Начало романа-дневника

Предыдущая часть

1965,
июнь

У меня ощущение, будто всё приходится начинать сначала. Опять разговоры об обыденных вещах. Основная тема - педсовет. Об этом она много говорит, ругает меня и, чувствую, жалеет, что меня не будет больше в Чите. Я - больше молчал...  
Но потом и  её стал успокаивать, разглагольствуя об относительности всех существующих в мире вещей. Здесь я в основном говорил. Люда молчала и мне приходилось вытягивать из неё ответы. Ну, это, как обычно, - я уже привык.
Гуляли не больше часу. Пришли в общежитие и с улыбкой расстались друг с другом.

 Встреча с Галей

12 июня, суббота. Совершенно случайно увиделся с Галей в коридоре нашего этажа. К ним не заходил очень давно (как будто век целый!). Незаметно текло время в общении с Людой и водовороте  других забот. 
Сообщил ей свежую новость: исключён из училища, в Чите ещё буду не больше недели, уеду в Сретенск, хочу там начать работать.
Она искренне удивляется:
- Ведь ты же способный!
- Ну а ты как?
Сдаёт экзамены, но всё надоело в городе, живёт романтическими мечтами, как всегда. Следующий год учиться в культпросвете не хочет.
- А почему ты к нам не заходишь?
Я нашёл причину (верную отчасти):
- Я тебе обещал переписать ноты романса на твои стихи и всё-то не сделал.
- Какой честолюбивый! Ведь всё равно можно зайти.
- Ну а ты? Стихи с тех пор писала?
- Да. 
- А дневник?
- Да, тоже. Я уже закончила тетрадь.
- Мне дашь почитать?
Немного помедлив, но очень искренне произнесла:
- Дам.
До понедельника она уезжает домой. Договорился, что приду к ней в понедельник.

Грустно и смешно

13 июня, воскресенье. Вечерком позвал Люду из комнаты. По моему предложению уехали на 15-м автобусе до конечной остановки. Каждый раз нам приходится выбирать новые маршруты, чтобы во время наших путешествий изучить все просторы окраин столицы Забайкалья. 
Здесь действительно была необозримая ширь. Безлюдная асфальтовая трасса  тянется вверх... Она молчала. Мы стояли в гуще деревьев на маленьком мостике через канаву. Она молчала, а я, кажется, переговорил обо всём: и о пустяках, и о не пустяках. Она всё время думает о чём-то, односложно отвечает: да, нет.
Я ведь и сам молчаливый, но её молчание после всего, что было между нами, раззадоривало меня, и я болтал о том, что придёт в голову, хохмил. Она ускоряла шаг, а я, смеясь, говорил голосом нашей преподавательницы по музлитературе: 
- Ну зачем в таком темпе? Это тебе не этюд, это пьеса лирического характера - и т.д. 
Она сдерживала улыбку, прикусывая язык, чтобы не рассмеяться, но ей, как и многим девчонкам, нравилось, что я так стараюсь для неё.

Запись карандашом: (а я ведь об этом даже и не думала).

Я даже разозлился на её молчание и возле кассы "Забайкальца", ступени которой вели вниз (мы уже вернулись в город на автобусе) столкнул её в проход. Она сдержанно и капризно засмеялась. Вообще такое поведение не соответствовало её характеру, но ведь все из людей когда-то ведут себя  не в соответствии со своим характером.
Идти сзади мне надоело и я вырвался вперёд,а Люда плетётся за мной еле-еле. Я засмеялся и сочинил пародию-экспромт:

Ты, как тень, бредёшь за мной уныло
И не хочешь ничего сказать.
Неужели всё тебе постыло
И ничто уж не вернуть опять?

Сказала вслух:
- Я разве как тень? - и мягко улыбнулась.
Она пошла рядом. И опять молчит. 
Не люблю ходить справа и перебегаю на левую сторону. Она удивлённо поворачивает взгляд налево, а я продолжаю свою болтовню:
- Передаём футбольный репортаж. Сейчас левый крайний команды "Зелёный луч" (так я себя назвал) обходит центрального нападающего команды "Синий плащ" (она была в синем плаще). Удар! (Я опять обнимаю её за плечи, она вырывается). Но мяч принимает вратарь. Однако инициатива уже перехвачена командой "Зелёный луч". Ещё удар! (Я усаживаю её на стоящую рядом скамейку и целую в губы). Гол!  
Она вскакивает и молча опять идёт вперёд. В общежитие входим вместе. В коридоре она встречается с подружкой и идёт, весело болтая с ней. Я её окликаю:
- Люда!
Она оборачивается.
- Один ноль!

С горки вниз и на горку вверх 

15 июня, вторник. Вечером позвал её из комнаты и пошли далеко-далеко... Ушли на гору. Ругались. Выясняли наши отношения. Подробности не помню. Уже прошло полгода. Потом как будто помирились.
Забрались на самый верх сопки - пологую неровную поверхность. Мы очутились вдали от города, от человеческого жилья. В призрачном лунном свете что-то неясно белело впереди. Суеверный человек может с ума сойти в такой обстановке. Она не суеверная, но простодушная и поглядев на белеющие очертания, ойкнула, схватив меня за руку. Это вышло с такой бесподобной естественностью. что я на мгновенье заразился её страхом. И...  рассмеялся:
- Идеалистка! Ты, наверное, в духов веришь! А погляди, вон за тем кустом притаился один симпатичный дух!
- Ой! Зачем ты пугаешь меня! Пойдём лучше вниз.
Мы спустились вниз на один перевал и здесь было совсем по-другому. Сели на землю и смотрели на пылающий огнями город. Была ночь, а город шумел. Я впервые слышал шум города. В самом городе этот шум как-то незаметен. Это был тысячеголосый гул машин, методичный стук поезда на железнодорожной ветке; ветер даже доносил временами песню. Где-то висел невидимый динамик.
А потом опять пошли наверх. Она боялась, а я смеялся. Едва за склоном скрылись огни города, всё опять стало смутным и таинственным. В тревоге она порывисто обняла меня, уткнувшись головой мне в плечо. Показалось нам, что нас только двое в этом мире и два наших сердца греют и любят друг друга.
Любовь ли это - не знаю. Как бы то ни было, но всё же этот  момент был поэтичным и приподнятым. Словно прекрасная мелодия в два голоса. Первый голос - мелодия скрипки -  нежная, приподнятая:

А второй голос - врывающийся в эту мелодию, идущий вместе с ней...
И общий фон: импульсы, всплески, трели, подчёркивающие таинственность и  приподнятость всей картины.

Мы лежали на травянистом пологом склоне, прижавшись друг к другу. В такие ночные минуты человек приобретает свободу выражения своих мыслей.  
И она говорила. Говорила без дневной стеснительности, с мягкой улыбкой:
- Ты мне нравишься.  Я люблю тебя.
И это после того, как сказала, что не верит в мою любовь к ней  (это было  в комнате общежития, когда мы пили коньяк).
_____________________________________

Отступление от автора  

Этого эпизода нет на предыдущих страницах моего дневника.  Ни после педсовета, ни позднее (пролистал сейчас все страницы) об этом не сказано ни слова. Но в осколках моей памяти отрывочно сохранилось, как мы с Людой  отметили наше расставание и  мой отъезд домой.  
В какой мы комнате сидели и о чём разговаривали, давно уж забыл. Наверное, в её комнате, потому что там были девчонки.
Мы сидели с Людой вдвоём за столом, напротив друг друга. Кто-то из девчонок что-то сказал  о нашей большой любви, а Люда ответила, вроде бы, что не верит в мою любовь к ней. Поднимал ли кто-нибудь тост  за нас - тоже не припомню.
А вот что сегодня уцелело в моей памяти без всякой записи в  дневнике.  
Магазин "Темп" - один из лучших читинских гастрономов в центре города, работающий до сих пор под прежним названием. Бутылка превосходного коньяка КВВК (коньяк выдержанный высшего качества),  купленная мной за 6 рублей 32 копейки. Звёздочек на этикетке не было. Но продавец сказала, что выдержка у этого коньяка семь лет.
Трёхзвёздочный коньяк продавался в 65 году прошлого века на два рубля дешевле, за 4 руб. 32 коп. - (Б.К., сентябрь 2016).

________________________________________

- За что? Красоты во мне нет, а мои мысли и всё, что я говорю, - тебе не нравится , - грустно-рассудительно сказал я.
- Не знаю почему, но люблю.
Прошло несколько минут в тишине, прерываемой поцелуями... И вдруг:
- А откуда ты знаешь?
- Что?
- Что люблю. Может, я наврала тебе?
- Ты пошутила? 
Она помолчала:
- Нет, я всё сказала...  правду, одну правду.
Наши тела опять сомкнулись в объятиях.  Я целовал её нагую грудь. Она молчала, когда я... И когда я... Но когда я начал... Она сказала:
- Не надо, Боря, не надо.
И таким спокойным, таким холодным голосом это было сказано, что у меня сразу упало желание продолжать подобные действия. Самые горячие протесты не действуют порой так, как эти, бесчувственно-спокойным тоном  сказанные, слова.

...Мы сбегали вниз с горки, держась за руки...
...До шести утра сидели на скамейке, невдалеке от общежития. 
Из всех наших ночей   эта ночь была самая радостная.
Внутреннее чувство родства друг с другом соединяло нас.

Душа и тело

Наши мысли и чувства находились в состоянии  величайшей приподнятости.

(Продолжение следует)