Fare thee well! and if for ever, 

                            Still for ever, fare thee well: 
                         Even though unforgiving, never 
                             'Gainst thee shall my heart rebel.

                         Would that breast were bared before thee 
                             Where thy head so oft hath lain, 
                         While that placid sleep came o'er thee 
                             Which thou ne'er canst know again:

                         Would that breast, by thee glanced over, 
                             Every inmost thought could show! 
                         Then thou wouldst at last discover 
                             'Twas not well to spurn it so.

                         Though the world for this commend thee - 
                             Though it smile upon the blow, 
                         Even its praise must offend thee, 
                             Founded on another's woe:

                         Though my many faults defaced me, 
                             Could no other arm be found, 
                         Than the one which once embraced me, 
                             To inflict a cureless wound?

                         Yet, oh yet, thyself deceive not; 
                             Love may sink by slow decay, 
                         But by sudden wrench, believe not 
                             Hearts can thus be torn away:

                         Still thine own its life retaineth, 
                             Still must mine, though bleeding, beat; 
                         And the undying thought which paineth 
                             Is - that we no more may meet.

                         These are words of deeper sorrow 
                             Than the wail above the dead; 
                         Both shall live, but every morrow 
                             Wake us from a widowed bed.

                         And when thou wouldst solace gather, 
                             When our child's first accents flow, 
                         Wilt thou teach her to say "Father!" 
                             Though his care she must forego?

                         When her little hands shall press thee, 
                             When her lip to thine is pressed, 
                         Think of him whose prayer shall bless thee, 
                             Think of him thy love had blessed!

                         Should her lineaments resemble 
                             Those thou never more may'st see, 
                         Then thy heart will softly tremble 
                             With a pulse yet true to me.

                         All my faults perchance thou knowest, 
                             All my madness none can know; 
                         All my hopes, where'er thou goest, 
                             Wither, yet with thee they go.

                         Every feeling hath been shaken; 
                             Pride, which not a world could bow, 
                         Bows to thee - by thee forsaken, 
                             Even my soul forsakes me now:

                         But 'tis done - all words are idle - 
                             Words from me are vainer still; 
                         But the thoughts we cannot bridle 
                             Force their way without the will.

                         Fare thee well! thus disunited, 
                             Torn from every nearer tie. 
                         Seared in heart, and lone, and blighted, 
                             More than this I scarce can die. 

И та, что сегодня прощается с милым,
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит.

Июль1941
 

Анна Ахматова 

П.С.  Кстати, сегодня её день рождения. Родилась на столетие  раньше меня. 1889 год.

Говорит он:

Оттого, что я делил с тобою
Первозданный мрак,
Чьей бы ты ни сделалась женою,
Продолжался (я теперь не скрою)
Наш преступный брак.
Мы его скрывали друг от друга,
От людей, от бога, от конца,
Помня место дантовского круга,
Словно лавр победного венца.
Видел новобрачною во храме,
Видел и живою на костре,
Видел и побитою камнями,
И игрушкой в демонской игре.
Отовсюду мне в глаза глядела,
Отовсюду ты меня звала.
Душу мне и это тело
Ты, как богу жертву, отдала.
Ты одна была моей судьбою,
Был я для тебя на все готов.
Боже! Что мы делали с тобою
Там, совсем в последнем слое снов,
Кажется, я был твоим убийцей
Или ты? Не помню ничего...
Римлянином, скифом, византийцем
Был свидетелем я срама твоего.
И ты знаешь, я на все согласен:
Прокляну, забуду, дам врагу.
Будет светел мрак и грех прекрасен,
Одного я только не могу -
То, чего произнести не в силах,
А не то что вынести, скорбя,-
Лучше б мне искать тебя в могилах,
Чем чтоб вовсе не было тебя.
Но маячит истина простая:
Умер я, а ты не родилась...
Грешная, преступная, святая -
Но она должна быть - наша связь.

ИЗ НАБРОСКОВ К ТРАГЕДИИ "ПРОЛОГ, ИЛИ СОН ВО СНЕ"
А. Ахматова.
 

Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Хотя за гробом нету ничего,
Мир без меня я видел, и его
Представить проще мне, чем мир со мною:
Зачем я тут -- не знаю и сейчас.
А чтобы погрузиться в мир без нас,
Довольно встречи с первою женою
Или с любой, с кем мы делили кров,
На счет лупили дачных комаров,
В осенней Ялте лето догоняли,
Глотали незаслуженный упрек,
Бродили вдоль, лежали поперек
И разбежались по диагонали.

Все изменилось, вплоть до цвета глаз.
Какой-то муж, ничем не хуже нас,
И все, что полагается при муже, --
Привычка, тапки, тачка, огород,
Сначала дочь, потом наоборот, --
А если мужа нет, так даже хуже.
На той стене теперь висит Мане.
Вот этой чашки не было при мне.
Из этой вазы я вкушал повидло.
Где стол был яств -- не гроб, но гардероб.
На месте сквера строят небоскреб.
Фонтана слез в окрестностях не видно.

Да, спору нет, в иные времена
Я завопил бы: прежняя жена,
Любовница, рубашка, дом с трубою!
Как смеешь ты, как не взорвешься ты
От ширящейся, ватной пустоты,
Что заполнял я некогда собою!
Зато теперь я думаю: и пусть.
Лелея ностальгическую грусть,
Не рву волос и не впадаю в траур.
Вот эта баба с табором семьи
И эта жизнь -- могли бы быть мои.
Не знаю, есть ли Бог, но он не фраер.

Любя их не такими, как теперь,
Я взял, что мог. Любовь моя, поверь --
Я мучаюсь мучением особым
И все еще мусолю каждый час.
Коль вы без нас -- как эта жизнь без нас,
То мы без вас -- как ваша жизнь за гробом.
Во мне ты за троллейбусом бежишь,
При месячных от радости визжишь,
Швыряешь морю мелкую монету,
Читаешь, ноешь, гробишь жизнь мою, --
Такой ты, верно, будешь и в раю.
Тем более, что рая тоже нету.
 

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес - моя колыбель, и могила - лес,
Оттого что я на земле стою - лишь одной ногой,
Оттого что я о тебе спою - как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца -
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других - у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я - ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя - замолчи!-
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты -
О проклятие!- у тебя остаешься - ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир,-
Оттого, что мир - твоя колыбель, и могила - мир!
 

Мало найдется людей, которым незнакомы строки из стихотворения «С любимыми не расставайтесь!», особенно после выхода фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». На самом деле, стихотворение называется иначе - «Баллада о прокуренном вагоне», и автором ее является Александр Кочетков. В течение творческой жизни у большинства поэтов зарождаются строки, которые становятся апофеозом, и таковыми для Александра Кочеткова стали строки из «Баллады о прокуренном вагоне».

Это стихотворение имеет интересную историю создания, о которой рассказала в своих записях жена поэта Нина Григорьевна Прозрителева. Лето 1932 года супруги провели у родственников, и Александр Кочетков должен был уехать раньше жены. Билет был куплен до станции Кавказской, после чего нужно было пересесть на поезд Сочи – Москва. По воспоминаниям Нины Григорьевны, супруги никак не могли расстаться и, уже во время посадки, когда проводник попросил провожающих покинуть поезд, Нина Григорьевна в буквальном смысле вызволила мужа из вагона. Было решено сдать билет и отложить отъезд на три дня. По истечении трех дней Кочетков уехал и, прибыв в Москву, обнаружил, что друзья уже считали его погибшим в крушении, которое произошло с поездом Сочи - Москва. Получилось, что те три дня отсрочки спасли поэта от неминуемой гибели. В первом же письме от мужа, которое получила Нина Григорьевна, было стихотворение «Баллада о прокуренном вагоне».

Все произошедшее заставило поэта задуматься о роли случайностей в жизни человека и о великой силе любви, способной уберечь человека от трагических перипетий судьбы. Несмотря на то, что стихотворение было написано в 1932 году, напечатано оно было лишь спустя 34 года в сборнике «День поэзии». Однако, еще до опубликования, эти проникновенные строки никого не оставили равнодушными и передавались буквально из уст уста, как и сама история его создания. После выхода в свет стихотворение «Баллада о прокуренном вагоне» стало включаться в многочисленные сборники стихов как одно из лучших лирических произведений того времени.

Александр Кочетков написал много замечательных стихов, но он так и остался в памяти благодаря своей «Балладе…». Прошел не один десяток лет со дня написания «Баллады…», а строчки из этого стихотворения продолжают оставаться гимном всех влюбленных. И в любых жизненных перипетиях самое главное – это всегда следовать наказу поэта: «С любимыми не расставайтесь!», и тогда отступит даже неизбежное.

Баллада о прокуренном вагоне (А.Кочетков)

- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
 

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочащая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен
Чрез благовест, чрез клик колес
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

1912.

Рыжей

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком
лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
в пятницу народу всегда битком
и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком
у нее в руке босоножка со сломанным каблуком
он хохочет так, что едва не давится кадыком

черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье
расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,
как старухи передают ему миски с фруктами для нее
и какое таксисты бессовестное жулье
и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,
деревянное от крахмала
как немного им нужно, счастье мое
как мало

расскажи мне о том, как постигший важное – одинок
как у загорелых улыбки белые, как чеснок,
и про то, как первая сигарета сбивает с ног,
если ее выкурить натощак
говори со мной о простых вещах

как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом
и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,
как в заиндевевшем стекле автобуса,
протереть его рукавом,
говоря о мертвом как о живом

как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки
как они подпевают радио, стоя в пробке
как несут хоронить кота в обувной коробке
как холодную куклу, в тряпке
как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,
чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;
как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами
слишком чудесные и простые,
чтоб оказаться нами

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать
и читает «терезу батисту, уставшую воевать»
и закатывает глаза, чтоб не зареветь
и как люди любят себя по-всякому убивать,
чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,
чтобы нравиться билетёрше,
вахтёрше,
папиной секретарше,
но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,
он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая
почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая
как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими
почему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы,
кроме самых насущных тем
почему никакая боль все равно не оправдывается тем,
как мы точно о ней когда-нибудь написали

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы
все эти актрисы
метрессы
праздные мудотрясы
жаловаться на стрессы,
решать вопросы,
наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис –
совершенно не нами
значительно лучше нас

Б. Ахмадулиной



Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучимся мы с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той -
скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько
нервных
и недужных,
ненужных связей,
дружб ненужных!
Куда от этого я денусь?!
О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!
1957

 

Настроение сейчас - смурное

Утешься, я несчастен с ней,
Как ты со мной была когда-то.
Просрочен долг, но тем ясней
И несомненнее оплата.
И я, уставши уличать,
Дежурю на подходе к дому
И отвыкаю замечать
Заметное уже любому.
Что делать! За такой режим
Нам платят с рвением натужным
Не нашим счастьем, а чужим
Несчастьем, вовсе нам не нужным.
Когда неотвратимый суд
Все обстоятельства изучит, -
Не то что мне ее вернут:
О нет, ее с другим измучат.
Как нам с тобой не повезло!
Здесь воздают - и то не сразу -
По всей программе злом за зло,
Но за добро добром - ни разу.
Она ответит, но не мне,
А той вполне безликой силе,
Что счет вела любой вине,
Хоть мы об этом не просили.
О, цепь долгов и платежей,
Коловращение, в котором
Один из двух чужих мужей
Невольно станет кредитором!
Она решит, что я дурак,
И бросится к нему на шею,
И будет с ним несчастна так,
Как я ни разу не был с нею.

 

Впереди меня два сопла -
Вероятно, я соплив.
По бокам меня ракушки -
Знать, коралловый я риф.
На макушке зреет роща -
Скоро будет дом для слив.
На губах моих улыбка -
Стало быть, счастлив.

 

Очень уж мне это стихотворение понравилось :) 

Бабочкам нужен воздух,
               ласкающий тёплый трепет,
звенящая сила ветра,
                           нежные сказки грёз.
Бабочкам нужен сада
               весенний цветочный лепет,
яркие краски лета
                            и ароматы роз.

Трель соловья-флейтиста,
              джазы дождей-пианистов,
сладостный ток нектара,
                            капельки пьяных рос,
солнечных зайцев танцы
              на разноцветных листьях,
шелесты звездопада,
                            радуги прочный мост.

Им далеко до грусти,
               ненависти и мести,
лжи и порочной страсти
                             их не влечёт игра.
Петь в тишине поляны
               со светлячками вместе
                   -           -

миг                                      вечность
                       или

                  праздник

жизнь                                 взмах крыла
                       или





Источник : Стихи.ру

Then hate me when thou wilt, if ever, now
Now while the world is bent my deeds to cross,
Join with the spite of Fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss.
Ah do not, when my heart has scaped this sorrow,
Come in the rearward of a conquered woe;
Give not a windy night a rainy morrow,
To linger out a purposed overthrow.
If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite,
But in the onset come; so shall I taste
At first the very worst of Fortune's might;
And other strains of woe, which now seem woe,
Compared with loss of thee, will not seem so.

----------

Перевод Самуила Яковлевича Маршака

----------


Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!

И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.

Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,

Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда.