Однажды летом 1766 года, в самый разгар магазинной лихорадки на Рю Сен-Онор, ко мне подошла изнуренная женщина – кожа да кости, закутанные в лохмотья. Она сказала, что умирает от голода, что ей нужны лекарства, и попросила у меня денег. Ее вид вызвал у меня дурноту, и я сунула ей двадцать франков, чтобы отделаться, но она продолжала идти за мной, клянча еще. Я не останавливалась, давая ей понять, что разговор окончен, но женщина не отставала. Разозлившись, я приказала Лорану, который нес мои покупки, позвать двух полицейских, стоящих на другой стороне площади.

Те, увидев мой наряд, решили, что я довольно важная дама, и уважительно выслушали мои жалобы.

– Нарушаем общественное спокойствие, да? – обратился один из полицейских к изможденной попрошайке, а второй ударил ее по плечу дубинкой так, что женщина упала в сточную канаву. Она проклинала меня и кричала, что однажды люди, подобные ей, будут господствовать над такими, как я. Полицейский поднял ее, словно тряпичную куклу, и поволок в тюрьму.

Я продолжила поход по магазинам, забыв об этом досадном происшествии, но вечером мои мысли вновь вернулись к нему. У этой бездомной женщины и так проблем хватает, так почему я не дала ей еще несколько ливров, святой отец, сто или даже тысячу? Я трачу значительно больше на совершенно ненужные вещи. Меня мучила совесть, и мучения эти требовали сильного болеутоляющего. Я пила шампанское с бренди, но это только заставляло мои мысли нестись еще быстрее, и призрак женщины с улицы стоял перед моим мысленным взором как живой. Душевное опустошение быстро нашло более простую форму, превратившись в безумный физический голод. Я отправила Лорана в Ле Нюи Нувей, самый дорогой парижский ресторан, наказав принести мне устриц, бифштекс и несколько порций жареной картошки. Сколько бы я ни ела, аппетит не утихал.

Я бросила Лорана на постель, впилась зубами в его плечо, разрывая кожу, и пила его кровь.

Исповедь куртизанки
Джон Окас