Кудрявая девчушка лет семи в стареньком линялом сарафанчике, едва прикрывающем сбитые коленки, сидит на свежесрубленных сосновых жёрдочках, перекинутых над узенькой речушкой, опустив ноги в прохладную воду. Полуденное солнце уже успело прогреть мелководье, и натруженные жилочки блаженствуют, отдавая ласковым струям накопившуюся с раннего утра усталость.
Вода в речушке прозрачная, на дне виден каждый мелкий камушек, песчинка каждая. Течёт она тихо-тихо, не торопится, звенит негромко, певуче, по-лесному. Отражаются в ней белые с небесной синевой облака, блестят на дне золотистые грани самоцветных камушков. В малюсенькой заводи замерли, словно кораблики на якорях, широкие тёмно-зелёные листья и жёлтые цветки кубышек, распустившиеся на гибких стеблях. Скользят по водной глади водомерки, трещат прозрачными крыльями стрекозы, напоминающие игрушечные вертолёты. Между кудрявыми, стелющимися по течению водорослями резвятся маленькие рыбёшки, сверкая серебристыми чешуйками-зеркальцами. Полощут в воде ветви-рученьки кудрявые ивы. Шумит на каменистом взгорке сосновый бор — разлюбезная вотчина белок да дятлов.
Рядом с девчушкой — плетёное лукошко, наполненное малиной, но не до краёв: пока шла сластёна от малинника до речушки, ягодки куда-то подевались...
— Бабушка, и ты ножки в воду опусти. Устали, наверное?
— Устали, конечно, внученька, да не спешу остужать: как бы ревматизм мой не проснулся. Пусть их сначала солнышко основательно прогреет, а уж после в Пыж опущу, — отвечает жилистая востроносая женщина, снимая с головы белый в чёрный горошек платок.
— Бабушка, а почему речка называется Пыж?
— Я, когда молодушкой была, тоже очень хотела дознаться. Спрашивала у многих здешних поселян-старожилов, но они знать не знают, и ведать не ведают. Потом, однако, повезло...
— Неужели узнала? Расскажи, — просит девчушка, прыгая на пружинящих жёрдочках.
— Жила когда-то на выселках знахарка — старая-престарая женщина по прозвищу Меркурьевна. Лечить умела травами разные недуги, вывихи и грыжи вправляла, женские немочи пользовала. Попала я к ней по нужде. Помогла мне знахарка. Стала я к ней захаживать то за советом дельным, а то послушать удивительные сказания о нашей земле уральской, которых она знала превеликое множество. Как-то летом пошла с нею к этой самой речке за цветами чемерицы. Слово за слово — разговорились о былом, и поведала мне Меркурьевна такую вот правдивую историю. Слушай, попрыгунья, и не перебивай.
Давным-давно по царскому указу пригнали Сибирским трактом в эти места бунтовщиков с жёнами и детьми на вечное поселение. Предписано было им поселение ставить по правую сторону тракта, а казённый урядник, мужик вредный-вреднючий, колченогий да на левый глаз кривоватый, по-своему вывернул. Приглянулась опричнику девушка с косами золотыми вкруг головы и глазами синими-пресиними. Звали её, как и тебя, внученька, Дарьюшка. Пришла она в наши края одна-одинёшенька. Отец её, князь великий, хворал чахоткой и помер на пути из Петербурга в Казань. Кривоглазый опричник ещё в дороге к Дарье в женихи набивался, в жёны зазывал, а она ни в какую, отказала наотрез. По приезде-то поселенцы за неё миром вступились, пообещали: «Коли девицу тронешь-обидишь — микитки намнём. Мало не покажется!»
Урядник родом из здешних мест был, округу хорошо знал, и в отместку решил подлую подлость устроить. Указал ставить избы не по правую, а по левую сторону тракта. А там местность гористая, лесистая и безводная. Делать нечего, поселяне — народ подневольный. Принялись сосны валить, избы ставить и воду искать. Где бы ни начали копать колодец — сухо, нет водицы и всё тут. Нашли только в низине родничок квёлый: пыжится-пыжится он от заката до восхода, а воды родит всего-то на бадейку. За слабость да бессилие прозвал народ родничок тот Пыжом...
Немного времени прошло, колченогий урядник вдругорядь к княжне Дарье с предложением гнусным припожаловал. Говорит, пойдёшь-де добром под венец — миру водную жилу укажу. А она, лапушка, на своём стоит, не желает венчаться с человеком постылым!
До позёмки искали поселенцы воду, да так и не нашли. Пришлось им всю зиму талую воду пить.
Весна в тот год припоздала. Снег стаивал неторопливо. Вознамерились поселенцы пруд устроить — и тут неудача. Бегут с гор ручейки, журчат под снегом, а в большие потоки не сбираются, оттого не угадаешь, в котором месте ловчее низину плотиной перегородить.
Только проживал средь горемычных поселян то ли ведун, то ли просто сметливый старичок. Высмотрел он, где талые воды под землю просачиваются. Покликал поселенцев на сход, сказал всё как есть и указал, в котором месте копать и колодец изладить нужно.
Славный удался колодец, глубокий, венцов на сорок с лишком. Вода в нём незатхлая сбиралась, а прозрачная-препрозрачная и вкусная, с лёгкой кислинкой. Ожили поселенцы, радуются, а змеюка одна подколодная бродит от избы к избе и сплетню гнусную разносит-сказывает. Спасибо, мол, господу Богу нашему, это он-де княгинюшку вразумил. Как-де сделалась она полюбовницей, так-де урядник-милостивец воду-то и указал. Дошла сплетня и до Дарьюшки. Гордая она была, не вынесла позорного оговора и в лунную ночь утопилась в том колодце.
Поутру пошли женщины по воду, а вместо колодца — озерко цвета бурого и запаха препротивного. Побросали они бадейки да коромысла и, что есть духу, разбежались по избам, похватали ребятишек да пожитки разные и подались в сосновый бор, стоящий стеной на каменистом взгорке. К вечеру над гнилым озерком поднялся фиолетовый туман, и всю ночь напролёт сполохи огненные в лунное небо рвались...
Понаехало начальство, так да сяк крутило-вертело, но правды-кривды не дозналось. Поселенцам повелели избы ставить по правую сторону Сибирского тракта, а урядника для порядку в кандалы заковали и в Кунгур свезли.
На следующее лето потерялась у одного поселенца корова. Искали всем миром. Видно, нечистая сила народ хороводила, только вышли они к тому месту, где прошлым годом чистый колодец промозглым озерком обернулся. А там хлябь зелёная, сплошь «чёртовыми пальцами» проткнута. Испугались людишки шибко-прешибко, задали стрекача и про коровёнку забыли. С той поры народишко перестал бывать в заколдованном месте...
Миновало немало лет и вдругорядь случилось чудо: исчезла промозглая трясина, будто её не бывало. Пошли самые отчаянные поселяне посмотреть — и точно: нет никакой хляби болотной, а бежит-торопится средь ивняка неширокая реченька. Вода в ней прозрачная-препрозрачная, словно девичьи слёзы, и на вкус приятная, с лёгкой кислинкой. Вспомнил люд деревенский про родничок, который в стародавние времена пыжился, чтобы несчастных поселян свежей водицей напоить, и в память о нём стал называть эту речушку Пыж.
— Неправильно это, бабуленька, захлюпала девчушка носом.
— Что неправильно-то, внученька?
— Неправильно — Пыж. Нашу реченьку надобно называть Дарьюшка!
ISBN 978-5-94691-383-6 © Валерий Завирохин.