Ошхо Махо - Гора Счастья

            (одно из названий Эльбруса)

 

Ни черта Земля не круглая!

Она шероховатая и угловатая.

И быть может мне не следовало

становиться на один из её углов;

и не нужно было испытывать страх,

балансируя на одном из её рёбер;

и можно было не забираться туда,

где надоблачный ветер

в рьяном танце о чём-то спорил с краем обрыва...

 

Где ты теперь,

мой ликующий первооткрыватель

надгорных мирозданий,

который было поселился

в моей душе?

 

Ты оставил меня

где-то на пустынной обочине,

где дорога уже не взбирается гордо,

а убегает

как можно быстрее,

как можно дальше от подножия гор

в осенние мёртвые степи.

Ты словно из открытого окна

ВЫБРОСИЛСЯ из моего сердца!

 

Но я ещё вернусь в эти предгорья!

Ещё дойду до самого неба!

Я ещё почувствую на своём лице

твою блаженную улыбку

там

на вершинах Счастья

ни черта не круглой –

                        угловатой Земли!

Вот буду я семейный! Буду я счастливый!

А кому я нужен – счастливый?!

Своей жене? Ну, разве ж ненадолго. Меня ведь счастливым на работу не выгонишь. Счастливый я на работу точно не пойду. Зачем на работе счастливые люди? Они ведь не работают, они ведь в облаках витают. Вот я и не пойду на работу счастливый. Я и дома неплохо в облаках повитаю.

 

Тогда-то жена моя и разозлится. Вначале станет голодной, а потом уж точно разозлится или, хуже того, заплачет. И тогда я тут же перестану быть счастливым. Вначале я почувствую себя виноватым, а потом уж точно перестану быть счастливым. И пойду я на работу, и как наработаю что-нибудь земное без всяких там облаков, и получу денег. Или пойду согну палку и сделаю из неё лук, и подстрелю какую-нибудь птичку, а то и вовсе выкопаю яму и завалю туда мамонта – вот сколько во мне будет злости от моей вины за собственное счастье.

В общем, даже жене своей я буду полезней несчастливым.

 

Несчастливый я всем нужен. В кого ни плюнь, попадёшь в несчастливого, а то и вовсе в несчастного. Да, и какой нормальный останется счастливым, даже если он им и был, если в него плюют?!

 

И даже счастливым я счастливый не нужен. Ну, какие же они счастливые, если я им нужен?!

Даже если я им буду бренчать на своей раздолбанной гитаре, даже если нарисую им самые несмешные карикатуры на свете, даже если напишу то, что пишу,

чем поэт несчастней, тем он нужнее несчастливым.

Счастливый поэт – это же смешно!

 

Так что, счастливый я никому не нужен.

 

Разве только маме…

                                          

Твоя сигарета
мне предстаёт
тленьем вулкана,
а дым - расставаньем.

Твои каблуки
рождают в кварталах
озябшее эхо.
И ещё аритмию.

Но мимо идёшь?
так иди! всё равно,
что в кудрях твоих
не пальцы мои,
а ветер играет...

Мной давно уж не движет
то щемящее чувство
скоро-
постижно
ушедшего детства,
и Любовь - это птица,
от которой осталась
прозрачная зыбкость
взмаха крыла...

Приходи же на берег
посмотреть как легко
волна океана
ушла из под ног
на поклон к горизонту,
предзнаменуя цунами,

- в это мгновенье
я останусь с тобою
и с МЕРТВЫМ ЗАТИШЬЕМ...

Когда не знали
как побеждать без войн,
и мир был писан на воде,
а воду ту испил до дна
томимый жаждой Рим,
математик и провидец Архимед
мастерил свои антиимперские машины.

Теперь же
кто разгадает тайну этих механизмов,
которые играли кораблями,
как мальчик коробком от спичек?

Быть может, тени древнегреческих развалин
помогут что-то объяснить?
Прислушался и различил
лишь плач о том, как пацифизм
их Сиракузы погубил.
А полусумасшедший древний ветер
просил меня о мести
за автора мифических машин…

Пытался спрятаться в тиши
среди расколотых колонн,
но вместе с ними о войне
невольно грезил…

Когда ты спишь,
когда все дети мира спят,
когда щеночек в будке
титьку мамки ищет
и лошадь сонно фыркает
в конюшне,
себе я позволяю
тихонько ночью плакать
над тем безумьем,
какое днём я пережил,
с каким боролся, победил,
но как всегда
не до конца.

Когда спит мир,
когда спишь ты и видишь сны,
которых я не вижу,
будить не стану я -
отрадно мне,
когда ты не тревожна.
А я могу совсем чуть-чуть
поплакать.

О чём?
- тебе не нужно знать.
Пусть спят все дети мира,
и вся природа
и мир весь отдыхает.
Спокойной ночи,
я берегу тебя.
И сам прилягу скоро.

когда Алиса выросла
из своей страны Чудес
став последней любовью
какого-то там маразматика
моё сердце не выдержало
я умер, вернулся в землю
и вырос деревом

- идеальной жертвой
для целлюлозной промышленности

А вы видели посмертную маску
Модильяни?
Какие слова вы бы прочитали
на этих полуоткрытых устах?
Я читаю только: «Жанна...»

Жанна, от этого не отвернуться
уже никогда...
Тебе не забыть
уже ничего...
Твой Модильяни не вернётся больше домой
и никто не вернётся вместо него.
Поцелуй своего художника на прощанье.
Не открывай эту дверь
- за ней твоя пустота!
Не открывай это окно,
твоё сердце хрупкое – его можно выронить
только раз...

Она ушла по следам его смерти.
Нашла ли она его?.. Дождался ли?..

Я знаю только одно:
это стало
их венчанием...

Готов лежать брошенным фантиком
в городской луже,
чтобы, когда ты случайно в неё наступишь,
я мог прилипнуть к носку твоей туфельки.

Готов заблестеть слезой на твоих ресницах
и скатиться по азиатскому надрезу глаз
на край щеки,
чтобы быть задавленным
кружевами белого платочка.

Готов стать страничкой в твоём дневнике
с серебристой каёмочкой:
ты будешь вписывать в меня
самые грустные свои стихи,
чтобы положить их на самую дальнюю полку.

…Однажды, когда тебе будет
одиноко,
ты достанешь этот дневник
и узнаешь о том, в чём я тебе
не
признался…

я буду качаться беспокойной веткой
за твоим непроницаемым окном

буду беречь свои листья
к твоему дню рождения

когда он настанет
буду тихонько скрестись
о его холодные ставни

а вдруг ты откроешь их
протянешь свою руку
сорвёшь с меня самый золотистый
самый последний листочек

и запаху костра
моих горящих листьев
уже будет не так горько…