Притча: Мудрость и любовь
Простой монах... Впрочем, в Индии не бывает простых монахов: коли ты прост, ты не монах, а если мона-а-ах... Уловив днём моё сомнение в древности храма, хоть все каноны его форм указывали на древнее знание мастеров, он почтительно (на свой лад) удивился: "Откуда у вас, русых ( так звучит у них русский) такое глубокое проникновение в суть вещи? Чего же тут тебе не хватает?". "Любви..." "Однако днём ты думал иначе," - возразил не простой монах, ведавший тайные движения души собеседника. - "Ты видел тут Любовь". " Она пришла потом". Он изумлённо глянул мне в глаза, как в душу, а я,...я перескажу, что он поведал потом...
Неподалёку от этого храма была большая деревня. Здесь царили достаток и почитание Бога, деревню знали как самую крепкую в вере и любви к Богу. И ещё был построен на средства мастерами, ведавшими древнее искусство, храм, принесший новую славу селянам. Правил деревней набожный раджа и ничто не могло принести огорчения этим достойным людям. Однако огорчения были: два.
Мудрец, живший в лесной пещере неподалеку и своими "лесными книгами" (араньяки, суть коментарии к Ведам), ни разу не участвовал в молебнах и праздниках в этом храме, а раджа не удостоился посещения этим известным далеко за пределами Индии мудрецом.
И ещё в деревне был бедняк Бахор. Не лодырь, а его трудолюбию, терпению и красавице жене мог позавидовать любой зажиточный крестьянин деревни. Но если была гроза, то единственная молния, куда-то попавшая, попадала именно в дом Бахора, а паводок после грозы уносил именно его лодку. Град выбивал его посевы маиса, а налёт диких слонов кончался для него наиболее плачевно. Никогда не роптал он: и когда крыл новую хижину взамен сгоревшей, и когда долбил новую лодку взамен унесённой. Потому что рядом была красавица-жена Будур, приносившая с улыбкой, никогда не сходившей с её личка, узелок со скудной едой, которой вкуснее нет для работающего, если она приготовлена руками любимой. Улыбались при этом Бахору и всему миру бирюзовые миндалевидные глаза. Улыбались яркие и пухлые по детски губы, хотя её сопровождали двое детей, третий устроился в метерчатой перевязи за её спиной, а скорое пришествие в мир ещё одного выдавала чуть располневшая талия и особый мягкий лучистый свет глаз будущей матери. То есть, в этом доме поселилась Любовь. И Бог, который есть Любовь, не покидал их доверчивых к добру душ, пока они боролись с невзгодами и, занятые трудом, не всегда посещали службы в храме, что и было пресловутым пятнышком. "Ты не ходишь к Богу и он карает тебя, а ты позоришь нас невниманием к Нему," - пеняли ему соседи. Но не о них притча, а о любви, которая немножко улыбнулась нам в этих строках и согрела теплом ожидания хорошего конца.
Раджа решил поправить дела в своём благополучном владении. Однако разговор с Бахором ничего не дал: "Я люблю Бога и он не может меня наказываь. Это испытание моей любви к Нему," - отвечал Бахор. При этом он улыбался блаженно своей Будур, принесшей и всего-то пару маисовых лепёшек, запечённый на углях банан, кружку молока и горсть фиников. Но когда, улыбаясь, это накрвывет на кусочке полотна любящая жена и приготовила это любящая рука - царский стол меркнет! Раджа ушёл в раздражении и носки его расшитых узором с золотом и жемчугом туфель привели его к пещере мудреца.
Его приняли по законам гостеприимства медовой лепёшкой и молоком, а потом выслушали терпеливо упрёк за невнимание к святой жизни деревни и его, раджи. Мелькнула тут и жалоба на Бахора. Слушавший его из вежливости мудрец, при последней тираде оживился и разомкнул уста, что было, как знал раджа, признаком уважения. Но ошибался раджа в отношении себя, не о нем были мысли мудреца, как и эта притча: о Любви.
- Приснился мне вещий сон, - начал мудрец и во взгляде его промелькнула лукавинка, - и он касается вашей деревни.
- Будто Бог узнал о ней и решил напоить своих небесных коней из пруда, что ты построил. Там ещё нет воды и Бог сказал: наполнив его молоком, каждый по ведёрку, все совершили бы святое дело и доказали свою любовь к Богу ещё раз. Раджа созвал народ и сказал.
- Каждый из вас ночью принесёт ведро молока и выльет его в пруд для небесных коней Бога, тем доказав свою любовь к нему.
Вы знаете, какие тёмные ночи летом над Гангом? Это было воистину испытание. Спрятавшись в кустах, чтобы посмотреть на лошадей Бога, раджа пол ночи слушал ласкающий слух плеск выливаемого в пруд молока. И Бахор, припозднившийся в праведных трудах, взял последнее молоко, отчего им с Будур пришлось обойтись без ужина: пили только дети, чтобы сладко спать. По пути к озеру он решил зайти в храм и попросить о своём Бога.
Бог, - таковы были его простые от сердца слова, - ты знаешь, как я Тебя люблю, но даже маленькую любовь могу высказать Тебе с трудом. Я не всегда хожу на молитву: несчастья преследуют меня. И молока я набрал с трудом, но не ропщу. Если бы Ты чуть облегчил, только облегчил испытание, мы с Будур выбрались бы из бедности и тогда я смог бы высказать свою большую любовь к Тебе не жалкими словами и ведром молока, а помощью людям, которые, как я, сейчас в беде.
Со светлым сердцем и слезами на глазах вышел Бахор из храма. И тут ждало его последнее испытание: камень, брошенный кем-то у храма. Все ходили днём и видели камень, но никто не отнёс его в сторону.
Несчастный Бахор наткнулся на камень в темноте, упал и пролил молоко. Душевные силы оставили его: он упал лицом в лужу молока и горько заплакал. Молоко, последнее молоко в доме, было пролито здесь. Он не боялся ни гнева раджи, ни даже гнева Бога. Просто он любил Бога и обманул его: так думал он, плача по детски, навзрыд. Селяне с пустыми вёдрами меж тем возвращались от разных частей пруда. Не было в их речах веселья, не было и самих речей: опустив глаза проходили они молча мимо друг друга к храму и вы скоро поймёте почему. А у храма открывалась им картина: плачущий навзрыд бедняк Бахор в луже молока. Всем было ясно, что с ним произошло, но и с ними стало происходить неожиданное. Подняв стыдливо взор на ближнего соседа, они вдруг светлели лицом, обнимались и садились в лужу молока плакать с Бахором. И вновь прибывшие, когда до них доходила суть происходящего, делали так же. И вот вся деревня сидит вокруг Бахора, некоторые в луже молока, и все плачут.
А что же раджа? Не дождавшись коней Бога, он и не подумал обвинить мудреца. Каждый житель принес сегодня новую славу деревне своей любовью к Богу. В свой час славы снова направил он носки своих драгоценных туфель в сторону пещеры мудреца. Оказывается,о! чудо, мудрец поджидал раджу! Прервав поднятием руки восторженный поток, готовый сорваться с гордых уст раджи, мудрец сказал одну лишь фразу:
- Отправь его," - он указал в сторону слуги, - к озеру, пусть всё посмотрит и расскажет тебе.
Через минуты, не посвящённый ни во что слуга (он же не презренный крестьянин!) явился и удивление было написано на его лице.
- Ночью кто-то наполнил пруд вашей дочери ВОДОЙ?!
- Как водой? - воскликнул раджа?!! Но притча не о нём и мы покинем его в горестных размышлениях. Ночь темна и каждый, кстати заметим, не бедный крестьянин решил, что его капля - ведро ВОДЫ - будет незаметна в озере МОЛОКА. Но так подумал каждый: вот почему они прятали глаза друг от друга. И вдруг бедняк с чистой душой Бахор, неудачник Бахор, опять вляпася и разлил своё молоко. ПОСЛЕДНЕЕ: они знали это. Так вот она какая, любовь к Богу?! Он мог совсем не прийти, никто бы не заметил, так его презирали. А он пошёл и, как бывает только с ним, разлил ПОСЛЕДНЕЕ молоко. То были неплохие люди, труженники, гордыня немного подпортила их. Но как только они осознали, что молоко было ПОСЛЕДНИМ, они сели вокруг Бахора и заплакали вместе с ним. Один, но искренне любящий, вернул Любовь остальным.
И вдруг небесный грохот разбудил округу: то кони Бога спустились прямо к пруду раджи и бросились в воду, которая вдруг забурлила, и вспенилась...белоснежной пеной, превратившись в молоко. Что? Но ведь Бог тоже есть Любовь...
Седая, знобкая роса пала на цветы, когда "простой" монах заканчивал рассказ. Я утренней прохлады и росы не заметил тогда и лишь позже полная картина всех впечатлений вернулась ко мне мозаикой драгоценных родников моей памяти.
- Предание донесло, что люди той деревни продали дома, роздали добро бедным и отправились в мир учить людей Любви. Об этом вам скажут жители окрестных деревень, многие из которых - их потомки. Деревни той нет и роскошные носки туфель раджи долго искали куда свернуть, а привели его к этому храму. То, что сейчас храм таков - заслуга трудов его и его наследников, принявших на себя все обременения завещания, которые для них вовсе не обременения: их любят и уважают тут, как чтут и память раджи.
Это были последние слова монаха, сказанные им уже стоя. Посох, непременный атрибут монаха, глухо стукнул несколько раз и монах растворился в тумане, принесённом с Ганга утренним бризом.
Где тут Мудрость? А что по вашему явил деревне сострадательный написатель араньяков? Не мог он равнодушно смотреть, как всё дальше уходят от любви к Богу трудолюбивые и честные крестьяне. И мудрость его заключалась в том, что он не разоблачил их показную любовь перед миром, но дал им шанс осознать природу своей любви. Он не знал ещё, к чему приведёт его мистификация, но верил в Любовь. И оказался прав. Меж Вед и араньяков мудростью явилась ЛЮБОВЬ - сама высшая МУДРОСТЬ.
РЕШЕНИЕ ФЕИ
— Могу я спросить, Учитель, как вы вы достигли такой силы? — спросил как-то Ученик.
— Я учусь силе, — ответил тот.
— А в чём сила, котой вы учитесь? — удивился Ученик.
— Вы целыми днями сидите и смотрите на маленький ручеёк среди красивых цветов и густой зелени. Дальше по течению этот ручей превращается в большую бурную реку. Недавно она вышла из берегов, затопила поля, разрушила деревни. Вот это сила!
И тогда Учитель встал и молча поколотил Ученика посохом.
— Ты понял? — спросил он Ученика.
— Да, я глуп, — склонил голову Ученик.
И тогда Учитель ещё раз поколотил его посохом.
— Теперь ты всё понял? — снова спросил Учитель.
— Я неготов к мудрости, предлагаемой тобой.
Учитель покачал головой и сказал:
— Ничего ты не понял, хоть я колочу тебя второй раз за то, что ты думаешь только о себе. А в первый — за то, что вообще не думаешь. Ты моложе меня, здоровее. Ты мог бы с лёгкостью вырвать посох из моих рук, но позволил тебя поколотить. Почему ты этого не сделал? В чём моя сила над тобой?
Ученик понурился совсем.
— Теперь о реке, — продолжил Учитель. — Она разлилась и причинила много разрушений?
— Да, — ответил Ученик.
— И что теперь на берегах этой реки?
— Загубленный урожай, разрушенные дома и отчаявшиеся люди.
— А теперь посмотри на берега этого ручья. Что ты видишь?
— Густую траву и красивые цветы.
— А теперь скажи, в чём сила? — подвёл итог Учитель.
ИЩИ ИСТОКИ СВОЕЙ СИЛЫ, А НЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ЧУЖОЙ.
Бродил как-то Иван-дурак по своим дурацким делам в лесах, полях и по буреломам и наткнулся на избушку, разумеется на курьих ножках. И баба-Яга как пологается тут как тут: накормила, напоила, вот уж и спать укладывает, да с хитрым вопросом:
Полночь...Постель больного, а точнее - умирающего: так решили сегодня врачи на консилиуме. Волшебника не было, он ,верно, устал от упрямства больного и всё, казалось, решилось без него. Больной не спит, он слушает разговор, случившийся между свечками в изголовье.
Их четыре: Вера, надежда, Любовь и мать их Стефания, за крепость веры прозванная римлянами Спокойствие. Всё было предрешено, свечи спокойно горели и потихоньку таяли...
Было тихо, они лишь потрескивали изредка, и больной слышал всё, о чём они говорят.
Первая сказала:
"Я СПОКОЙСТВИЕ...
На моих глазах вас, моих дочерей, пытали римляне, чтобы я отреклась от Спасителя и подала пример вам. Я подала пример спокойствия веры. Люди всё забыли, они даже забыли сменить меня и сохранить.
Думаю, мне не остаётся ни чего другого, как погаснуть!"
И огонек этой свечи погас.
Вторая сказала:
"Я ВЕРА...
Прошли те времена, когда за веру страдали, сейчас даже здесь никто не вспомнит поддержать огонёк веры. Люди слушают других, тех, кто в чёрных одеждах. Что светлое можно сказать в чёрном? Они не хотят ничего слушать обо мне, читают книжки и верят им, поэтому нет смысла мне гореть дальше".
Тот, кто лежал на кровати, всю жизнь прожил в вере, верил он и сейчас, на смертном одре и уже готов был сверхусилием разомкнуть уста, но подул легкий сквознячок и загасил свечу.
Самая печально, третья свеча шептала горько уже почти в пространство, но у неё был напряжённый слушатель, собирающий по крохам истаявшие силы.
"Я ЛЮБОВЬ...
У меня нет больше сил доказывать, что я есть. Люди не ценят меня и не понимают, принимают за меня всяких проходимок без веры и совести. Они потеряли способность отвечать любовью на любовь и люто ненавидят тех, которые их любит больше всего - своих близких, подающих пример любви."
- Неправда, - прохрипел сквозь накипающие слёзы больной, - я всегда любил тебя и восхищался тобой.
- Посмотри на себя, - слова Любви были горьки, - никто не пришёл сменить нас у твоего изголовья, и никто не дал нам утешить и проводить тебя. Мы умираем, но не исчезаем: многие тут любили тебя.
И Любовь, вздохнув, угасла.
Взволнованная четвертая свеча сказала: "Я - НАДЕЖДА".
- Пока я горю, а я буду бороться до последнего твоего или своего вздоха. Пока я не сдалась, всегда можно зажечь и другие три свечи.
Волшебник, чуя беду, гигантскими прыжками, вскипая яростью, нёсся через пространство и время. Он никогда не опаздывал, но в этот раз - мог, если бы не...
Звон серебряного колокольчика разбудил округу, но прежде всех чад и домочадцев скорбного дома.
Первой влетела заспанная сиделка. Больной с ясным, пронизывающим взглядом, сидел в кровати и звонил в серебряный колокольчик для вызова. Он прервался на минуту.
- Свечи, - он указал на изголовье, - эти первые и от той, что ещё горит. Её никуда не убирать. Другим сбежавшимся и изумлённым происходящим, он добавил изумления.
- Откройте все шторы.
- Волшебник, как я мог...?! Объясните, пожалуйста, этим клушам, что я хочу горячего бульону.
Он посмотрел на всё ещё теперь радостно потрескивающий огарок, пока несли новые свечи, подмигнул ему и произнёс тихой скороговоркой, так чтобы слышали только они вдвоём,...и Волшебник.
НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ.
Молодым был только аристократ, всё остальное носило на себе печать аристократической старости: гостинная с рядами родовых портретов, столовая с неизбежнам старинным серебром, венецианским стеклом бокалов и китайским фарфором чайных сервизов. Ещё старинная библиотека...Всё здесь было утончённое, прекрасное и не хватало только, пожалуй, прекрасной хозяйки в тон окружающему бессмертию утончённой красоты. Но молодого человека это не очень занимало,...пока в одну из поездок в город он не зашёл в балаган. Чудной красоты девушка спала под стеклом колпака, силящимся изобразить хрусталь, летаргическим сном. Аттракцион назывался "Спящая красавица" и за мелкое серебро любой бедняк мог поцеловать девушку, почувствовав себя на волнительную минутку принцем. Сделал это по внезапному порыву и наш принц-аристократ, после чего твёрдо усвоил, чего не хватает в поместье. В следующие месяцы большая часть угодий, родовых лесов и построек ушли к соседу, грубому, толстому мужчине с свиными глазками, а деньги были потрачены на врачей и шарлатанов. Итогом для изрядно обедневшего юноши стала возможность пробуждения девушки и удержания её в этом состоянии с помощью неких пилюль, если их принимать вовремя. 
Как славно после хрусткой прогулки, бросившей лёгкий румянец сверх "благородной" бледности измождения, посидеть за чашкою чая с лимоном, перелистывая мудрость тысячелетий: Волшебник подарил мне пару прекрасных книг, дышащих веками и говорящих на языке мудрости. Да вот, извольте...
Жил в Египте алхимик по имени Гермес. Он учился у жрецов Халдеи и Египта, мадиамских магов и славянских волхвов. Он ещё не был посвящён, но уже тогда предлагал людям удивительные эликсиры. Он получал их в пробирках и называл «здоровье», «благополучие», «надежда», «истина», «Любовь». Люди верили ему и брали, кому что надо. «Любовь» была самым востребованным элексиром, обладающим любым вкусом от горького до приторно сладкого, меняла цвет и ароматы, наполняла мир новыми звуками. А «истину» брали редко из-за серости и сухости: редкий мог прочувствовать её вкус. Те же, кто хоть раз вкушали «истины» отказывались от иного. Алхимик был уже Посвящённым, звался среди народа Гермесом Трисмегистом, и обладая многими тайнами, не мог понять отношения людей к истине, которую не только готовил в виде элексира, но и искал всю жизнь. И тогда он смешал вместе истину и любовь. Получился чудный элексир, который делал человека богободобным, давал небывалые силы и могущество. Человек мог летать и творить любые чудеса… наконец он становился бессмертным. И назвал Гермес Трисмегист новый элексир «Вера», о чём написал в главном своём труде "Изумрудная скрижаль".
Люди беспечны, они потеряли рецепт того напитка и "Изумрудную скрижаль". Потом юркие подхватили то, что слышали в легендах, но всё переврали. Трисмегист всю жизнь лечил людей, а то, что ныне называют «Вера» способно вызвать, особенно в больших дозах, только головную боль…
