Эрик ван Ри
(Амстердамский Университет, Нидерланды)
СТРАХ ПЕРЕД НАРКОТИКАМИ
Данный перевод осуществлялся с английского перевода статьи д-ра Эрика ван Ри «Angst voor Drugs», опубликованной в Vrij Nederland 18 мая 1996. Перевод на английский язык осуществлен Марио Лапом (Drugtext). Данная статья является сокращенной версией лекции, которая состоялась в мае 1996 г. в культурном центре De Balie в Амстердаме, как часть цикла лекций, посвященных «табу». Курс лекций был организован Stichting Literaire Activiteiten, Амстердам.
Хотя об этом почти никогда не говорится открыто, общественные дебаты на тему наркотиков всегда связаны с определенными табу. По большому счету, табу имеют отношение к таким важным и «большим» вопросам, как секс и насилие. Однако предпосылка рассмотрения проблемы наркотиков именно под этим углом, возможно, не столь очевидна. Тем не менее, иррациональные мотивы играют очень важную роль в дебатах о наркотиках. Вспомним хотя бы о том, что почти невозможно встретить трезвый анализ соотношения привлекательных сторон и опасностей, связанных с употреблением наркотиков. Благодаря «войне с наркотиками» наркомафия распространилась по всему миру. Однако по-настоящему международное обсуждение возможности легализации наркотиков так и не было начато. Президент Эль Сальвадора Армандо Кальдерой Соль недавно предложил начать такие международные дебаты, но его воззвание осталось без ответа: вокруг этого вопроса сохраняется ненарушаемое молчание. Нет таких деятелей или ученых, которые осмелились бы открыто призывать к изменению существующего положения дел. Даже в Нидерландах редко можно услышать призывы к полной легализации. Недавно этот вопрос начали поднимать Питер Коэн, голландский социолог, специализирующийся в вопросах употребления наркотиков, и один из предводителей социал-демократов Марсель ван Дам. Как бы то ни было, дебаты остаются сужены до обсуждения сугубо периферических вопросов — таких как толерантность по отношению к маломасштабной торговле каннабисом, называемого также «легким наркотиком».
Также типичным для той странной атмосферы, которая окружает дебаты о наркотиках, является тот факт, что, несмотря на общепринятые либеральные нормы, гражданские свободы столь откровенно нарушаются запретом на наркотики. Но на это едва ли обращают внимание. В 1859 году Британский философ Джон Стюарт Милл, развивая принципы, провозглашенные Французской «Декларацией прав человека и гражданина», в своем эссе «О свободе» написал следующее: «Целью данного эссе является утверждение одного очень простого принципа, который призван в полной мере регулировать отношения общества и индивидуума, проявляемые в форме принуждения и контроля, будь то посредством физической силы в форме правовых взысканий, либо морального принуждения посредством общественного мнения. Принцип этот заключается в том, что единственным оправданным случаем, в котором люди, индивидуально или коллективно, могут вмешиваться в свободу действий других, — является самозащита. Единственной целью правомерного применения силы по отношению к любому члену цивилизованного сообщества против его воли является предотвращение нанесения ущерба другим. Благо же самого этого человека, физическое или моральное, не является достаточным для этого основанием. [. . .] Единственная составляющая поведения любого человека, за которую он отвечает перед обществом, это то, что касается других. В том же, что касается исключительно его самого, его свобода по праву не ограничена. В отношении самого себя, своего собственного тела и разума человек является полным правителем». (Милл, 1859)
Другими словами, гражданин вправе делать то, что он пожелает, если только это не приносит вреда другим гражданам. Кстати говоря, Милл формулировал этот принцип, имея в виду употребление алкоголя. Как и любой другой, данный принцип имеет свои ограничения и сложности интерпретации, за пределами которой он становится абсурдным. Тем не менее, современное голландское общество в большой мере функционирует на основе именно этого принципа, а не на основе христианской идеи изначальной порочности определенных действий, которые не приводят к очевидному вреду для других. Но мудрость Милла, очевидная сегодня почти для всех, абсолютно игнорируется, когда речь заходит о пресловутых наркотиках. Не считается нужным даже делать вид, что гражданин должен быть наделен правом употреблять те вещества, которые он хочет употреблять. То, что запрет на наркотики нарушает фундаментальные права человека, те свободы, которые в других областях кажутся совершенно неоспоримыми, не подлежит даже обсуждению. Человек, который пытается хотя бы из принципа начать говорить о свободе на употребление наркотиков, обычно сталкивается с безоговорочным порицанием и злой фразой об «инфляции прав». Достаточно загадочное равнодушие, памятуя о том, что речь идет о принципе суверенности индивидуума.
Паника по поводу употребления наркотиков, на мой взгляд, проистекает из глубинного, но едва ли осознанного страха нарушения некоей границы или табу. Настанут времена, когда историкам потребуется приложить все свои интеллектуальные усилия для того, чтобы объяснить тайну этого загадочного крестового похода против наркотиков второй половины двадцатого века. Войны, по сравнению с которой американский сухой закон 1930-х годов кажется просто детской забавой. Здесь мы имеем дело ни с чем иным как с пуританской кампанией террора. Быть может, подобная характеристика кажется достаточно громоздкой и избыточной, но тому есть веские основания. Начиная с 1994 года в Соединенных Штатах человек может быть приговорен к смертной казни за производство каннабиса. Граждане Америки мистер и миссис Муринг были экстрадированы из Голландии в Соединенные Штаты, где их ожидает сорокалетнее тюремное заключение в американской тюрьме за выращивание 257 растений каннабиса. И даже в Нидерландах человек может надолго оказаться за решеткой за производство и продажу опиатов и кокаина, или даже каннабиса, или ХТС. То есть, другими словами, за производство таких препаратов, по отношению к которым не доказано даже то, что они могут причинить больший вред, чем выпивка.
Где же кроются корни этого безумия? Если подходить к этому вопросу с точки зрения «исторического материализма», ответ будет заключаться в том, что существуют определенные группы, которые с экономической точки зрения заинтересованы в закулисном поддерживании прогибиционизма. Ответ должен бы заключаться в том, что наркомафия держит под контролем правительства Франции и Соединенных Штатов, или что полиция, судебные власти и профессионалы в области «лечения» наркомании просто поддерживают свой бизнес. Я не верю в состоятельность этих объяснений. Эта проблема в первую очередь связана не с вопросами интересов, но в гораздо большей степени с иррациональными мотивами. Наркотики вызывают глубоко укорененные страхи, которые естественным образом переворачивают все рациональные доводы.
Мне бы хотелось рассмотреть проблему наркотиков в несколько более широкой антропологической перспективе. Для такого подхода есть достаточно веские основания. Употребление наркотиков имеет сходные черты с другими явлениями из категории «табуированных», такими как секс, в отношении которых человек чувствует большой страх, но в то же время почти непреодолимую потребность. Наркотики существовали во все времена и во всех культурах. Мне не известна ни одна культура, начиная от самых простых и заканчивая самыми сложными, которая не знала бы ту или иную форму наркотиков. Даже в индийских Ведах, которым уже несколько тысяч лет, говорится о «соме», галлюциногенном напитке, производимом, вероятно из мухомора. Археологические раскопки показывают, что уже в европейскую эру неолита были известны обезболивающие напитки на маковой основе. Индейцы, жившие в районе Анд, веками употребляли листы коки и пейотль, содержащий мескалин, что было также частью культуры североамериканских индейцев. Употребление наркотических веществ является не менее постоянным фактом в истории человечества, чем, например, применение силы. Очевидно, что наркотики являются одной из тех вещей, без которых человек не мог бы существовать и не являлся бы более самим собой. Именно эта неизменная потребность человека в искусственно вызываемом экстазе делает данный феномен столь завораживающим и значительным и заставляет нас рассмотреть его в гораздо более широком контексте, чем просто в контексте ситуации второй половины двадцатого века.
Выражаясь в общем, конечной целью табу является предотвращение всеразрушающей оргии секса и насилия. Человек чувствует, что его желание экстравагантности необузданного промискуитета и виолентного самоутверждения носит такой размах, что потенциально может привести к разрушению всего и вся. То, что необходимость сдерживать самих себя является воистину острой, было очень сильно проиллюстрировано в культурно — исторически насыщенной книге британского литературоведа Дадли Янга «Истоки Священного», опубликованной в 1991 году. Он сделал предположение о том, что пробуждающийся человеческий разум был достаточно силен для того, чтобы нарушить инстинктивные самоограничения животных, но недостаточно силен для того, чтобы избавиться от столь же сильных животных страстей. Рациональная суперструктура нашего сознания сохранила наши животные, инстинктивные потребности, при этом полностью уничтожив инстинктивное животное самосопротивление и самоограничение. Результатом стала поистине взрывная смесь, существо более «животное», чем сами животные, эмоционально близкое к шимпанзе, но пренебрегающее любыми ограничениями. С этой точки зрения табу могут показаться своего рода стоп-краном, который мы могли повернуть, поскольку тормоза отказали, когда паровоз шел на полном пару.
Французский философ Жорж Батай в своих трудах подчеркивал то, что два основных табу, секс и насилие, являются выражением одного основного страха — вновь оказаться в животном состоянии. По мнению Батая, человек построил себе «мир труда и интеллекта» — кокон, в котором он может спрятаться от основных сил природы и от своих собственных физических страстей. Табу проводят границу между чисто гуманным и животным в человеке, границу, закрывающую наш безопасный рациональный мир от мира иррационального. Один и единственный настоящий «завет», мать всех табу, таким образом, гласит: «Не уподобься животному». Но почему человек настолько боится своей животной стороны? Этот страх базируется на весьма очевидном и по существу абсолютно рациональном основании. Биологически мы крайне слабы, поскольку в нашей наготе мы не в состоянии выжить в «природном» окружении. У нас нет когтей или клыков, панцирей или шкуры и наша кожа не предоставляет нам никакой защиты. Короче говоря, мы просто находимся не на своем месте, мы — каприз природы, аномалия. И нам это известно, и это знание является основой глубокого экзистенциального страха, притаившегося в нас. И единственная причина того, что мы находимся там, где мы есть, заключается в том, что мы перехитрили природу. У нас есть наш разум. И таким образом любое, что может повлиять на этот разум и порядок, на нем основанный, угрожает нашей жизни и должно быть отгорожено от нас посредством табу. Когда в нас проявляется животное, включается сигнал опасности, — и не из-за поддельного стыда, а потому что залогом является само выживание.
Рассмотренные под этим углом глубинные сексуальные и насильственные желания являются в некотором роде фундаментальными человеческими эмоциями, поскольку они базируются в бывшем животном состоянии. И здесь мы не имеем дело с какой-то реальной памятью, — подобного рода рассуждения являлись бы чистой воды спекуляцией, — но с острым переживанием до сих пор сильных животных страстей и вожделения. В этом и кроется наша ностальгия и желание, глубокое отвращение и страх, тесно переплетенные между собой. Ностальгия, поскольку мы тоскуем по состоянию, в котором мы не были обременены тяготящими нас рациональностью и ответственностью сознательного эго. Тоска эта близка к желанию смерти. И страх, потому что мы осознаем принадлежность нашему попросту нелепому телу. Любое возвращение в животное состояние, любое отклонение в сторону от разума будут означать наш незамедлительный конец. Батай, как и Фрейд, указывал на тот факт, что полинезийский термин «табу», который в большей или меньшей мере эквивалентен латинскому термину «священный», сам в себе содержит амбивалентность. Оба эти термина имеют коннотации святого, а также чистого. Мир природы и инстинкта, отталкивающий и примитивный, зачастую в буквальном смысле слова грязный и в конечном счете смертельный. Но он также наполнен непреодолимо соблазнительной натуральной и неотесанной «непохожестью», которая всегда притягивает нас за пределы «нормальной» будничной жизни.
Отторжение употребления наркотиков, также как и его искушение, являются частью этих сложных, глубоко основанных страхов и желаний. Несмотря на то, что искусственно вызываемый экстаз иногда вызывает чувственные результаты, на самом деле он всегда снижает уровень сознательного, таким образом, возвращая нас в полусознательное «животное» состояние. Мы боимся наркотиков, потому что они содержат в себе обещание нарушить барьеры разума. Страх перед зависимостью представляет собой крайний вариант этого феномена, — это страх перед ситуацией, в которой сознание обязательно окажется побежденным в бою. В общем, страх перед наркотиками коренится в абсолютно тех же страхах, которые лежат в основе табу, окружающих секс и насилие, а именно страхах потери контроля, погрязания в животном примитивизме и ощущении утери нашего уникального человеческого суверенного разума. Под воздействием наркотиков мы пересекаем границу, очерченную табу, между животным и человеческим, и в этом заключаются действительные причины иррациональной паники, окружающей приемом этих веществ. Таким образом, обсуждения наркотиков имеет глубинное отношение к сущности природы табу и даже самой природы человечества в целом. Тот факт, что алкоголь не является частью этого табу, не противоречит утверждениям, приведенным выше, поскольку каждое табу предполагает, хотя и очень ограниченные, возможности его нарушения.
То эмоциональное отторжение, которое мы испытываем по отношению к нашей собственной рациональной броне, настолько велико, что, исходя из простой жизненной логики, она периодически должна ослабляться. Однако в этом нет ничего страшного, поскольку именно через такие ограниченные нарушения может регулироваться конфликт между требованиями рассудка и инстинкта. Например, занятия спортом могут служить цели управляемой реализации инстинкта насилия. Весь феномен религии, в основе своей полностью иррациональный, представляет собой бесконечно сложную форму «возвращения» к дорациональному разуму. Это своего рода «приход» на уровне всего общества. Как и настоящий «приход», вызванный наркотиками, — это способ временного пересечения границ мира интеллекта. «Приход» равнозначен желанию временного помутнения сознания и таким образом предоставляет полезную и приятную возможность погружения в хаос. Наркотики возвращают нас на забытую примитивную стадию и, несомненно, именно с этим связано их экстатическое воздействие. Они выполняют важнейшую роль в человеческом обществе именно потому, что являются проводниками беспорядка и «упадка». Их ценность в том, что они предоставляют нам возможность переступить из порядка в хаос, на мгновение забыть о культуре, при этом не разрушая ее. Другими словами, наркотики играют полезную роль, поскольку они деструктивны, но при разумном применении эта деструктивность носит «целительный» характер.
Психотропные вещества можно рассматривать как форму химического карнавала. В то время как традиционный «карнавал» временно переворачивает с ног на голову общественную иерархию, психотропные вещества, особенно психоделики, такие как ЛСД, временно переворачивают вверх ногами весь рациональный мир. Как и карнавал, наркотики являются положительным фактором, поскольку (и пока) никто не воспринимает их слишком серьезно. Я не хочу сказать, что употребление наркотиков не содержит в себе никакого риска, но идея о том, что из-за него непременно будет поставлен под угрозу весь наш социальный порядок относится к тому же разряду монументальных глупостей, как и идея о том, что карнавал — вещь плохая, потому что из-за него у людей возникает неверное мировоззрение, а также увеличивается количество дорожно-транспортных происшествий. Введение запрета на наркотики во имя общественного порядка скрывает в себе непреднамеренную иронию, поскольку не так много явлений могут способствовать социальной стабильности в той же мере, как способствует ей вынужденный «приход». Широкое распространение употребления наркотиков не является признаком упадка и выражением мрачной атмосферы fin de siecle. Напротив, общество, которое открыто и разумно относится к вопросам наркотиков, рассматривает их употребление как приятное, хотя и рискованное времяпрепровождение, не станет жертвой упадка. Такое общество скорее укрепляет себя, поскольку предоставляет своим гражданам возможность получения выхода и отдушины, при этом не нарушая продуктивные и упорядоченные основы общества.
Мне кажется, что непропорциональный страх перед наркотиками в западном обществе связан также с тем, что традиции христианства и просвещения предоставляют до странности идентичные аргументы против использования веществ, изменяющих сознание. С точки зрения Нового Завета вещества, изменяющие сознание, приносят удовольствие, а, следовательно, и искушение. В своих посланиях апостол Павел снова и снова погружается в мрачные размышления о «плотской» природе человека. Он сожалеет о том, что его автономный разум, жаждущий одного лишь Бога, одолеваем «грешными» желаниями, порождаемыми его же собственным телом. То, что описывает Павел, есть ни что иное как «страстное желание», болезненная привязанность к своему собственному телу. Он хочет закрыть на нее глаза, избавиться от нее, но это ему не удается. Это, по существу, прекрасный пример того, как создается психология зависимости — просто посредством определения зла. К сожалению, рациональная Эпоха Просвещения не только не освободила нас от многих христианских предрассудков, но в некоторых отношениях усилила их. Определение человека как автономного и сверх того — чисто рационального создания, борющегося за полный рациональный контроль над собственной жизнью, является не более чем секулярным переложением отчаянных попыток Павла полностью подчинить себя контролю собственного рационального ума.
Именно поэтому не только консервативные Христианские Демократы, но также многие последователи Просвещения объявляют войну опасным наркотикам. В качестве примера мне хотелось бы привести цитату из статьи голландского журналиста Бастиана Бомелье (1996), недавно опубликованную в голландской газете NRC Handelsbad:
«Помимо того, что сам человек лишается автономности и своих наиболее важных человеческих качеств (свободной воли и критического ума), наркозависимость представляет собой явление, разъедающее общество, основанное на организации автономных индивидуумов, обладающих свободной волей и критическим умом. Таким образом, от либерально-социалистического правительства следует ожидать признания того, что наркотики вступают в конфликт с человеческим достоинством и с идеями Просвещения, на которых построена современная западная цивилизация».
Трогательное недопонимание. Этот аргумент полностью контрпродуктивен. Чем больше мы пытаемся абсолютизировать такие понятия как рассудок и автономность личности, тем невыносимей становится для человечества жизнь и, следовательно, тем больше появляется безумия, которое разрушает те самые свободную волю и критический ум. Организация автономных, свободных людей может существовать только лишь в том случае, если рациональность, лежащая в ее основе, будет периодически нарушаться. Еще одним аргументом против позиции «просвещенных» крестоносцев антинаркотической войны является тот факт, что они ведут битву в тылах. Западная культура с каждым днем становится все более рациональной. Технология, контроль, рост, рынок и экономия являются основными предметами озабоченности и интереса. Искушение веществ, изменяющих сознание, неизбежно будет и должно становиться все более и более явным, как проявление полифонии, необходимой для сохранения невредимости общества. Постоянно увеличивающаяся рационализация западной культуры может являться очень хорошим историческим объяснением невероятного роста употребления наркотиков в этих регионах.
Наша современная европейская культура содержит в себе странную амбивалентность. Она основана на принципе всепоглощающего капиталистического рынка, в котором бизнес и деньги детерминируют практически надо всем. Но, с другой стороны, в европейской культуре двадцатого века были весьма развиты иррационалистичные контрдвижения. Великие тоталитарные системы Адольфа Гитлера с одной стороны и Ленина и Сталина с другой, были основаны на психологии слепоты, примитивной орды, вышагивающей за своим лидером и разрушающей все на своем пути. Но, кроме того, возникла и другая иррационалистическая контркультура, сложившаяся вокруг определенных типов музыки, таких как в прошлом и настоящем джаз и рок, которую престарелые ворчуны обычно называют «звуками джунглей». Это определение на самом деле очень верное, поскольку в большинстве произведений современной музыки действительно можно почувствовать пульсирование джунглей. И не случайно заряженная атмосфера стадионов, на которых говорят демагоги и где собираются концерты рок-музыки, имеют между собой много общего. В обоих случаях производится та же самая примитивная энергия. Только в одном случае в своей демонической форме, а в другом — в форме приятного гедонизма, провоцируемого чрезмерно рациональным западным обществом, при этом не угрожая самому себе. Именно та самая комбинация рыночной динамики и рационализма с одной стороны и культурного примитивизма с другой, сделала западное общество столь несокрушимым и притягательным для всего мира.
Взрыв употребления наркотиков можно рассматривать как часть иррационалистической контркультуры, которая была особенно сильна в шестидесятые годы. Распространение наркотиков не являлось знаком упадка, а скорее представляло собой знак неравнораспределенной силы и разнообразия известного нам общества. Голландский журналист Поль Брилл писал в газете De Volksrant: «Очень немногие зарубежные журналисты в Голландии приходят к выводу о том, что выращенный в домашних условиях голландский каннабис представляет собой высшую ступень на лестнице цивилизации. Но большинство из них действительно приходят к выводу о том, что голландская наркополитика является полезной формой контроля над ущербом». Но голландский каннабис и в самом деле является одним из проявлений цивилизации. И в общем можно сказать, что широкий выбор и доступность веществ, изменяющих сознание, представляет собой знак цивилизации. Для тех, кто уже собрался обвинить меня в безответственном безумии, приведу простой пример; французское вино рассматривается как часть культуры этой нации. Чем же отличается голландский каннабис? Употребление наркотиков вовсе не является социальной проблемой. Социальной проблемой является только злоупотребление наркотиками. Исходя из этого, я бы призвал к полной легализации наркотиков, в том числе и так называемых «тяжелых наркотиков». И, конечно, не только как способ «контроля за ущербом» и не как наименее вредоносный способ борьбы с признанным социальным злом, но как естественный способ для общества распорядиться своим социальным благом — веществами, употребление которых, с одной стороны, может привести к серьезным рискам и должно саморегулироваться, но также употребление которых просто приятно — точно также как и употребление алкоголя. Они являются источниками удовольствия. Употребление наркотиков, несомненно, не должно представлять собой своего рода реакцию на персональную экстренную ситуацию. Оно совсем не обязательно является «бегством». Наркотики могут добавить завораживающее, порой непредсказуемое измерение в жизнь человека, их употребляющего. Точно так же это происходит с жителем низких земель, ежегодно отправляющимся в поездку в высокие земли, что, по мнению путешественника способствует расширению его кругозора. Он отправляется в горы в поисках свежих романтических чувств, которых не может получить дома. Но ни один человек, находящийся в здравом рассудке, не стал бы обвинять любителей гор в попытке «убежать от реальности», даже если это и так.
Внимание, которое уделяют средства массовой информации вопросу употребления наркотиков, особенно молодыми людьми, в действительности чрезмерно. Мы просто перестали это замечать, поскольку привыкли к этому. Некоторое время назад СМИ предупреждали о «пугающем росте» употребления ХТС среди молодых людей. Пугающем? Нет в этом совершенно ничего пугающего. То, что молодые люди употребляют экстази — совершенно нормальное явление. Это приятное вещество, способное украсить уикенд. Но правдой является и то, что многие молодые люди попадают из-за этого вещества в неприятности, и, к сожалению, с ХТС были связаны даже смертельные случаи. Однако никогда в своей жизни я не читал в газетах о том, что возрастающее число несчастных случаев в горах связано с «пугающим ростом альпинизма» и покорение горных вершин является знаком преступного саморазрушения. Я никогда не видел телевизионных программ, в которых безутешные матери детей, погибших в горах, призывали бы мир остановить зло «скалолазания». Продажа киркомотыг и карабинов не наказывается 15-ю годами лишения свободы. Я также никогда не сталкивался с выражением мнения общественности о том, что повешение было бы еще мягкой мерой наказания для продавцов альпинистских принадлежностей.
Проблема состоит в том, что дискуссия о наркотиках и даже помыслы о них замутнены их нелегальным статусом. Как в медицинском так и в научном мире имеется много знаний на этот счет, и они доносятся до нас по мере возможности. Но безумная демонизация этих веществ достигает такого размаха, что информация попросту не доходит до общественного сознания. Хотя в этом отношении можно говорить об иррациональной табуированной атмосфере. Для начала рассмотрим то вещество, которое в настоящий момент наиболее демонизировано: героин. То, что данный опиат, если он не употребляется в количестве, способном вызвать передозировку, не приносит никакого значительного физического вреда, является медицинским фактом. В отличие от алкоголика, человек, зависимый от героина, может состариться, пребывая в добром здравии. Однако когда о подобных вещах говорится вслух, многие люди просто этому не верят. Аддиктивная сила героина несомненно велика и гораздо больше, чем у алкоголя, хотя бы из-за того, что уже после нескольких недель постоянного употребления у человека могут наблюдаться сильные симптомы отмены. Следовательно, употребление героина нужно рассматривать как высокорисковое поведение, но то, что оно неизбежно приводит к зависимости, является просто глупым мифом. Хотя это сложно, но даже употребление героина можно контролировать и сдерживать.
Тот факт, что при чрезмерном употреблении кокаина может возникать зависимость, не подвергается никакому сомнению. В определенных обстоятельствах он может вызывать страх и паранойю. Но огромное число людей употребляет кокаин год за годом в умеренном режиме и никоим образом от этого не страдает. Физический ущерб от употребления кокаина достаточно незначителен по сравнению с ущербом от употребления алкоголя. С точки зрения нравственности я не вижу разницы между героиновым или кокаиновым дилером и владельцем вино-водочного магазина, торгующим в том же районе.
Само по себе разделение наркотиков на так называемые «легкие и тяжелые» является хорошим примером того, как обсуждение проблемы в обществе основывается на юридических категориях, которые не имеют никакого отношения к реальности. В настоящее время наркотики разделяются на три категории: алкоголь и табак — разрешенные вещества; каннабис — единственный так называемый «легкий наркотик» и все другие наркотики, называемые «тяжелыми». Эта классификация имеет под собой ту же научную основу, что имела бы книга по биологии, в которой животные классифицировались бы следующим образом: в первую категорию входили бы Сибирский тигр и землеройка, во вторую категорию, под названием травоядные, входил бы только опоссум и третья категория включала бы в себя всех других млекопитающих. Любое общее утверждение по поводу «тяжелых наркотиков», десятки которых можно ежедневно встретить в наших газетах, по определению являются нонсенсом. Ибо, что может быть общего между такими веществами как ХТС, кокаин, ЛСД и опиум? «Тяжелых и легких» наркотиков не существуют. Очень мило, что в Нидерландах существует толерантное отношение к каннабису, но голландские сетования о том, что президент Ширак не понимает того, что легкие наркотики менее опасны, чем тяжелые наркотики — это чистой воды бред. Ширак прав. Когда человек курит джойнт, он вдыхает смолу, причину рака. Каннабис не менее опасен, чем табак, в то же время физические опасности, связанные с употреблением «тяжелого» наркотика ЛСД, до сих пор не были продемонстрированы. Зависимость от каннабиса встречается редко, но она существует. Но опять же мне никогда не приходилось слышать о зависимости от ЛСД. И по собственному опыту я знаю, что приличный ломоть «космического пирога» (пирог с марихуаной) может вызвать такие же нарушения работы мозга в измерениях, как и ЛСД-трипы.
Принцип Милла, упомянутый выше, касающийся того, что возможное повреждение, нанесенное индивидуумом самому себе, не может являться достаточным основанием для наказания, впоследствии мог бы привести к предположению о возможности появления на рынке гипотетической пилюли, вызывающей последний «трип», заканчивающийся смертью. К счастью, этот вопрос в современном контексте не является насущным. Все существующие вещества, изменяющие сознание, в большинстве случаев достаточно легко позволяют социальное и безопасное использование. Большинство потребителей большинства наркотиков наслаждаются ими, не вырываясь при этом за рамки социума. Текущий прогибиционизм означает только то, что люди, предпочитающие определенные вещества, не могут их получить, так как определенный процент их не может справляться с употреблением. И все это в контексте той ужасной непоследовательности, определяющей то, что алкоголь и табак — вещества, несущие значительный летальный риск — могут употребляться совершенно свободно. При всей бессмысленности мер запрет на наркотики можно характеризовать только лишь как патернализм со стороны правительства, которое совершенно сбилось с пути и, судя по всему, рассматривает своих граждан как детей.
Употребление наркотиков должно рассматриваться точно так же, как другие формы поведения, связанные с повышенным риском. К ним можно отнести употребление алкоголя, вождение машины и бокс. Такие формы поведения допускаются, но управляются при помощи специальных правил и регуляций, разработанных для защиты сограждан. Производство и продажа различных веществ должны проводиться в организованном порядке, в соответствии с существующими законодательными стандартами. Законодательная база нужна не только из-за необходимости обеспечения свободного выбора человека, но, как ни парадоксально, именно из-за риска, который может быть связан с употреблением наркотиков. В условиях запрета становится невозможной должная проверка качества тех или иных препаратов, а также донесение адекватной информации об эффектах и последствиях их употребления в школах.
Нелегальность препаратов во много раз увеличивает риски, связанные с их употреблением. Когда люди, употребляющие наркотики, приобретают от них зависимость, они естественным образом оттесняются на периферию общества, становятся маргиналами. Именно из-за существующей ситуации мы сталкиваемся с таким явлением, как наркоманы, отвергнутые обществом, и криминальные элементы в среде наркоторговцев.
Я не хочу отвергать того, что легализация наркотиков повлечет за собой серьезные последствия для Нидерландов. Существующая скромная и консервативная нидерландская политика по отношению к каннабису уже вызывает приступы истерии в Париже. Какими же тогда будут международные последствия дальнейших шагов в этом направлении? И все же я думаю, что пришло время отмены соглашений. Для этого, по моему мнению, существует, по меньшей мере, два аргумента. Во-первых, огромная прибыль, которая поступает международной организованной преступности за счет нелегального статуса наркотиков, приближается к таким измерениям, что можно говорить о постепенно возрастающей угрозе всему международному порядку вещей. Такие страны как Колумбия уже полностью захвачены бандитами, а сложные ситуации, как, например, в Италии были бы невозможны, не существуй запрета на наркотики. Голландская полиция также не сталкивалась бы с теми проблемами, которые у нее есть сейчас, будь наркотики легально доступны. Безумие, связанное с наркотиками, пожирает международный законопорядок, и уже настало время, чтобы некоторые страны открыто и во весь голос заявили о том, что «король то голый!». Мы должны свернуть с этой дороги, ведущей в никуда.
Другой столь же важный аргумент относится уже к области нравственности. Тот факт, что исключительно давление из-за границы является основанием сохранения любого закона, нарушение которого может быть связано с тяжелыми уголовными последствиями, является знаком существующего нравственного вакуума. Это молчаливое признание того, что уголовное право не в состоянии иметь независимую нравственную основу. И в данном случае речь идет не о шуточных делах. Только из-за «заграницы» мы заключаем под стражу на долгие годы своих сограждан. Придет день, и люди будут вздрагивать при воспоминании о временах, когда человека могли посадить в тюрьму за продажу определенных видов наркотиков, также как мы вздрагиваем сегодня, когда слышим о том, что в Иране человека посадили в тюрьму за употребление алкоголя, неподобающую одежду или богохульство. Бросать за решетку производителя ХТС — такое же варварство. Производители и распространители наркотиков, которые не совершили преступлений, связанных с насилием, должны быть защищены Международной Амнистией (Amnesty International), поскольку весь запрет на наркотики является исключительно аморальным и представляет собой огромных размеров историческую несправедливость. Тем, кто использует такие термины как «нормы и ценности» и обвиняет защитников легализации в «отрицании жертв», я предложил бы представить себя закованным в наручники за простое хранение бутылки коньяка. Они должны понимать, что в Нидерландах существует субкультура, охватывающая собой от полумиллиона до миллиона человек, для которых употребление наркотиков столь же естественно, как для них самих бутылка пива. Существующая политика действительно превращает огромную часть населения в жертвы, — жертвы юстиции.
Наиболее важный аспект нелегальности наркотиков — это чистое безумие и характер сюрреалистичности, овевающий его. Каждый раз, когда я принимаю таблетку или марку и осознаю, что хранение этих веществ запрещено, мне очень тяжело понять, как это может быть. Сама по себе мысль о том, что существует некое правительство, которое наделено властью отказать мне в праве испытать трип или парить в райских облаках субботним вечером, до сих пор не укладывается у меня в голове. Это просто сумасшествие. И именно из-за этого современная политика непременно обречена на провал. Для этого может потребоваться больше или меньше времени, но, в конце концов, современные политики будут полностью разбиты. И конечной, реальной причиной их поражения будет то, что они никогда не воспринимались всерьез той огромной массой людей, употребляющих наркотики, которые понимают, что их привычка — это совершенно нормальная вещь. Все аргументы в пользу криминализации просто-напросто будут проиграны. Среднестатистический потребитель наркотиков даже не преисполнен негодованием. Он просто смеется над властью. И это то, с чем в конечном итоге не сможет справиться ни одно правительство.
Erik van Ree, Archimedesweg 102 1,1098 Amsterdam, The Netherlands
©2006 Cannabis Legalize League