Разрушенная башня больше не могла сдерживать натиск проснувшегося разбухающего Солнца, и оно вдруг выплеснулось через край крыши и затопило руины города.
Старое золото потекло по железу брошенных машин, впиталось в зеленоватые мхи фонарных столбов, с давно оборванными проводами, и в красно-коричневые стволы деревьев. Густой, насыщенный воздух, ни одного пустого атома, каждый наполнен сиянием. Как пылинки, они, невидимые, дрожали в натянутых потоках света.
По мере того как солнце набирало силу, тонкий призрачный Месяц таял. Последняя зимняя льдинка, чудом уцелевшая в тени.
Старый обшарпанный троллейбус, не нуждающийся в электричестве, вез меня по пустынным улицам. Вокруг ни души. Из пустой кабины водителя доносились звуки радио. Аккордеон и виолончель, разбавленные скрипами и шорохами многолетней давности. У меня на коленях лежала книга, и, время от времени, отрываясь от созерцания заоконного пространства, я пробегала глазами строки, принадлежащие одному немецкому эссеисту. О том, как спустя две тысячи лет, время достало из своей сокровищницы китайского мудреца. И эта фигурка, похожая на старого позолоченного идола, тоже наполнялась светом. Постепенно она оживала, солнце играло тенями глубоких морщин.
Вдруг он лукаво улыбнулся и протянул мне ароматное яблоко. Я почувствовала приятную плотность, наполненную равновесием.
Чтобы удержать равновесие, став единым целым, части этого целого должны быть противоположны, как раскинутые руки, когда идешь по тонкому канату. Сохранить равновесие можно лишь так. Так равновесие сохраняет яблоко, мудро примиряя в себе раскаленную лаву солнечного огня, мятеж обезумевшего океанского сердца и порывы ветра, уносящие в сказочные страны домики с маленькими девочками и маленькими собачками. Это - и отравленное яблоко Белоснежки, и запретный плод Евы. Это и маленькая планета, полная покоя и источающая тонкий аромат, растворенный в золотистом воздухе летнего вечера.
За окном, среди разросшегося кустарника и брошенных велосипедов, замечаю движение. Олень. Смотрит внимательно, но без страха. Он знает, что я - его испытание, а он - моё.
Я больше не зову и не кричу и получила за это награду.
В качестве приза я получила ключик, отпирающий замок двери, ведущей в мистическую гримерную. Теперь у меня как будто есть доступ к волшебному гриму, который не столько меняет внешность, сколько придает душе различные оттенки, по моему выбору. Я могу быть собой, я мог быть тем, чем захочу. А здесь так много всего: от легкомысленных блесток до полных затаенной меланхолии баночек с тенями и тушью.
И еще. Здесь никого нет и придти никто не должен.
А я настраиваю свое восприятие на реальность, и троллейбус постепенно наполняется людьми. Они проявляются как изображения на фотографии, опущенной в специальную жидкость. Проявляются и звуки. Рычание моторов и резкие выкрики гудков, беспорядочный гул голосов, из которого вырываются отдельные слова.
Олень давно скрылся из виду, место загадочных руин заняли близнецы-новостройки.
Но из какого-то невообразимого далека я все еще слышу задумчивый напев аккордеона, которому с грустью вторит виолончель. И скрипы, и шорохи.
Я еду на работу.
