Мы расписывали школу. Точнее национальную гимназию. Армянскую. Дети, еще вчера видевшие войну. Дети, богатых и очень богатых родителей вместе с детьми преподавателей. Дети не знающие русского языка вовсе. Гениальные шестилетки. Уверенные в том, что в классе умеет рисовать только Света четвероклассники. Добил меня урок в первом классе.
- Дети рисуем слоника. Вот отмечаем четыре клеточки вбок, пять клеточек вниз. Отсчитываем две клеточки влево и ведем дугу вниз на две клеточки и плавно поворачиваем к четвертой снизу клеточке на одну лево, потом до пятой к первой. Спотыкнулись? Ничего - пошли дальше - хобот у нас уже есть.
Я успела поступить в секцию прикладного искусства, расписать серию матрешек в форме футбольной команды с лицами советский вождей, продать несколько расписных яиц, и вот рисую фантазии на темы Сарьяна на стенах гимназии.
- У вас нет учителя рисования?
- Да. А вы хотели бы?
- Сколько часов в день, я еще учусь в институте?
- У нас всего четыре класса, значит два раза в неделю по 4 часа?
- Можно во второй половине дня?
- А программа есть?
- Будет!
Печатаю на машинке программу и начинаю учить детей.
Сначала слайды. Минут десять про то как надо закрашивать весь лист, про цвета, про перспективу чуть-чуть, про то, что сейчас будем рисовать. Лето - это тема, дерево это объект. Пытаюсь объяснять конструкцию - от ствола ветки, от веток купы листьев. Не жать на кисть, смешивать краски. Не бросать рисунок, если ничего не вышло - вот смотри - всегда все можно поправить.
Они колоритнее апостолов Леонардо.
Афина. Ей я помогала с костюмом на новогоднее выступление - ей подошел мой пояс. Взгляд хозяйки борделя. Ничего не удивит, ничего не разочарует, она все понимает и уже ни над чем не подшучивает, не то что не удивляется. Невероятно правильный профиль. Почти всегда молчит. Носит только красное черное и белое.
Рафаэль. На его рисунках всегда есть тайна. Он сам так мне говорит шепотом. «Это рыба плавает тут, но это тайна! Это секретная рыбка!» У нег очень грусные глаза и очень светлые волосы.
Амир. Классический типаж южного мальчишки - смуглый, кудрявый, большеглазый, но очень маленький для своих лет. Он не говорит по-русски. Мы общаемся через классного руководителя - переводчика. Он сидит вместе с другом за одной партой и это явно соревновательная дружба. Мы рисуем дерево. Сосед Ашот кладет лист вертикально и с размаху вытягивает ветки вверх. Под тонким длинным стволом пусто. Дерево похоже на пальму. Я объясняю, что дерево это и те, кто рядом с ним, кто с ним связаны - птицы, звери, бабочки, ежи. Что можно нарисовать их под деревом и картина будет более завершенной. Таких харизматичных ежиков я потом не видела ни у какого Диснея. Но рядом был чуткий сосед. На его горизонтальном полотне и при развесистом дереве ежам негде было примоститься. Немного места оставалось только над деревом. Когда я обошла класс и вернулась к первой парте Амира и ашота над деревом последнего гордо словно орлы парили два ежа. Четко проведенная линия горизонта и зеленый склон давали понять, что это не египетская перспектива, ежики действительно в небе.
- Почему у тебя ежики летают? - спросила я через учительницу.
Ответ подверг ее мастерски нанесенную тушь серьезному испытанию. Она смеялась до слез.
- Он сказал как настоящий армянский мужчина «Мои ежики! Я разрешил!»

Очень не хотелось на практику по замерам (считать-черить-считать-мерить-чертить). Очень хотелось на практику по рисунку и живописи. Немного по блату но это удалось организовать. Мы оказались в старинном городе, среди красивейшей архитектуры и жуткого холода. Ехали мы на юг, поэтому набрали гардероб соответствующий. Результатом первого дня были насмерть отсиженные на бордюрном камне попы и начало простуды. Рыболовные стульчики мы на следующий день купили, на себя надели все топики, которые привезли (но даже четыре топика греют не сильно). Более решительная как всегда Тата вынесла приговор - крепкий алкоголь. У моих родственников, у которых мы жили просить было неудобно. Мы честно встали в очередь рядом с весьма выразительными типажами. Мы ее отстояли. Но в отсутствии косметики и в четырех топиках надетых друг на друга мы упорно не выглядели на желанные 21 год (что было правда- то правда - до этого возраста мы не дотягивали). И тут со мной случилась истерика. Выразилась он в изложении почти полностью недавно прочитанного во время лекций по истории искусства словаря материных выражений. Словарь был составлен добросовестно, поэтому слова там приводились на все буквы алфавита, разве что на мягкий и твердый знак их не было.
- Да что же вы так расстраиваетесь, милая! Мы вам сейчас все купим, что пожелаете! - произнес голос, которому позавидовал бы сам Армстронг. Я обернулась к говорившему и протянула деньги. Молча. Он и его товарищи честно выполнили обещание и даже посоветовали как лучше употребить товар на благо здоровья. Внешность же говорившего была настолько характерной, что описывать ее нет смысла. Друзья также выдавали радугу оттенков от малинового до глубоко пурпурного, особенно на носах и фингалах.
- Не переживайте так ни в коем случае! - посоветовали они нам на прощанье.
Третьим мы пригласили моего троюродного племянника, он был младше меня, но общались мы весьма мило. В конце разговора он пожаловался на свою сложную личную жизнь и низкий рейтинг в глазах местных девушек. Мы перемигнулись с Татой. В воскресенье у нас был выходной и мы втроем отправились в кино. Простуда нам уже не грозила, а к холоду мы уже привыкли. Конечно платье на мне напоминало больше пояс. Так я демонтрировала ноги (которые хотя и считала полноватыми относительно модельных канонов - что делать танцевальные мышцы не уходили в небытие, зато в длине их мало кто сомневался, особенно на десятисантиметровых каблуках. Тата распустила волосы и ее вырез уходил в бесконечность. Племянник, которого я всегда скорее считала младшим братом, даже не улыбнулся. Мы всерьез использовали косметику и бижутерию. Мы шли пешком по всему району. Мы не были классическим случаем блондинки и брюнетки, но впечатление превзошло ожидания. Вечером предмет воздыханий моего брата-племянника оказался на соседним с ним балконе. Рассказал ли он ей, что он ходил в кино с родной теткой я так и не знаю.
На следующий день мы продолжали рисовать звезды на куполах, пытаться передать пышность южной листвы и радость солнца, которое наконец выглянуло из-за облаков.

Рождение лыжницы
Первый раз я встала на лыжи в десятом классе. Так получилось. Моя подруга КМС по лыжам оценила ситуацию так:
- Только коньковый шаг, иначе ты не поедешь!
Я села на поперечный шпагат.
Директор школы, которая вышла посмотреть на это зрелище лично демонстрировала скольжение в сапогах весьма убедительно. Я смотрела на нее и старательно шла высоко поднимая ноги, при этом лыжи поднимались идеально параллельно земле и не скользили вовсе. Школа меня простила. Но потом был институт. Там я уже был не последней - за мной пришла девушка, стоявшая на лыжах в первый раз, родом из Баку, а для меня это уже был второй. Мимо нас пролетали соревнуясь два главных мачо нашей группы на какое то время хватало заданной ими инерции, но потом мы либо оказывались в сугробе (побеждала кинетическая энергия) либо начинали тормозить. Кажется нам простили один круг.
Потом нам предложили путевки на выходные в загородный пансионат. Там можно было взять на прокат лыжи. Я рискнула. Подруги ради меня останавливались полюбоваться зимним пейзажем, потом не могли оторвать глаз от моего эффектного падения по пути к ним. Я вся в снегу выглядела наряднее, чем елка вся в снегу. Потом мы долго сушили одежду и рассуждали действует ли музыка на психику девушки так, что она не сможет не дать молодому человеку, если он правильно подберет кассету. Потом все кроме меня дружно осудили природу, которая ни фига не подсказывает, что делать, когда по идее именно этого от нее и ждут. Потом все согласились, что «это самое» как средство от прыщей на лице это противно. Потом продвинутая в этом вопросе Зульфия рассказала о стойкости обрезанных мужчин и почему они такие страшные. Потом мы ушли ужинать, а вернувшись я обнаружила на своей постели мою знакомую с незнакомым ей еще молодым человеком, осваивающими теорию на практике. Винила во всем свою короткую стрижку и с тех пор начала отращивать длинные волосы. В лыжах это не помогло.

Есть одно почти дизайнерское кафе в крыму

Прочитав в 5 лет (с купюрами по причине скучности описаний природы) Евгения Онегина я искренне не понимала, почему такой важный момент жизни как поход в туалет там не описан ни разу. Папа мягко намекнул, что конечно герои это то же делали, но просто это не так важно, как то, что описано. Бабушка тем не менее постоянно поддерживала во мне мысль, что это важно, правда в отношении меня, а не Татьяны Лариной. Потом мы поехали на юг. Я подружилась с мальчиком, с которым мы вместе лепили замки из песка (мне это стоило чирия думаю догадаетесь где), а наши бабушки обсуждали в это время интересующие их темы. Потом к мальчику приехал папа. Я была забыта и заброшена даже без объяснительного монолога. В слезах я побежала к бабушке. Мне был куплен учебник по астрономии за 4 класс, карты мира и разрешено подержать в руках цыпленка (жуткое ощущение, когда кажется что чувствуешь каждую дрожащую в страхе жилку хрупкого существа). «Он еще скажет «О жалкий жребий мой» - без тени улыбки сказала бабушка. Я все поняла. Так умерла моя первая любовь. Но я научилась запоминать момент своего засыпания, до этого меня мучила невозможность отследить переход ко сну. Я лежала лицом к гобелену с мишками на лесоповале, говорила себе, что все кончилось и сознательно закрыла глаза, а потом неожиданно сразу уснула. Я поняла, что тот, кто управляет своим сном - управляет своими чувствами. Уметь уснуть и уметь забыть близкие умения. Просто надо. Говоришь себе: ты легко и сразу заснешь или разлюбишь, или забудешь, или что-то еще, и это происходит, эти процессы ты можешь в себе запускать. С другой стороны неизвестно как связаны влюбчивость и бессонница или верность и долгота сна. Это поле уже не моего эксперимента.
Кстати о любви. О ее невозможности в современном мире. Начну издалека. С Америки. Недавно на собственном опыте я убедилась – Америка – великая страна. Помогли мне в этом брекеты. Я решила выровнять зубы. Ну кому-то это покажется смешным (на четвертом десятке!). Но я себя оправдывала тем, что даю хороший пример ребенку. Я ношу – и она за мной сможет. Как и во многих других случаях все оказалось не так, как представлялось. Больно, неудобно, некрасиво ит.д. Ну наверно, потому что случай тяжелый (врачи подтвердили). Короче, когда мне поставили резинки – тут уж совсем грустно стало – говорить невозможно, состояние, как будто надела обувь на два размера меньше, только это не на ногах… А когда я все таки попыталась более менее внятно что-то произнести в лицо собеседнику полетела разорвавшаяся резинка. Хорошо хоть это был близкий человек…
Если американский героический народ повально через это проходит, то понятно, что ни на войну, ни на культуру у них просто сил не может оставаться. Как впрочем, и на любовь, потому что любить после этих мучений можно только свои зубы и еще деньги, которых это стоило. Поэтому наверно американцы потом такие лояльные к власти, начальству, и конечно так улыбаются. И поэтому там никто никого не любит и все спят максимум шесть часов.

Ну вот я решилась. Вряд ли это будет интересно. И уж тем более поучительно. Тем кто меня знает уж точно читать не советую. Не глядя перешлите ссылки 100 раз и будет вам (или не вам) счастье.
Одиночество бывает покрашено в разные краски. Может быть по разноцветной палитре одиночеств и можно по настоящему судить о человеке. Я помню первое отчаянное одиночество красного цвета, когда кажется что у тебя есть только ты сама и никто тебя не слышит, это одиночество приходит в 5 - 7 лет и многих не покидает до старости. Это не страшно, просто надо научиться не думать о других как о себе и все проходит само собой. Есть одиночество потери, синее, чернильное, есть оранжевое одиночество потерянности, когда ты заблудился в другом городе, где все непривычно, а тебе только 8, но и уже 8 и ты не можешь подойти к тетеньке и поплакать. Но потом ты открываешь для себя бесконечное белое одиночество - это и есть смерть детства. Мое детство не хотело ни рождаться как надо ни как надо умирать. Выглядеть старше своего возраста, на радость взрослым читать умные книжки и верить, что там за углом будет чудо (инопланетянин, фея, новая страна…), посмотреть на себя в зеркало, обнаружить, что глаза у тебя разной формы и в отчаянии решить, что ты полная уродка. Все это было. Но было чувство ужаса, когда подумалось впервые и возможности бесконечной жизни, этой альтернативе смерти, растворения в вечной неизбежности существования, которое гасилось расчетами сколько я проживу по стольку раз сколько я уже прожила (12 раз по 5 лет, потом стало 10 по 8, потом как-то стало неинтересно считать). Так вот мое детство длилось 1 месяц. Оно успело родиться и умереть в пределах подготовки к Дню Рождения Ленина. Мистического смысла в этом не на грош. Просто все наше балетное училище должно было украшать собой праздник на главной сцене тогда еще союзной республики. Руководители училища были люди подневольные (сорвать занятия ближе к концу года почти на месяц у всех средних и старших классов им нисколько не улыбалось), но практичные, они решили взять с этого безобразия максимум. Короче нам впервые за долгие годы, если не десятилетия шили новые костюмы - белоснежные настоящие детские пачки для массовки, розовые и золотые для солистов, с нас снимали мерки и везли на швейную фабрику. В это время страшнее меня в классе считали только абсолютно безбровую девочку, которая имела неосторожность еще и поступить на месяц позже всех, когда роли были распределены и группировки сформированы. А еще несмотря на все свои старания я никак не могла учиться хуже, чем на 4 и 5. Плюс я была выше всех. Плюс… Вобщем из суммы всех этих плюсов вырос один большой минус - со мной никто не хотел дружить. Я продолжала много читать, что делало меня наверно еще более замкнутой, начала пописывать стихи, конечно про смерть, неразделенную любовь, вселенную, которая одинока сама в себе. Однажды принятое классом решение продержалось почти пять лет. И вот так случилось, что на примерку нас повезли, разбив все дружные пары, и я оказалась в компании с «первой скрипкой» класса, автором выражения «зной» (в смысле круто), той, в которую был влюблен первый хулиган и прочая и прочая в общем королевой по фамилии Королева. Пока с одних из нас снимали мерки, другие могли погулять по фабрике, что мы с Королевой пошли смотреть цеха. Суровые маляры расписывали задники с белыми березами и зеленой травой, грозно капала с могучих кистей краска, пока они неси ее 20 шагов до нужного места. Абсолютная невозмутимость, с которой они пачкали по дороге свое творение, вызвало у нас благоговейный страх. Потом мы попали в цех, где имитировалась национальная одежда - как пулемет отстрачивала «народные» узоры неутомимая дама, мы завороженные ее скоростью не могли оторваться от расцветающих цветов и ярчайших красок. Потом на очереди был костюм для мюзик холла. Трусы целиком из блесток нас сразили наповал, а добил розовый шлейф нимб вокруг задницы, невесомый и весь в оборках. Незаметно прошло время, мы разговаривали! В конце с удивлением Королева сказала, что со мной оказывается можно говорить. Это не было дружбой в традиционном понимании, но теперь со мой дрались, мои сапоги также часто как сапоги других девочек затаскивали в мальчишечью раздевалку (чтобы потом нас дразнить), со мной стали меняться календариками. Так прожалось до тех пор, пока не начались репетиции.
Дорога из театра до моего дома была недолгой, но тут я открыла для себя возможность идти по городу одной, не садясь до последнего момента на транспорт. Бабушка уже не возражала. Город открылся мне со всеми многочисленными путями из пункта А в пункт Б, которые до этого казались однозначно прочерчены пунктиром метро - закрыл глаза- попал в темноту - открыл глаза и ты на месте. Комната ужасов и фантастика в одном. Я наконец поняла, что значит быть взрослой - это значит радоваться своему одиночеству в любом месте и в любое время, радоваться, что ты никому на самом деле не нужен если убрать привычки, социальные условности и игру случайностей, которая сталкивает вместе разных людей. Это норма, а остальное труд на базе везения. Вдох и вот вокруг что-то движется, что-то остается неподвижным, люди до которых тебе нет дела тебя уже не пугают, они настолько близки, насколько ты сама захочешь. Мое детство умерло в этот вечерний час. Я была готова сама принимать боль не делясь ею ни с кем и сама держать в себе радость столько сколько захочу, без обязательств поделиться ею. Я весело рассказывала о распевании мычащих хористов, один тянул утробное «мммм», другой дефилируя мимо него поддерживал в терцию «мммм», они расходились, доходили до конца коридора и снова шли навстречу уже с другим созвучием. Они напоминали гусей важностью, походкой, осанкой. Я передавала все в лицах - меня слушали. А потом струсила. Как не странно, но оценку меня классом и даже Королевой это никак не повлияло - меня ждали первые свидания, реплики «сипотная-дура-малАя» (высший из возможных комплиментов у нас) после того как я гордо обрезала челку, восхищение светящимся в темное значком, который мне привез из командировки папа (раньше его бы охватила стена молчания). Итак это был заброшенный железнодорожный мост через овраг. Здание нашего училища было рядом полулетом-полупаром глубокие овраги манили и летом и зимой. Для моего одноклассника полет на тарзанке закончился переломом челюсти и нескольких ребер, но кого эта мелочь могла остановить. Итак три подруги подходят к мосту, под ним… метров 10 глубина, ширина железных ферм как раз в нашу стопу, о на них круглые болты. В общем я подошла к середине дальше других. И уж конечно не перешла мост целиком. Я знаю этот мост все еще ждет меня. Все мосты которые я перешла в своей жизни закрыв глаза, с криком или слезами - жалкие потуги набрать очки и компенсировать это поражение в глазах девочки, которая стала уже насколько взрослой, что мнение друзей уже ничего не решало. Трусость - это обратная сторона короткого детства.

Буду публиковать по частям свою почти биографическо-юмористическую книгу с ежедневными комментариями