Любовное письмо Дени Дидро - Софи Волан

Я не могу уехать, не сказав Вам нескольких слов. Итак, моя любимица, Вы ждете от меня много хорошего. Ваше счастье, даже Ваша жизнь зависит, как Вы говорите, от моей любви к Вам!

Ничего не бойтесь, дорогая моя Софи; моя любовь будет длиться вечно, Вы будете жить и будете счастливы. Я никогда еще не совершал ничего дурного и не собираюсь ступать на эту дорогу. Я весь Ваш - Вы для меня всё. Мы будем поддерживать друг друга во всех бедах, которые может послать нам судьба. Вы будете облегчать мои страдания; я буду помогать Вам в Ваших. Я смогу всегда видеть Вас такой, какой Вы были в последнее время! Что до меня, то Вы должны признать, что я остался таким же, каким Вы увидели меня в первый день нашего знакомства.
Это не только моя заслуга, но ради справедливости я должен сказать Вам об этом. С каждым днем я чувствую себя все более живым. Я уверен в верности Вам и ценю Ваши достоинства все сильнее день ото дня. Я уверен в Вашем постоянстве и ценю его. Ничья страсть не имела под собой больших оснований, нежели моя. Дорогая Софи, Вы очень красивы, не правда ли? Понаблюдайте за собой - посмотрите, как идет Вам быть влюбленной; и знайте, что я очень люблю Вас. Это неизменное выражение моих чувств.
Спокойной ночи, моя дорогая Софи. Я счастлив так, как только может быть счастлив человек, знающий, что его любит прекраснейшая из женщин.

Вольфганг Амадей Моцарт — Констанце

Дорогая маленькая женушка, у меня к тебе есть несколько поручений. Я умоляю тебя:
1) не впадай в меланхолию,
2) заботься о своем здоровье и опасайся весенних ветров,
3) не ходи гулять одна — а еще лучше вообще не ходи гулять,
4) будь полностью уверена в моей любви. Все письма тебе я пишу, поставив перед собой твой портрет.
6) и под конец я прошу тебя писать мне более подробные письма. Я очень хочу знать, приходил ли навестить нас шурин Хофер на следующий день после моего отъезда? Часто ли он приходит, как обещал мне? Заходят ли Лангесы иногда? Как движется работа над портретом? Как ты живешь? Все это, естественно, меня чрезвычайно интересует.
5) Я умоляю тебя вести себя так, чтобы не пострадало ни твое, ни мое доброе имя, также следи за своей внешностью. Не сердись на меня за такую просьбу. Ты должна любить меня еще сильнее за то, что я забочусь о нашей с тобой чести.
В.А. Моцарт

Любовное письмо Виктора Гюго своей возлюбленной Адель Фуше

Несколько слов от тебя, моя любимая Adele, вновь изменили мое настроение. Да, ты можешь делать со мной все что угодно. И завтра я непременно умру, если волшебный звук твоего голоса и нежное прикосновение твоих обожаемых губ не вдохнут в меня жизнь. С какими противоречивыми чувствами я ложился спать! Вчера, Adele, я утратил веру в твою любовь и призывал час смерти.

Я говорил себе: «Если правда, что она не любит меня, если ничто во мне не смогло заслужить благословения ее любви, без которой моя жизнь лишится привлекательности, это ли не причина умереть? Должен ли я жить только ради своего личного счастья? Нет; все мое существование посвящено ей одной, даже вопреки ее желанию. И по какому праву посмел я домогаться ее любви? Разве я ангел или божество? Я люблю ее, это правда. Я готов с радостью принести ей в жертву все, что она пожелает, — все, даже надежду быть любимым ею. Нет в мире преданности большей, чем моя по отношению к ней, к ее улыбке, к одному ее взгляду. Но могу ли я быть другим? Разве не она — цель всей моей жизни? Если она выкажет равнодушие ко мне, даже ненависть, это будет моим несчастьем, концом. Но не повредит ли это ее счастью? Да, если она не в силах любить меня, я должен винить в этом только себя одного. Мой долг — следовать за ней по пятам, быть рядом с ней, служить преградой для всех опасностей, служить спасительным мостиком, вставать без устали между ней и всеми печалями, не требуя никакой награды, не ожидая никакой благодарности. Только бесконечное счастье даст она, если иногда соизволит бросить жалостливый взгляд на своего раба и вспомнит о нем в миг опасности! Вот так! Если она только позволит мне положить свою жизнь на то, чтобы предугадывать каждое ее желание, исполнять все ее капризы. Если она только разрешит мне целовать почтительно ее восхитительные следы; если она хотя бы согласится опираться на меня в тяжелые минуты жизни. Тогда я буду обладать единственным счастьем, к которому стремлюсь. Но если я готов пожертвовать всем ради нее, должна ли она быть благодарна мне? Ее ли это вина, что я люблю ее? Должна ли она считать, что обязана любить меня? Нет! Она может смеяться над моею преданностью, принимать мои услуги с ненавистью, отталкивать мое поклонение с презрением, при этом у меня ни на мгновение не будет права пожаловаться на этого ангела; не будет морального права приостановить мою щедрость по отношению к ней, щедрость, которой она пренебрегает. Каждый мой день должен быть отмечен жертвой, принесенной ей, и даже в день моей смерти не исчезнет мой неоплатный долг перед ней».

Таковы мысли, моя возлюбленная Adele, посетившие меня вчера вечером. Только теперь они смешиваются с надеждой на счастье — такое великое счастье, что я не могу думать о нем без трепета.

Это правда, что ты любишь меня, Adele? Скажи, и я поверю в эту изумительную идею. Ты ведь не думаешь, что я сойду с ума от радости, бросив свою жизнь к твоим ногам, будучи уверенным, что сделаю тебя столь же счастливой, сколь счастлив я сам, будучи уверенным, что ты будешь восхищаться мной так же, как я восхищаюсь тобой? О! Твое письмо восстановило мир в моей душе, твои слова, произнесенные этим вечером, наполнили меня счастьем. Тысяча благодарностей, Аdele, мой возлюбленный ангел. Если бы я мог пасть ниц пред тобой, как перед божеством! Какое счастье ты принесла мне! Аdieu, аdieu, я проведу восхитительную ночь, мечтая о тебе.

Спи спокойно, позволь твоему мужу взять двенадцать поцелуев, которые ты обещала ему, помимо тех, что еще не обещаны.

Письмо Бетховена своей Возлюбленной

Даже в постели мысли мои летят к тебе, Бессмертная Любовь моя! Меня охватывает то радость, то грусть в ожидании того, что готовит нам судьба. Я могу жить либо с тобой, либо не жить вовсе. Да, я решил до тех пор блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии прилететь и броситься в твои объятия, чувствовать тебя вполне своей и наслаждаться этим блаженством. Так должно быть. Ты согласишься на это, ведь ты не сомневаешься в моей верности тебе; никогда другая не овладеет моим сердцем, никогда, никогда. О, Боже, зачем расставаться с тем, что так любишь! Жизнь, которую я веду теперь в В., тяжела. Твоя любовь делает меня одновременно счастливейшим и несчастнейшим человеком. В мои годы требуется уже некоторое однообразие, устойчивость жизни, а разве они возможны при наших отношениях? Ангел мой, сейчас узнал только, что почта уходит ежедневно, я должен закончить, чтобы ты скорей получила письмо. Будь спокойна; будь спокойна, люби меня всегда.
Какое страстное желание видеть тебя! Ты - моя Жизнь - мое Всё - прощай. Люби меня по-прежнему - не сомневайся никогда в верности любимого тобою
А.
Навеки твой,
Навеки моя,
Навеки мы — наши.

Джек Лондон Анне Странски

Дорогая Анна:
Я говорил, что всех людей можно разделить на виды? Если говорил, то позволь уточнить – не всех. Ты ускользаешь, я не могу отнести тебя ни к какому виду, я не могу раскусить тебя. Я могу похвастаться, что из 10 человек я могу предсказать поведение девяти. Судя по словам и поступкам, я могу угадать сердечный ритм девяти человек из десяти. Но десятый для меня загадка, я в отчаянии, поскольку это выше меня. Ты и есть этот десятый.
Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствуем одинаково, но даже когда мы ощущаем что-то по-разному, мы все таки понимаем друг друга, хоть у нас нет общего языка. Нам не нужны слова, произнесенные вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны. Должно быть Господь смеется, видя наше безмолвное действо.
Единственный проблеск здравого смысла во всем этом – это то, что мы оба обладаем бешенным темпераментом, достаточно огромным, что нас можно было понять. Правда, мы часто понимаем друг друга, но неуловимыми проблесками, смутными ощущениями, как будто призраки, пока мы сомневаемся, преследуют нас своим восприятием правды. И все же я не смею поверить в то, что ты и есть тот десятый человек, поведение которого я не могу предсказать.
Меня трудно понять сейчас? Я не знаю, наверное, это так. Я не могу найти общий язык.
Огромный темперамент – вот то, что позволяет нам быть вместе. На секунду в наших сердцах вспыхнула сама вечность и нас притянуло к друг другу, несмотря на то, что мы такие разные.
Я улыбаюсь, когда ты проникаешься восторгом? Эта улыбка, которую можно простить – нет, это завистливая улыбка. 25 лет я прожил в подавленном состоянии. Я научился не восхищаться. Это такой урок, который невозможно забыть. Я начинаю забывать, но этого мало. В лучшем случае, я надеюсь, что до того как я умру, я забуду все, или почти все. Я уже могу радоваться, я учусь этому понемножку, я радуюсь мелочам, но я не могу радоваться тому, что во мне, моим самым сокровенным мыслям, я не могу, не могу. Я выражаюсь неясно? Ты слышишь мой голос? Боюсь нет. На свете есть много лицемерных позеров. Я самый успешный из них

Наполеон Бонапарт - Жозефине

Не было дня, чтобы я не любил тебя; не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в своих объятиях. Я не выпиваю и чашки чая, чтобы не проклинать свою гордость и амбиции, которые вынуждают меня оставаться вдалеке от тебя, душа моя. В самом разгаре службы, стоя во главе армии или проверяя лагеря, я чувствую, что мое сердце занято только возлюбленной Жозефиной. Она лишает меня разума, заполняет собой мои мысли.
Если я удаляюсь от тебя со скоростью течения Роны, это означает только то, что я, возможно, вскоре увижу тебя. Если я встаю среди ночи, чтобы сесть за работу, это потому, что так можно приблизить момент возвращения к тебе, любовь моя. В своем письме от 23 и 26 вантоза ты обращаешься ко мне на «Вы». «Вы» ? А, черт! Как ты могла написать такое? Как это холодно!....
...Жозефина! Жозефина! Помнишь ли ты, что я тебе сказал когда-то: природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха. Ты перестала любить меня? Прости меня, любовь всей моей жизни, моя душа разрывается.
Сердце мое, принадлежащее тебе, полно страха и тоски...
Мне больно оттого, что ты не называешь меня по имени. Я буду ждать, когда ты напишешь его.
Прощай! Ах, если ты разлюбила меня, значит, ты меня никогда не любила! И мне будет о чем сожалеть!

Наполеон Бонапарт - Жозефине в Милан

(13 ноября 1796 года, отправлено из Вероны)
Я больше тебя не люблю... Наоборот, я ненавижу тебя. Ты — мерзкая, глупая, нелепая женщина. Ты мне совсем не пишешь, ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, сколько радости доставляют ему твои письма, и не можешь написать даже шести беглых строк.
Однако чем Вы занимаетесь целый день, сударыня? Какие неотложные дела отнимают у Вас время, мешают Вам написать своему очень хорошему любовнику? Что мешает Вашей нежной и преданной любви, которую Вы ему обещали? Кто этот новый соблазнитель, новый возлюбленный, который претендует на все Ваше время, не давая Вам заниматься супругом? Жозефина, берегись: в одну прекрасную ночь я взломаю твои двери и предстану пред тобой.
На самом деле, мой дорогой друг, меня тревожит то, что я не получаю от тебя вестей, напиши мне быстро четыре страницы, и только о тех приятных вещах, которые наполнят мое сердце радостью и умилением.
Надеюсь скоро заключить тебя в свои объятия и покрыть миллионом поцелуев, жгучих, как лучи солнца на экваторе.
Бонапарт

Марк Твен – Ливи

Ливи, дорогая, сегодня мы с радостным гиканьем шесть часов подряд лазали вверх и вниз по крутым холмам, в грязных и мокрых башмаках, под дождем, который не прекращался ни на минуту. Всю дорогу я был бодр и свеж, как жаворонок, и прибыл на место без малейшего чувства усталости. Мы помылись, вылили воду из ботинок, поели, разделись и улеглись спать на два с половиной часа, пока наши одежки и снаряжение сохли, а ботинки еще и подвергались чистке. Потом мы надели еще теплую одежду и отправились к столу.
Я завел несколько милых друзей-англичан и завтра увижусь с ними в Зерматте.
Собрал маленький букет цветов, но они завяли. Я отправил тебе полную коробку цветов вчера вечером из Люкербада.
Я только что послал телеграмму, чтобы ты завтра передала семейные новости по телеграфу мне в Рифель. Надеюсь, у вас все в порядке и вы так же весело проводите время, как и мы. Люблю тебя, мое сердечко, тебя и деток. Передай мою любовь Кларе Сполдинг, а также ребятишкам.

Вагнер – Матильде Везендонк

А моя милая муза все еще вдали? Молча ждал я ее посещения; просьбами тревожить ее не хотел. Муза, как и любовь, осчастливливает свободно. Горе глупцу, горе нищему любви, если он хочет силою взять то, что ему не дается добровольно. Их нельзя приневоливать. Не правда ли? Не правда ли? Как могла бы любовь быть музою, если бы она позволяла себя принуждать?

А моя милая муза все еще вдали от меня?

Чарльз Дарвин - Эмме Веджвуд

Не могу передать тебе, какое удовольствие я получил от визита к Маерам. Я предвкушал будущую безмятежную жизнь: очень надеюсь, что ты сможешь быть так же счастлива, как я. Но когда я думаю об этом, меня пугает, что ты не привыкла к такому образу жизни. Сегодня утром я думал о том, как случилось, что на меня, человека общительного и сугубо рационального, так благотворно действует счастье, и тишина, и уединение. Объяснение, полагаю, достаточно просто, я говорю о нем потому, что оно даст тебе надежду, что со временем я стану менее неотесанным и грубым.
Всему виной пять лет моего путешествия (и, конечно, последние два года), которые, можно сказать, стали началом моей настоящей жизни. Несмотря на активный образ жизни, который я там вел - восхищался невиданными животными, путешествовал по диким пустыням или непроходимым лесам, расхаживал по палубе старины «Бигля» в ночи - истинное наслаждение доставляло мне только то, что происходило в моей голове. Прости мой эгоизм, я рассказываю об этом в надежде, что ты облагородишь меня, научишь находить счастье не только в построении теорий и осмысливании фактов в тишине и одиночестве. Дражайшая моя Эмма, я горячо молюсь, чтобы ты никогда не пожалела ни о чем, и я добавлю еще кое-что - ты получишь во вторник: моя дорогая будущая жена, да благословит тебя Бог...
Сегодня после церкви заходили Лайелы; Лайел так занят геологией, что ему необходима разгрузка; в качестве почетного гостя я обедаю у них во вторник. Сегодня мне было немного стыдно за себя, мы говорили около получаса и все о геологии, а бедная миссис Лайел сидела рядом, подобно монументу, воплощающему терпение. Наверное, мне стоит попрактиковаться в общении с женским полом, хотя не заметил, чтобы Лайел испытывал хоть какие-то угрызения совести. Надеюсь со временем укрепить свою совесть: немногие мужья, кажется, считают это трудным делом. После возвращения я несколько раз заглядывал в нашу гостиную, чему ты охотно поверишь. Полагаю, мой вкус в выборе цвета уже испорчен, поскольку я заявляю, что комната смотрится уже менее безобразной. Я получил так много удовольствия, находясь в доме, что, наверное, стал похож на ребенка-переростка, увлеченного новой игрушкой. Но все же я не совсем ребенок, поскольку страстно желаю иметь жену и друга.

Джон Китс - Фанни Браун

Милая моя девочка!
Ничто в мире не могло одарить меня большим наслаждением, чем твое письмо, разве что ты сама. Я почти уже устал поражаться тому, что мои чувства блаженно повинуются воле того существа, которое находится сейчас так далеко от меня. Даже не думая о тебе, я ощущаю твое присутствие, и волна нежности охватывает меня. Все мои мысли, все мои безрадостные дни и бессонные ночи не излечили меня от любви к Красоте. Наоборот, эта любовь стала такой сильной, что я в отчаянии оттого, что тебя нет рядом, и вынужден в унылом терпении превозмогать существование, которое нельзя назвать Жизнью. Никогда прежде я не знал, что есть такая любовь, какую ты подарила мне. Я не верил в нее; я боялся сгореть в ее пламени. Но если ты будешь любить меня, огонь любви не сможет опалить нас - он будет не больше, чем мы, окропленные росой Наслаждения, сможем вынести. Ты упоминаешь «ужасных людей» и спрашиваешь, не помешают ли они нам увидеться вновь. Любовь моя, пойми только одно: ты так переполняешь мое сердце, что я готов превратиться в Ментора, едва заметив опасность, угрожающую тебе. В твоих глазах я хочу видеть только радость, на твоих губах - только любовь, в твоей походке - только счастье.
Я хотел бы видеть в твоих глазах только удовольствие. Пусть же наша любовь будет источником наслаждения, а не укрытием от горя и забот. Но если случится худшее, вряд ли я смогу оставаться философом и следовать собственным предписаниям; если моя твердость причинит тебе боль - не смогу! Почему же мне не говорить о твоей Красоте, без которой я никогда не смог бы полюбить тебя? Пробудить такую любовь, как моя любовь к тебе, способна только Красота - иного я не в силах представить. Может существовать и другая любовь, к которой без тени насмешки я готов питать глубочайшее уважение и восхищаться ею. Но она лишена той силы, того цветения, того совершенства и очарования, которыми наполнено мое сердце. Так позволь же мне говорить о твоей Красоте, даже если это опасно для меня самого: вдруг ты окажешься достаточно жестокой, чтобы проверить ее Власть над другими?
Ты пишешь, что боишься - не подумаю ли я, что ты меня не любишь; эти твои слова вселяют в меня мучительное желание быть рядом с тобой. Здесь я усердно предаюсь своему любимому занятию - не пропускаю дня без того, чтобы не растянуть подлиннее кусочек белого стиха или не нанизать парочку другую рифм. Должен признаться (раз уж заговорил об этом), что я люблю тебя еще больше потому, что знаю: ты полюбила меня именно таким, какой я есть, а не по какой-либо иной причине. Я встречал женщин, которые были бы счастливы обручиться с Сонетом или выйти замуж за Роман. Я видел твою Комету; хорошо, если бы она послужила добрым предзнаменованием для бедного Раиса: из-за его болезни делить с ним компанию не очень-то весело, тем более что он пытается побороть и утаить от меня свой недуг, отпуская сомнительные каламбуры.
Я расцеловал твое письмо вдоль и поперек в надежде, что ты, приложив к нему губы, оставила на строчках вкус меда. Что ты видела во сне? Расскажи мне свой сон, и я представлю тебе толкование.

Всегда твой, моя любимая! Джон Китс

Альфред де Мюссе - Жорж Санд

(1833 год)
Моя дорогая Жорж, мне нужно сказать Вам кое-что глупое и смешное. Я по-дурацки пишу Вам, сам не знаю почему, вместо того чтобы сказать Вам все это, вернувшись с прогулки. Вечером же впаду из-за этого в отчаяние. Вы будете смеяться мне в лицо, сочтете меня фразером. Вы укажете мне на дверь и станете думать, что я лгу. Я влюблен в Вас. Я влюбился в Вас с первого дня, когда был у Вас. Я думал, что исцелюсь от этого очень просто, видясь с Вами на правах друга. В Вашем характере много черт, способных исцелить меня; я изо всех сил старался убедить себя в этом. Но минуты, которые я провожу с Вами, слишком дорого мне обходятся. Лучше уж об этом сказать — я буду меньше страдать, если Вы укажете мне на дверь сейчас. Сегодня ночью, когда я... [Жорж Санд, редактируя письма Мюссе перед публикацией, перечеркнула два слова и ножницами вырезала следующую строку] я решил сказать Вам, что я был в деревне. Но я не хочу ни загадывать загадок, ни создавать видимость беспричинной ссоры. Теперь, Жорж, Вы, как обычно, скажете: «Еще один докучный воздыхатель!» Если я для Вас не совсем первый встречный, то скажите мне, как Вы сказали бы это мне вчера в разговоре о ком-то еще, — что мне делать. Но умоляю, — если Вы собираетесь сказать мне, что сомневаетесь в истинности того, что я Вам пишу, то лучше не отвечайте вовсе. Я знаю, что Вы обо мне думаете; говоря это, я ни на что не надеюсь. Я могу только потерять друга и те единственно приятные часы, которые провел в течение последнего месяца. Но я знаю, что Вы добры, что Вы любили, и я вверяюсь вам, не как возлюбленной, а как искреннему и верному товарищу. Жорж, я поступаю как безумец, лишая себя удовольствия видеть Вас в течение того короткого времени, которое Вам остается провести в Париже до отъезда в Италию. Там мы могли бы провести восхитительные ночи, если бы у меня было больше решительности. Но истина в том, что я страдаю, и мне не хватает решительности.
Альфред де Мюссе

Генрих VIII — Анне Болейн

Возлюбленная моя и друг мой, мое сердце и я передаем себя в Ваши руки, в смиренной мольбе о Вашем добром расположении и о том, чтобы Ваша привязанность к нам не стала бы меньше, пока нас нет рядом. Ибо не будет для меня большего несчастья, нежели усугубить Вашу печаль. Достаточно печали приносит разлука, даже больше, чем мне когда-либо представлялось. Сей факт напоминает мне об астрономии: чем дальше полюса от солнца, тем нестерпимей жар. То же с нашей любовью, ибо отсутствие Ваше разлучило нас, но любовь сохраняет свой пыл — по крайней мере с моей стороны. Надеюсь, с Вашей тоже. Уверяю Вас, что в моем случае тоска от разлуки настолько велика, что была бы невыносима, не будь я твердо уверен в прочности Ваших чувств ко мне. Не видя возможности оказаться рядом с Вами, я посылаю Вам вещицу, которая более всего близка мне, сиречь браслет с моим портретом, с тем устройством, о котором Вам уже известно. Как бы я хотел оказаться на его месте, чтобы видеть Вас и то, как Вы будете радоваться ему. Писано рукой Вашего верного слуги и друга,
Г.Р.

Гюстав Флобер - Луизе Коле

(Круассе, суббота, час ночи)
Ты говоришь мне очень нежные слова, дорогая Муза. Еh bien, получай в ответ такие нежные слова, какие ты даже не можешь вообразить. Твоя любовь пропитывает меня, будто теплый дождь, я чувствую себя омытым ею до самых глубин сердца. Есть ли в тебе хоть что-то, не заслуживающее моей любви, — тело, ум, нежность? Ты открыта душой и сильна разумом, в тебе очень мало поэтического, но ты настоящий поэт. Все в тебе — прелесть, ты похожа на свою грудь, такая же белоснежная и мягкая. Ни одна из женщин, которых я знал раньше, не может сравниться с тобой.
Вряд ли те, кого я желал, равны тебе. Иногда я пытаюсь представить твое лицо в старости, и мне кажется, я и тогда буду любить тебя, может быть, даже еще сильнее.

Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер – Шарлотте фон Ленгефельд

(3 августа 1789 года)

Правда ли это, дорогая Лотта? Могу ли я надеяться, что Каролина прочла в Вашей душе и передала мне из глубин Вашего сердца то, в чем я не осмеливался себе признаться? О, какою тяжелою казалась мне эта тайна, которую я должен был хранить все время, с той минуты, как мы с Вами познакомились. Часто, когда мы еще жили вместе, я собирал все свое мужество и приходил к Вам, намереваясь открыться, но мужество постоянно оставляло меня. В этом моем стремлении я видел эгоизм; я боялся, что забочусь только о своем счастье, и эта мысль страшила меня. Если я не мог быть для Вас тем же, чем Вы были для меня, то мои страдания расстроили бы Вас. Своим признанием я разрушил бы чудесную гармонию нашей дружбы, потерял бы то, что имел, - Ваше чистое, сестринское расположение. И все же бывали минуты, когда надежда моя оживала, когда счастье, которое мы могли подарить друг другу, казалось мне бесконечно выше решительно всех рассуждений, когда я даже считал благородным принести ему в жертву все остальное. Вы могли бы быть счастливы без меня, но никогда не стали бы несчастной из-за меня. Это я в себе живо чувствовал - и на этом тогда построил мои надежды.
Вы могли отдать себя другому, но никто не мог любить Вас чище и нежнее, чем я. Ни для кого иного Наше счастье не могло быть священнее, чем оно всегда было и будет для меня. Все мое существование, все, что во мне живет, все самое дорогое во мне посвящаю я Вам. И если я стремлюсь облагородить себя, то только для того, чтобы стать более достойным Вас, чтобы сделать Вас более счастливою. Благородство души способствует прекрасным и нерасторжимым узам дружбы и любви. Наша дружба и любовь будут нерасторжимы и вечны, как чувства, на которых мы их воздвигли.
Забудьте все, что могло стеснять Ваше сердце, позвольте говорить лишь Вашим чувствам. Подтвердите то, на что позволила мне надеяться Каролина. Скажите, что Вы хотите быть моею и что мое счастье не составляет для Вас жертвы. О, убедите меня в этом одним-единственным словом. Близки друг другу наши сердца были уже давно. Пусть же отпадет то единственное чуждое, что стояло до сих пор между нами, и пусть ничто не мешает свободному общению наших душ. До свиданья, дорогая Лотта. Я жажду подходящей минуты, чтобы описать Вам все чувства моего сердца; они делали меня то счастливым, то снова несчастным так долго. И теперь одно только
это желание обитает в моей душе.
...Не медлите с тем, чтобы навсегда унять мое беспокойство. Отдаю в Ваши руки все счастье моей жизни... До свиданья, дорогая!

Лорд Байрон - леди Каролине Лэм

Дорогая моя Каролина, если слезы, которые Вы видели и которые, знаю, я не должен был проливать, если бы не волнение, переполнявшее меня в момент расставания с Вами, - волнение, которое Вы должны были почувствовать во время последних событий; если бы все это не началось еще до Вашего отъезда; если все, что я сказал и совершил, и еще готов сказать и совершить, не доказало в достаточной мере, каковы есть и всегда будут мои чувства по отношению к Вам, моя любовь, тогда у меня нет других доказательств для Вас.
Бог знает, никогда до этой минуты я не думал, что Вы, моя любовь, мой дорогой друг, можете быть такой неистовой. Я не могу выразить все, сейчас не время для слов. Но я буду испытывать чувство гордости и получать печальное удовольствие от страданий, которые Вы испытали. И от того, что Вы совсем не знаете меня.
Я готов уйти, но с тяжелым сердцем. Ведь мое появление в этот вечер положит конец любой нелепой истории, которую события этого дня могли породить. Думаете ли Вы теперь, что я холоден, безжалостен и своеволен? Будут ли так думать другие? И Ваша мать? Мать, которой мы должны приносить в жертву гораздо больше, гораздо больше, чем она когда-либо узнает или вообразит.
« Обещаю не любить тебя »? Ах, Каролина, эти обещания в прошлом! Но я объясню все признания должным образом и никогда не перестану чувствовать все то, чему Вы уже были свидетелем; даже больше того — о чем знает мое сердце и, возможно, Ваше. Пусть Бог простит, защитит и осчастливит Вас навеки. Самый преданный Вам
Байрон

Р.S. Вот к чему привели Ваши насмешки, моя дорогая Каролина. Есть ли что-либо на небесах или на земле, что могло бы сделать меня таким же счастливым, каким Вы меня когда-то сделали? И теперь не меньше, чем тогда, но больше, чем в настоящем времени.
Бог знает, я желаю Вам счастья. Если даже я оставлю Вас или Вы, из чувства долга по отношению к мужу и матери, покинете меня, Вы поймете, что я говорю правду, когда обещаю и клянусь, что никакой человек, никакое занятие не займет в моем сердце место которое принадлежит и будет принадлежать Вам вечно, до самой моей смерти. Вы знаете, я бы с радостью бросил все здесь или даже в загробном мире ради Вас, так неужели мои побуждения могут быть поняты превратно?
Меня не заботит, кто знает об этом и как это может быть использовано — это для тебя, только для тебя. Я был твоим и сейчас я твой, целиком и полностью, чтобы повиноваться, почитать, любить тебя и летать с тобой, когда, где и как тебе будет угодно.

Оноре де Бальзак — графине Эвелине Ганской

Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить во¬все, но прижимать к губам край Вашего платья!.. О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это ил¬люзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, — позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви. Я работаю днем и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях — вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!

Франсуа Вольтер к Олимпии Дюнуайэ

Мне кажется, милая барышня, что вы меня любите, потому будьте готовы в данных обстоятельствах пустить в ход всю силу вашего ума. Лишь только я вернулся вчера в отель, г. Лефебр сказал мне, что сегодня я должен уехать, и я мог только отсрочить это до завтра; однако он запретил мне отлучаться куда-либо до отъезда; он опасается, чтобы сударыня ваша матушка не нанесла мне обиды, которая может отозваться на нем и на короле; он даже не дал мне ничего возразить; я должен непременно уехать, не повидавшись с вами. Можете представить себе мое отчаяние. Оно могло бы стоить мне жизни, если бы я не надеялся быть вам полезным, лишаясь вашего драгоценного общества. Желание увидеть вас в Париже будет утешать меня во время моего пути. Не буду больше уговаривать вас оставить вашу матушку и увидаться с отцом, из объятий которого вас вырвали, чтобы сделать здесь несчастной. * Я проведу весь день дома.
Перешлите мне три письма: одно для вашего отца, другое для вашего дяди, и третье для вашей сестры; это безусловно необходимо, я передам их в условленном месте, особенно письмо вашей сестре. Пусть принесет мне эти письма башмачнике: обещайте ему награду; пусть он придет с колодкой в руках, будто для поправки моих башмаков. Присоедините к этим письмам записочку для меня, чтобы, уезжая, мне послужило хотя бы это утешением, но, главное, во имя любви, которую я питаю к вам, моя дорогая, пришлите мне ваш портрет; употребите все усилия, чтобы получить его от вашей матушки; он будет себя чувствовать гораздо лучше в моих руках, чем в ее, ибо он уже царит в моем сердце. Слуга, которого я посылаю к вам, безусловно предан мне; если вы хотите выдать его вашей матери за табакерщика, то он - нормандец и отлично сыграет свою роль: он передаст вам все мои письма, которые я буду направлять по его адресу, и вы можете пересылать свои также через него; можете также доверить ему ваш портрет.
Пишу вам ночью, еще не зная, как я уеду; знаю только, что должен уехать: я сделаю все возможное, чтобы увидать вас завтра до того, как я покину Голландию. Но так как я не могу этого обещать наверное, то говорю вам, душа моя, мое последнее прости, и, говоря вам это, клянусь всею тою нежностью, какую вы заслуживаете. Да, дорогая моя Пимпеточка, я буду вас любить всегда; так говорят даже самые ветреные влюбленные, но их любовь не основана, подобно моей, на полнейшем уважении; я равно преклоняюсь пред вашей добродетелью, как и пред вашей наружностью, и я молю небо только о том, чтобы иметь возможность заимствовать от вас ваши благородные чувства. Моя нежность позволяет мне рассчитывать на вашу; я льщу себя надеждой, что я пробужу в вас желание увидать Париж; я еду в этот прекрасный город вымаливать ваше возвращение; буду писать вам с каждой почтой чрез посредство Лефебра, которому вы будете за каждое письмо что-нибудь давать, дабы побудить его исправно делать свое дело.
Еще раз прощайте, дорогая моя повелительница; вспоминайте хоть изредка о вашем несчастном возлюбленном, но вспоминайте не ради того, чтобы грустить; берегите свое здоровье, если хотите уберечь мое; главное, будьте очень скрытны; сожгите это мое письмо и все последующие; пусть лучше вы будете менее милостивы ко мне, но будете больше заботиться о себе; будем утешаться надеждой на скорое свиданье и будем любить друг друга всю нашу жизнь. Быть может, я сам приеду за вами; тогда я буду считать себя счастливейшим из людей; лишь бы вы приехали - я буду вполне удовлетворен. Я хочу только вашего счастья, и охотно купил бы его ценою своего. Я буду считать себя весьма вознагражденным, если буду знать, что я способствовал вашему возвращению к благополучию.
Прощайте, дорогая душа моя! Обнимаю вас тысячу раз.

Несколько дней спустя. (1713 г.)
Меня держат в плену от имени короля; меня могут лишить жизни, но не любви к вам. Да, моя дорогая возлюбленная, я увижу вас сегодня вечером, хотя бы мне пришлось сложить голову на плахе. Ради Бога, не говорите со мною в таких мрачных выражениях, как пишете. Живите, но будьте скрытны; остерегайтесь сударыни вашей матушки, как самого злейшего вашего врага; что я говорю? Остерегайтесь всех в мире и не доверяйтесь никому. Будьте готовы к тому времени, когда появится луна; я выйду из отеля инкогнито, возьму карету и мы помчимся быстрее ветра в Ш.; Я захвачу чернила и бумагу; мы напишем наши письма; но если вы меня любите, утешьтесь, призовите на помощь всю вашу добродетель и весь ваш ум... Будьте готовы с четырех часов; я буду вас ждать близ вашей улицы. Прощайте, нет ничего, чего бы я не вынес ради вас. Вы заслуживаете еще гораздо большего. Прощайте, дорогая душа моя.

Продолжение следует!

часть 2 http://www.liveinternet.ru/users/3166127/post261332950/
источник http://www.spletnik.ru/user/lisenok