Начало романа здесь

Предыдущая часть

1963-1964,
декабрь-январь

Так родилось это недописанное и так и не отправленное письмо:

"Дорогая "Смена"!

В вашем первом номере "Романтика" я прочитал письмо в редакцию от Григория А. и мне захотелось ответить ему. Я не намного старше Григория: завтра мне шестнадцать. Но, примерно за год до этого дня я пережил первое чувство любви. Я любил со всей страстью сердца, но только друг знал о моей любви. Увлёкся стихами и сам начал писать стихи.
Стихи, которые я сочинил около полусотни, никогда не видела любимая. Только другу я читал их.
Зимним и снежным лунным вечером, когда спал городок, я бродил перед её окнами, смотрел часами на красный свет из её окна и любил... Поздней ночью возвращался домой.
Мы часто встречались, гуляли вместе и разговаривали. Но вдруг на школьных вечерах она стала отвергать мои приглашения к танцу. С этих пор её отношение ко мне стало непостоянным и изменчивым. Я писал горькие стихи об отвергнутой любви. Потом тон стихов изменился. Стал писать в стиле Гейне с иронией и смехом сквозь слёзы.
С приходом весны ушла  любовь и остались лишь полузабытые трепетные воспоминание и привычка находить утешение в стихах в трудные минуты жизни.
Я вполне согласен с тобой, Григорий.  Да, любовь возможна в 14-16 лет."

Обрадовала меня телеграмма от Любы из станицы Фастовецкой, найденная в ящике для писем перед самым Новым годом.

"БОРЯ ПОЗДРАВЛЯЮ НОВЫМ ГОДОМ ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ УСПЕХОВ УЧЕБЕ=ЛЮБА-"

"Баба Лиза, пойдём выпьем!"

А в училище перед самым  Новым годом был устроен праздничный вечер. В комнате внизу, где обычно занимается оркестр народных инструментов, разместился буфет, где было красное вино и мне впервые захотелось испытать на себе его действие. (Точнее, второй раз. Первый раз - у Валерия Рублёва. Но тогда - невольно, а теперь - сам захотел).  Решил пить до предела, т. е. там, где этот предел почувствую, брошу пить.
Решил пить медленно, не торопясь, постепенно наблюдая действие вина на себе.
Взял сто грамм красного и бутылку пива. Неторопливо выпив и то, и другое, пошёл в зал.
Зал, на мой взгляд, был украшен очень хорошо. Большой ёлки не было, но на сцене стояло несколько свеженьких ёлочек, а вся сцена покрыта белым материалом так, что казалось: там лежал самый настоящий снег. Снежинки из ваты закрывали спереди всю сцену. И в зале они висели повсюду. Из квадратного выреза в стене, откуда обычно выглядывал глаз киноаппарата, теперь ярко светил прожектор, образуя посреди зала полосу света, постепенно ослабевающую вблизи сцены. Сама сцена ярко освещалась лампами дневного света. Порой казалось, что будто полной луной освещается снежная равнина. 
Кружились под музыку пары то попадая под яркий свет прожектора, то стремясь выйти из него.
В буфете  было полно народу - и преподаватели, и студенты.  Я выпил ещё двести грамм и пошёл в зал. Танцевал с девочками и молчал. Но вот уже мне стало веселее, я улыбался, танцуя, о чём-то говоря с ними.
Я чувствовал какую-то особую лёгкость, несколько раз взбегал вверх по лестнице. Там, кстати, находился туалет, а на площадке между двумя крылами училища за порядком днём и ночью наблюдала много лет постоянная дежурная легендарная баба Лиза.
- Баба Лиза, пойдём выпьем! - позвал я её.  
Старуха, смеясь, отмахивалась.
И опять я был внизу. Выпил ещё 100 гр. Увидев Иру Шигареву, - маленькую миниатюрную, в белом воздушном платье, прошептал ей:
- Ты прекрасна!
А ведь хотел ей сказать что-нибудь насмешливое. Не вышло! Потом я стоял с ней в комнате, где проводилась лотерея. 
- Один билет мне дай, - попросил я студентку, которая выдавала, точнее, продавала, билеты. 
- Возьми два, - шепнула Ира
- Два давай, - сказал я, добавляя денег.
Но так ничего и не выиграл, хотя нацеливался на стоявшую на самом видном месте бутылку шампанского.
Ира куда-то исчезла, а я снова пошёл в буфет.
Я выпил ещё 100 г., потом взял бутылку пива и подсел к столу, где сидело 4-5 преподавателей, тоже уже выпивших. Среди них была наш историк Александра Михайловна. Вино они уже выпили и сейчас пили пиво. Я и не заметил, как у них опять откуда-то появилось в стаканах вино.  Александра Михайловна подняла стакан (грамм 100) и сказала тост:
- Давайте выпьем за то, чтобы среди нас не было равнодушных людей, чтобы каждого из нас судьба другого волновала, как своя собственная. И так должно быть, потому что - присмотритесь! - вокруг нас столько добрых, хороших людей.
Они стали чокаться.
- За это и я выпью. - сказал я и стал чокаться с ними со всеми стаканом пива.
Выпили - и они стали говорить о своём.
- Вот он, - сказала Александра Михайловна и посмотрела на меня, - он мне нравится. У него всегда на истории самостоятельное суждение. Вот этой самостоятельностью мышления он мне нравится.
Потом они заговорили о другом, а я ушёл, и бог весть где и как провёл время до 3-х часов ночи.
Говорил с кем-то о чём-то высоком. Соглашался и не соглашался с ним, толковал о жизни.  Наконец, пришёл домой, сунул руку наверх в щель, где они, мои квартирные хозяева, всегда оставляли ключ. Он проскользнул у меня между пальцев и упал в снег. Я шарил руками по снегу с четверть часа и не мог его найти. Сел на крыльцо и подумал, что так и буду ночевать. Потом снова принялся ползать по снегу и минут через десять наткнулся на что-то металлическое. Это и был ключ. 
Открыл дверь, споткнулся о что-то (кажется это были вёдра, но наконец добрался до кровати. Разделся, как мог, и уснул.

А настоящий календарный Новый год встречал с братом Витей и его женой Клавой в общежитии мединститута. Пришёл туда с бутылкой красного. Они были одни в комнате общежития, все остальные студенты разошлись, кто куда, встречать Новый год. Так втроём мы и встретили первые минуты Нового года.  Пили мало, говорили на мелкие бытовые темы. (Праздник  7 ноября я отмечал  в частном домике, где они сняли квартиру, но и своё место в общежитии  брат не терял).
Они спрашивали меня о моей студенческой жизни и о том, стирает ли мне хозяйка бельё.
Радио было включено. Без пяти двенадцать я ощутил в душе какой-то особый подъём.
Мы выпили за Новый год и за моё 16-летие. Пробили часы.
Вот он,

1964 год

Я выбежал в коридор. На втором этаже стояла ёлка. Постепенно из всех комнат стали выглядывать смеющиеся лица в масках и без масок. Мы образовали весёлый круг возле ёлки. Один из студентов - в колпаке и клоунском костюме, смешно кричал:
- Давайте споём песню!
И мы запели:
"Солнечный круг,
Небо вокруг..."
(Из многочисленных видеозаписей песни я выбрал эту, где на новогоднем "голубом огоньке" - похоже, что  на встрече 64-го года, песню поют вместе с Тамарой Миансаровой наши первые космонавты во главе с Юрием Гагариным. Рядом Терешкова, Быковский, Николаев, Попович. - Б.К., март 2016).  

Смеялись и носились вокруг ёлки подобно детям. Справа и слева от себя я держал за руки в хороводе двух миловидных девушек. Они смеялись наивно, от души, вместе со всеми. Наверное, только в час общего веселья или общего горя наступает такое единение душ. 
Так я провёл время до часу. Было весело.

На третий день после Нового года жизнь пошла своим чередом. Опять занятия, окрашенные приятными воспоминаниями о праздничных днях. Но на носу конец первого полугодия. 
Внизу в училище, на широком, низком, почти на полу,  подоконнике уже не так часто и не так много сидит студентов. А то обычно сидят, балакают часами и глядят в широченное окно на многолюдную Калининскую улицу. 
А смотреть можно часами на проходящих людей и особенно на молодых девушек, женщин. Смотреть и отпускать свои высказывания. Женские ножки проходят по тротуару прямо перед глазами. Вот где можно пройти школу оценок женской красоты!

Домой на каникулы

Полугодие я закончил с тройками, четвёрками и числа 13-го января приехал домой на каникулы.
Двухнедельный отдых дома  дал хорошую разрядку нервам. Я отсыпался, отъедался (в ходьбе по столовым не очень-то разъешься), в общем был в домашней обстановке, а не на чужой квартире.

(Продолжение следует)