Поддалась рекламному посту в книжном сообществе на лиру: купила и прочитала вышеозначенную книгу. И не пожалела! Было очень приятно и интересно читать!
«В ней есть элегантность ёжика: снаружи сплошные колючки, не подступиться, но внутри… что-то подсказывает мне, что внутри её отличает та же изысканная простота, какая присуща ёжикам, зверькам апатичным – но только с виду, никого к себе не подпускающим и очень-очень славным»
«Литература! Это ли не самое благородное развлечение, не самое приятное общество, не самое сладостное забытьё!»
«Я же очень рано поняла, что жизнь проносится страшно быстро, - и поняла это, глядя на взрослых: как они спешат, как падают духом из-за неудач и как цепляются за сегодняшний день, лишь бы не думать о завтрашнем. Но завтрашнего дня боятся те, кто не умеет строить сегодняшний, а когда люди не могут ничего выстроить сегодня, они уговаривают себя, что у них всё получится завтра, но так не бывает, потому что завтра всегда превращается в сегодня, понимаете?
Вот почему надо помнить. Надо жить и твёрдо знать, что мы состаримся и в этом не будет ничего хорошего,красивого и приятного. Надо уяснить себе, что важно действовать сегодня. Всегда держать в голове дом престарелых, чтобы постоянно забегать на день вперёд, не давая ему пропасть. Шаг за шагом взбираться на свой личный Эверест, так, чтобы каждый шаг отпечатывался в вечности.
Будущее для того и нужно,чтобы строить настоящее, исходя из реальных планов ныне живущих.»
«Но где тут истина, а где обман? Что иллюзорно: власть или искусство? Овладев искусством складно говорить, мы превозносим до небес то, что создано человеком, и объявляем суетным, преступными пустым стремление к главенству, присущее нам всем, - да, всем, включая несчастную консьержку в её убогой каморке: разве, отказавшись от реальной жизни от погони за превосходством, она не тешит себя мечтами о нём?
В чём состоит наша жизнь? Мы день за днём упорно стараемся играть свою роль в этой лживой комедии. Самое важное для нас, как и для всех приматов,оберегать и благоустраивать наилучшим образом свою территорию,подниматься или хотя бы не опускаться в иерархии стаи да ещё совокупляться на все лады, как ради удовольствия, так и ввиду продолжения рода. Поэтому значительную часть своей энергии мы тратим на то, чтобы пугать или соблазнять –две основные тактики, к которым мы прибегаем в своих территориальных,иерархических и сексуальных притязаниях, питающих наш конатус. Но всё это не выходит на сознательный уровень. Мы рассуждаем о любви, о добре и зле, о философии и культуре и вцепляемся в эти благообразные принципы, как клещ в тёплый собачий бок.
Но временами лживость комедии жизни вдруг делается очевидной. Тогда, словно очнувшись от сна, мы смотрим на себя со стороны, поражаемся тому, сколько сил уходит на возню с жалкой бутафорией, и с ужасом думаем, где же тут искусство. Бесконечные гримасы и ужимки кажутся совершеннейшей чушью, уютное тёплое гнёздышко, за которое мы двадцать лет расплачивались, - вульгарным барахлом, а с таким трудом завоёванное положение в обществе – пустой побрякушкой. Что же касается потомства, мы вдруг видим его в новом и довольно неприглядном свете: ведь если отбросить альтруистическую обложку, сама идея размножения выглядит жуткой глупостью.Остаются радости секса, но и они не выдерживают натиска жестокой правды о нашем естестве, поскольку простые физические упражнения без всякой любви не подходят под наши прочно усвоенные мерки.
Нам не дано вечности.
В такие дни, когда на алтаре нашей природной сути гибнут все романтические, политические, моральные,интеллектуальные и метафизические идеалы, которые упорно внушались нам многолетним воспитанием и образованием, с ними вместе и вся общественная конструкция с её делением на зоны и иерархическими ступенями рушится и погружается в лишённое смысла Ничто. Нет больше бедных и богатых, философов и учёных, повелителей и рабов, добрых и злых, практиков и теоретиков, синдикалистов и индивидуалистов, революционеров и консерваторов – все они лишь рядовые гоминиды, и их гримасы и улыбки, манеры и украшения, языковой и разные другие коды обусловлены генотипом среднего примата и расшифровываются очень просто: отстоять своё место или умереть.
В такие дни становится особенно острой потребность в искусстве. Мы жаждем вернуть иллюзию духовности,страшно хотим, чтобы что-нибудь спасло нас от биологического рока и чтобы не исчезли из нашего мира величие и поэзия.
Тогда надо выпить чашку чаю или же посмотреть фильм Одзу – это поможет вырваться из круговерти сражений и соревнований, которая составляет удел нашего доминирующего на планете вида, и благодарить этот жалкий фарс печатью Искусства в высших его проявлениях»
(Одзу Ясудзиро 1902-1963 –классик японского кино. На своей могиле он велел высечь иероглиф «Ничто»).
«Цивилизация означает усмирение насилия, победу – далеко не окончательную – над агрессивностью примата. Ибо мы были, остаёмся и будем приматами, пусть даже научившимися ценить камелии на мху. К этому сводится всё воспитание. Что значит воспитывать? Это значит неустанно предлагать камелии на мху как средство, отвлекающее от импульсов животной натуры, которые никогда не прекращаются и постоянно угрожают нарушить хрупкое равновесие, без которого всё рухнет.»
«Чудо второго рождения создало во мне благодатную почву для противостояния низменным побуждениям, -ибо я действительно заново родилась в школе, и это обязывало меня хранить ей верность: я с готовностью усваивала всё, чему меня учили, и превращалась в цивилизованное существо. Лучшее, безотказное оружие в борьбе с обезьяньим буйством – слова и книги, благодаря им душа моя развивалась и научилась черпать в литературе силы для преодоления естества.»
«Так бывает в самые счастливые минуты нашей жизни. Когда, сорвавшись с привязи сознания и намерений, мы отдаёмся на волю внутренней стихии, видим собственные действия так, словно это действуем не мы, и в то же время получаем удовольствие от их совершенства. С чего бы, скажем,затеяла я всю эту писанину, этот смешной дневник престарелой консьержки, если бы процесс письма не был сродни искусству косьбы? Когда строчки-ряды ложатся самопроизвольно, когда я удивительным образом, будто со стороны, наблюдаю за рождением на бумаге фраз, к которым непричастно моё сознание и которые,записываясь вот так, без моего участия, открывают мне то, чего я не знала,выявляют неведомые мне самой желания, -эти безболезненные роды, нечаянные откровения наполняют меня счастливым чувством, и я без всякого труда, ничего не полагая наперёд и не переставая радостно, от всей души удивляться, отдаюсь прихоти собственного пера.
И тогда, оставаясь в здравом уме и твёрдой памяти, я достигаю граничащего с экстазом самозабвения и погружаюсь в блаженное, безмятежно-созерцательное состояние.»
«Это всегда чудо. Как только хор начинает петь, разом исчезает всё: люди вокруг, заботы и неурядицы,приязнь и неприязнь; школьная жизнь с её занудством, с её делами и делишками, с пёстрой толпой учителей и учеников; и в целом всё существование, которое мы влачим и которое состоит из смеха, слёз и воплей, из борьбы, разлуки, из обманутых надежд и неожиданного счастья. Пение заглушает всё житейское, тебя вдруг охватывает чувство всеобщего братства, прочного единения, даже любви, и мерзкая обыденность растворяется в этой полной гармонии. У хористов даже меняются лица… Вижу только поющих, целиком отдающихся пению людей.
И каждый раз мне хочется плакать, у меня сжимается горло, я креплюсь как могу, но, кажется, всё равно вот-вот разрыдаюсь. Поэтому, когда звучит канон, я опускаю глаза, слишком уж силён наплыв эмоций: такая красота, такая стройность и совершенная слиянность. Я перестаю быть собой, становлюсь частицей высокого целого, к которому принадлежат также все остальные, и с тоской думаю, почему такое происходит только в редкие минуты, когда поёт хор, а не ежедневно.
Хор замолкает, все аплодируют с просветлёнными лицами, сияют и сами певцы. Это прекрасно!
Так, может быть, пение и есть самое главное всемирное движение?»
