Когда клоуну Б. исполнилось шестьдесят, он вышел на пенсию. И сразу же потеял интерес к жизни.
Будучи популярным Рыжим, он исколесил с гастролями полмира. И всюду проходил на ура! Имел почётное звание Заслуженного артиста и кое-какие правительственные награды.
Хотя главной для себя наградой считал ошеломляющий зрительский успех, подзаряжавший его творческой энергией.
И вдруг всё разом оборвалось, застопорилось, обесцветилось… И что?! Казалось бы — отдыхай, живи в своё удовольствие. Копайся на своих шести сотках. Пиши мемуары… Ан нет! И чем бы он не пытался себя занять все мысли только о цирке — фантастическом мире, с его специфическим духом кулис и магическим блеском амфитеатра — своеобразным допингом без которого он, как наркоман уже не мог обходиться ни дня! Ни минуты!
А тут ещё и сослуживцы о нём как-то быстро забыли. Пока ты творил — был свой в доску. А теперь… Не позвонят даже, не поинтересуются, мол, как ты? Здоров ли? Не нужно ли тебе чего.
Порывался было организовать детскую цирковую студию при местном ДК — всё хоть какая-то отдушина. Но и сия благородная идея в эпоху компьютеризации и прочей оболванизации всей страны так и окочурилась в зародыше.
И, почувствовав никчёмность своего существования, клоун Б. с каждым днём всё сильнее впадал в депрессию и всё чаще прикладывался к бутылке. И немудрено, что вскоре заработал себе инфаркт. Но, провалявшись неделю в реанимации, всё же выкарабкался, слава Богу!
И тогда за него взялась жена — его бывшая ассистентка, то же пенсионерка, ибо моложе его была всего на два года, и также подверженная ностальгии по романтическому прошлому.
— Всё мой хороший, - категорично заявила она, - хватит маяться дурью, будем работать! — и, заручившись необходимой лицензией, с энтузиазмом занялась администраторской деятельностью — ринулась по Детским садикам, заделывать мужу концерты. Все-таки клоун Б. имел свою сольную программу из весёлых разножанровых реприз и мимических этюдов. Да плюс — дрессированная собачка, его неразлучная четвероногая партнёрша — старая подслеповатая болонка, умеющая хорошо считать, прыгать через всевозможные препятствия и ритмично вальсировать. И вот клоун Б. — этот мудрый ребёнок, которому вместо игрушек и сладостей, как в детстве, теперь больше воздуха необходимы были аплодисменты и смех, снова воспрянул духом. Походка его стала по-молодому свободной и лёгкой. И он весь с головой ушел в своё любимое творчество. Детские садики охотно приглашали эксцентричного артиста. И таких радостных встреч в месяц у него набегало более двадцати. И так в течение почти трёх лет, пока сердце снова не дало о себе знать.
Врачи настаивали на немедленной госпитализации артиста, а про выступления — навсегда забыть. Но на операцию требовалась немалая сумма. И благо, что сын — бизнесмен, живущий в Америке, не забыл родителей и не только помог с финансами, но и нашёл даже отменную клинику в Израиле, где отцу смогут сделать операцию в кратчайшие сроки и качественно.
Уже были решены нудные бюрократические формальности с отъездом, вернее, с отлётом, назначенным на следующий день, то есть — 1 июня, вечером. А на утро, у клоуна было выступление в подшефном Детском саду, который ещё малышом посещал. И вот уже последние четыре года, как вышел на пенсию, он неизменно выступает в родном саду бесплатно, именно первого июня — в День защиты детей. И теперь работники сада и повзрослевшие детишки с нетерпением ждали клоуна Б. как своего несравненного кумира.
Однако сердобольная супруга была против того выступления, мотивируя тем, что завтра самолет, а у нас ещё, дескать, ничего не собрано.
— Вот ты Настенька этим и займись, — ласково заворковал муженёк, - а я, не успеешь и глазом моргнуть, пополудни вернусь и помогу, — и тепло поцеловал жену в морщинистый лобик.
Утром без пятнадцати девять клоун уже был в саду и ровно в половине десятого появился перед восторженными детишками в пёстром клоунском костюме рыжего, на пару с принаряженной болонкой, семенящей следом на задних лапках.
В процессе программы клоун Б. эксцентрично манипулировал тросточкой и шляпой, жонглировал разноцветными мячиками и кольцами, показывал весёлые замысловатые фокусы, при этом выборочно вызывал кого-то из детишек принять участие в той или иной
клоунской забаве. И небольшой, уютный музыкальный зал буквально тонул в детском неугомонно-визгливом смехе, от чего артисту стало вдруг необыкновенно легко. Сердце сразу будто помолодело — забилось ритмично, свободно… И в этот момент клоун засомневался, а стоит ли лететь за тридевять земель, чтобы ненароком, в чужих краях отдать богу душу, когда вот, она, допинговая терапия — искрящийся, чистый, родниковый смех. Чем не лекарство от сердечных недугов. Только это лекарство, как и любое другое, должно быть строго дозировано. То бишь, не забывая о своём, далеко не юном возрасте, не слишком усердствовать, перенапрягать себя, сократив наполовину количество выступлений и тогда ему так же, как сейчас, будет хорошо всегда!
И теперь он уже точно решил, что ни о какой госпитализации и речи быть не может. Ведь пока в его душе не притупилась способность видеть мир с иной стороны, сквозь призму детской фантазии и сохранилась вера в невероятное, он должен оставаться в творческом строю. Должен! Ведь это его жизнь!
И клоуну Б. не терпелось скорее закончить представление, придти домой, и, вынеся перед родными свой окончательный вердикт, распаковать чемоданы и как никогда заняться подготовкой новых номеров и реприз к очередному Детскому сезону.
Оставался заключительный номер программы — музыкальный. Клоун садился на стул, зажимал в коленях казалось бы обыкновенную пилу и придерживая её одной рукой, другой водил обыкновенным смычком по остроконечным зубцам, словно по струнам виолончели, извлекая тонкие вибрирующие и душещипательные звуки знаменитой Чаплинской увертюры из фильма «Огни рампы». В то же время распушённая болонка с ярко-красным взбитым бантом, протяжно подвывая в такт мелодии, вальсировала на задних лапах, уморительно помахивая передними, словно дирижировала. И она так трогательно крутила своей кукольной мордочкой, что малыши, со своих стульчиков, буквально падали от смеха. А, глядя на них и строгие лица воспитателей расплывались в мягкой улыбке.
И где-то уже под конец, на последней аккордовой минуте, клоун Б. то ли перенёсся в своё далёкое иллюзорное детство, когда он впервые попал на фильмы знаменитого Чаплина, определившего его дальнейшую судьбу, и когда уже после окончания циркового училища, ещё не найдя своей маски, выходил в манеж в смокинге и шляпке с неизменной тросточкой в руках, блистательно пародируя Маленького Чарли… То ли он вдруг ностальгически понял, что вся эта эйфория — лишь сиюминутная блажь, плод болезненного воображения, и что, вопреки своему желанию, это его последний в жизни аккорд, и что, уже больше никогда-никогда не услышит столь доверительного и чистого, как сама первозданная природа, детского солнечного смеха — у него вдруг резко защемило в груди. Клоун начал задыхаться, опустил пилу и, схватившись за сердце, только и успел прошептать:
— …Родненькие …Подождите немного …Я только отдохну…— и, конвульсивно дёрнувшись, замер.
Болонка, почувствовав неладное, нервно заметалась, принялась надрывно скулить, затем подбежала к хозяину и, лизнув его безжизненно свесившуюся ладонь жалобно взвизгнула и тут же свалилась замертво. А малыши, воспринявшие сие печальное действие за игру, по-прежнему продолжали заливисто смеяться. И только воспитатели, с ужасом почувствовали неладное и, приложив палец к губам, мол, тихо, клоун с собачкой немного устали и им нужно поспать, вывели на цыпочках враз утихомирившихся детей из зала.
И уже минут через двадцать, реанимобиль, так же, неслышно въехал на детсадовскую территорию. И медсотрудники, констатировав смерть, бесцеремонно упаковали клоуна вместе с собачкой в огромный пластиковый пакет и тихо выехали со двора.

А в тоже время детишки, находившиеся в группах с наглухо зашторенными окнами и, не ведая о случившемся, по заданию воспитателей рисовали цветными карандашами, то что они сегодня видели. А именно уморительную вальсирующую болонку с экстравагантным красным бантом и конечно же смешного, аляповатого, огненно-рыжего клоуна, который навсегда останется в их всепоглащающей памяти ярким ореолом детства — как первый оранжевый луч восходящего солнца, как омытая дождём невероятно фантастическая радуга за окном… И ещё долго будет звучать в их чувствительных, как арфовые струны, душах неземная мелодия Чарли Спенсера Чаплина из «Огней Рампы» — музыка величественная и прекрасная, как сама жизнь, которая так полна роковых неожиданностей. ------------------------- Cтани-Мир-47--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------