ПРЕЗИДЕНТ ДУХА Он пел. Он не имел ни партии, ни аппарата внедрения себя в сознание трудящихся. Он был один: черный свитер, упрямый подбородок, гитара. Бас-гитарный, виолончельный голос. Мужественность. Такой уже в утробе матери - не зародыш, а мужчина. И это определяет многое. Исключает протянутую за подачкой руку, слабодушие, измену, фальшь. Мелкие бытовые недостатки, которыми мы все грешим, никакого отношения к этим ведущим свойствам не имеют. Он пел, потому что был музыкантом, поэтом и артистом и нашёл для себя самую радикальную, без натуги, упоительную форму связи с миром. Пел тихо и громко, а для мира - громово, пел для себя, хотя и для всех. С собой разбирался, а подразобрался с миром. Дитя пост-сталинизма и застоя, жил и пел вопреки. Кончился застой с его отупением, спиванием, обреченностью нежных интеллигентных душ. Прошла, проходит, пройдет эйфория перестройки, антипутчевского единения, предрыночных туманных надежд. Пройдёт и жестокость неумелого внедрения демократами антидемократического образа существования, на непонятного цвета знамени которого написано: голод, очереди, отчаяние, непонимание. Правда, на этом знамени - маленькая светящаяся точка, стрелочка, указывающая на свет в конце тоннеля. Выйдем на свет, увидим, что кончилось, что осталось. Там будет что-то, о чем не ведаю. Но там непременно будет ОН. То, что он пел, как пел, о чем пел. И просто то, что ОН ПЕЛ. Он ведь не только засвидетельствовал, пропечатал в строчках и в музыке летящий, ускользающий код времени, просветил насквозь и объяснил эпоху. Он посеял любовь в душах бесчисленных. Ни один политический лидер не может равняться с ним. Президент духа, души, нашего прозрения, просветитель, выявитель наших неосознанных помыслов, нашего подпольного протеста, пестовавший наши души в пору серого предвесенья, когда не знаешь точно, наступит ли весна... Его слушают, его читают, его поют. Любят. Маленькое слово,- как необъятно оно! Время проносит его от года к году и передает от сердца к сердцу эстафету этой любви к Высоцкому. Люди как бы становятся лучше, мудрее, честнее, любя и помня его. Нашелся подвижник, решивший собрать воедино свидетельства любви к Владимиру Высоцкому. Пестрый букет, в котором, как среди живых цветов с его могилы, есть и скромные ромашки, и торжественные розы. В стремлении положить на могилу барда хоть скромный цветок, отметиться, так сказать, у Высоцкого, как обозначивают свою душу в церкви, ставя свечу у иконы и молясь, сограждане ушедшего из жизни художника проявили удивительное единство. Эта объединяющая любовь и родила венок стихов Высоцкому, равных в одном, независимо от профессионализма и творческой состоятельности: в искренности и подлинности чувств. Примечательны слова, которыми строки профессиональных и самодеятельных поэтов обозначают личность Владимира Высоцкого. "Человек отчаянной совести". "Как он изначален...". "Уязвимое нежное сердце". "Осужденный на вечность поэт". "Самосожжение поэта". "Как он одинок". "Шансонье, всея Руси отпетый". "Популярней, чем Пеле". "Русской песни крепостной". "Избранник двадцатого века". "Кричащая совесть народа". "Он пел, о чем молчали". "Мне так не спеть". "Мы с вами остались пока мельтешить, а он показал нам, как следует жить". "Властелин умов". "Ушел от погони...". "Наша совесть и душа". "Ты - наш"... Какое определение ни возьми, все несет в себе не ложный пафос официального признания, а истинное проникновение в творчество одного из самых ярких, смелых, веселых, трагических скоморохов изломанного, кровавого, заблудившегося времени. Многие из нас жили в этом времени как обыватели, а он - с содранной кожей и в гибельном полете к солнцу сжигающей правды. Как Высоцкому надо просто внимать, а не выслушивать чье-то толкование Высоцкого, так и стихи о нем надо читать, воскрешая Владимира Семеновича, а вместе с ним и себя, те омертвелости, которые все время следует подпитывать живой водой правды, чтобы не умереть окончательно. Поэтому с чувством благодарности составителю этого уникального сборника, приглашаю к чтению его. Скажу только, что мое внимание больше всего сконцентрировали на себе два стихотворения. Одно - Леонида Филатова, сумевшего показать, что Высоцкий - "для всех", а не только для литературно-театральной элиты. Жестковато, как это делал сам Владимир Высоцкий, его товарищ по Таганке определяет месторасположение Высоцкого в нашей жизни, легко перекрестив и отбросив все навязанные нам классовые и прочие подходы: "И кому теперь горше Средь вселенской тоски - Машинисту из Орши, Хиппарю из Москвы?.. Чья страшнее потеря - Знаменитой вдовы Или той, из партера, Что любила вдали?.. ... И на равных в то утро У таганских ворот Академик и урка Представляли народ." Другое стихотворение - Евгения Евтушенко. Оно пронизано болью за рано ушедшего из жизни замечательного человека и художника, нежеланием, чтобы магнитофонная вселенская оратория поразмусолила Высоцкого по ширпотребным кассетам киосков звукозаписи. Отвращением к тому, что "антигерои" Высоцкого, прожигая свою мелкотравчатую, спекулянтскую, продажную жизнь делают это именно под песни Высоцкого. Евтушенко говорит: "Володя, как страшно меж адом и раем крутиться для тех, кого мы презираем. Но к нашему счастью, магнитофоны не выкрадут наши предсмертные стоны..." Евтушенко вспоминает тех, для кого пел Высоцкий: студенты, приискатели, демократическая театральная галерка, тех, кому близок и понятен "полу-Гамлет и полу-Челкаш..." И все же стихотворение заканчивается безысходным приговором: "Жизнь кончилась. И началась распродажа..." Может быть, и началась бы. Да не продается. Высоцкий не продается. Не является объектом купли-продажи. Уверена, что Высоцкий равно относился и к преуспевающим, и к чистым помыслами, и к заблудшим, к непрозревшим. Подлецов и негодяев отринем вообще, да и так ли их много? Будем надеяться, что и в таких Высоцкий будет пробуждать совесть. Высоцкий всё больше прикипает, приживляется к нашей жизни, будя в каждом, кто причастился его мира, его творческой вселенной, чувство любви и ответственности. Римма Казакова, 1994