Я с волнением шел в шахматный клуб на рю Рише (rue Rischer), где должно было состояться мое знакомство с командой пригорода Парижа под названием Исси ле Молино (Issy- les- Moulineaux). Команда играла во втором дивизионе первенства Франции, результаты ее были так себе; поэтому, как объяснил мне новоиспеченный знакомый, меня пригласили туда для усиления состава. Знакомого звали Пьер, он был директором этого клуба. Или по-другому - хозяином. Как, например, наш московский "Спартак" возглавляет Федун.
Но здесь всё было гораздо скромнее. Мне за игру на первой доске были обещаны пятьсот долларов за партию. Что в голодные 90-е было неплохой зарплатой. Плюс оплачивались авиабилеты. Многие шахматисты, даже гроссмейстеры были бы рады таким условиям в те времена. Кроме того, Пьер немного разговаривал по-русски; в молодости пару лет жил в Москве.

Я зашел в небольшое помещение клуба. На меня тут же устремились взоры французских шахматистов, сидевших рядком за столами вдоль стены.
Пьер взмахнул руками, как фокусник и с воодушевлением начал свою подготовленную речь. Он представил меня команде как сильного игрока, способного вдохновить коллектив на новые победы и свершения. Красноречие президента клуба вызывало у меня смущение. Этакий спаситель прибыл из России!
Потом Пьер по очереди стал представлять мне игроков клуба. Я шел рядом с ним и пожимал очередную руку.
- Паскаль Фиве! - почти кричал президент. - Вторая доска!
Рука Паскаля была сухой и твердой.
- Максим Кац! Третья доска!
Вялое рукопожатие влажной ладонью.
- Герхард Шнайдер! Четвертая!
Рука немца не выразила никаких эмоций.
- Жорж Леклерк! Пятая доска!
Француз схватил мою руку и долго тряс ее, с восторгом заглядывая в глаза.
- Матильда Кюшон! - женская, шестая!



Тут я буду вынужден сделать небольшое отступление. Во многих командных турнирах женские доски обычно занимали девушки и женщины с, скажем так, заурядной внешностью. Обычные "синие чулки". Увлекающиеся шахматами в расчете на мужское внимание игроков и коллектива.
Здесь, в скромном шахматном клубе на меня смотрела очень красивая девушка. Русые волосы, с большими серыми глазами, хорошей фигурой, умело наложенной косметикой. Она беззастенчиво и с любопытством рассматривала меня. Потом, после паузы, протянула свою ладонь.
Я немного смешался, не зная - пожать ее руку своей или припасть губами для поцелуя. Я выбрал первое. Матильда заметно хмыкнула; ее рука была маленькой и горячей.
Затянувшиеся паузу и неловкость разрядил Пьер. Он воскликнул:
- Мадмуазель Кюшон одна из лучших шахматисток Франции! В этом году едва не попала в сборную страны! Она с детства играет за наш клуб!
Он опередил мой вопрос: тогда почему мадмуазель играет во втором дивизионе, а не в лучшей лиге Франции? Патриотка, значит.

Вскоре в шахматный клуб стали прибывать игроки из местной команды "Каисса". Они шумно приветствовали друг друга. И каждый шахматист приветствовал Матильду традиционным французским поцелуем в две щеки.
Было видно, что она пользуется популярностью и уважением у игроков. Я заметил, что девица время от времени бросает быстрые взгляды в мою сторону, как бы продолжая оценивать меня по какой-то только ей ведомой шкале. В какой то момент я встретился с ней глазами и почти в упор тоже стал разглядывать мадмуазель. Матильда чуть покраснела, но взгляд не отвела. Неизвестно, сколько бы времени продолжалась эта незаметная дуэль, но тут главный судья матча воскликнул:
- Прошу игроков занять свои места!
Я облегченно вздохнул и направился к столику под номером один.

Эту самую первую партию за команду выиграл. В очень нервной, сложной борьбе. Противником был тоже "наемник" - международный мастер из США. В решающий момент я попал в сильный цейтнот, моя позиция была выиграна, но надо было успеть сделать ходы до контрольного 41-го. Столик, за которым мы играли, окружили участники матча и судьи. Матильда стояла за моей спиной. И когда флажок на часах угрожающе повис, я внезапно почувствовал, как большой палец ее правой руки уперся в мою спину.
"Делай ход! Быстрее!!" - говорил этот ее жест.
Я молниеносно передвинул фигуру и наша команда облегченно вздохнула. Контроль пройдет, позиция выиграна! Американец убедился в этом, остановил часы, пожал мне руку. Матч закончен нашей победой!

Вечером отмечали успех в ресторане. Пьер сиял как начищенный самовар. Когда разлили вино по бокалам, слово неожиданно взяла Матильда. Она поднялась со стула и, глядя мне в глаза, произнесла:
- Предлагаю выпить за нашего новичка из России! Прекрасная игра!
Пьер тоже поднялся и крикнул: "Ура"! Члены команды ответили троекратным повторением этого восклицания. Я благодарно кивнул, выпил бокал и снова столкнулся взглядом с француженкой. И уже я явственно почувствовал, как краснею. В ее глазах было нечто такое, что заставило меня смутиться. Так обычно на мужчин смотрят женщины - оценивающе и как будто что-то ожидая. Я повернулся к Пьеру. А тот внезапно хитро подмигнул мне, как бы намекая: "не теряйся!" Я закашлялся и понял, что покраснел как рак. Какое "не теряйся"!? В Москве меня ждет супруга, у нас недавно родился сын, и изменять ей я вовсе не намерен.

Между тем застолье продолжалось. Официанты уже несли горячее. Общение между игроками команды происходило исключительно на французском, кроме меня и Пьера. Мы вполголоса обменивались фразами на русском. Язык страны мушкетеров я знал слабо, понимал примерно четверть слов из произносимых. В один момент Матильда что-то шепнула официанту, обслуживающему наш стол, и глазами указала ему на меня. Тот понимающе кивнул, удалился. Вскоре передо мной было поставлено горячее блюдо, которое я не знавал до этого момента. Какие-то косточки, напоминающие куриные, но совсем небольшого размера.
- Что это? - я толкнул локтем Пьера, сидевшего рядом.
- Это наше национальное блюдо... - уклончиво пояснил президент клуба.
- А именно...? - похолодел я, уже догадываясь.
- Ножки лягушки, - невозмутимо ответил француз. - Очень вкусно...

Тут я заметил, что вся команда внимательно наблюдает за мной. А Матильда старательно делает вид, что она тут не причем. Но ее выдавали глаза, смешливые, с искорками. Я вздохнул и мужественно стал обгладывать ножки лягушки.
- Действительно, вкусно... - выдавил я через силу. Сразу вспомнил Шолохова с его дедом Щукарем, сослепу зачерпнувшего лягушку в ведро с водой для супа бригаде колхозников.
Когда блюдо было доедено до конца, команда разразилась аплодисментами. Так я выдержал еще один экзамен в этот вечер.

В один момент мне показалось в зале душновато и я вышел на улицу. У входа в ресторан стояла Матильда. Курила. Дым от ее сигареты показался мне подозрительно знакомым. Однажды я уже встречал такой запах, в Амстердаме, где свободно продают травку.
- Будешь? - на французском произнесла Матильда и протянула мне самокрутку.
- Нет, мерси, спасибо! - ответил я.
Она снова хмыкнула, как после пожатия руки в шахматном клубе, и продолжала затягиваться марихуаной. Глаза ее заполнились особой маслянистой пленкой, она явно кайфовала, с улыбкой поглядывая на меня.
Вдруг произнесла:
- Ты сегодня проводишь меня домой?
Как я уже сообщал, понимал по-французски лишь четверть слов. Но тут в ее обращении было "a mua", что означало "ко мне". Сомнений не было - она с первого дня решила "брать быка за рога", то есть меня - в оборот.
Я ради приличия кивнул, а про себя думал, как бы избавиться от этой мадмуазель? Она не то, что мне не нравилась. Скорее наоборот. Но в ней было что-то такое, что меня пугало. На уровне интуиции. Я не понимал еще в силу своей неопытности, что здесь, во Франции, мышление и поведение дам совсем другое, нежели у нас в России.

После завершения банкета Пьер шепнул на выходе:
- Пожалуйста, Анатоль, проводи домой мадмуазель Кюшон. Она выпила немного больше нормы, и я волнуюсь за нее. Как бы не угодила она в очередное "приключение" с полицией. Я тебя прошу!
- Хорошо...

У входной двери в свой дом Матильда, до этого резво стучащая каблучками по асфальту впереди меня, обернулась.
- Зайдешь? - спросила она небрежно.
- Нет, спасибо.
Она хрипло рассмеялась.
- Трусишка! Зайчик! Ну, аревуар, шахматист из России.
И скрылась в своем подъезде.

После каждого матча команды ситуация повторялась. Ресторан, разговоры, потом проводы Матильды до дому. На пятый раз она молча схватила меня за руку и потащила через дверь парадного внутрь здания.
"Черт с ней! Зайду разок! Неудобно уже..."
В квартире Матильда с громким стуком сбросила с себя туфли. Потом, нисколько не смущаясь, разделась до трусиков и бюстгальтера. Накинула халат.
- Вино, шампанское, виски, водка? - спросила она, направляясь в сторону бара. Не дожидаясь ответа, вытащила из холодильника бутылку "Столичной", поставила ее на столик в гостиной. Я осмотрелся. Неплохая квартира, можно сказать, даже очень.
- ПапА и мамА подарили... - небрежно с ударением на последние "а" произнесла француженка, разливая напиток в тонкие рюмки. - Давай выпьем за твою победу сегодня и первый визит ко мне!
- Давай... - водка была ледяная, пилась легко. Матильда расположилась напротив, перекинула одну ногу на другую так, чтобы халатик раскрылся, обнажая стройные ноги и черные трусики.
- А ты забавный. Интересный. Ту ес интерресант... - улыбнулась девушка. - у вас в России все такие дикие и сторонятся людей?
Я пожал плечами.
- Наверное, нет. Просто дома меня ждет жена, у нас недавно родился сын. Так что извини.
- Верный муж, да? - Матильда хрипло захохотала и зло сверкнула глазами. - А что ты тогда сюда приперся?
- Так ты сама меня затащила.
- Вот мужики пошли! Ты хоть себя слышишь иногда? Ладно. Давай еще курнем травки?
Не дожидаясь ответа она встала, достала марихуану, скатала папироску и с наслаждением затянулась. Я решил откланяться.
- Ну и убирайся прочь! - ее лицо удивительно менялось, когда она злилась. - Катись в свою Москву, муж подкаблучник!
- Тебя не спросил, что мне делать... - меня тоже стала злить эта мадмуазель. И я хлопнул дверью. Вслед послышалось какое-то ругательство, но я не разобрал, какое именно.

Сезон за команду я отыграл очень удачно. Были небольшие промахи, например, не смог победить в выигранной позиции ладейного окончания гроссмейстера из Польши. Матч закончился вничью, на банкете чувствовал на себе осуждающий взгляд Матильды. Она то громила на своей женской доске всех соперниц! В итоге мы заняли второе место и вышли в высшую лигу. Но я решил покинуть команду. Матильда не оставляла своих поползновений и желания затащить меня в постель. Она постоянно мне что-то дарила. То французский парфюм для мужчин, то галстук, то рубашку или брючный ремень. Удивительным образом всё подходило по размеру. В ответ привозил из Москвы фигурки Гжели или матрешки. Каждый раз она радовалась таким подаркам, как маленький ребенок. Я чувствовал, что еще немного и - сдамся. Так примерно и объяснил Пьеру причину отказа выступать за Issy- les- Moulineaux. Француз несказанно огорчился, но принял мое решение.
- Не знаю, что на нее нашло? Никогда раньше Матильда не приставала так к мужчинам! Замуж ей пора.
- Тут я ничем не могу помочь...
Пьер понимающе кивнул. Потом спросил:
- Если будешь играть во Франции, то за какую команду?
- Не знаю...

Здесь я покривил душой. Не хотел огорчать симпатичного француза.
Меня пригласили выступать за русский эмигрантский клуб имени Петра Потемкина, дворянина и поэта. Именно он организовал в начале 20-х годов прошлого столетия шахматный кружок в Париже. И за его команду играл сам Александр Алехин.
Атмосфера в русском клубе отличалась от прежней. Хотя бы тем, что за команду, выступающую во втором дивизионе, играла пара наших шахматистов. А руководитель вообще был русский эмигрант старой волны - 40-50-х годов. Такой приятный старичок Евгений Александрович. "Отщепенец", как его называла советская пропаганда, потому как работал на радиостанции "Немецкая волна". Замечательной души человек, дружил с художником Шемякиным, картины которого я видел дома у Александровича.
Я познакомился с ним во время нашего матча в Issy- les- Moulineaux.

В общем, начался новый сезон командной борьбы. Перед первым туром меня в сторону отозвал наш руководитель и заговорщицки шепнул:
- А у нас усиление. На женской доске. Сама попросилась в команду.
Надо ли говорить, какое у меня было лицо, когда я увидел на женской доске Матильду! Она спокойно посмотрела на меня, потом скромно, как пятиклассница, потупила взгляд. Ну бывают тут переходы из команды в команду!
Мне предстоял новый сезон испытаний на верность жене. Выдержал с трудом. Несколько раз был в шаге от морального падения. Матильда действовала упорно и изощренно. Она просила Евгения Александровича надавить на меня. Чтобы я учил ее русскому языку. И чтобы я позанимался с ней теорией дебютов. Типа "хромает" у ней эта стадия партии. Ничего не подозревающий старичок горячо выполнял ее просьбы. Едва в клубе закрывалась дверь за последним участником нашей команды, как Матильда мурлыкающей кошкой приближалась ко мне, прижималась к плечу и старалась волосами щекотать мою щеку.
Это было невыносимо!
Поэтому после окончания сезона я покинул Париж и подрядился играть за московский клуб "Спартак" в командном чемпионате России. Всё? Французские страдания закончились?! Как бы не так! Матильда стала чемпионкой своей страны, выступала на шахматной Олимпиаде. И, как вы догадываетесь, уважаемый читатель, "прирулила" к нам в Россию с просьбой разрешить ей выступать за московский "Спартак". Ее желание руководство клуба встретило с горячим пониманием! Она запросила скромный гонорар, главным условием были отель и оплата авиабилетов.
Я рвал и метал! Особенно в тот день, когда увидел ее ехидную улыбку на открытии турнира в Москве. Мало того, что она теперь могла во время партии подойти ко мне и как бы невзначай погладить мою руку, прижаться плечиком и то и вовсе скромно поцеловать в щеку. Так она хотела, чтобы моя жена пришла посмотреть на шахматные баталии команды.
- Хочу оценить твою супругу! - без обиняков заявила мадмуазель. - Как поется в вашей песне: "На кого ты меня променял!?..."

Развязка наступила внезапно. И не такая, как ожидалось. И как ожидаете вы, уважаемый читатель. Матильда после очередной игры затащила меня в свой номер отеля. Я шел туда дико злой, намереваясь поставить все точки над i!
И поставил. Наорал на Матильду, обозвал ее шлюхой и проституткой, потребовал покинуть нашу страну и больше не приезжать сюда! Матильда выслушала мой спич с низко опущенной головой. Когда я замолчал, вдруг увидел, что плечи ее подрагивают. Она беззвучно плакала. В какой-то момент жалость ворохнулась в моей груди, как будто кто-то иголкой уколол в сердце. Она плакала минут пятнадцать. Потом подняла голову. Глаза покраснели, были полны слез. Совсем другая Матильда предстала передо мной! Не та, что два года назад в клубе на rue Rischer. Совсем по-детски шмыгнув носом, она заговорила:
- А что плохого в том, что я тебя полюбила?! С самого первого дня, тогда, когда играли с "Каиссой". Я не знаю, почему сложилось так. Почему мне были не милы наши французские парни, а душа тянулась только к тебе?

Мы молчали. Она собралась с силами и продолжила:
- А ты, оказывается, жестокий. Обозвал меня шлюхой и проституткой. Какая я тебе шлюха? Тем более проститутка?! Я еще девственница, к твоему сведению!! Можешь прямо сейчас убедиться в этом! Хочешь? Ну, давай, давай!
Я сидел молча, обхватив голову двумя руками. Вот так поворот!
- Не думай, я уеду. И не вернусь сюда. Ты так хочешь? Отлично! Еще успею в свой клуб к началу игр. Прощай! Уходи!!

Я встал и пошел к двери. Уже за ней услышал, как сильно зарыдала Матильда. Закусил губу до крови. "К черту! Лучше так, чем эта волокита!"

Я ехал на метро домой. На душе было тяжело. Я боролся с предчувствием, что больше не увижу эту девушку. Так и получилось. Когда год спустя вернулся в Париж, то узнал страшную новость. Матильда умерла от передозировки наркотиков. Мне об этом при первой встрече сообщил Пьер, хозяин клуба Issy- les- Moulineaux. Я вздрогнул от этой новости. В груди как будто что-то оборвалось.
-Точно от передозировки? - спросил я. - Вскрытие делали?
- Делали... - тихо ответил Пьер. Потом помолчал, внимательно посмотрел мне в глаза. - И знаешь, что было поразительным в докладе патологоанатома?
- Что?
- Она была девушкой. Девственницей. А все думали иначе.