Современная сетевая поэзия:
послесловие к первому изданию «СЕРЕБРЯНЫЙ СТРЕЛЕЦ»
____________________________________________________

(коллаж)

…Нет вечной благодати на земле. И Дух Святый жив и свободен, а не «закодирован» в каком-либо одном языке или одном времени. Если Он к чему-либо и «привязан», то это наверное к небесам, а не к земле.
…Поэзия призвана создавать общества, людей, религии, культуры, миры, а не служить выходом для мелочных душевных похотей…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)

Неотразимым острием меча,
Отточенного для последней битвы,
Да будет слово краткое молитвы
И ясным знаком – тихая свеча.

Да будут взоры к ней устремлены
В тот недалекий, строгий час возмездья,
Когда померкнут в небесах созвездья
И свет уйдет из солнца и луны…

(С. Аверинцев, «Духовные стихи»)

1.

…Если сказать, что Бог создавал мир посредством поэзии, то ни малейшего отклонения от христианского учения не будет. В самом деле, Бог создавал мир посредством Меры и Числа или, если одним словом, Слова. И такой способ есть Поэзия! Бытие и поэзия, таким образом, суть одно. Библия есть священная поэзия. Символ Веры есть священная поэзия. Евангелие, Литургия и самое Боговоплощение суть Божественная Поэма. Вся материя, вся плоть этого мира может (и должна) рассматриваться как поэзия духа,* и в таком подходе больше смысла, чем в головоломке «о первичности духа или материи», этом поистине «гремучем шедевре», или в исступлённом анафематствовании материалистов, задевающем в брани самоё Творение. И мы воздерживаемся от широких обобщений только лишь потому, что сообразуемся с компрометацией слова «поэзия» (но не понятия!), которую произвела в публике оголтелая и уже бесчисленная толпа «поэтов»…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)


…Всемирная Интернет-паутина дала свободу высказывания практически всем, кто этого так или иначе потребовал. Хорошо это или плохо – судить трудно… Да и в оценке ли дело? Сам факт возможности беспрепятственной публикации для «человека пишущего» - есть выход и реализация творчества в некой условной «материальной» сфере. Даже если материя – виртуальна. Даже если выход иллюзорен. Даже если творчество ничего общего с со-творением не имеет…
В атмосфере поэтической и – чаще – антипоэтической вседозволенности «Поэт» превращается в беззастенчивого, многоликого виртуального монстра, говорящего на двунадесяти языках, но не произносящего ни единого слова, наполненного дыханием… Интернет-поэт – поэт-масса, чёрная дыра, пожирающая и переваривающая само понятие «поэзия». Иногда кажется, что от поэзии в этом непостижимом электронном вихре из осколков речи и слов, давно переставших обозначать что-то живое – не уцелело ничего… Но постепенно темнота рассеивается, и сквозь нечленораздельный шум и поток ничего не значащих слов, если внимательно прислушаться, можно расслышать живые голоса…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

…Спрашиваю себя, что же такое «поэт», если он не Пушкин, не Гоголь, не Веничка, а – масса. Ответ: «чёрная дыра». Это лирическая бездна, в которой аннигилирует всякое вещество чувства, всякая мысль, всякое живое дыхание. Воздействовать на нашего «поэта» со стороны невозможно. Его как личность невозможно увидеть, то есть осмысленно представить, описать – в языке нет таких слов. Нелепость нелепостей (говорю в сердцах) – «массовый поэт», «поэт-масса»! И когда я с ним сталкиваюсь, то знаю, наподобие Фридриха Ницше, что один из нас не живёт. Ещё бы выяснить, кто именно. (Помилуй, Господи!)…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)

… Говорят, не живу, не дышу.
Виртуальная плоть невесома…
Я блуждающая хромосома,
Я – причуда, безумие, шут…

Говорят, что живу без лица,
Что хрустальный мой голос размножен.
Говорят, в зеркалах из свинца
Нет меня - я без крови, без кожи…

Стынет зоркий кошачий зрачок,
Дышит слово на пёрышке хрупком.
Для тебя я всего лишь скорлупка,
гений мой,
ангел мой,
дурачок…

(С. Осеева, «У компьютера»)





2.

…В отношении «поэтов» я выразился достаточно, ненавидя подлую склонность души отворачиваться от собственных чувств и наряжаться в художественные «высокие чувства» из стихов, песен, книг, фильмов, пейзажей и т.д. – в чувства, замечу, обязанные происхождением досужему образу жизни и развлечениям русского дворянства, вернее даже – холопства… Но отношение к самой поэзии у меня не столь враждебное.
Наоборот: понятие поэзии столь широко, что объемлет Вселенную. Суть её можно обозначить словами «творение», «творчество», но также словами «знание», «сознание», «истина», «свет», «божественное», «священное», «красота», «мудрость», «откровение», «озарение» и так далее. Плоды её далеко не в первую очередь стихи, но прежде всего (в порядке главенства): формы права и морали, религии и государства, человека и общества, культуры и цивилизации, науки и искусства… то есть в последнюю очередь – формы изящной словесности.*

В таком роде Ницше говорил об искусстве, ополчаясь против засилья в культуре художественного мировоззрения:
«Искусство призвано главным образом и прежде всего преображать жизнь в лучшую сторону, следовательно делать нас сносными и, по возможности, приятными для ближних; если мы имеем перед глазами эту задачу, оно сдерживает нас и не даёт воли, создаёт правило общения, подчиняет невоспитанных законам приличия, научает говорить к месту и молчать к месту.
Далее, искусство призвано утаивать всё безобразное или истолковывать его в другом смысле, а именно: в том, что, сообразно с природой, постоянно прорывается в человеке, несмотря на противодействие культуры, – в страхе, страстях, аффектах, – обнаруживать внутренний потаённый смысл, а не мозолить глаза внешней непотребностью.
После этой великой, можно сказать грандиозной задачи искусства так называемое «искусство в собственном смысле» – т.е. создание художественных творений – является только придатком: человек, избыточно одарённый способностями преображать, утаивать и истолковывать, находит им применение в художественном творчестве, облегчая от излишка энергии свою жизнь; при известных обстоятельствах так же поступает и целый народ. Но обычно за искусство принимаются с конца – цепляются за хвост и думают, что художественное творчество и есть настоящее искусство и что его культивация улучшает и преображает жизнь, – это именно мы так думаем, глупцы!
Если начинать обед с десерта и поглощать одно лакомство за другим, то что же удивительного, что мы изрядно подпортили желудки и в нас не лезут уже укрепляющие силу, питательные первые блюда за тем столом, который богато сервировало искусство». (Цит. по: Ницше Фридрих. Смешанные мнения. – Звезда Востока № 3-4, 1995, с.180.)

Теперь Вы должны понять, откуда во мне это неприятие современного стихосложения и вообще «возвышенных чувств». Они скомпрометировали одну из главных и величайших способностей человека – исконное чувство священного…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)

…Интернет-сеть оказалась чреватой как приятными, так и неприятными открытиями. Оказалось, что пишущих стихи в десятки тысяч раз больше, чем представлялось, и «поэтами» себя стали называть все, кто умеет худо-бедно складывать слова в рифму (впрочем, иногда и умение «рифмовать» считается необязательным).
Серьёзные литературоведы сетуют, что само понятие «Поэт» благодаря Сети дискредитировало себя. Вряд ли стоит драматизировать этот факт. Если говорить прямо – слово «поэт», как и слово (почти синоним) «интеллигент» планомерно обесценивалось десятилетиями в эпоху «советского соцреализма» с подачи «отца нового романтизма» М. Горького, этого фатального для литературы, а уж тем паче для поэзии, «литературного буревестника».
Может быть, именно оттуда и пришла к читателю пресловутая «нелюбовь к поэзии» и слегка презрительное отношение к «поэту», а к небрежно пишущим стихи – самодовольное «я так чувствую и вижу», а то и «и так сойдёт».
Хорошие стихи любят все… Или – почти все. Даже те, кто в них не очень-то профессионально разбирается…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

…Не надо быть особенно проницательным, чтобы заметить, насколько бедна совершенством современная поэзия. Тарковского потому и называли последним поэтом Серебряного века, что стихи его казались нездешними и «несегодняшними». Отдельные совершенные произведения, безусловно, были и у Самойлова, и у Вл. Соколова, и у Кушнера, и у Чухонцева (большей частью в его «Слуховом окне»), и у других поэтов. Кто-то, возможно, пишет их и сейчас. Но в целом, несомненно, происходит убыль гармонии, иссякание благодати в новейшем искусстве. Как это объяснить, если какие-либо объяснения здесь в принципе правомерны? Можно, разумеется, до бесконечности повторять общие места о тотальном кризисе гуманистического мировоззрения, о разложении культуры, оторванной от своих религиозных корней и т. п. Все это отчасти справедливо, и нынешнее состояние искусства красноречиво свидетельствует о том, как жалок художник, в своем самопревозношении даже не догадывающийся о существовании благодатных наитий. Но, несмотря на то, что еще многие гуманистические представления должны быть пересмотрены, такое объяснение и не достаточно, и соблазнительно. Потому что уже завтра может случиться чудо, и поток благодати, предуготовляя новый расцвет искусства, прольется на тех, кто сегодня этого даже не подозревает…

(И. Меламед «Совершенство и самовыражение»)
«Виртуальный клуб поэзии» http://ctuxu.ru/article/art/sovershenstvo4.htm 


...Одни считают, что для поэзии Интернет оказался панацеей. Другие считают, что Интернет способен загубить само понимание поэзии как искусства. И те, и другие по-своему правы. Во всяком случае, для тех, кто является поэтом по рождению, возможность виртуальных публикаций стала едва ли не единственным способом заявить о себе, а вынужденное противостояние мутной волне «поэтического флуда» - сильным импульсом к серьёзной работе со Словом…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)



Как страшно листьев звонкое наречье,
Когда в глухом ознобе тишины,
Дырявой лодкой в стёкла бьется вечер,
И темнота заходит со спины.

Пространства смерть становится всё явней,
И всё упорней ночи ремесло,
И в этих сумерках, как будто в чёрных плавнях,
Шуршит луны прозрачное весло.

Я задыхаюсь в воздухе лиловом.
Моя душа сбивается с пути…
И, словно ком, подходит к горлу слово,
И стих болит, замешкавшись в груди.

(С. Нежинский)


3.


…В последнее десятилетие XX века было обещано радикальное обновление: вместе с ответами, которые более не устраивали, отбрасывали и сами вопросы. Если поэта сочли непозволительно вовлеченным в существующую иерархию ценностей, то поспешили избавиться и от мысли о поэте вообще («смерть автора») и от любой ценностной иерархии.
Начал цениться языковой автоматизм, в отношении которого поэт был то ли медиумом, то ли маской. Многих игра увлекла, стала для них профессиональной привычкой. Кто-то от нее утомился, затем решился сказать об этом, а, сказав, нарушил установленный закон деперсонализации. Или, в другой терминологии, вновь проблематизировал автора: вернул в поэзию вопрос о том, что значит — быть поэтом?
Не «больше, чем поэтом» и не меньше. Равным самому себе, своему ремеслу и призванию.
У меня ощущение, что поэзия сейчас там, где поэт снова спрашивает себя не только о том, как он пишет, но — зачем он это делает. Вечные вопросы отличаются тем, что они важнее ответов…

(И. Шайтанов «Дело вкуса: Книга о современной поэзии».
- М.: Время, 2007)

…Провокационный вопрос «Что есть поэзия – искусство или мировоззрение?» так и не получил однозначного ответа, несмотря на обилие дискуссий вокруг данной темы. Собственно, это и не вопрос вовсе, а – повод поговорить о том, что же происходит в пространстве поэтического языка, попытка уложить поэзию в «прокрустово ложе» вчерашних представлений о ней: так понятнее и удобнее…
Сегодняшняя поэзия – процесс сложный, почти не изученный и практически никем «извне» не управляемый (особенно это заметно в Сети, где не существует «печатных», «газетно-журнальных» приоритетов).
Единственное, что не может вызывать возражений – поэзия сегодня переживает своеобразный Ренессанс, как бы очнувшись от летаргии вчерашней унифицированной «советской» эстетики. Налицо разветвление стилей-мировоззрений, разнообразие техники, наличие серьёзных экспериментальных опытов и воскрешение традиций, во многом восходящих к Серебряному веку русской поэзии И это не удивительно: Серебряный век не пережил стадии расцвета, зрелости и завершения, так как был грубо, насильственно оборван в начале тридцатых годов прошлого столетия…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)


Органный бог, органный Бах
Из католического храма -
Дух духоты... Вдыхай, пиши,
Вложи в слова такие средства,
Чтоб состояние души
Передавалось по наследству…

(Рита Бальмина)

4.

...Спрашиваю себя, каким образом можно донести до «поэта» категории мужества, взрослости, ответственности. Никаким образом нельзя – в ответ получишь стихи и поэмы (заведомо плохие) о «мужестве, взрослости, ответственности» и т.д. и т.п. Но что тогда понимает «поэт» под верой? Ничего не понимает – слагает стихи о «Боге, вере, любви, святости» и т.д. и т.п. Он рифмует любую священную тему, любое святое чувство заворачивает в куплет! И нет на свете большей муки, братия, чем читать лирически-благочестивые стихи…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)

…Поэзия - моя единственная надежда на бессмертие, которое существует только в виртуальном мире…

(Рита Бальмина, из интервью)


…Поэзия-Личность Риты Бальминой – в современной поэзии давно уже является понятием, эстетическим знаком, хотя и - неформально. Её стихи давно известны в Сети и любимы многими: от рафинированных эстетов, гурманов поэзии до непритязательных, не искушённых в тонкостях поэтических инверсий, пеонов и проч. читателей, которые с удовольствием напевают на своих кухнях её стихи под гитару («Я просто иду домой…»)
Поэт-личность-творчество: все три составляющие здесь разделить уже невозможно. Во всяком случае, Рита Бальмина – человек-перформанс – уже сегодня неофициально является персонажем истории литературы. О ней ходит много легенд, и все они – в большой мере - художественны. Многие, отождествляя автора и тексты, предполагают отыскать в текстах или услышать некую «правду» о человеке, забывая о том, что «правда бытия» иногда оказывается не много не значащими для самого автора «жизненными обстоятельствами» по сравнению с «правдой творчества».
Острая наблюдательность художника, проницательность Сивиллы (недаром Сивилла – один из лейтмотивов поэзии у Бальминой!) позволяют с кажущейся лёгкостью (техника настолько виртуозна, что поэтическая речь становится естественной!) создавать поэтическую реальность, пугающую своей достоверностью:

Целуй мне ладони мозолистых рук, дорогой,
Они огрубели, шершавой коростой покрыты.
На улице Алленби сделалась бабой ягой
Среди мастеров безработных твоя Маргарита…

(«Я знаю на улице Алленби каждую шлюху в лицо…»)

Катастрофическое восприятие действительности у автора – попытка выразить метафизический ужас бытия, которого человек, погружённый в сомнамбулическое неведение обыденности, просто не замечает:
В лабиринт - лаборантам неопытным опыт срывая -
Хладнокровным халатам, хлопочущим в запахе хлорки.
На носилках несется на скорости скорбь мировая
Коридорами вздорного сна, приводящего в морги.

(«Отпусти»)

Но в том и дар, и проклятие поэта, как и пророка, ясновидящего: видеть всё иначе, по-другому…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)


5.

…Хорошо. Допустим, что прежде чем учить мужеству и ответственности, необходимо отучить от лирических наклонностей и воспарений. Вопрос, каким образом убедить нашего «поэта» не слагать стихов. Никаким образом нельзя – он начнёт слагать поэму (заведомо лживую) о «вреде поэзии».
Ну, а если попытаться говорить о сущности поэзии? Например, начать с того, что начало поэзии вовсе не рифмование... После пары софизмов, примерно через час, «поэт» уверится как в данной, так и в любой другой мысли, будь они все неладны. В нём может запеть что угодно, чтобы сутки спустя кристаллизоваться в песнь песней души, то есть в очередную комбинацию рифм, уже исчерпанных, истасканных поколениями классиков. И остаётся только слушать строфу за строфой о «вреде рифм» и со скрежетом зубовным (а вы думаете, отчего философы теряют зубы?) читать про себя, как молитву: «Не смеяться, не плакать, не проклинать, а понимать» (Спиноза).

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)

…Лично я ожидал большего от «шестидесятников» и «семидесятников». Я имею в виду их отношение к молодым авторам. Складывается впечатление, что «они» кроме себя в литературе никого не замечают…

(П. Солодкий, из интервью РИА НР-2)

…И то, что было, наголо
Откроется потом
Мой рок-н-ролл
Это не цель и даже не средство
Не новое, а заново
Один и об одном
Дорога - мой дом
И для любви это не место…

(«Мой рок-н-ролл…», Юлия Чичерина (текст) и Би-2, песня)

…В рок-поэзии нет ни следа идеализма, так как ложь в 1970-1980-е гг. стала формой информации, скепсис - отдушиной. Они преодолевали реальность. Они предложили новый тип поведения: уход в независимость -"в сторожа, в дворники": обеспечить себе прожиточный минимум - минимум независимости… И думать, искать, готовиться. А потом: «Действовать будем мы!» (В.Цой)

(Н.К. Нежданова, «Русская рок-поэзия в процессе самоопределения поколения 70-80-х годов». Цит. по http://uchcom.botik.ru/az/lit/coll/rock1/03_nezh.htm)

…Неофициальная поэзия, «андерграунд» – так чаще называют рок-н-ролл. И следует признать: воздействие рок-н-ролла на сознание нескольких поколений является чуть ли не определяющим. В отличие от «официальной добропорядочной поэзии», коей наводнён не только Интернет, но ещё более – «бумажные» издания и «толстые» полугосударственные журналы. Как бы мы стыдливо не прятались за отполированный нашими представлениями о поэзии бюстик Пушкина… Родившись как искусство почти анонимное, «менестрельное», рок-н-ролл стремительно обретает популярность и начинает расслаиваться изнутри – по индивидуально-личностному признаку.
Если проводить весьма условные параллели с творчеством «классиков», то истоки мыслеобразов рок-н-ролльной поэзии будет более разумным искать далеко от «магистральных путей развития русской литературы», а именно – в поэзии В. Хлебникова, отчасти – О. Мандельштама, М. Цветаевой, позднего Н. Гумилёва. В восточной философии – но, опять же, «Восток», понятый и преломлённый в совершенно иной, западно-славянской эстетике… Впрочем, связи и здесь наитончайшие, почти паутинные…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

Я человек с двадцатилетним стажем.
Да будет Бог к писателям пристрастен!
Моих ошибок путь многоэтажен,
поэтому особенно прекрасен.

Многоэтажен, но — немногословен.
Мой путь — он мой, каким бы ни был он.
Среди чудес мобильных колоколен
и жидкокристаллических икон…

(Е. Баранова)

«Контркультура обозначает такую субкультуру, которая не просто отличается от доминирующей культуры, но противостоит, находится в конфликте с господствующими ценностями…»

(Кравченко А.И. Культурология: Учебное пособие для вузов. - 3-е изд.- М.: Академический проект, 2001)


…Евгения Баранова называет себя «представителем контркультуры» Теперь ещё разобраться бы, что представляют собой так называемые «господствующие ценности» в начале 21 века… Задача не из лёгких.
Если взглянуть на рок-культуру нынешнего дня, отбросив в сторону предрассудки о том, «как должно писать стихи» – можно почувствовать громадную волну позитивной энергии. Она не имеет ничего общего ни с «благостным лицемерием» господствующим в современном «истеблишменте», ни с «разрушением миропорядка» в экстремальном рок-н-ролле, где негатив как самоутверждение становится и целью, и средством для её достижения (эстетический тупик…).
Собственно, именно здесь, в андерграунде и происходит тотальное утверждение Любви как истинной ценности (в том числе и христианской) для нескольких поколений. Любви, которая не имеет ничего общего с потаканием «человеческому, слишком человеческому». Если же говорить о силе выразительности образной системы (именно системы, она давно уже существует вне представлений тех, кто её отрицает или порицает), то для «официально терпимой поэзии» именно она всё чаще становится своеобразной питательной средой. Свежим воздухом. Противовесом как «банальности», так и чрезмерной герметичности, умозрительности, а попросту – «занудству» так называемой «элитарной» (т.е. непонятной, чрезмерно зашифрованной в отношение смысла) части современной поэзии. Не замечать этого может только слепой, а не слышать – глухой. Или тот, кто просто – не хочет ни видеть, ни слышать очевидного, предпочитая пребывать в иллюзиях относительно того, что русский язык как был, так и остался на уровне развития «Золотого века поэзии»…

…И тем вдвойне поэты виноватее,
когда подделки замуж выдают.
Пусть пишут хрестоматии предатели.
К ним музы все равно не подойдут…

(Е. Баранова)

Такая поэзия лишена многословия, мысли воплощаются молниеносно, в кратких, лаконичных, иногда непривычных «благопристойному классическому уху» языковых формулах, коренящихся в «молчаливых разговорах тех, кто понимает друг друга с полуслова», в конструктивно жёстких метафорах – и оттого несут в себе повышенную энергетику и концентрированный множественный смысл. И если говорить о том, где по-настоящему находится область «живого», не «лабораторного» эксперимента в области языка – она находится в большей мере здесь, нежели в официально признаваемой поэзии…

Наличие дома нужней, чтоб туда не писать.
И улицы липнут, как пух на губах Птицелова.
Ты только молчи, если будут меня убивать.
Наличие Смерти
дороже
наличия
Слова.

(Е. Баранова)

И, наконец, то, что делает рок-н-ролльную поэзию популярнее, ближе и понятнее, чем любые самые «патриотические» стихи, написанные в пресловутом жанре «гражданской лирики»: лично-социальное звучание. Здесь вместо «я» чаще звучит «мы», «вы», «они», и даже «я» обретает социально обострённый статус… Социальная лирика в таких стихах поднимается до уровня обобщения: я – и государство, я – и общество. Поэт говорит с ним на равных:

Господин государство!
Мне кажется, я старею.
Мне больше не хочется вас и себя менять.
Не хочется плакать.
Не хочется лезть на шею.
Не хочется пере-,
и про-,
и вообще -живать.

(Е. Баранова, «Государство – это он»)

Едва ли можно не согласиться с тем, что для подобного диалога нужна недюжинная внутренняя сила и уверенность в Слове…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)


6.

…Некоторый свет от исконного призвания поэзии лежит на главных деятелях русской словесности: Ломоносове, Пушкине, Гоголе. Упоминая их, мы говорим не столько о поэтах, сколько о национальном гении, о творении языка. Можно сказать, после святых равноапостольных трудов Кирилла и Мефодия это был второй шаг отечественного языка. В первом шаге язык был рождён и пребывал в качестве «младенца». Второй шаг означал попытку стать «взрослым», попытку не вполне удавшуюся (или, скорее, ещё не закончившуюся). Но суть: творить язык – значит творить людей, а не стихи; задавать меру и ритм не словам, а самой жизни – движению и дыханию в человеке. Разве Пушкин «изображал русскую действительность»? Напротив, это русская жизнь с тех пор подражает ему (к сожалению, больше ему, чем святым), и подражает крайне неудачно, чаще невпопад, и это уже тема нашего разговора: русский язык нельзя ещё назвать вполне «взрослым», но однако он уже не «младенец». После Пушкина можно играть «во младенчество», «в древность», «в простоту», но повернуть время вспять нельзя…

(К.Султанов «Откровение интеллигенции»)


… «Амплитуда эстетических колебаний» в современной поэзии очень сильна. Однако ни одна культура – будь то поэзия или другие виды искусства – не может обойтись без внутренней, цементирующей её изнутри, эстетической константы – традиции. Без этого пласта всё рассыпалось бы, как песочный замок или карточный домик. Да и трудно себе представить искусство без внутренней опоры, стержня, крепкого костяка, на котором, собственно, и держится причудливая архитектоника любой, даже самой оригинальной, культуры – речевой или визуальной…

Есть демиурги языка,
Язычники, языкотворцы,
Восторгом золотых пропорций
Играет каждая строка...
Кто ниспослал им этот дар?
Кто научил так изъясняться,
Что их слова ночами снятся,
Питая души, как нектар?..
Их слог — то строг, то вводит в транс
Тем, как божественно небрежен,
Как между строк туманно брезжит
Высокий смысл иных пространств...

(И. Царёв)

…Творчество Игоря Царёва – часть традиционной поэтической культуры, частица фундамента, на котором, собственно, держалась и держится, и будет держаться культура поэтической речи. Как бы далеко не уходил реформатор языка в область эксперимента, так или иначе каждый из ярких, сильных авторов всё равно соотносит себя с традицией. Говорить, что это не так – лукавство, изрядно подогретое гордыней… или – дилетантизм.
Его стихи безупречны по технике, рифмы точны и сверхточны. Классическая манера, которой этот автор обладает в совершенстве, вызывает безусловное уважение и восхищение мастерством владения русским языком, отточенностью слова, образной внятностью, лирической лёгкостью и комфортностью прочтения – тем, чего иногда отчаянно не хватает в текстах представителей «новой волны».
Собственно, надоевшие ярлыки, которые назойливо пытаются навязать творчеству Царёва, как то «традиционная пейзажная лирика», «традиционная гражданская лирика», а то и совершенно беспочвенное отнесение его творчества к «реалистической традиции соцреализма» (полный абсурд! Как раз именно реализма и не хватало «соцреалистическому сюрреализму») – здесь не работают. Глупо относить к одной и той же манере «Девушку с веслом» и «Венеру Милосскую» лишь на основе весьма приблизительного соответствия пропорций в их фигурах. В «соцреалистическую эпоху «культурной революции» этого автора, как минимум, обвинили бы в… формализме – слишком качественно, слишком рафинированно, слишком уютно словам рядом друг с другом в его стихах… Ибо «…мастерство леденит…», конечно, как говорил Малларме, но не вмещается в узкие рамки того или иного псевдотеоретического определения…

Дрожит устало
Вечерний воздух,
Домой скорее
Добраться мне бы.
Но отразились
В асфальте звезды.
И мой троллейбус
Плывет по небу…

(И. Царёв)

…Искусство классической традиции обретает ценность только тогда, когда исполнено на классическом уровне. Секретам ювелирной аллитерации, смысловой взаимосвязи и созвучию слов в условиях минимума выразительных средств (сознательный минимализм), безукоризненной технике – всему тому, что в избытке присутствует в стихах И. Царёва – любому поэту, который является хранителем и вместилищем языка, не возможно не хотеть научиться… Хотя бы для того, чтобы впоследствии произнести своё Слово – иначе. Если, конечно, он поэт. Поэтому творчество такого высокого класса всегда было, есть и будет востребовано теми, кто вслушивается в дыхание поэтической Речи, чтобы слова не утратили ни своего смысла, ни своего предназначения…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

7.


… Авторская интонация Н. Делаланд индивидуальна настолько, что, кажется, слышишь живой голос и говор. Иногда она ломает язык, как оригами, но деструкция языка ощущается как нечто естественное – так человеческая речь, играя словесными формулами, ломает стереотипы литературного, школьного языка. Так ведут себя дети, конструируя слова, играясь языком – до тех пор, пока скучный «взрослый» язык общения не лишит их этой потребности – словотворчества…
(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

...Стихи Нади Делаланд живут на скорости, как едет велосипед. Они очень горловые, почти захлебывающиеся. Что до источников и ассоциаций – Цветаева тут на виду, не скрывается. Но и Пастернак вспоминается раньше, чем автор намекает нам о нем своим «Мартбургом» (название одной из частей книги). Например, такие строки Нади Делаланд органически примыкают к «Годами когда-нибудь в зале концертной...»:

И тени ложатся на руки и лица,
и солнце садится, прощально подняв
лучи, закатившись, оставив ресницы
лучей, их ресницы оставив от дня.

Я думаю, книга Нади Делаланд не заставит полюбить поэзию того, кто ее не любит. Как вообще, хронически, так и остро – ну, не нуждается именно сейчас в стихах, не склонен внимать и вздыхать. А вот если склонен, если доверчиво раскроет книгу, то, может быть, найдет в ней именно то, что ищет, - легкое дыхание поэзии..."

(Л. Костюков)

Ходит-ходит к’ мне гугуев,
хочет нечто, смотрит в лоб,
как винтовка. Не могу я
дать ему – за что?! – зачёт.
А гугуева влечет
к мертвым языкам не часто,
лишь в конце семестра страстью
он объят, как чёрт-те-чё.
Не люблю я должников
долгом страшных, беспощадных,
ни гу-гу не отвечавших,
на гу-гу он мне таков?!

(Н. Делаланд)

...Ни один смертный не может претендовать на абсолютное знание русского языка, поскольку это язык живой и развивающийся. Не будет ошибкой утверждать: русского языка не знает никто...

(К.Султанов)

8.

... Отсвет Серебряного века, ощущаемый в стихах Сергея Нежинского, позволяет воспринимать творчество автора как явление, обращённое в прошлое и будущее одновременно. Благодаря генетической связи с поэзией начала прошлого столетия (пожалуй, явственнее всех - "литературные тени" А. Вертинского, Б. Поплавского, И. Северянина – поэтов, чей редкостный причудливый дар не оставил заметной традиции в современной поэтике) - поэзия Нежинского оказывается вписанной в мощнейшую эстетическую традицию. Но ощущение времени, звучание языка обнаруживают сильного и смелого автора, который взвешивает каждое слово, и слово это принадлежит современности. Единственное, чего нельзя найти в этих стихах - влияния почти столетней "советской поэтической школы", которая - к сожалению - коснулась, пожалуй, почти каждого - за редкими исключениями - русского поэта 21 века. Кажется, этот автор чудесным образом избежал этого прессинга, влияния: перед нами - осмысленные стихи, сочетающие в себе почти рафинированный интеллектуализм и искренность прямого лирического высказывания...

(О. Светлова, "Неопубликованное. Заметки о современной поэзии"

...Читая Нежинского, невольно вспоминаешь миф о Сизифе в трактовке Альбера Камю. К его поэзии в какой-то мере применимы эстетические каноны экзистенциализма. …Лирический герой Нежинского, жизнь которого «похожа на бег по пустому кольцу ипподрома», находится в постоянном поиске выхода из несвободы – города, толпы, ума… Частой темой изображения его есть состояние пограничное: между явью и сном («Я будто спал…»), между иллюзией и реальностью («Метаморфоза», «Против часовой стрелки»), между жизнью и смертью («У неба на бледном лице ни кровинки…», «Записка на столе», «При открытых дверях плохо спится»). Действующие лица пейзажа, как неизменные спутники лирического героя Нежинского, тоже поддаются пограничному состоянию: они страдают, болеют, умирают или кончают с собой. Небеса бросаются под колеса или тонут в анабиозе, ветер качает труп березы, по щекам течет серая кровь дождя. Владычица этого сумеречного мира – Луна, которая появляется то «тихим бубенчиком», то как «безвольно-голубой стеклярус», то как «желтобокая вобла»… И пропасть, пропасть бытия, замешанная на греках, скифах, европейцах, бездушная, слепая, в которой «незачем и некуда спешить»…

(Е..Красноярова - фрагмент из интернет-рецензии)

Пройдут сто лет задымленные мглою.
Вдали забрезжит новый Аркаим,
И хроникёр, как археолог, вскроет
Могилу времени, в которой мы лежим.
Легко качнется метроном сирени,
Очнется лес, проснется труп реки,
И ты, как тень, отброшенная тенью,
Вся оживешь под скальпелем строки.

(С. Нежинский)


…Говоря о Ренессансе традиций Серебряного века в сегодняшней поэзии, нельзя не заметить, что «воскрешение» и «наследование» («подражание», «продолжение», «похожесть» и проч.) традиций не есть одно и то же. Сегодня это особенно заметно. Разговор, скорее, о преемственности духа поэзии, о широком понимании образа поэта как носителя высшей формы существования языка (А.А. Ахматова), или – формы высшей зрелости языка (И. Бродский). Собственно, речь идёт об обретении поэтической свободы, независимости от идеологических и технических «клише», которые ещё вчера навязывались русской поэзии, о свободе поэтической индивидуальности во времени-пространстве современного словаря…

(О. Светлова «Заметки о современной поэзии»)

P.S.

Спортсмен бежит быстрее, чем когда-то,
И музыканту в прошлом равных нет,
И кажется мне очень языкатым
Родившийся после меня поэт.
Старательно взбираясь по спирали,
Потомки слышат микроголоса:
Вас, внуков, ждут немыслимые дали,
Но космос начинался с колеса...

(А.Берлин)




*поэзия духа – имеется в виду утверждение Гегеля: "…Материя есть экзистирующая истина Духа"