Начало романа-дневника
Предыдущая часть

1964,
ноябрь-декабрь

(Окончание письма Цветкова): ...Твоё поведение в обществе немного странно. Странно внешне. Мне понятны эти странности, их ты не избежишь, поэтому я подробно не описываю. Если тебя заедает "внимание" окружающих, таких как Бутырский и ему подобные, а подобных много, то ты просто должен научиться давать отпор, в той форме, в какой к тебе обращаются.

Вот ответы на вопросы, поставленные в твоём письме. Дружить с девчонками конечно нужно.

Просто я хочу сказать, что ты у девчонок вероятно тоже будешь терпеть неудачи только потому, что ты несовременен.
Я не хочу сказать, что должен ты быть глупым или фигляром каким-то.
Нет, оставайся самим собой, не подстраивайся. Но защищай себя отпорами на всякого рода нападки. Наблюдай больше за людьми, за собой. Критичней относись к своей персоне. И если надо, отстаивай свою неприкосновенность как человек.
Объективно различай, где справедливость или наоборот несправедливость в твой адрес.

Ну вот, пока с тебя хватит.

Вообще я пишу коротко. Только существо. Поэтому от меня длинных писем не жди. 

Привет всем знакомым.

О новостях в жизни училища сообщай.

Ну бывай.   Алик".

Последнее предупреждение

По ансамблю опять ерунда получилась. Люция Николаевна, всегда выдержанная, вдруг резко вышла из класса и привела директора.
- Играйте, - приказала нам, когда пришёл директор. 
Люда разволновалась. И если я сыграл всё-таки без фальши, то она в аккомпанементе всё время лажала (это была пьеса для двух ф-но). Директор только головой качал, слыша подобное, а Люда пугалась и зарывалась окончательно. 
Кончили. Минутное молчание. Люция Николаевна:
- Вот, Леонид Георгиевич, как они играют. 
Директор:
- Вот что, друзья мои! Вы или занимайтесь, как нужно или...
(Ну,  дальше ясно: пригрозил исключить).
- Можете идти, - сказала Люция Н., когда вышел директор. - Идите, учите, - добавила она. 
Мы молча вышли. Люда с румянцем на щеках.
- Ой, мне так стыдно, директор пришёл, слушал такую ересь, - сказала она. 
- Не унывай, Люда, - подбодрил я. - Ты бы не пугалась директора, не останавливалась. Не теряйся, главное, играй.
Удивительно, чем стыдней становилось ей, тем веселее мне. Её милый, наивный стыд придаёт мне твёрдость в голосе и иронию.

Вечером я проводил Люду до дому. Занимались допоздна (всё-таки предупреждение директора возымело действие), а потом пошли вместе.
- Ты что, провожать меня решил? - спросила она.
- Нет, я сам себя провожаю... до твоего дома.
- Вообще-то, - говорит она,  перенимая мою иронию, - перед сном полезно прогуляться. 
- Вот именно! - охотно подтверждаю я.
Говорили о всяком. До серьёзных мыслей ещё не дошли. Дошли с ней (смеюсь!)  до самого её дома. Сказал весело и по-простому:
- До свидания, встретимся завтра и позанимаемся.
- До  свидания, хорошо.
Вот так. В весёлом духе.
Наши отношения сейчас перешли в простые, товарищеские, как в 3-м классе. Не знаю, что будет дальше.
Что будет? Мне остаётся только пожать плечами:
- Не знаю.

ДЕКАБРЬ

Побег домой

Человек один и тот же, а бывает очень разный. 

Проспал - и плюнул на всё. Не пошёл в училище ни на второй, ни на третий урок. Платонов тоже проспал, но пошёл в поликлинику и взял на 2 дня справку о болезни (сказал, что живот болит, тошнота и проч.).  Сейчас за каждый пропуск нужна справка. Если нет справки, то обязательно неприятный разговор с директором.
А  я не пошёл в поликлинику. Один раз я там уже был, притворившись больным, когда вот так же проспал  все занятия.  Впервые я  так рискнул поступить, придя в поликлинику с жалким, бледным видом. С грустной маской на лице. (не столько от собственной игры, сколько от раздумий о том, что пропустил занятие и как из этого буду выпутываться). Стоял в очереди перед кабинетом терапевта. Усиленно внушал  себе мысль, что я действительно болен. И в конце концов действительно почувствовал себя больным, разбитым. В кабинете врача врал о головной боли и о том, что горло болит.
- Не знобит? - спрашивала врач.
- Знобило вчера вечером.
Она давала на три дня справку и я всё ещё с больным видом шёл в регистратуру, где ставили печать на справку. Медленно одевался в коридорчике и выходил со вздохом на улицу. Но повернув за угол этого же здания (я, кажется, уже писал, что с другой стороны находилось наше общежитие), я  шёл бодро с сияющим лицом от удачной проделки и от того, что вся эта не совсем приятная притворная процедура удачно закончилась. Я вбегал через три ступеньки на свой второй этаж... Вообще у меня от природы увеличенные миндалины, даже когда не болит горло. И врачи охотно верят, осматривая горло, что оно у меня действительно болит. 

А сегодня вот проспал и плюнул на всё. Никуда идти не хотелось. Не то, чтобы стыдно было идти в поликлинику. Стыда не было. А какое-то другое чувство. Просто мне это показалось пустым, бессмысленным. И как всё, что бессмысленно, - противным. 

(Продолжение следует)