земля краси й любові,
А вовсе не «дивизия SS».
Шахтер – герой труда и работяга,
А не «донецьке бидло із совка».
И подвиг есть – і також є звитяга.
Тримай-но руку! – Вот моя рука!
Им нас не разделить. Не розлучити,
Бо ми брати. Мы братья навсегда,
Нам рядом жить – нам поруч вічно жити!

Я знаю – час настане, и тогда
В краю родном, у рідному у краю,
Перетнемо ту прокляту межу.

Героям слава! – не перекладаю.
Героям – слава. Не перевожу.

Саша Кladbische

Я могу говорить
На любом языке,
Жить в любом уголке
Необъятной планеты,
Обитать на болоте,
В снегах, на песке,
Только суть моя
Видимо, вовсе не этом.
Я могу пить текилу,
Вино и коньяк,
Заедая мацони
Мацой или салом,
Это все на меня
Не влияет никак
Ни в великом значеньи,
Ни, видимо, в малом.
Но повсюду -
Хоть ночью меня разбуди,
Я готов повторять
До озноба на коже:
Украинское сердце
Ношу я в груди,
И в душе остаюсь
Украинцем я тоже.
И не скажет никто,
Почему мне так мил,
Этот мир вышиванок
И вечных мелодий,
Мир старинных церквей
И забытых могил,
И легенд,
Что еще обитают в народе.
Это в генах моих
И, наверно в крови,
Это в том,
Что духовной зовут пуповиной.
Никому, никогда
Не разрушить Любви,
Что навеки связала меня
С Украиной!
Кто похож на меня,
Тот конечно поймет -
Остальным -
Я готов повторить с убежденьем:
Я не дам никому
Растоптать мой Народ
И его заменить
населеньем...

Анатолий Матвийчук

Владимир Владимирович Маяковский и Андрей Орлов-Орлуша
«Разговор с товарищем Путиным.

Грудой дел, суматохой банальной, день переходит в вечерний момент.
Двое на площади Триумфальной: я – в смысле памятник – и президент.
Я, как положено монументу, ростом повыше, башкой к небесам.
К ноге привязана белая лента, но это я, честно, сделал не сам.
Путин частенько ко мне приезжает, забыв, что здесь может происходить,
может стихи мои уважает, а, может, просто – поговорить.
Мы с ним толкуем довольно жестко, спорим запросто, горячо:
я, например, говорю ему: «Тезка, скажи мне по-честному как там, чо?
От нас поэтов не жди оваций, по, крайней мере, не от меня,
к примеру, развитие инноваций – это правда или фигня?
Давай-ка, Володя, правду выкладывай, не по бюджету, а по душе!»
Слышу в ответ: «Положение задовое, но что-то делается уже.
Мы догоняем другие страны, по многим факторам – впереди.
Таких, как ученого Перельмана, пойди попробуй у них найди!
У нас таких самородков – тыщи, загадочен гений нашей страны,
напрасно буржуй нас с подачкой ищет: нам их премии не нужны!»
Рот открыт в напряженной речи, бровей щетинки вздернулись ввысь,
во взгляде боль от судьбы человечьей, и о зверей выживания мысль.
«Ты думаешь, нам для чего миллиарды? Зачем мы тут копим рубли к рублям?
Знаешь, как плохо живут леопарды? Ты думаешь, жить легко журавлям?
Сердце готово от боли сжаться: их же может совсем не стать!
Короче, я тигров учу размножаться, а журавлей в небесах летать.
Еще теряем нищь и оголь, ширится добыча нефти и газа,
но рядом с этим, конечно, много всяческой сволочи и заразы.
Устаешь огрызаться и отбиваться, иные совсем отбились от рук:
очень много всяких мерзавцев ходит народных денег вокруг.
Многие не понимают сути на Триумфальной и Чистопрудной.
Мы их всех, конечно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно.»
Короче, все рассказал, без утайки, про то, что кризис – не ерунда,
про то, что не любит закручивать гайки, но нынче без этого никуда,
про то, что нашей любимой нации, чтоб солнце светило в стекла окон,
нужны не дурацкие инновации, а жесткие правила и закон.
Причем, не первый закон гидравлики, а чтоб не безумствовал интернет.»
Потом, подумав, сказал: «Журавлики, милей журавликов птичек нет!»
Поговорить не успели, жалко, мы на прощанье руки пожали,
он сел в большой дельтоплан с мигалкой и скрылся, курлыча, в небесной дали.
Ночь накидала на площадь тени. Вдруг, показалось, видеть могу:
Вон за собою стадо оленей гордо и смело ведет Шайгу.
Вон, все дела и заботы брося, кинув гламурную мишуру,
Рома на нерест ведет лосося, чтоб показать, как метать икру.
Вон с хомячками идет Навальный, вон за Собчак семенит табун,
вон за Мутко, матерясь нахально, звери по нато бегут с трибун.
Может не нужно нам инноваций? может проще решение есть?
Если дождемся таких миграций, значит есть смысл оставаться здесь?
Грудой дел, бестолковых по сути, день закатился, как солнца блин.
Я, не мигая, смотрел, как Путин в небе вел журалиный клин.»

Новейшие планы Верховного Мага (насколько постиг я, почтительный раб) — расширить присутствие гимна и флага в реальности русской. И правда, пора б! Российская слава сгорает бездымно, уходит в преданья, что твой Оссиан, — поскольку свой день начинает без гимна, без пения вслух большинство россиян. Ведь гимн — это истинный шанс прикоснуться к величью Отчизны. Почувствуй, тупой: ты все же проснулся, а мог не проснуться, у нас это просто. Проснись же — и пой! Ты мог бы проснуться в участке, на зоне, в канаве (в подпитии заночевав), в программе Малахова, в вечном позоре; ты мог в Бирюлеве проснуться, чувак! Ты мог бы воскликнуть в сердитом бессильи — мол, тресни весь мир, раздолбать его на … — и сесть за призывы к развалу России, поскольку ведь треснет при том и она; а мог бы — за приступ кощунственной злобы, за отчую власть, оскорбленную честь, за церковь… да трудно придумать, за что бы при должном стараньи ты мог бы не сесть. Пока ты не тронут. Великое благо! Буквально восторг закипает в груди. Оденься в цвета трехполосного флага, раскрась ими мордочку, так и ходи! И главное — громче, чтоб знали соседи, которые пристально бдят за стеной, — труби во весь голос при каждой победе, военной, спортивной и всякой иной, чтоб слышали, сволочи, слева и справа, не зная покоя, не ведая сна: «Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна!»



Пусть все голосят, от скина до фаната, чтоб знали: достойные детки растут. Сказал же Шойгу: расширяется НАТО. Оно уже рядом. Оно уже тут. Страну окружает всемирное скотство и ждет, на последнем застыв рубеже. Тряпьем и айфонами их производства весь внутренний рынок завален уже. Несчастным приходится много трудиться и думать убогой своей головой, а ты и без этого можешь гордиться — размерами! Предками! Тем, что живой! И эти пиндосы, и эти косые, и все остальные уперлись в облом — а ты на просторах единой России сидишь, торжествуя, державным орлом! На ост и на запад глядишь, как пиранья, с гримасой презренья к труду и стыду; одна голова у тебя для киванья, в другую тебе помещают еду. В отличье от этого самого НАТО, которое вечно преследует нас, тебе ни работать, ни думать не надо: подумает Путин, потрудится газ. И пусть они чуют в Китае и Польше, как мы подпеваем сплоченной толпой: ограбили — пой, оболванили — пой же, отбуцкают — пой, изнасилуют — пой! Есть дедова слава, басманное право, чужая вина и глухая стена — короче, священная наша держава, конкретно — любимая наша страна.




Читатель! Мы связаны чем-то интимным, и это отчаяться нам не дает. Ты скажешь, что это глумленье над гимном? Довольно: я вижу, что ты патриот.


Не думай, не спрашивай, дела не делай, молись калачу, доноси палачу — и будь, если хочешь, хоть красный, хоть белый, и даже, и даже, и даже — молчу.

Дмитрий Быков

Память и ревность! Ужасный оскал. Как я влюблялся нелепо и пламенно, как я любимых потом отпускал, как это, в сущности, было неправильно! Надо-то было идти по следам, совестью мучить, скандалами мучиться, втягивать третьих, таскать по судам, год заниматься разделом имущества... Спрашивать: я ли тебя не любил, я ль не снабжал тебя свеклой и репкою; кто тот мерзавец, засранец, дебил, кто разрушает семью нашу крепкую? Было бы надо насильно ласкать, не подпускать жениха иностранного, замуж тем паче тебя не пускать, стала бы ныть — напускать Залдостанова, чтобы не смела чужая свинья лезть в огород наш. Не сносит копыт она?! Ты же до гроба, до края моя, мною воспитана, мною пропитана! Кто бы еще посвятил тебе стих, кто удушал бы объятием пьяненьким, кто бы тебя досконально постиг, кто бы учил тебя поркой и пряником? Было бы надо твой путь проследить — в образе грозного ангела, демона ж... В гости к избраннику трижды ходить и говорить ему: что же ты делаешь! Вскакивать вечно, подобно прыщу, чуть ли не в отблесках адского пламени:



— Я не пущу тебя, я не прощу! Ты развела меня, ты предала меня! Деспотом смеешь меня называть? Дескать, пресытилась ласками пресными? Ладно бы, если еще азиат — я не позволю гулять с европейцами! Ты же была украшеньем жилья — нечто такую ушами прохлопаю? Ты не Европа, а баба моя, так и помрешь не Европой, а попою!



Так бы я сбил твою пошлую прыть, ставя на место суровыми фразами. Жалко, что газа не мог перекрыть, — но придушил бы тебя и без газа бы.



Живо представил я этот процесс, глядя на то, как родное чудовище* бывших своих не пускает в ЕС и нагибает за чуб Януковича. Может, я всем опостылел бы в дым в образе жалкого, грозного нытика — это считалось бы очень крутым и называлось бы «геополитика».

Дмитрий Быков

За пару часов до рассвета, собравши зверей толпу,
На лысой горе Совета разлегся великий Пуу.
Удавьего племени воин, надежным места раздав,
Он сам, как удав, спокоен и тащится, как удав.
Расселись, издали видные, на травке, как на полу,
Эмблемы «Единой Индии» –– отряд медведей Балу.
Охвачены нервной дрожью, шакалы грозят щенкам,
А рядом жмется к подножью смущенный Алишер-хан
–– Слышите ли вы меня, мои джунгли?
–– Мы слышим тебя, о Пуу!
–– Нравлюсь ли я вам, подхожу ли?
–– Мы любим тебя, о Пуу!
Когда из норы, освещен мигалкой, вылазишь ты на тропу,
От страха и нежности самой жалкой мы вертимся на пупу!
–– Мне будет чем отчитаться, –– вальяжно шипит удав.
–– Я толще стал на пятнадцать, короче на двадцать став.
Я выгляжу ничего так-с, а издали так красив,
Как будто закачан ботокс в огромный презерватив.
–– Слышите ли вы, о мои собаки?
–– Мы слышим тебя, о Пуу!
–– Мои Канделаки, мои Табаки?
–– Мы любим тебя, о Пуу!
Мы будем лаять почти что даром на всякую шантрапу,
Если даже одним ударом ты нас растолчешь в крупу!
–– Но есть еще бандерлоги, –– в ответ прошипел удав.
–– Ведут свои бандер-блоги, законы джунглей предав.
Они не блюдут закона, не думают головой,
И я для них не икона, а лишь червяк дождевой!
–– Видите ли вы меня, бандерлоги?
–– Мы видим тебя, о Пуу!
–– Дрожат ли ваши руки и ноги?
–– Совсем не дрожат, о Пуу!
Мы все имеем доступ к компу, и лучше нас не запу...
Забейся в щель, подобно клопу. Как Ленин, сиди в шкапу.
–– Ах, так! –– в ночи обретая глянец, воскликнул гневный удав
И начал свой кровожадный танец, на кончик хвоста привстав.
Он так плясал, что звери в тревоге к нему потянулись в пасть,
И только нахальные бандерлоги на все продолжали класть.
–– Да ну! –– удав возбудился живо, зайдя в крутой разворот.
–– Вы все плоды моего режима, продукты моих болот!
–– Но вдруг отпрянул, как будто на угли сорвался на вираже:
Он четко увидел, что это Маугли, а не бандерлог уже.
А дети лесов, большие и малые, смотрели все веселей,
Как вылезают новые Маугли –– буквально из всех щелей,
Как собираются в полумраке к подножью горной гряды,
А все Табаки и все собаки вливаются в их ряды.
–– Да мы устроим честные выборы! –– воскликнул медведь Балу.
–– Да вы диктатуры еще не видели, вы будете на колу!
Удав, расправься с ними, убогими! –– Но в джунглях один закон:
Удав умеет лишь с бандерлогами. С людьми не умеет он.

Дмитрий Быков