Впервые этот материал о Вудстоке был опубликован в 4-м и 5-м номерах (1986 г.) НАСТОЛЬНОЙ ГАЗЕТЫ ПРО РОК, самостоятельно издаваемой Таллинским РК.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВЫВОДЫ

Вудсток - уже история, но история - живая. И потому, что живы многие его участники, и, главное, потому что живо его дело, его слова, его музыка.

Историческое, чтобы продолжаться, чтобы утверждать себя в сиюминутной современности, требует не столько осмысления, сколько вруба, т.е. вхождения в предмет, без комментаторской помощи и опосредования (оттого именно один из симптомов заката какой угодно религии - и он, может длиться сколь сам того пожелает - это обрастание священных текстов всякого рода "правильными" и "аутентичными" толкованиями). Нет сомнения: Вудсток по-настоящему оживет только в следующем Вудстоке. И тут моя функция - функция человека, бередящего пусть не собой заработанное, но бесконечно соотносимое прошлое - совершенно однозначна: я - призрачный гробокопатель, фантом-могильщик. И это неизбежно: история - как занятие - не трупы оживляет, но надгробия возводит.

Благодарна ли такая роль? Конечно, нет. Куда выигрышней ударять в грудь себя, извлекая звуки из собственного эго, чем колотиться головой о беззвучную землю или подновлять буквы на лежачем надгробном камне. Почему же я взялся за нее? Потому что люблю кладбища. Люблю не только дух от плоти, но и плоть от духа. Люблю эпитафии. Типа великолепной римской: здесь находится такой-то, и нет его здесь.

В порядке именно такой эпитафии я и подошел к Вудстоку. Какие же мысли гладят чело над его могилой?

Первая -

Куда девать Вудсток?

Я не был в Вудстоке и даже ничего не слышал о нем летом 1969 г., в свои семнадцать лет. Само слово дошло до меня через песню Йони Митчелл "Woodstock" в исполнении "MATTHEUS SOUTHERN COMFORT". Песня была хорошая и ностальгическая. Она тихо катилась в никуда, оставляя легкую карандашную тормозную дорожку - вероятно, для разбега акварельной кисти.

Но я ничего не noнял из нее о Вудстоке. И даже когда через год с чем-то, будучи весьма относительно сознательным тинейджером, я увидел и прослушал известный тройник, для меня стало ясно только, что вот - собралось много свoero пипла, который с кайфом отсидел выступления клевых групп - и все. Музыка, впрочем, не шибко задела - тогда в меня пошли King Сrimson, Emerson, Lake & Palmer, Jethro Tull; конечно, no сравнению с ними Ритчи Хэвенс, Кантри Джо и Jefferson Airplane показались мне маргинальными и прямо устаревшими.

Музыкально - жил другим, социально - в другом, идейно был почти в неведении (если не считать наития), а духовно - видимо, не дорос.

Наконец, встреча произошла. Вудстоку было уже лет под десять. Вырос вопрос: куда его девать?

Я не умею говорить: мне это не нужно, потому и знать не желаю. Мой способ: не знаю, потому, увы, не нужно. Но если знаю - не проживу, не удовлетворив необходимость: разобрать себя и вновь собрать уже вкупе с только что обретенным.

За что вообще любят? За то, что единственный, неповторимый.

Особенность Вудстока взывает к любви. Но вот уж так вышло: время моих первых любовей миновало его. И он явился ко мне за каким-то иным отношением.

И чаемое отношением вылупилось и назвалось: уважение. Я уважаю людей, которые пресуществили грязь - отнюдь не только ментальную, но самую что ни есть натуральную - в радость и красоту.

Отсюда и ответ на первый вопрос: Вудсток я записываю в пассив, а отношение к нему - в актив.

И плавно перехожу к следующему:

Какое отношение имеем мы к поколению Вудстока?

Ясное дело, что под "мы" подразумеваются в виду люди вовсе не из тех, что высвечены Замятиным. "Мы" - это гипотеза об общности, почти не-реальность, это попытка быть текущей рекой - без русла, оплодотворять - будучи отшельником, рожать - не имея средств на взращивание дитяти, а, в сущности, самая простая штука - не другими, не инакими быть, но самими собой.

Хотя тут-то и начинается казуистика, какая - понятно без напряга: что такое быть самими собой, программно это или кунштюк из разряда "после нас хоть потоп"?

Общеудовлетворительных решений как таковых вообще нет, значит, придется обойтись частным. Я постольку Я, поскольку хочет отгадывать самоосуществление, т.е. когда каждый момент реализации "Причиняет живые муки, а Мы постольку Мы, поскольку сумма наших Я не имеет к Мы никакого отношения. Наше Мы - это иное качество относительно такой суммы. Вот и все. Вот и ответ на вопрос: мы - свои люди в Вудстоке. Впрочем, там было еще проще: там все были свои.

Там-то и тогда - да, а теперь - кто остался? Вернее, кто не оставил Вудсток только там? Прошу понять правильно: чтобы зайти в дом, полагается сначала вытереть ноги. Я не лезу в души - это дело инженеров. Я только возвысил свой голос над разрозненным молчанием. Я не хочу, чтобы Вудсток превратился в слова.

Тем самым я хочу рассказать о нем. Для этого я буду вынужден пересказывать.

ПЕРЕСКАЗ О ВУДСТОКЕ

У всякой истории есть предыстория. Предыстория Вудстока, естественно, не укладывается в перипетии, сопровождавшие его организацию и материализацию изначальной идеи. Чтобы, однако, не погрязать в дебрях, скажем сразу: Вудсток образовался в том месте, где рок-культура и хипповая не-философия жизни погладили друг друга особенно ласково. Это - отсылка к непосредственным традициям, причем каждой из обеих, по правде сказать, было на 1969 год всего по нескольку лет обитания.

Человек, придумавший сказку про Вудсток и благоуспешно пристроивший ее в жизнь, лицо удивительное и абсолютно типичное с точки зрения пуповинной родственности обеим традициям. Зовут его Майкл Лэнг, и в момент проистекания фестиваля ему было 24 года. Об остальном он, как водится, расскажет сам.

Он жил в Майами, когда поехало движение 60-х годов, стартовавшее, как известно, в Хейт-Эшбери из Сан-Франциско и в нью-йоркском Ист-Вилидже. Человек тут же открыл магазинчик, ставший средоточием местного underground'а, где торговал газетами, плакатами, дудочками, калейдоскопами и тому подобным возвышенным товаром. Об организации концертов и фестивалей даже не помышлял.

Но так уж случилось, что концепция фестиваля выцвела именно в то время. Майкл Лэнг и все ему сообразные искали путного отношения к людям, не привычного - основанного на принципе соревнования, поневоле сдержанного и сознательно предубежденного. Фестиваль был частью альтернативного стиля жизни, как коммуна, и выпуклым образом отражал идею диффузного сожительства, взаимопомощи людей.

И Майкл сотоварищи взялся за организацию в Майами концертов таких музыкантов, как Рави Шанкар, Steppenwolf, Grateful Dead. Через сколько-то времени дошли руки и до фестиваля, намеченного быть в одном из городских парков. На подготовку (в свете срока аренды) отпустили только две недели. Профессионалы шоу-бизнеса профессионально обозвали Лэнга безумцем. Однако во изумление им уже за три дня до начала фестиваля был объявлен список действующих участников: Джими Хендрикс, MOTHERS OF INVENTION, BLUE CHEER, Чак Берри, BLUES IMAGE, Джон Ли Хукер и Артур Браун.

Во время фестиваля состоялся такой профетический эпизод. Когда выступления уже начались, обнаружилось, что кто-то забыл послать в аэропорт машину за Хендриксом. Майкл сразу же поспешил упредить оплошность, однако Джими распорядился иначе: он решил арендовать вертолет, коий, прилетев, замер над сценой, куда Джими и спустился по стойкой веревочной лестнице. И тут же грандиозно отыграл свою программу.

После фестиваля Майкл Лэнг перебрался в Вудсток, городок по соседству с канадской границей, арендовал там под жилье благоустроенный сарай. В недалеком Нью-Йорке он познакомился с умелым продюсером в аспекте грамзаписи Арти Корнфельдом, своим ровесником, которому и поведал обоснованную мысль об устройстве в окрестностях Вудстока фестиваля. Корнфельд мигом загорелся. Так было положено начало.

Для того, чтобы можно было двигать это начало, Майклу и Арти пришлось вступить в чрезвычайно деловое общение с людьми, которые никогда не слышали имен Джими Хендрикса и Германа Гессе. Объединил возраст. Ведь самому старшему из компаньонов - Джону Робертсу - было 24 года.

Как же им довелось довести до конца столь необъятное дело? Майкл сам отвечает на оный вопрос: "Я знал, как сделать это. Я верю в людей. Это единственная причина, почему я взялся за Вудсток и принял на себя ответственность. Тут был некий ультиматум для меня, я был уверен, что вся эта затея - праведна."

Сначала Майкл предполагал предоставить амплуа продюсеров двум приятелям, с которыми уже проводил фестиваль в Майами. Но те запросили по 50000 долларов на каждого, что финансово обламывало Майкла, и он решил вести дело сам. Зато прибывший с теми Мел Лоуренс решился остаться и возглавил работы на местности: планировку и, так сказать, рекогносцировку.

С самого начала заботой Арти стала реклама. Арти и Майкл наняли концерн "Уортоук", дабы через его посредство сноситься с миром. Крис Лонгхардт явился как технический директор. Будучи спецом по дизайну, он уже доводил до кондиции знаменитый "Филлмор Ист", концертный зал, предназначенный специально для рок-концертов.

Шефом осветителей пригласили Чипа Монка - лучшего штатовского светомастера, с блеском отработавшего на крупнейшем до Вудстока фестивале в Монтеррее. В свою очередь, Чип порекомендовал Джона Морриса, чтобы вести переговоры с артистами. Собственно говоря, таким и был принцип набора на работу: очередные подходящие знакомые приводили за руку своих пригодных знакомых - и т.д.

И вот еще что: внешне это были в основном дети своего времени. Например, Тиша Бернут, ассистентка Майкла Лэнга, не имела ни малейшего сходства с типичными секретаршами - либо синими чулками, либо штампованными голливудскими красотками, - она была воплощенным в изящество обаянием, слегка упакованным в хипповый прикид.

В обязанности Майкла Лэнга - кроме общего руководства фестивалем - входило еще и приглашение музыкантов. Начиналось оно, с его слов, так: "Первые три группы, которые мы попытались ангажировать, потребовали от нас двойной оплаты сравнительно со своей обычной, и Гектор (Моралес, ментор Лэнга в шоу-бизнесе - А.М.) был возмущен. Я попросил его умерить пыл и согласиться на их условия. Я знал, что новичку без имени трудновато вообще кого-либо ангажировать и что фестиваля в Майами недостаточно, чтобы утвердить свое имя в музыкальном мире. Первыми тремя группами были JEFFERSON AIRPLANE, CANNED HEAT и CREEDENCE CLEARWATER REVIVAL - каждая стоимостью в 10000 долларов. Их не вполне устраивали даты выступлений, однако такие деньги за одно выступление выглядели по тем временам убедительно."

Согласие трех столь небезызвестных ансамблей было воспринято как знак того, что Вудсток начинает обрастать реальностью. Еще непосредственно Майкл Лэнг: "Я за слухи как средство "проталкивания" (promoting) чего-либо. Раз вечером я отправился в клуб Стивена Пола в Манхэттене и пообщался с несколькими людьми. Я рассказал им, что в Вудстоке этим летом состоится гигантский фестиваль и описал его таким, каким он мне тогда представлялся. Через два дня имела место "обратная связь из Лос-Анджелеса и Сан-Франциско."

Стенли Голдштейн, представитель организаторов, наделенный обширными полномочиями, был страстным обожателем хиппово-коммунитарной группы, носившей имя "HOGFARMERS" ("Свинофермеры") и обитавшей в штате Нью-Мексико, на другом конце Штатов. Он жаждал лицезреть их в Вудстоке. Были заключены переговоры с радостным исходом. Заказали за 17000 долларов самолет для 80 коммунитариев и, судя по тому, что стюардессы заперлись в ванных комнатах, а пилот сагитировал музыкантов играть прямо в рубке, это было веселое путешествие.

Еще одна неординарная забота: на всех предыдущих крупных фестивалях были хоть какие-нибудь, но беспорядки. Майкл осветил факты и приобрел вывод, что большинство беспорядков вытекает из нелепых стычек с полицией, столпотворения и необоснованного рукоприкладства безбилетников. Дабы обойти сию проблему, а заодно - вообще отключиться от всяческих дурных вибраций, было решено: даешь бесплатный вход, бесплатную раздачу пищи и размещение на ночлег для тех, кто явится безбилетным или безденежным. При обмозговывании таковых проблем априорный вруб состоял в следующем: на фестиваль прибудут разные люди с разными представлениями о том, что их ожидает, в то время как их ждет в сущности одно - демонстрация нового видения жизни посредством музыки и искусства.

В пути весьма тряской и абсолютно эйфорической подготовки возникла подобная машинному богу и несколько неожиданная закавыка: городские власти взяли и оповестили, что они вроде бы как и не давали разрешения на размещение фестиваля. Несколько недель ушло на уговоры - тщетные. Когда Майкл Лэнг сделал последнюю попытку склонить их к разрешению, изложив им в развернутом виде свой символ веры, он встретил лишь ледяную корку недоверия, под которой тяжко ворочался страх. Наконец, по словам Майкла, "я почувствовал, что мне удалось прорваться сквозь всю хипповую риторику к реальному общению человека с человеком." Видимое недоверие и скрытый страх вроде как растаяли, но стоило заговорить о конкретном разрешении, как все вернулось согласно купленным билетам.

В ту же пятницу, когда случился вышеизложенный облом, некто из Уайт Лэйк протелефонировал относительно наличия у организаторов желания осмотреть тамошнюю местность. Мел Лоуренс и Майкл Лэнг срочно рванули и попали на ферму Макса Ясгура. Поле оказалось адекватным. На нем даже была сцена - натуральная чаша в 40 акров. В субботу пестрая армада уже была там. На подготовку оставалось меньше четырех недель, и только четыре дня из этих оставшихся обошлись без дождя.

Снова слово Майклу: "Макс Ясгур был действительно нечто. Он был порядочным и честным, плоть от плоти сын матери-Америки. Не без предрассудков, но он умел поступать вопреки им. Все время, пока шла подготовка, город был настроен против него. (...) У Макса был сердечный приступ, и он держал кислородную подушку у себя в спальной."

Арти Корнфельд, самый верный соратник Лэнга, задумал съемки фильма о Вудстоке. Когда он завел переговоры с компанией "Парамаунт", первый вопрос был: "А кто такой Джими Хендрикс, и что это значит - GRATEFUL DEAD?" У самих организаторов не числилось уже 900000 долларов, чтобы справиться собственными силами. Пришлось заключить контракт с фирмой "Уорнер бразерс", купившей права на фильм за 60000 долларов и нажившей потом на нем миллионы.

Танцы пришлось затеять и вокруг трудностей с пищей. Все респектабельные организации сказали "пфе". Наконец, сколотилась компания, назвавшая себя "Пища во имя любви"* (* Food for Love) и поручившаяся было за хлопоты по устройству кормежки. Но в последний момент ее члены вдруг резко потребовали увеличения жалования, и с ними полюбовно распрощались. И вопрос угладили без них.

Проще оказалось разобраться с обратной стороной пищевой проблемы. За нее ухватился Питер Гудрич. И сделал он вот что: отправился в аэропорты, где провел энное количество времени у туалетных кабин, вычисляя среднее время пребывания в оных. Разделив последнее на 24 часа и умножив на 300000 (таково было предполагаемое число ожидаемых), он получил 1400 туалетов, которых, несмотря на почти двукратный перебор людей, в общем хватило.

На территории фермы Макса Ясгура было проложено несколько миль новых дорог. Им были даны прозвания типа "Кайфовая дорога"* (* Groovy Way) и "Авеню счастья". Уровень воды в Белом озере, из которого брали воду (сначала хозяин его установил цену в 1 доллар за галлон воды, а потом, приятельски сойдясь с Майклом, разрешил откачивать ее бесплатно) понизился за уикэнд на 12 дюймов. На дезинфекцию воды ушли тонны хлорки. И т.д.

Ко дню открытия все оказалось на-товсь. Майкл Лэнг вспоминает: "Трудно представить, под каким давлением находился каждый из нас в течение последних дней. Заключительные часы приготовлений являли из себя монументальную картину, и каждый, сознавая меру ответственности, понимал, что она вся лежит на его плечах. Положение обязывало. Требовалось отдать всю свою энергию, чтобы успегь к уикэнду, и каждый ощущал гордость за участие и этих усилиях. Ко времени, когда мы должиы были открыть ворота, за ними уже стояла толпа в несколько, тысяч человек.

Программа была рассчитана на 3 дня - 15, 16 и 17 августа. Ритчи Хэвенс открывал концерт в пятницу, за ним шли Джоан Баэз. Джон Себастьян, Арло Гафри, Тим Харлин, Мелани, Incredible String Band, Sweetwater и Рави Шанкар. В субботу и воскресенье выступали Creedence Clearwater Revival, Sly and the Familystone, Canned Heat, Grateful Dead, Jefferson Airplane, Janis Joplin, Santana, Mountain, the Band, Paul Butterfield, Blood Sweat & Tears, Crosby Stills Nash & Young, Jeff Beck Group, Джо Кукер, The Moody Blues, the Who, Джонни Уинтер и Джими Хендрикс - всего 20 с лишним музыкальных единиц.

Выступления задействованных групп были достаточно долгими, - где-то полтора часа, а Джо Кукер отпел и все два. Всех расставили по алфавиту, а двоих - по особым пожеланиям. Хендриксу дозволили закрывать фестиваль, а Jefferson Airplane чисто поэтически возымели потребность появиться на сцене с восходящим солнцем за ореолами волос.

Многие группы отыграли в Вудстоке свои лучшие концерты. Атмосфера вдохновляла на подвиги. Дэвид Кросби из квартета Crosby Stills Nash & Young, подлетая к фестивальному полю на вертолете, решил, что галлюцинирует: "Я увидел всех этих людей. Мы просто испустили громкий вопль восторга, не в силах поверить, что это не сон."

Возникали и такие вот нескучные накладки. Менеджеры некоторых исполнителей требовали денег до выступления. А в кассе фестиваля по причине воскресенья деньги не присутствовали. Менеджеры Who и Grateful Dead заявили, что их подопечные не выйдут на сцену, пока им не позолотят ручку. Майкл тут же придумал контрвыпад: "О'кей! - сказал он, - делать нечего. Только мне придется выйти и объявить всем пятистам тысячам, что ваши группы не выступят из-за денег." Инцидент исчерпался.

Кое-кто очень старался придать фестивалю политический или экстремистский привкус. Так, прибыла в Вудсток из Нью-Йорка сильно нонконформистская группа с непереводимым названием "MOTHERFUCKERS". Они бороздили аллею к славе, бегая по улицам, а также опрокидывая и разбнвая при этом мусорные урны. В Вудстоке, например, один из их компании маячил перед сценой и истошно вопил: "Ломайте ворота! Ломайте ворота!" Когда Майкл Лэнг резонно заметил ему, что никаких ворот здесь нет, парень просто не обратил на него внимания, настаивая на своем и явно провоцируя толпу на какую-нибудь акцию. Представителям службы безопасности пришлось его изолировать.

Другой анфан терибль фестиваля - вожак йиппи Эбби Хоффман как-то, проработав 22 часа в больнице, перебрал после этого LSD, и ему была галлюцинация, что вокруг носятся люди с ножами и револьверами в руках. Только Майклу удалось отвлечь Эбби от навязчивого образа, как тому взорлило в голову вскочить на сцену и захватить микрофон. Что он, несмотря на сопротивлеиие Лэнга, и проделал. Шла как раз музыка WHO. Хоффман заорал в микрофон нечто относительно недавно свинченного и посаженного Джона Синклера. Пит Тауншенд, гитарный лидер WHO, в ответ на сие, не прекращая играть, своим инструментальным грифом аккуратно снял курчавого активиста со сцены. Хоффман свалился, ушибся, отправился в больницу и зарегистрировался там как Майкл Лэнг, с вытекающими последствиями.

Не обошлось без тьмы конфликтов среди тех, кто ведал деловой стороной фестиваля или участвовал в распределении доходов от него. К счастью, они не коснулись главного героя Вудстока - счастливого пипла. Для него утро начиналось так: на сцену выходил коновод "Свинофермеров" Уэйви Грейви и возглашал: "Завтрак в постель для 500 тысяч подан" - и бесплатные кухни врубались на полную мощь. Зато оказались там и такие, кто не врубался вовсе. Корреспондент телевидения, сидя за сценой, все выспрашивал у Майкла, что же тут такое происходит и о чем думают прибывшие на фестиваль. Майкл резонно отослал его к самому пиплу, на что корреспондент отреагировал: "Вы хотите, чтобы я спустился в это?" Ежедневная пресса вообще пыталась напустить гниленького туману. Типичные заголовки: "Молодежь перемрет от перебора наркотиков", "Молодежь жаждет опуститься, чтобы достичь статуса животных" и т.п.

вопреки худшим ожиданиям не самых лучших людей, Вудсток вылился исключительно в дружбу, товарищество и любовь. Сам Майкл Лэнг итожит десять лет спустя: "Этот уикэнд был для меня вечностью. Он стал осуществлением всего, во имя чего я работал и молился - все стало реальностью! (...) Я думаю, одна из основных причин успеха фестиваля - его спонтанность и естественность людской реакции на него. Это было беспрецедентное для социального поведения "житие с 500 тысячами друзей". Я думаю, что мы избрали верный тон для события с самого начала - еще с подготовки, и люди, там побывавшие, несут это чувство с собой и по сей день.

Меня неоднократно просили провести второй Вудсток, однако я считаю, что фестиваль был уникальным событием и пытаться повторить его было бы ошибкой."

Один длинноволосый паломник в Вудсток так откомментировал фестиваль: "Люди наконец смогли собраться вместе." Другой пилигрим, вернувшись оттуда, заявил: "Если ты принадлежишь к этой культуре, ты должен был быть там."

Аллен Гинсберг назвал Вудсток "вселенским событием", даже Эбби Хоффман узрел в нем "рождение вудстокской нации и смерть Американского динозавра".

Джими Хендрикс: "Ребятам не все время сидеть в грязи. Отсюда они начнут строить и изменять мир". Джэнис Джоплин: "Нас тьмы и тьмы и тьмы - куда больше, чем кто-либо мог предположить доселе" и - "Нам не нужен лидер. Мы имеем друг друга".

Дальше вспоминает журналистка Джин Янг.

Когда разговариваешь с людьми, побывавшими там, по мере того, как они добираются до седьмого неба своей памяти, где располагается Вудсток, их голоса, их глаза, все в них становится совершенно иным. Они одушевляются так, как будто пересказывают мистическое событие. Ведь случилось нечто беспрецедентное: фестиваль в Вудстоке стал величайшим спонтанным социально-общественно-духовно-пневмо-душевно-психейным хэппенингом эпохи. Неоднозначно - но он изменил жизнь почти всех, кто в нем соучаствовал.

И хотя основную массу интегрировал-таки американский образ жизни (сам также пострадав от нее), некоторые особенные люди до сих пор не захотели скатиться в его колею. А чему удивляться? После неотразимых 60-х, в которые их юность пришлась на годы психоделии, высадки на Луну, политических бунтов, рок-музыки и специально Битлз, борьбы за права человека и отдельно черных людей, поисков и находок новородящих стилей жизни, 70-е и 80-е должны казаться тихими и пресными.

Кого только ни притянул Вудсток! Гуру, пророки, бродяги, шарлатаны, клоуны - все они знали: здесь, в эти дни им дан шанс бесконтрольно выявить себя. Ручейки тянулись из самых дальних уголков и закоулков Соединенных Штатов. Все, что хиппизирующее поколение вычитало в словах "Три дня мира и музыки в деревне" на фестивальном плакате, было: СВОБОДА!

Художественным директором фестиваля стал Майкл Лэнг, и успех оного - не что иное, как заслуга его психологии. Он был мотором и нервом происходившего. Внешне - комбинация херувима, Пана и сатира в ореоле длинных, вьющихся светлокаштановых волос. Внутренне необычайная уравновешенность: он ни с кем не разговаривал на повышенных тонах. Он умел мыслить положительно в любое время и в любых обстоятельствах. Создавалось впечатление, что у него просто не оставалось времени, чтобы раздражаться. Что с того, что Майкл был так молод - ведь он запросто вписывался в контекст своего времени. Шли годы расцвета молодежной культуры, и даже у 14-летних было тогда принято спрашивать их личное мнение.

Майкл обладал особого рода мудростью. Она, в частности, показала себя при организации службы безопасности на фестивале. Уэс Померой, приглашенный шефом этой службы, уже набрался богатого опыта (например, во время концертов Битлз) и, что еще важнее, он врубался в feeling фестиваля, был открытым и гибким человеком. Кроме того, с ним пришли к соглашению, что люди службы безопасности не будут носить оружие и обойдутся без униформы. Они наденут одежду, так сказать, информативного характера - майки с эмблемой фестиваля, оранжевые жилеты и шлемы сафари.

И вот мнение полиции о фестивале. Шериф Луи Ратнер: "Это самая приятная компания молодых ребят, с которой мне когда-либо приходилось иметь дело". Шеф калифорнийской полиции Джозеф Кимбл: "Я никогда не видел такого огромного скопления людей на столь малой площади, которые бы вели себя так мирно. Я понял - нет никакой связи между чисто выбритыми щеками и моралью, как нет ее между длинными волосами и безнравственностью".

Другой мировой силой, обеспечившей фестивалю должные вибрации, были "Свинофермеры". Они сотрудничали со всеми: с Уэсом Помероем, с медицинским шефом фестиваля доктором Абруцци и медперсоналом; они устроили бесплатные кухни, организовали палаточные городки и очистку территории. Не зря финансовые патроны Вудстока Джоэль Розенман и Джон Робертс назвали их застрельщика Уэйви Грейви истинною звездою фестиваля.

- в случае конфликтных разборок - "оцветочивали" свои принудительные действия театрализацией и юмором, ненавязчиво обволакивая ситуацию пацифизмом. Они именовали свою деятельность по обеспечению безопасности "Силой удовлетворения" и верили (практически), что настоящую борьбу можно прекратить путем преобразования ее в иной, менее серьезный ее вид.

Когда до открытия фестиваля осталось три недели, началась цветопляска бешеной работы. Люди работали по 24 часа в сутки, ибо вибрации были отменно хороши, а с дисконтактом было очень плохо. Штаб организаторов изъяснил сие как некий улетный домашний праздник, как подготовку к открытию карнавального жилого дома для хиппи.

Помимо "Свинофермеров" прибыли в полном составе и некоторые другие коммуны, тут же включавшиеся в непроворотные работы: от прокладки дорог до рытья отхожих ям. Прежде начала утренних трудов устраивались йогические и дыхательные упражнения, в которых участвовали сотни людей. Иные группы встречали восход медитацией. Все, бывшие там, никак не забудут возвышенное духовное чувство, разлитое между участниками.

Рядом с обиталищем "Свинофермеров" расположился лагерем так называвшийся Город Движения, где разместились эмиссары радикальных группировок. Они рассчитывали, что к ним будут стекаться толпы в надежде приобрести увлекательные брошюры типа "Как сделать революцию в Соединенных Штатах", ан просчитались. Всему виной опять-таки хорошие вибрации. Не случайно многие радикалы забыли о своих политических амбициях и с головою ушли в радостное чувство сопричастия.

В четверг, накануне фестиваля, собрались уже многие и многие тысячи, а киоски по продаже билетов все как-то не устанавливались. И фестиваль срочно был объявлен бесплатным - к общему материальному и идейному восторгу.

Когда фестиваль начался (т.е. в пятницу утром), по направлению к нему все еще продолжали стремиться громадные массы, толпы и ватаги народа (их число оценивалось минимум в 500000 человек), отчего по радио объявили: спасибо - но достаточно, больше принять не можем. Машины запрудили окрестности фестиваля на 15 миль вокруг.

Пилигримы с кайфом вспоминают эмоциональный подъем ими испытавшийся, когда встречали на трассе себе сопутников - членов команды "нового сознания". Власти, однако, не испытывали той же эйфории. В Нью-Йорке, например, прекратили продажу билетов в сторону Вудстока. На дорогах чинила препятствия полиция. Не случайно до места взаимодействия добралось меньше половины желавших.

Жителям Вудстока калейдоскопический парад, прянувший им в очи, показался небывалым сном. Толпы, продефилировавшие перед ними, были полным антитезисом моде, диктуемой из Нью-Йорка и Парижа.

Чего им, счастливым беднягам, ни довелось увидеть: самоестественно, длинные волосы, ниспадающие одежды, пестрые и драные штаны, немыслимых конфигураций очки, шляпы всех времен и народов, бусы, колокольчики, мантии гуру, сари, в психоделическом варианте югенд-стиля расписанные гитары, зонты, сумки, машины и автобусы. Пацифики и цветы использовались как знаки идентификации с движением за мир или наркотическим движением или с тем и другим вместе.

Атмосфера Вудстока была пронизана марихуаной, гашишем и галлюциногенами, в первую очередь LSD. Фестиваль имел место для живой части хип-культуры, поэтому пассивные суровые наркоманы даже не пожелали быть участниками этого экстравертного события. Полиции было приказано смотреть сквозь пальцы на благоупотребление и распределение наркотиков. Марихуаны оказалось столько, что один чувак не замедлил подметить: "Можно было улететь просто вдыхая воздух".

Даже самые ортодоксальные аборигены перестали задавать классический вопрос: "А ты кто - мальчик или девочка?" Хиппи оставили в покое.

Впрочем, далеко не все представляли, на что они идут. Корреспондент "Ньюсуик" Джон Карапетян прямо пишет: "Некоторые из прибывших были "порядочные" (straight) ребята из колледжей - будущие бизнесмены. Но урок Вудстока состоит в том, что хипповый народец Соединенных Штатов вырос невероятно (и незаметно) и что сегодня намного больше молодых, чем представлялось, имеет вполне радикальный взгляд на американский образ жизни. Большинство этих ребят мыслит отнюдь не в политических терминах. "Их трудно пронять, - признавался Эбби Хоффман, - ты постоянно вынужден сворачивать разговор на магию. Это ближе к религии, чем к политике - это попытка привнести смысл в жизнь".

Каждый, вышедший оттуда, помнит дождь и грязь, радостные купания нагишом в озере и некий сладкий дым лагерных костров. Дождь с перерывами на солнце шел с четверга по воскресенье. Громкоговорители Американского комитета помощи Национальному Фронту освобождения увещевали: "Чтобы не промокнуть, носите майки с Че Геварой!" Некоторые раздевались и танцевали голыми под струями дождя. Люди чувствовали себя настолько хорошо, что потом утверждали, что обзавелись иммунитетом к физическому дискомфорту.

Возникли новые отношения. Не нужно было знать человека, чтобы обнять его или чтобы он обнял тебя. Кришнаиты сравнивали невидимо вибрирующую толпу с индусами, собирающимися на берегах Ганга для священного омовения.

Никто не тормошил тебя, ты делал то, что хотел, даже если ничего не хотел делать. Ведь музыка не умолкала до тех пор, пока хоть кто-то оставался перед сценой. И оказывалось, что вполне достаточно непринужденно сидеть на травке, транслировать и ретранслировать вибрации и слушать музыку. Каждый мог просто быть.

А когда фестиваль завершился и вышел час расставания, полиция притормозила на трассе парня, покатившего стопом в новом платье настоящего короля.

Тут и сказке конец.

1985.

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ (КВАЗИЭПИЛОГ)

Итак, мир не изменился. "Здесь и сейчас" переоделись в "там и тогда". Психоделия стала стилем, а не средством. Длинные волосы - нормальный куафёрский изыск, рок - подходящий аудиофон для видеоклипов. Хиппи бодро влились в ряды неохристиан, кришнаитов, буддистов, каратистов, националистов, комсомольцев, диссидентов, паразитов и, может быть, даже кантианцев. Что прозвучит сегодня смешнее, чем "Flower power"? Серьезные люди очень серьезно борются с крайне серьезными противниками (и сто тысяч раз наоборот). Кто сунется с этим цветочным обноском на митинг, где скандируют вновь обретенные идеологические мощи?

Как и двадцать лет назад. "С кем вы?" - спрашивала новая власть группу литераторов, назвавших себя "Серапионовыми братьями". "С отшельником Серапионом", - смело заявляли они, чтобы через десять лет устами Всев. Иванова принести присягу большевистской тенденциозности и лично тов. Жданову.

Поэтому не стоит удивляться, что кое-где и кое-кем Вудсток продан с молотка. Все равно это лучше памятников Джими Хендриксу или Джэнис Джоплин. Голые короли нынче нарасхват. Так пусть хоть Вудсток провалится в тартарары.

Видимо, поясню. Самая модная ментальная наука ныне - археология. "Если бы не проклятое настоящее, какое прекрасное прошлое мы бы имели сегодня", - вот модель, по которой вам преподнесут что угодно: Николая II, храм Христа Спасителя, Сталина, Бухарина, Перуна, независимую Прибалтику, самостийную Украину и т.д. без конца.

В том-то и дело, что с концом. За которым - Вудсток. Не как факт, а как вечная беспричинная возможность: вырваться из крысиных бегов. Оказаться за пределами знакового мира (с его флагами, крестами, гербами и ярлыками). Побыть наедине со всеми людьми. И, может быть, когда-нибудь там и остаться.

Андрей Мадисон 1989