Абсурд в законе


Эжен Ионеско

"Летят перелетные стулья / в туманном Дали Сальвадор. / Летят они в дальние страны, / а я остаюся с тобой…" Так пели на интеллигентских тусовках в советские времена, когда "Стулья" Ионеско, сразу ставшие классикой во всем мире, были запрещены у нас и к печатанью, и к постановке. Сегодня, читая и перечитывая пьесу, можно только удивляться: что такое крамольное увидели советские генсеки в абсурдистской пьесе? Ну, да, в домике у реки старичок и его жена принимают невероятное количество невидимых гостей, рассаживают их на реальных стульях и при этом ждут не дождутся кого-то самого главного, который придет и что-то скажет. Этот кто-то - Оратор в цилиндре и плаще. Его пламенная речь состоит из бессмысленного мычания: "Мгнм… нмнм… гм… ыгм…" На полуподпольном спектакле актера Зайцева с Таганки он приходил со свистком и долго свистел под финальные аплодисменты.

Муза Ионеско - Лысая певица. Пьеса с таким названием в постановке Батая триумфально прошла в Париже 11-го мая 1950-го года. Вся прелесть в том, что никакой лысой певицы в пьесе нет. Представляете пьесу Чехова "Дядя Ваня" без дяди Вани? Вот какой прорыв совершился в мировой драматургии в самой серединной точке 20-го века.

Умение Ионеско заполнить действие буквально ничем - это как игра на скрипке без скрипки, одним смычком. Даже беспредметная живопись - это все же музыка и гармония композиции и цвета. А тут, шутка сказать, гениальные пьесы и все как бы ни о чем. Ведь в том-то и мулька, что ровным счетом ничего не происходит и в "Стульях", и в "Носороге". Никто никогда не узнает, что творилось в этих темных мозгах лидеров партии, именовавшей себя не иначе как "коллективный разум". Но коллективным бывает только безумие. Разум всегда индивидуален. Ионеско это показал во всех своих пьесах. Его "Носорог" пришел из беседы двух гениев ХХ века, тоже почти запрещенных в СССР. Профессор, лорд Бертран Рассел в разговоре со студентом Людвигом Витгенштейном заметил, что есть вещи очевидные, которые не нуждаются в доказательствах. "Я вас не понимаю", - ответил Витгенштейн. - "Ну, например, очевидно, что в этой комнате нет носорога". - "Почему вы так решили?" - парировал студент. Ионеско решил сделать видимым этого незримого носорога, который на самом деле есть в каждой комнате. Где двое, там и носорог с нами.

Все думают, что нет ничего проще абсурда. На самом же деле абсурдное высказывание вообще невозможно. Что ни скажешь, обязательно проявится хоть какой-нибудь смысл. Ионеско удалось создать абсурдную драматургию. Эффект в том, что все изъясняются вполне осмысленно, как в пьесе Чехова, а в целом - абсурд. Иногда мне даже кажется, что Ионеско вычитал свой абсурд именно в пьесах Чехова. "Дорогой многоуважаемый шкаф…" Тут шкаф, а там стулья.

Когда запреты отпали, Ионеско на нашей почве как-то не прижился. Абсурд нашей жизни перекрывает всех Ионеско и Пинтеров. Скажу больше, Ионеско не воспринимается у нас, как абсурд. Просто картинки из жизни и все. Причем, довольно обыденные и повседневные. Кроме того, наша публика привыкла, что ее куда-то ведут и к чему-то призывают. А тут не ведут, не призывают, не агитируют. Скорее наоборот - раскодируют от любого идеологического запоя.

Вроде бы все герои в его пьесах изъясняются простым человеческим языком, а написано явным инопланетянином или, как теперь говорят, космически контактером. Абсурд - закон Космоса. Этот закон Ионеско так же достоверен, как закон всемирного тяготения. Он поставил в своих пьесах интересный эксперимент: может ли человек оставаться самим собой посреди абсурда. Оказывается, может. Кстати, сам Ионеско был против термина "абсурдизм". Он утверждал, что его пьесы реалистичны, и абсурдны они ровно настолько, насколько абсурден реальный мир. Может быть, именно такая позиция и такой взгляд на вещи помогли ему уютно дожить в стремительно меняющемся мире до 1994-го кода. Когда, например, у нас в России никто уже ничего не понимал и уже не стремился понять. Он дожил до своего времени, что удается отнюдь не каждому драматургу. Театр Ионеско давно перестал быть просто театром. Теперь это повседневная жизнь. А нет ничего сложнее для настоящего драматурга, чем воспроизвести безумие повседневности.

Copyright © 2007 – 201