В колонках играет - Русь

Коронавирус действует пагубно. Ничего не хочется делать. Ленюсь. Каникулы. На работе особо не напрягаюсь.

Книгу Б.Васильева «Князь Святослав» прочитала ещё позавчера, а записать всё не собралась. А книга интересная и читается легко.
Итак, отправляемся в Древнюю Русь. Перед нами мудрая Ольга. А вот в первом бою маленький Святослав. Не испугался – бросил дротик в сторону врага. Достойный воин будет. Тревожное то было время. Древлянский князь Мал чуть не потерял свою приёмную дочь Отраду. Вражеская стрела поразила сенную девушку, одетую в наряд своей хозяйки. Надо отправлять женщин в Киев, чтобы не было беды.

Свенельд внимательно слушает старого советника Берсеня, который уже не может служить Руси, как раньше. Но подрос его сын Неслых, он продолжит дело отца – будет опорой и помощником Свенельду. У Свенельда появился ещё приёмный сын Руслан, родители которого умерли от моровой язвы. Все они служат верой и правдой Святославу, князю, который привык только повелевать и командовать.

Княгиню Ольгу терзают думы и ожидание беды. Игоря уже нет в живых, а она беременна. Как это скрыть? Отец ребёнка – Свенельд. Он отправляет Ольгу в женский Новгородский скит, а носить она пока будет крапивяное платье. Подданным же сказано, что уехала она обустраивать земли русичей и даровать славянам права торговли и самостоятельного управления.



Грустны думы княгини: «Понятие греха есть только у людей. Звери безгрешны». Ольга побывала в Византии и тайно там приняла христианство. Во время покаяния рассказала о том, что знала о готовящемся на Игоря покушении, а ещё о том, что отцом Святослава является не Игорь, а воевода Свенельд. Но хватило ума отказать послам ромеев в их просьбе помочь империи войсками. Отменила поборы за переезд мостов и гатей. Отменила полюдье, заменив его податью. В монастыре родила она сына, но Свенельд не дал ей его и увидеть. Лишь через много лет увидела она своего сына Глеба, но не открылась ему.
Ольга – настоящая королева русов. Ещё в детстве сиживала на официальных встречах и на тайных советах Боярской думы. Много делает она для укрепления центральной власти. Старшего своего сына готовила в князья. Воспитателем его назначен Асмус, дядькой оставался Живан. В его окружении Руслан. Морозко учит князя отражать сабельные удары.



Старый варяг учит Святослава науке конунга. Знакомит с заповедями: 1. Вставай раньше всех и ешь вместе со всеми. 2. Спи на голой земле, подстелив попону и положив седло под голову. Ноги – к костру, меч всегда под правой рукой. 3. Не вози с собой никаких обозов, а питайся тем, что убьёшь на охоте, или кониной. 4. Будь жестоким, но справедливым и всегда сражайся впереди своих воинов. 5. Всегда с честью хорони павших в бою соратников. 6. Никакой любви – она отдана дружине. Никаких женщин – они крадут силу. И поэтому их надо брать насильно, любви всё равно нет.



Эти заповеди Святослав всегда свято исполнял. Он поставил себе цель – создать своё государство. Он придумал свой способ сражения. Но это случилось не сразу.
Первый бой был против вятичей. Этот бой Святослав проиграл. «Поражения учат лучше побед». И он понимает теперь, что сила его воинов должна заключаться не в количестве, а в мастерстве. Икмор учит его воинов метать ножи. Он придумал свой клич: «Иду на вы!» Научил своих воинов перестраиваться клином. Но жесток Святослав. Не щадит ни женщин, ни стариков, ни детей. Не все это разделяют. Руслан обижен на Святослава за Свенельда и Малушку, затаил обиду и княжич родимичей Бориська, которого Святослав продал в рабство. Святослав зол на мать и Свенельда за грех, в котором он родился. Его жестокость привела к тому, что он был убит княжичем Бориськой. Из черепа Святослава сделали чашу. Варяг не построил собственного государства, но погиб – как варяг, в бою.
Малуша родила Святославу сына, которого нарекли Владимиром. Но это уже другая история…



Мудрые мысли книги:

«… в истории правит Его Величество Случай»
«… память о предках есть не перечисление их побед, а память об их нелёгком пути к этим победам»
«Юность цветёт мечтаниями»
«… главная задача – поймать бледную улыбку удачи»
«Терпение – главное условие победы»

И в заключение - фильм о Святославе. Очень хорошее дополнение к книге.

В колонках играет - подростки

30 сентября этого года американскому писателю Джей Эшеру исполнится 45 лет. А я прочитала его книгу «13 причин почему». Книга, конечно, не для праздничного чтения. Книга о подростках: Клэе и Ханне. С первых строк автор погружает нас в мир подростков. Читаешь и убеждаешься, что «каждое поколение по-прежнему хочет – и заслуживает – уважения». Каждый ребёнок, подросток хочет, чтобы его уважали, разговаривали с ним, слушали и СЛЫШАЛИ его. Слышали. Иначе можно опоздать. Как опоздал Клэй вовремя протянуть руку любимой девушке, как не услышал её уважаемый ею педагог.

Интересна композиция книги. Здесь два рассказчика: Клэй и Ханна. Ханна уже умерла и не сможет исправить свои ошибки, не сможет ничего изменить в жизни. Это должен делать Клэй. Он слушает кассеты, что присланы ему по почте, а на кассетах – голос Ханны; она рассказывает о себе, своей жизни, о людях, что были рядом с нею, но или смеялись над ней, или предали её, или побоялись сделать шаг навстречу. Ханна Бейкер – её уже не вернуть, она уже ничего не изменит и никого не простит. Зачем эти кассеты? Может, это был способ разобраться в себе? Может, возможность потянуть время и дождаться своего спасителя? Но спасителя не дождалась. От этого больно.





Несчастья сыпались одно за другим: первый поцелуй отдан подлецу, подруга нанесла предательский удар, а дорогой тебе человек верит сплетням: «… нет ничего хуже, когда близкий тебе человек… верит не тебе, а слухам, отказывается признавать правду». Слушать кассетные записи Клэю тяжело. Ведь «Никто не может исправить прошлое».

Прошлое исправить нельзя. Но настоящее, будущее и себя в них – можно. Однако мне не верится, что исправится Том Тайлер и перестанет подсматривать за людьми. Хотя… После того, как ему неоднократно разбили окно, может, и одумается…
Мир жесток. В нём достаточно подлости и лжи. Зак ворует записки, адресованные Ханне, чтобы мелко отомстить ей за отказ от свидания с ним. А они ей в этот момент так необходимы! Интересно, если бы он знал, к чему это может привести, перестал бы красть или нет? Как с этим бороться? Вот и Ханна не знала. Не знала, как повернуть жизнь к лучшему. Свой крик о помощи она выразила в резком изменении причёски: остригла длинные свои волосы. Но этого никто не заметил. Или сделали вид, что не заметили. И тогда она плюнула на себя, перестала сопротивляться подлости...

А она была талантливой девушкой с красивой нежной душой. Вот почитайте её стихи:
Если бы моя любовь была океаном,
Он был бы бескрайним.
Если бы моя любовь была пустыней,
Вы бы увидели только песок.
Если бы моя любовь была звездой,
То ночью было бы светло, как днём.
Если бы у моей любви были крылья,
Я бы парила в полёте.

В колонках играет - любовь


Прочитала книгу Василия Белова «Лад». Спасибо Любови Павлиновне.

Книга разделена на 3 части. В первой говорится о временах года, о мужских и женских мастерах, о народном творчестве. Строки наполнены любовью и восхищением. Любовью к простому крестьянину, восхищением его трудовой жизнью и единством крестьянской жизни с природой. «Почти все трудовые дела сплелись у сельского жителя с природой, а природа ритмична: одно вытекает из другого, и всё неразрывно между собой». И заворожённо читаю о делах северных плотников, кузнецов, сапожников, столяров, печников, гончаров… А какая сказочная история ждёт нас в книге Белова о женской радости и женском горе – льне-батюшке! «Когда лён цветёт, словно бы опускается на поле сквозящая синь северных летних небес. Несказанно красив лён в белые ночи… Одни лишь краски Дионисия могут выразить это ощущение от странного сочетания бледно-зелёного с бледно-синим, как бы проникающим куда-то в глубину цветом».





Во второй части книги мы оказываемся в мирском крестьянском мире. Проделываем вместе с Беловым путь от младенчества до старости. Через детские игры понимаем особенности труда и жизни крестьянина. Да и своё детство мне вспоминается. Многое из того, о чём он говорит, мне знакомо. Это мне мама пела колыбельную: «Зыбаю – позыбаю, пошёл отец за рыбою…» Это я с сестричками бегу по ягоды и грибы в ближайший лесок. Это наши звонкие голоса раздаются вечерами на площадке, где мы играем в лапту – любимейшую нашу игру. До тридцати человек в ней одновременно могли играть! Спасибо, Василий Иванович, за такое напоминание о детстве!





А в третьей части писатель рассказывает о праздниках и буднях крестьянской жизни, о преданиях, бывальщинах, северных пословицах, поговорках, заговорах… Переходим от одного строения до другого: от клети до храма. Постигаем многообразие жизни и в слове, и в деле. Всё ладится – значит ладно живём. И верится в справедливость слов Василия Белова: «Каждая личность по-своему талантлива, иными словами, своеобразна. Людей абсолютно плохих внутренне и внешне, к счастью, не существует. То, что потребность творчества свойственна каждому, видно хотя бы из того, что в детстве, даже в младенчестве, у ребёнка есть потребность в игре. Каждый ребёнок хочет играть, то есть жить творчески».

Нельзя убивать в себе ребёнка. Вот и мои девятиклассники с удовольствием встречали Масленицу по старому обычаю, как описал Белов. А завтра, надеюсь, с удовольствием расскажут ребята о своих увлечениях. И увидим мы, что не скудеет северный наш край.

Прочитала книгу Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Понравилось. Книга захватила сразу. Окунаешься в тяжёлые 20-е и 30-е годы 20-го века. В татарском доме всё необычно: уклад жизни, вера, даже течение времени…
Вот Зулейха ранним утром крадётся на чердак. Надо пробраться, чтобы ни муж, ни свекровь не услышали. Зачем? Украсть немного яблочной пастилы, чтобы отдать её духу околицы. А уж тот позаботится о её дочках, лежащих в могиле, целых четыре! Мы, русские, и представить себе не можем, что должны ни в коем случае не спорить с мужем, молчать, не плакать, скрывать свои страхи.
В своём доме Зулейха не хозяйка, здесь за неё решают, что ей делать и как жить, муж и свекровь. А жизнь тяжёлая. Заготовка дров – мужское или женское дело? Её, её это дело – Зулейхи. Хотя не всегда ей под силу. Мокрой курицей зовёт ее вечно недовольная свекровь. А она её мысленно – Упырихой. В доме вообще мало разговаривают с нею. Упыриха разговаривает только с сыном, Муртазой, на невестку ворчит и кричит. Страшно и неуютно жить в этом доме. Всегда унижена, бита, морально раздавлена – такова здесь жизнь Зулейхи.
Муртаза в тревоге: загоняют всех в колхозы, грозятся отнять скотину. Он готов уничтожить своё хозяйство, но в колхоз – ни за что! Он убивает корову Кюбелек, готов убить и лошадь, да Зулейха защитила. Гонится разъярённый муж с топором за ней, свистит топор, разрывая подушку. Мясо коровы прячут возле могил дочерей. Когда возвращались домой, наткнулись на отряд красноармейцев, в перепалке убит Муртаза. Зулейха не помнит, как добралась домой с трупом мужа. В доме обыск, её выселяют как кулацкий элемент, а избу забирают под сельсовет. Упыриха скоро умрёт без сына, это ясно, ей и так за сотню.
Караван движется к Казани. Сопровождает убийца мужа – Игнатов Иван. Хотел до Казани только сопроводить, а получилось – до самой Ангары. Там строили посёлок, выживали. Выжили не все. Много погибло. Пошла ко дну целая баржа с людьми. Игнатову удалось спасти только Зулейху, ещё спаслось несколько человек, что не поместились на барже, в основном это интеллигенты из Ленинграда. Среди них врач Вольф Карлович, он немного сошёл с ума от происходящего, но своё медицинское дело исполнял достойно. Помог разродиться Зулейхе - Муртаза оставил всё же своё продолжение в ней. Родила Зулейха сына Юзуфа. Выходила его, выжил мальчишка, хоть и сильно болел в детстве. Прошли 30-е годы, прошла война. А Игнатов всё не может вернуться домой. Посёлок встал на ноги, трудится, выполняет планы и по заготовке леса, и по овощам, даже артель художников есть. Сын Зулейхи мечтает стать художником, как его учитель Иконников. Игнатова снимают с должности, но он успевает дать метрику, где записывает себя отцом Юзуфа. Дела Зульфии и её сына сжигает. Теперь они не числятся как сосланные. Сын может ехать, как задумал, в Москву учиться, а Зулейха останется с Игнатовым. Давно они полюбили друг друга… Так хочется, чтобы наконец им улыбнулось счастье.
А мне радостно, что наша литература обогатилась таким ярким, сочным, вкусным русским словом! Мы погружаемся в страницы истории своей страны, да, всегда драматичные до трагизма, но наши, родные, и оттого такие больные, щемяще близкие. Низкий поклон автору за великую книгу!

https://www.youtube.com/watch?v=fO8u6HEVGdE

Дочитала журнал «Путеводная звезда» N6 за 2017 год. Здесь сборник рассказов и повестей Виктора Потанина.
Повесть «Лёгкая». А совсем и не лёгкая оказалась. Тяжело на сердце. Тяжело, что учитель выбирает не девочку, оставшуюся сиротой, чтобы помочь ей, а деньги, спокойствие, достаток. Хотелось совсем другого конца. Вот идут они на кладбище, думает-думает учитель… Кажется вот-вот решится на благородный поступок; и председатель Копылов, и тётка Валентина – все его призывают к этому. Но… нет…. Так чаще всего в жизни и бывает. Не хватает часто людям на благородство сердца и смелости.

А Антонина, мать девочки (пусть и не родная!) подвиг совершила: погибла, спасая колхозных телят. Её сердца на многое хватало: и на то, чтобы молодому учителю (Валерию Сергеевичу) помочь обживаться в деревне, и на то, чтобы девочку из детского дома приголубить, и на то, чтобы трудиться не покладая рук, орден за труд заработать, и на то, чтобы учителю почти задарма тёс на флигелёк продать… Мечтала о счастье дочери, верила в лучшее в людях, и в учителя верила. А не надо бы…




Все повести Потанина просты и незамысловаты, как жизнь. И в то же время сложны, как эта же самая жизнь… Вот открываю повесть «Чародей». Она о встрече старика с молодым учителем русского и литературы. У старика сын был, как две капли воды похожий на молодого преподавателя Григория Михайловича. Встретились старость и молодость в вагоне поезда, спонтанно решилось, что останется одинокий дед у молодого попутчика. Погостить. И в деревне учителя уважают. Вот Галочка Пугина назвала его чародеем, для неё он самый чистый, «где бы он ни появлялся, - всегда от него идёт какое-то сияние». Прочитал учитель сочинение девочки, неловко ему: не такой он идеальный, как рисует она. Ушёл старик от учителя, письма до сих пор нет. Болит сердце Григория Михайловича о старом одиноком человеке. И вот долгожданный звонок! Отец, отец! Молодой учитель назвал теперь родного ему Михаила Петровича отцом, тем более настоящего отца он не знал. А куда ещё роднее! На всю жизнь теперь. Нашли друг друга отец и сын – и жизнь просветлела, смысл обрела.





Повесть «Ожидание моря» о больной девушке Кате. Её всего-то 16, а сердце, как у старушки, болит. Увидела море, познакомилась с хорошим парнем, плавали они… И вдруг всё оборвалось, «Последнее, что увидела, был синий слепящий свет».




Повесть «Доченька» об отцовской боли. Открылась в один день ему подлая её душонка, и застыл он в ужасе от того, что такого монстра воспитал. Леночка его мало того, что увела жениха у подруги, забавлялась с ним тогда, когда подруга в реанимации после аварии за жизнь боролась, так в довершении побежала в больницу, но не навестить подругу, а кольцо с неё снять, которое сама дала ей немного поносить, а теперь вот забеспокоилась, что у беспамятной подруги снимут колечко. Уговорила медсестру снять кольцо, а состоянием подруги даже не поинтересовалась. «Всё самое страшное ещё впереди», - говорит жена героя. И я верю – впереди.

Тяжело… Где же лёгкая литература? Что же весёленького почитать?

Скоро 9 Мая - День Победы. Ещё в конце 20-го века казалось, что фашизм не может возродиться. А сегодня он поднимает голову в разных местах земного шара. Вот поэтому считаю необходимым пропагандировать книги о страшном фашистском времени. Помещаю сюда выдержки из моего дневника. Хочу, чтобы прочитали книги этого замечательного французского писателя - Робера Мерля. Он писал о фашизме, ощутив его железные когти на свой судьбе. Робер Мерль был в фашистском концлагере 3 года. Чудом выжил.



13.03.18
Сегодня закончила читать роман французского писателя Роберта Мерля «Смерть – моё ремесло». Роман написан в 1953 году, но и сегодня он современен. Современен, потому что снова возрождается фашизм в Европе, на Украине, в Прибалтике… Современен, потому что молодёжь забыла или не знает об ужасах фашизма и начинает возлагать на него надежды.
Книга Мерля о фашистском эсэсовце Рудольфе Ланге, коменданте концлагеря «Освенцим». Роман сопровождается эпиграфом-посвящением, где автор говорит: «Кому я могу посвятить эту книгу? Разве только жертвам тех, для кого СМЕРТЬ – это РЕМЕСЛО». Жутко. Жутко от того, что те, кому посвящена книга, ушли из жизни, измученные голодом, жаждой, задохнувшись в газовых камерах, сваленные в ямы, сожжённые в крематориях. Господи, и это Ты видел!
Произведение состоит из семи глав, которые названы годами: 1913 год, 1916 год, 1918 год, 1922 год, 1929 год, 1934 год, 1945 год. Каждая глава рассказывает об определённом этапе жизни страшного убийцы. Что ещё удивительно, рассказ ведётся от его лица.
1913 год. Будущий фашист познал унижение ещё в детстве, когда отец ломал его характер, готовя сына служению Богу. Не странно ли: от служения Богу – к служению Смерти? Как же надо изуродовать душу! Ещё в школе Рудольф в драке стал виновником того, что товарищ сломал ногу, но ни на миг он себя в этом не обвинил.
Мальчик живёт с мечтой – убежать из дома. После смерти отца он становится единственным мужчиной в семье. Он старается сохранить ритм жизни, заданный отцом: молитвы утренние, обедни, вечерние. Но вскоре всё нарушено войной. Рудольф 2 раза неудачно бежит на фронт, наконец завербовался в Красный Крест помощником санитара на разгрузку санитарных поездов. Но мечты попасть на фронт не оставил.
1916 год. После очередного побега на фронт юный Рудольф попадает в распоряжение ротмистра Гюнтера и его драгун. Ротмистр убеждает Ланга в том, что нет ничего выше Германии и её интересов. В августе 1916 года в возрасте 15-ти лет Рудольф стал драгуном. Юнец показал себя прекрасным исполнителем, он готов на всё ради выполнения приказа. Вокруг смерть, он один остался в живых, раненый, выносит пулемёт и отходит к своим. В шестнадцать лет у него уже три ранения и малярия. Получил письмо о смерти матери. На Палестинском фронте ранен в очередной раз и представлен к награде. Здесь видит первых повешенных немцами жителей деревни. Здесь получил приказ не выпускать никого из жителей мятежной деревни. Жители мятежной деревни смогли скрыться от преследователей, тогда уничтожили первую попавшуюся арабскую деревню. Но… Германия капитулировала.
1918 год. Мирной жизни бывшие солдаты не нужны. Голод. Ланг и его товарищ Шрадер находят работу на маленьком заводе, где делали сейфы. Его уговаривают работать медленнее, так как старый рабочий, его напарник, не успевает за ним. Но Ланг не идёт на такую рабочую солидарность. В результате рабочие добились увольнения его и Шрадера. Всё страшнее и страшнее этот Ланг. Он равнодушно принимает смерть друга, убивает бывшего сослуживца, насилует квартирную хозяйку.
1922 год. Ланг – рабочий бетономешалки, член социал-демократической партии, антисемит. По заданию партии совершает убийство. Получил 10 лет тюрьмы, отсидел 5.
1929 год. Ланг теперь конюх, работает над возрождением фермы, женится на Эльзи по решению полковника Иезерица. У него уже сын и две дочки. Ланг вступает в эсэсовский отряд. Снова участвует в убийстве, но на этот раз избежал тюрьмы, защитила партия.
1934 год. Ланг становится эсэсовцем. Его приглашают работать в концлагерь в Дахау. В 1940 году он в Польше – в Освенциме. Кощунственны его рассуждения о том, что увеличение смертности заключённых не создавало никаких трудностей. Жутко от дел фашистов. Не хватает ям для трупов. Нет земли для убитых. Хоронят, сваливая трупы в ямы, друг на друга. Жуть! Поражает цинизм. Трупы сжигают, поливая растопленным (от трупов же) жиром и гордятся этим своим рациональным решением: экономия средств. Разрабатывают непрерывный конвейер по убийству людей. Даже звери не выдерживают, один из них, Зецлер, кончает жизнь самоубийством – отравился выхлопными газами.
1945 год. В декабре 1943 года Ланг стал инспектором концлагерей. Переехал в Берлин. Этот ужас остановила победа над фашистами. Но не все предстали перед судом. Гитлер суда избежал.
Ощущение омерзения, грязи. Но читать об этом надо, знать это необходимо, чтоб не вернулся фашизм.

НЕСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ ЗАМЕЧАНИЙ
… творение художника и поэта – остановленный образ его самого

В.А. Нащокина о Пушкине
«Я видела много его портретов, но с грустью должна сознаться, что ни один из них не передавал и сотой доли духовной красоты его облика – особенно его удивительных глаз.
Это были особые, поэтические задушевные глаза, в которых отражалась вся бездна дум и ощущений, переживаемых душою великого поэта. Других таких глаз я во всю мою долгую жизнь ни у кого не видела.
Говорил он скоро, острил всегда удачно, был необыкновенно подвижен, весел, смеялся заразительно и громко, показывая два ряда ровных зубов, с которыми белизной могли равняться только перлы».

Из воспоминаний М.П. Погодина о чтении Пушкиным «Бориса Годунова»:
«Ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства – это был среднего роста, почти низенький человек, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми глазами, вертлявый, с порывистыми ужимками, с приятным голосом, в чёрном сюртуке, в тёмном жилете, застёгнутом наглухо, в небрежно завязанном галстуке… Мы услышали простую, ясную, внятную и вместе пиитическую, увлекательную речь. Первые явления мы выслушали тихо и спокойно или, лучше сказать, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались. Сцена летописателя с Григорием просто всех ошеломила. Что было со мною, я и рассказать не могу. Мне показалось, что родной мой и любезный Нестор поднялся из могилы и говорит устами Пимена: мне послышался живой голос древнего русского летописателя. А когда Пушкин дошёл до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков: «Да ниспошлёт Господь покой его душе, страдающей и бурной», - мы все просто как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет. У кого на глазах слёзы, у кого улыбка на губах. То молчание, то взрыв восклицаний, например, при стихах Самозванца:
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла,
Вокруг меня народы возмутилф
И в жертву мне Бориса обрекла.
Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слёзы, поздравления. «Эвон, эвое, дайте чаши!» Явилось шампанское, и Пушкин одушевился, видя такое своё действие на избранную молодёжь».




Генрих Волков о работоспособности Пушкина

Без длительного творческого уединения Пушкин буквально задыхался. Творчество было не только его призванием, но и первейшей жизненной потребностью.
«Труд был для него святыня, купель, в которой исцелялись язвы, обретали бодрость и свежесть немощь уныния, восстановлялись расслабленные силы. Когда чуял он налёт вдохновения, когда принимался за работу, он успокаивался, мужал, перерождался». (Вяземский о Пушкине)
В 15 лет он уже начал публиковаться и заслужил восторженное одобрение «метров» русской поэзии. В 20 лет – он известен всей читающей России. В 25 – это вполне зрелый талант и зрелый характер, автор «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова».
«Без постоянного труда нет истинно великого» - Пушкин.
«Поверь, что лёгкое, изящное стихотворение Пушкина, в несколько строчек, потому и кажется написанным сразу, что оно слишком долго клеилось и перемарывалось у Пушкина» (Ф. Достоевский)
«Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением… Толпа жадно читает исповеди, записки, etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе» (Пушкин)
Величие Пушкина как поэта – это величие его личности, которое вовсе не предполагает какой-то одномерности, канонизированности, идеальности, показной образцовости.
В 1833 году Пушкин много работает в архивах. «Получив два огромных фолианта документов, свыше тысячи страниц, Пушкин за полторы недели, с 25 февраля по 8 марта, тщательно изучил их, сделав в рабочих тетрадях множество выписок и конспектов, и уже через месяц, 25 марта, имеет черновую редакцию первой главы «Истории Пугачёва».




Истинный друг

Пушкин всегда готов был протянуть руку помощи начинающим писателям и поэтам. «Он горячо поддержал намерение «кавалерист-девицы» Дуровой написать мемуары и брался сам их редактировать. Он сердечно приветствовал Алексея Кольцова. Он помог Гоголю увериться, утвердиться в своём таланте и призвании, щедро дарил ему замыслы и сюжеты некоторых произведений («Ревизор», «Мёртвые души») … тепло отнёсся он к поэту из крестьян Слепушкину и писал Дельвигу: «… у него истинный, свой талант; пожалуйста, пошлите ему от меня экземпляр «Руслана» и моих «Стихотворений» - с тем, чтоб он мне не подражал, а продолжал идти своею дорогою».
М.П. Погодин рассказывал, что, когда он читал Пушкину свою пьесу «Марфа Посадница», тот пришёл в восторг, плакал и сказал: «Я не плакал с тех пор, как сам сочиняю, мои сцены народные ничто перед Вашими. Как бы напечатать её»,- и целовал и жал Погодину руку.
Баратынского при нём нельзя было критиковать.
Пушкин всегда откликался на чужую беду. «Получив известие о наводнении в Петербурге в 1824 году, Пушкин пишет брату Льву: «Этот потоп с ума мне нейдёт. Он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажется. Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из Онегинских денег (имеется в виду гонорар за роман «Е. О»). Но прошу, без всякого шума, ни словесного, ни письменного». Лёжа на смертном одре и испытывая жесточайшие мучения, он вдруг вспоминает, что из-за дуэли не смог прийти на похороны сына Н.И.Греча, хотя сам Греч из враждебного ему литературного круга. Он просит врача Спасского: «Если увидите Греча, кланяйтесь и ему и скажите, что я принимаю участие в его потере».
«Он как будто оставил нам в наследство своё сердце, и оно бьётся тех пор в душе русского, в душе каждого, кто приобщается к пушкинской поэзии».





ЛИЦЕЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА
К 9-ти годам Пушкин уже много читает (Гомер, Вольтер, Мольер, Буало). Разыгрывает перед сестрой свою пьесу «Похититель», сам на себя пишет эпиграмму. В 10 лет – первые опыты в поэме.
К 12 годам свободно говорил по-французски, довольно знал латынь. Дома была огромная библиотека на французском языке.
19 октября 1811 года – открытие лицея. В лицее запрещены телесные наказания. Лицеисты ходили к профессорам на чаепития по вечерам. В лицее была атмосфера свободного, равного общения, доверительности, душевной открытости. Принято было 30 мальчиков. Первый выпуск дал России двух «столпов отечества»: Александр Горчаков – дипломат, государственный канцлер Российской империи; Модест Корф – директор императорской петербургской библиотеки. Но больше прославили его другие выпускники: Александр Пушкин – великий русский поэт и писатель; декабристы – Иван Пущин, Вильгельм Кюхельбекер, Владимир Вальховский. Близкие к декабристам – тверской гражданский губернатор и тайный советник Александр Бакунин – участник турецкой войны, действительный статский советник, капитан лейб-гвардейского полка; Сильверст Броглио, погибший за свободу Греции, поэт и литератор – Антон Дельвиг, Фёдор Матюшкин – адмирал флота.
Профессор Александр Петрович Куницын развивал идеи французских просветителей о «естественном праве», то есть праве каждого человека на свободу и равенство. Изданные отдельной книгой, его лекции были запрещены. Куницыну послал Пушкин свою «Историю пугачёвского бунта» с благодарственным посвящением («Он создал нас, он воспитал наш пламень, Поставлен им краеугольный камень, Им чистая лампада возжена»)
Ещё один преподаватель Пушкина – Александр Иванович Галич (Говоров). Получил образование за границей, приверженец философии Шеллинга. С лицеистами вёл беседы на равных, скоро сделался их любимцем. Галич вдохновил Пушкина на написание для экзамена 1815 года стихотворения «Воспоминания в Царском Селе».
Иван Кузьмич Кайданов познакомил лицеистов с экономической жизнью России.
Яков Иванович Карцев – преподаватель физико-математических наук. Он развлекал воспитанников злыми анекдотами про обитателей Царского Села, включая и царствующих особ. Это он сказал Пушкину, не получив вразумительного ответа по математике: «Садитесь и пишите стихи».
«Поверьте, что на свете нет ничего более верного и отрадного, нежели дружба и свобода» (А.С. Пушкин. Из письма Осиповой, 1825 год)
Пушкин первый посылает своим друзьям привет в Сибирь (стихотворение «Во глубине сибирских руд»). В 1835 году ему удаётся опубликовать мистерию опального Кюхельбекера «Ижорский», её печатают в типографии III отделения.



Друзья Пушкина:

Карамзин, Жуковский, Пущин и Кюхельбекер – вот друзья поэта. Но после 1825 года одним он посылает «Во глубине сибирских руд», другие его перестанут понимать, а Дельвиг умер в 1831 году. Жуковский и Вяземский намного старше поэта и относились к нему по-менторски, наставляли, читали морали, учили жить… Пётр Плетнёв был помощником Пушкина в издательских делах, но близким другом всё-таки не стал. Александр Иванович Тургенев - добрый гений Пушкина. Он содействовал поступлению поэта в Лицей, познакомил его с Жуковским и Карамзиным, снабжал поэта литературными новинками, в 1823 году содействовал переводу Пушкина из Кишинёва в Одессу. Тургенев был в России наездами, и их отношения не выходят за рамки интеллектуального общения.
Сергей Соболевский. Пушкин ценил его остроту ума, любил сердечно. Но… Соболевский бывал в частых заграничных разъездах, и они не виделись годами.
Павел Воинович Нащокин. Московский барин, ведший беспорядочную светскую жизнь, но сумевший сохранить во всём этом прекрасную русскую душу. Незадолго до трагической дуэли Нащокин подарил Пушкину кольцо с бирюзовыми камешками, как талисман, предохраняющий от насильственной смерти. Пушкин, торопясь на дуэль, забыл его надеть…
Фёдор Иванович Толстой (Американец), двоюродный дядя Льва Николаевича Толстого. Во время кругосветного путешествия с экспедицией адмирала Крузенштерна за буйное поведение и хулиганские выходки был высажен на одном из островов около Аляски, отсюда и прозвище Американец, где прожил несколько месяцев среди местного населения. Храбрый и мужественный участник Отечественной войны 1812 года. Именно его Грибоедов изобразил в речи Репетилова:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку не чист;
Да умный человек не может быть не плутом…
Американец узнал себя и выговорил Грибоедову, почему тот его назвал «крепко на руку нечистым», и собственноручно поправил строку – «В картишках на руку не чист».
На склоне лет Фёдор Толстой стал суеверен, тени убитых им на дуэлях являлись ему (их было 11 человек). У Американца было 12 детей, 11 умерли в младенчестве. Фёдор считал, что это счёт за убитых им. Именно Американца Пушкин взял в посредники в сватовстве к Наталье Николаевне Гончаровой.





Интересы Пушкина в 30-е годы


В эти годы Пушкин заявляет о себе как профессиональный историк. Плодом его трудов явилась «История Пугачёва». Он работал и над историей Петра Первого, в бумагах поэта нашли наброски по истории Украины, Камчатки. Пушкин намеревался написать историю французской революции, историю Павла Первого. В его библиотеке хранилось более четырехсот книг по истории. «Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим» (А. Пушкин «Опровержение на критики» 1830)
С колыбели входят в нашу душу сказки Пушкина, а образ Татьяны Лариной – образец поведения русской женщины, верной и чувственной. Марина Цветаева так писала: «Если я потом всю жизнь по сей последний день всегда первая писала, первая протягивала руку – и руки, не страшась суда, - то только потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге, при свечке, с растрёпанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах сделала. И если я потом, когда уходили (всегда – уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда, в саду, Татьяна застыла статуей». Онегин же – это «тип декабриста без декабря». Размах русской души показал Пушкин в противоположных образах: Пимен и Гришка Отрепьев, Кочубей и Мазепа, старый цыган и Алеко, Лиза и Германн, Пётр Первый и Евгений из «Медного всадника».
В 1833 году Пушкин пишет «Медного всадника» - гимн тоталитаризму и маленькому человеку, восставшему против всего дела Петра. Страшна фантастическая картина скачущего медного всадника за бегущим Евгением.
1836 год – замечательная повесть Пушкина «Капитанская дочка». Повесть истинно русского писателя. Всё здесь проникнуто Русью: и образ верного Савельича, и Пугачёв с его принципом «казнить так казнить, миловать так миловать», и хозяин постоялого двора, и притча об орле и вороне, рассказанная Пугачёвым….
Всё творчество Пушкина жизнеутверждающе. Он дарит нам своими произведениями свет и тепло, мудрость и глубину, уверенность и достоинство.
«В Пушкине я нашёл больше, чем ожидал. Такого мозгу, кажется, не вмещает ни один русский череп, по крайней мере ни один из ощупанных мною» (Иван Киреевский)
«Всякое его стихотворение является плодом глубокого размышления» (Проспер Мериме)
Пушкина часто сравнивают с Моцартом. Наверное, это справедливо. Почему Сальери в трагедии «Моцарт и Сальери» испугался Моцарта и познал зависть? Потому что научиться быть Моцартом нельзя.





Отзывы на смерть Пушкина


П. Вяземский:
Вам затвердит одно рыдающий мой стих:
Что яркая звезда с родного небосклона
Внезапно сорвана средь бури роковой,
Что песни лучшие поэзии родной
Внезапно замерли на лире онемелой.

Ф. Тютчев
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью,
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь…
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Мирза Фатали Ахундов
Чертог поэзии украсил Ломоносов,
Но только Пушкин в нём господствует один.
Страну волшебных слов завоевал Державин,
Но только Пушкин в ней державный властелин.
Он смело осушал тот драгоценный кубок,
Что наполнял вином познанья Карамзин.
Пусть Николай царит от Волги до Китая,
Но покорил весь мир лишь Пушкин-исполин.

А. Герцен
«Пушкин как нельзя более национален и в то же время понятен для иностранцев. Он редко подделывается под народный язык русских песен, он выражает свою мысль такой, какой она возникает у него в уме. Как все великие поэты, он всегда на уровне своего читателя: он растёт, становится мрачен, грозен, трагичен; его стих шумит, как море, как лес, волнуемый бурею, но в то же время он ясен, светел, сверкающ, жаждет наслаждений, душевных волнений. Везде русский поэт реален, - в нём нет ничего болезненного, ничего из той преувеличенной психологической патологии, из того абстрактного христианского спиритуализма, которые так часто встречаются у немецких поэтов. Его муза – не бледное существо, с расстроенными нервами, закутанное в саван, это – женщина горячая, окружённая ореолом здоровья, слишком богатая истинными чувствами, чтобы искать воображаемых, достаточно несчастная, чтобы не выдумывать несчастья искусственные».

Н. Чернышевский
«…Значение Пушкина неизмеримо велико. Через него разлилось литературное образование на десятки тысяч людей, между тем как до него литературные интересы занимали немногих. Он первый возвёл у нас литературу в достоинство национального дела, между тем как прежде она была, по удачному заглавию одного из старинных журналов, «Приятным и полезным препровождением времени» для тесного кружка дилетантов. Он был первым поэтом, который стал в глазах всей русской публики на то высокое место, какое должен занимать в своей стране великий писатель. Вся возможность дальнейшего развития русской литературы была приготовлена и отчасти ещё приготовляется Пушкиным».

В. Сологуб
Теперь, когда стремлений злоба
Не знает, где искать добра,
Проснись, поэзия, пора!
Чтоб Пушкин выступил из гроба!

А. Майков
Пушкин! Ты в своих созданьях
Первый нам самим открыл,
Что таится в духе русском
Глубины и свежих сил!
Но, юнейшие в народах,
Мы, узнавшие себя
В первый раз в твоих твореньях
Мы приветствуем тебя,
Нашу гордость – как задаток
Тех чудес, что, может быть,
Нам в расцвете нашем полном
Суждено ещё явить!

А. Островский
«Пушкиным восхищались и умнели, восхищаются и умнеют. Наша литература обязана ему своим умственным ростом. И этот рост был так велик, так быстр, что историческая последовательность в развитии литературы и общественного вкуса была, как будто разрушена, и связь с прошедшим разорвана… Поколение, воспитанное исключительно Пушкиным, когда сознательно оглянулось назад, увидало, что предшественники его и многие его современники для них уже даже не прошедшее, а далёкое давнопрошедшее. Вот когда заметно стало, что русская литература в одном человеке выросла на целое столетие».

Г. Плеханов
«…Пушкин прежде всего такой поэт, для понимания которого необходимо покинуть отвлечённую точку зрения просветителей. Просветителю трудно понять Пушкина. Вот почему Белинский часто несправедлив к нему, несмотря на всё своё замечательное художественное чутьё».

А. Кони
«Горячая любовь к России и вера в неё были у него неразлучны с чувством правды, которое не позволяло ему закрывать глаза на её недостатки и на чужие достоинства. Он желал видеть родину, сроднившеюся с Западом во всём лучшем, но сохранившею самобытные формы, заключающие всё хорошее своё… Гордясь скромностью русского человека и величием всего, что совершено им по почину Петра. Пушкин тем не менее преклонялся перед достоинствами человеческими. Ему был чужд узкий патриотизм, враждебно, надменно или косо смотрящий на всё иноземное. Указывая на терпимость к чужому, как на одну из прекрасных сторон простого русского человека, он говорил о необходимости уважения к человечеству и к его благородным стремлениям. «Недостаточно иметь только местные чувства, - говорил он Хомякову, - есть мысли и чувства всеобщие, всемирные…»»

М. Горький
«… Пушкин первый почувствовал, что литература – национальное дело первостепенной важности, что она выше работы в канцеляриях и службы во дворце, он первый поднял звание литератора на высоту, до него недосягаемую: в его глазах поэт – выразитель всех чувств и дум народа, он призван понять и изобразить все явления жизни».

С. Есенин
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясёшь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе…

В. Маяковский
«Я лично очень люблю Пушкина и часто упиваюсь отдельными местами «Онегина».
Я знаю, век уж мой измерен,
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с Вами днём увижусь я.
Выше этих строк не бывает. Это предел описания влюблённости».

Вчера закончила читать сборник рассказов «Русская любовная классика». Сборник принёс спокойствие и действительно эстетическое наслаждение. Никакой пошлости.
Конечно, есть примитивность – это я о рассказе Михаила Чулкова «В чужом пиру похмелье». Не верю ни единому слову в нём. Разве можно не узнать мужа? Даже в ночи? Даже если он не разговаривает? А запах? Как его подменить? А на ощупь? Неужели, обнимая, ты не поймешь, что это не твой любимый муж? Глупость какая-то.
В тысячный раз перечитала Карамзина «Бедная Лиза». «И крестьянки любить умеют!» - заявляет писатель. А умеют ли? Почему Лиза не подумала о матери, когда умирала? Ведь мама её, хоть и потеряла своего любимого, но думала о дочери, не хотела умирать, не пристроив в жизни её. Или это вообще свойственно детям – не думать о родителях? Как легко девушке вскружить голову! И это в любой век: в 18-ый, 19-ый, 20-ый, 21-ый… И любовь эта в своё время будет выброшена, как букет самых лучших ландышей, кинутый в Москву-реку за ненужностью; «… исполнение всех желаний есть самое опасное искушение любви». Нельзя исполнять все желания любимого, иначе не останется у тебя ничего, потеряет к тебе интерес любимый – и уйдёт к другой… Целомудрие – самое ценное, что есть у девушки, и то, что сейчас совсем перестали ценить, к сожалению…


А «Метель» Владимира Соллогуба, конечно, написана под влиянием «Метели» Пушкина, только в рассказе Соллогуба нет пушкинской лёгкости, нет волшебства и романтики. Хотя встреча влюблённых в метели завораживает своей красотой. Но как быстро всё заканчивается!
Рассказ Писемского «Красавец» лишний раз нам напоминает, что внешняя красота обманчива, и за смазливым лицом может скрываться неимоверный подлец.
Рассказ Иеронима Ясенского «Мотылёк» поведал о мимолётном увлечении, которое исчезает вместе с маскарадом.
А у Николая Лескова в рассказе «Маленькая ошибка» я нашла одну хорошую мысль и полностью с нею согласилась: «Хорошие мысли надо искать не во гневе, а в радости».
Насмешил рассказ Чехова «Длинный язык», где глупая жена в болтовне выдала мужу все свои похождения, но обвинила во всём своего мужа. Так тоже бывает.
В рассказе Ивана Гончарова «Уха» тоже было смешно, как в самом начале поездки набожный пономарь Ерёма терпел насмешки женщин, а на обратном пути, после того как дамы узнали сладкого любовника в Ерёме, смирными стали женщины и не подтрунивали уже над Ерёмой.
Максим Горький в рассказе «На плотах» поведал историю о снохаче, что влюбился в свою сноху, а сноха в него. Грех не останавливает влюблённых, они даже мечтают: одна о смерти мужа, другой о гибели сына. Грех и любовь рядом ходят.



Во грехе проживала ночную жизнь Наталья Давыдовна из одноимённого рассказа Александра Куприна. Днём это чопорная всеми уважаемая дама, но были ночи, когда она превращалась в самую распутную девку. И эта двойная жизнь длилась целых 16 лет.
Как легко флирт может перерасти в измену! Важно вовремя остановиться, или чтоб тебя вовремя остановили, как в рассказе Надежды Лухмановой «Флирт».
Страшен рассказ Л. Андреева «Бездна». Бездна человеческой низости здесь. Только что влюблённые были чисты и полны радужных мыслей. Но подлецы всё растоптали, разорвали красоту, а влюблённый юноша превратился в зверя, терзающего то, что ещё осталось от растерзанной чистоты.
Две актрисы борются за зрителя и за мужчину в рассказе Лидии Чарской «Кис-кис».
Дневник женщины, влюблённой в другую женщину, как-то не особо приятно читать (рассказ Лидии Зиновьевой – Аннибал «33 урода»).
Зато как прекрасна любовь и трогательна разлука в рассказе А. Грина «Она». Без возлюбленной «пустым казался… наступающий день, пустым и ненужным, как бутылки, стоящие на столе. Дыхание его было страдание, и молитвой была тоска его».
Интересно, герой рассказа В. Брюсова «За себя или за другую» получил по заслугам (и всё-таки жаль, что получил) от той, которую давно обидел или от другой, отомстившей ему за всех обиженных женщин?





Весело было читать рассказ А. Аверченко «Ниночка», где эта Ниночка, изобличая приставания начальника службы тяги, раздевается ещё перед тремя мужчинами, раздевается сама, а обвиняет потом их: «Какие все мужчины негодяи!»
А как здорово выписано желание прекрасной девушки, как обворожительна она в своём желании, как прекрасна в своей верности любви! (рассказ Виктора Гофмана «Летний вечер»)
После чтения рассказа Ф. Сологуба «Царица поцелуев» задумываешься о верности, которую сохранить невозможно без любви, особенно если муж старик, а женщина молода и прекрасна.
А как объяснить лёгкое помутнение рассудка случайных попутчиков, сошедших с парохода на одной незнакомой им пристани и отдавшимся ночи любви!? Что это как не солнечный удар? (рассказ И. Бунина «Солнечный удар»)
Так же необъясним поступок дамы, отдавшейся ночи любви среди грязи и неуюта, хотя мечтала-то она совсем о другом. (рассказ Пантелеймона Романова «Без черёмухи»).
И всё же «Любовь – это самое тонкое украшение жизни, смысл, душа её, если хочешь. О, она, конечно, требует тысячи аксессуаров и довольно умную голову, но невообразимо сладка в умелых руках» - полны неизъяснимой красоты слова из рассказа Анны Мор «Удав». И ещё оттуда же: «Красные розы – мечта окрылённая, страсти метущие, чувство нежданное. Красные розы победа венчанная, крик торжествующий, жизнь без анализа. Красные розы – слава могучего, кровь побеждённого, жестокость безмерная. Чайные розы – осенние розы, дар на могилу, сердце без веры. Чайные розы – слёзы бессильные, боль затаённая, надежда умершая. Чайные розы – мечта улетевшая, горе бездонное, смерти дыхание. Белые розы – холод снежинок, гордость невинного, победа рассвета. Белые розы – счастье невесты, песни архангела, лилия царская. Белые розы – совесть спокойная, молитва дитяти, солнца сияние».
Розы любви рассыпаны по страницам книги. Какое наслаждение читать истинно прекрасную литературу! Благословенны минуты радости с книгой!

Прочитала книгу Фланнери О*Коннор «Хорошего человека найти не легко». Как-то страшно от этой книги. Почему Фланнери не написала ни одного радостного рассказа? Может, и писала, только мне они не попались? Фланнери из южного штата Америки Джорджии. Критики литературы назвали её гротескные, но всё же реалистичные психологические рассказы «шоковой терапией». Юрий Дубинин (чрезвычайный посол и Полномочный посол СССР в США 1986 – 90 годы) говорил, что они созвучными нашему времени.
А мне от этого как-то не по себе. Хотя я точно в шоке от всех её персонажей, начиная с Шепарда, который, увлёкшись идеей перевоспитания молодого преступника, не заметил, как довёл до самоубийства собственного сына (рассказ «Хромые выйдут первыми»), и заканчивая несчастной миссис Май, которую пронзил рогами сбежавший бык соседей (рассказ «Весной»). Почему происходят эти ужасы? Потому что люди слишком заняты собой и не замечают ничего и никого вокруг?
Вот миссис Макинтайр, недовольная слишком старательным работником из Польши, заворожённо смотрит, как летит под уклон потерявший управление трактор и летит прямо на поляка, а он не видит опасности, так как лежит под машиной, ремонтируя её. «Она почувствовала, что её глаза, глаза мистера Шортли и глаза негра сошлись в одном взгляде, спаявшем их вечным единством сообщников, и услышала тихий всхлип, который издал поляк, когда колесо большого трактора переломило ему хребёт.» Что это?! Убийство? Заговор? За что? За добросовестный труд? Нелепо и бессмысленно жестоко. (рассказ «Перемещённое лицо»).
А вот отец, желая научить сына ценить родную деревню, отправляется с ним за приключениями в город. А в городе сам предаёт сына, трусливо отрекается от подростка, когда мальчику грозили расправой и полицией. Слава Богу, всё обошлось! Но между сыном и отцом выросла стена отчуждения, которая исчезает лишь при их возвращении домой. С замиранием сердца читаю строки, наполненные страданием отца, понявшего низость своего поступка: «Милосердие рождается в страданиях, которые неизбежны для каждого и неисповедимыми путями ниспосылаются детям» (рассказ «Гипсовый негр»).
Понятна боль сына, что не ценил матери в своё время, даже радовался её страданиям, а понял, насколько она ему дорога, лишь когда её потерял: «Мамочка, родная, подожди!» - а мама уже не могла его ждать: умерла. (рассказ «На вершине все тропы сходятся»).
В рассказе «Береги чужую жизнь – спасёшь свою!» мистер Шифтлет не жалеет ни старуху, ни её глухонемую дочку Люсинел. Пообещав жениться на девушке, он, прихватив машину, сбегает от будущей тёщи и невесты, оставив её одну спящей в закусочной. По дороге он встречает мальчика, покинувшего навсегда свой дом. Оказывается, мальчик убегает от ужасной матери-проститутки. И Шифтлет вспоминает свою мать, что была ангелом, а он её бросил. С ужасом обращается он к небу: «Господи, разразись грозой, смой всю гниль с земли этой!» Но ведь эта гниль – он сам?!
Страшен рассказ «Хорошего человека найти не легко». Семья едет на отдых. Бабушка уговаривает внуков и сына с невесткой навестить одно место, дорогое в её воспоминаниях. Внуков заманивает рассказами о доме с тайниками. Путешественники заплутали, а потом машина перевернулась. Но все остались живы. Однако радоваться рано. На их пути встретился разбойник по кличке Изгой. Он и его бандиты убили всю семью.
Я думаю: что в голове у автора? Почему так много страшного там? Почему даже человек, торгующий Библией, может надругаться над девушкой-инвалидом? (рассказ «Соль земли»). Вероятно, потому, что нет веры истинной у человека? О какой вере может идти речь, если под обложкой Библии у парня хранится фляжка виски и колода карт? Какой смысл жизни у человека, обвиняющего во всех своих бедах мать и ненавидящего перед смертью весь свет? (рассказ «Озноб»). Что могло случиться с девушкой, которая ни с того ни с сего нападает на случайную соседку по приёмной у врача и вгрызается ей в горло? (рассказ «Откровение»).
После прочтения этого сборника задумываешься о жестокости человеческого мира. Больше ни о чём писать не хочется. Грустно, ах грустно, господа ….

В колонках играет - Любовь
Читаю роман-газету (за 1981-ый год!), роман Даниила Гранина "Картина". А там приводятся строки из стихов - такие интригующие! Нашла (спасибо Интернету!), прочитала... И восторг! Красота! Делюсь ею с вами.
«Забудем клятвы, данные другим» Евгений Храмов

1 ноября 1972 года

Затем, что этот день неповторим,
И в этом наша общая заслуга,
Забудем клятвы, данные другим,
И вспомним клятвы, данные друг другу.

Прекрасен голубой и горький дым,
Прекрасен лист, трепещущий упруго.
Забудем клятвы, данные другим,
И вспомним клятвы, данные друг другу.

Не мы с тобою это говорим,
А вся в багрец одетая округа,-
Забудем клятвы, данные другим,
И вспомним клятвы, данные друг другу.





Кушнер Александр

"Какое счастье, благодать"


Какое счастье, благодать
Ложиться, укрываться,
С тобою рядом засыпать,
С тобою просыпаться!

Пока мы спали, ты и я,
В саду листва шумела
И неба темные края
Сверкали то и дело.

Пока мы спали, у стола
Чудак с дремотой спорил,
Но спал я, спал, и ты спала,
И сон всех ямбов стоил.

Мы спали, спали, наравне
С любовью и бессмертьем
Давалось даром то во сне,
Что днем — сплошным усердьем.

Мы спали, спали, вопреки,
Наперекор, вникали
В узоры сна и завитки,
В детали, просто спали.

Всю ночь. Прильнув к щеке щекой.
С доверчивостью птичьей.
И в беззащитности такой
Сходило к нам величье.

Всю ночь в наш сон ломился гром,
Всю ночь он ждал ответа:
Какое счастье — сон вдвоем,
Кто нам позволил это?





Иван Бунин

Я к ней вошел в полночный час.
Она спала — луна сияла
В ее окно, и одеяла
Светился спущенный атлас

Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди,
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь ее во сне.






Александр Блок
«Есть минуты, когда не тревожит»


Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза...

И мгновенно житейское канет,
Словно в темную пропасть без дна...
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина...

И напев заглушенный и юный
В затаенной затронет тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа, души.



https://youtu.be/JZZ3y30leUM
Музыка любви

МОЛИТВА

Не обвиняй меня, всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С её страстями я люблю;
За то, что редко в душу входит
Живых речей твоих струя;
За то, что в заблужденье бродит
Мой ум далёко от тебя:
За то, что лава вдохновенья
Клокочет на груди моей;
За то, что дикие волненья
Мрачат стекло моих очей;
За то, что мир земной мне тесен,
К тебе ж проникнуть я боюсь,
И часто звуком грешных песен
Я, Боже, не тебе молюсь.
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костёр,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К тебе я снова обращусь.
1829 год.

Когда я был трёх лет, то была песня, от которой я плакал: её нет могу теперь вспомнить, но уверен, что, если б услыхал её, она бы произвела прежнее действие. Её певала мне покойная мать. («Вся поэзия Лермонтова – воспоминание об этой песне, услышанной в прошлой вечности» Д. Мережковский)

Я помню один сон; когда я был ещё восьми лет, он сильно подействовал на мою душу. В те же лета я один раз ехал в город куда-то; и помню облако, которое, небольшое, как бы оторванный клочок чёрного плаща, быстро неслось по небу: это так живо передо мною. Как будто вижу. (Из дневника, 1830).

Когда я был ещё мал, я любил смотреть на луну, на разновидные облака, которые, в виде рыцарей с шлемами, теснились будто вокруг неё: будто рыцари, сопровождающие Армиду в её замок, полные ревности и беспокойства. Из дневника, 1830)



Кто поверит мне, что я знал любовь, имея 10 лет от роду?
Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тётушка, кузины. – К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет 9. Я её видел там. Я не помню, хорошо собою была она или нет. Но её образ и теперь ещё хранится в голове моей; он мне любезен сам не знаю почему. – Один раз, я помню, я вбежал в комнату: она была там и играла с кузиною в куклы: моё сердце затрепетало, ноги подкосились. – Я тогда ещё ни об чём не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая: это была истинная любовь: с тех пор я ещё не любил так. О! сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум! – И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице. Я плакал потихоньку без причины, желал её видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату. – Я не хотел говорить об ней и убегал, слыша её названье (теперь я забыл его), как бы страшась, чтоб биение сердца и дрожащий голос не объяснил другим тайну, непонятную для него самого. – Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне, мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня, как я помню, когда они позабыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу; не поверят её существованью, - это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза, быстрые, непринуждённость – нет: с тех пор я ничего подобного не видал, или это мне кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз. Горы кавказские для меня священны… И так рано! в 10 лет… о эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум!.. иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию! – но чаще плакать.
Я не могу любовь определить,
Но это страсть сильнейшая! – любить
Необходимость мне; и я любил
Всем напряжением душевных сил.



ОДИНОЧЕСТВО
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье – все готовы:
Никто не хочет грусть делить.
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
И вижу, как, судьбе послушно,
Года уходят, будто сны.
И вновь приходят, с позлащённой,
Но той же старою мечтой,
И вижу гроб уединённый,
Он ждёт; что ж медлить над землёй?
Никто о том не покрушится,
И будут (я уверен в том)
О смерти больше веселиться,
Чем о рождении моём…
(1830)

Боюсь не смерти я. О нет!
Боюсь исчезнуть совершенно…
(1830)

Люблю мучения земли.
(1830)

Моё завещание (про дерево, где сидел с А.С.). Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстояли глазам вашим; я любил под ним и слышал волшебное слово «люблю», которое потрясло судорожным движением каждую жилу моего сердца; в то время это дерево, ещё цветущее, при свежем ветре покачало головою и шёпотом молвило: «Безумец, что ты делаешь?». Время постигло мрачного свидетеля радостей человеческих прежде меня. Я не плакал, ибо слёзы есть принадлежность тех, у которых есть надежды; но тогда же взял бумагу и сделал следующее завещание: «Похороните мои кости под этой сухою яблоней; положите камень; и – пускай на нём ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!» (из дневника 1830)




Природа подобна печи, откуда вылетают искры.
Природа производит иных умнее, других глупее; одни известны, другие неизвестны.
Из печи вылетают искры, одни больше, другие темнее, одни долго, другие мгновенье светят; но всё-таки они погаснут и исчезнут без следа; подобно им последуют другие также без последствий, пока печь погаснет сама: тогда весь пепел соберут в кучу и выбросят; так и с нами. (1830)

Наша литература так бедна, что я из неё ничего не могу заимствовать; в пятнадцать же лет ум не так быстро принимает впечатления, как в детстве; но тогда я почти ничего не читал. Однако же, если захочу вдаться в поэзию народную, то, верно, нигде больше не буду её искать, как в русских песнях. Как жалко, что у меня мамушкой была немка, а не русская – я не слыхал сказок народных: в них, верно, больше поэзии, чем во всей французской словесности. (1830)


ПРЕДСКАЗАНИЕ

Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных мёртвых тел
Начнёт бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймёшь,
Зачем в руке его булатный нож:
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет всё ужасно, мрачно в нём,
Как плащ его с возвышенным челом.
(1830)

В детстве наружность его невольно обращала на себя внимание: приземистый, маленький ростом, с большой головой и бледным лицом, он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остаётся для меня загадкой. Глаза эти, с умными, чёрными ресницами, делавшими их ещё глубже, производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они были ужасны. Я никогда не в состоянии был бы написать портрета Лермонтова при виде неправильностей и очертаний его лица, а, по моему мнению, один только К.П.Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды (по его выражению, вставить огонь глаз). (Моисей Меликов, художник, соученик по Благородному пансиону)




«Столыпины были богаты, важны, чиновны, родовиты. У них была подмосковная Средниково, в Волоколамском уезде. Был летний жаркий день. Все сидели на балконе и с удовольствием слушали важного дядюшку, только что приехавшего из Москвы. Дядюшка живо передавал все московские последние светские новости, происшествия и сплетни. Вдруг на балкон вбегает стремительно мальчик-подросток с некрасивым, умным лицом, с вихром надо лбом – и, помахивая листком бумаги, кричит, - не в силах удержать того, что било в нём ключом:
- Что я написал! Что я написал!
Дядюшка смолкает. На него с неудовольствием оборачивается и строго ему замечает:
- …, ты вечно со своими глупостями. Дядя приехал из Москвы, рассказывает о делах, а ты с пустяками.
Подросток, потупившись, не сказав ни слова, торопливо уходит с балкона, пряча листок.
Этот подросток был Лермонтов, этот листок бумажки – только что написанный им «Ангел».
(из воспоминаний родственницы Столыпиных Ольги Весёлкиной, рассказанных ею Сергею Дурылину, писателю и священнику в 1924 году)


Он был шалун в полном ребяческом смысле слова, и день его разделялся на две половины между серьёзными занятиями и чтениями и такими шалостями, какие могут прийти в голову разве только 15-летнему школьному мальчику; например, когда к обеду подавали блюдо. Которое он любил, то он с громким криком и смехом бросался на блюдо, вонзал свою вилку в лучшие куски, опустошал всё кушанье и часто оставлял всех нас без обеда. Раз какой-то проезжий стихотворец пришёл к нему с толстой тетрадью своих произведений и начал их читать; но в разговоре, между прочим, сказал, что он едет из России и везёт с собой бочонок свежепросольных огурцов, большой редкости на Кавказе; тогда Лермонтов предложил ему прийти на его квартиру, чтобы внимательно выслушать его прекрасную поэзию, и на другой день, придя к нему, намекнул на огурцы, которые благодушный хозяин и поспешил подать. Затем началось чтение, и покуда автор всё более и более углублялся в свою поэзию, его слушатель Лермонтов скушал половину огурчиков, другую половину набил себе в карманы и, окончив свой подвиг, бежал без прощания от неумолимого чтеца-стихотворца. (А.И.Васильчиков)

Он даже и садился постоянно на одном месте, в углу аудитории, у окна, облокотясь по обыкновению на один локоть и углубясь в чтение принесённой книги, не слушал чтения профессорских лекций… Шум, происходящий при перемене часов преподавания, не производил на него никакого действия. (П.Ф.Вистенгоф, сокурсник)

Студент Лермонтов, в котором тогда никто из нас не смог предвидеть будущего замечательного поэта, имел тяжёлый характер, держал себя совершенно отдельно от всех своих товарищей. За что, в свою очередь, и ему отвечали тем же. Его не любили, отдалялись от него и, не имея с ним ничего общего, не обращали на него никакого внимания» (П.Ф.Вистенгоф, сокурсник)





В Мишеле нашёл я большую перемену. Он сформировался физически; был мал ростом, но стал шире в плечах и плотнее, лицом по-прежнему смугл и нехорош собою; но у него был умный взгляд, хорошо очерченные губы, чёрные и мягкие волосы, очень красивые и нежные руки; ноги кривые (правую, ниже колена, он переломил в манеже, и её дурно срастили) …
Нравственно Мишель в школе переменился не менее как и физически, следы домашнего воспитания и женского общества исчезли; в то время в школе царствовал дух какого-то разгула, кутежа, бомблишерства; по счастию, Мишель поступил туда не ранее 19-ти лет и пробыл там не более двух; по выписке в офицеры всё это пропало, как с гуся вода. Молодость должна перебеситься, говорят французы. (Аким Шан-Гирей, друг, троюродный брат Лермонтова, 1834 год)

Подходя уже к дверям квартиры Синицына, я почти столкнулся с быстро сбегавшим с лестницы и жестоко гремевшим шпорами и саблею по каменным ступеням молоденьким гвардейским гусарским офицером в треугольной, надетой с поля, шляпе, белый перистый султан которой развевался от сквозного ветра. Офицер этот имел очень весёлый, смеющийся вид человека, который сию минуту видел, слышал или сделал что-то пресмешное. Он слегка задел меня или, скорее, мою камлотовую шинель на байке (какие тогда были в общем употреблении) длинным капюшоном своей распахнутой и почти распущенной серой офицерской шинели с красным воротником и, засмеявшись звонко на всю лестницу (своды которой усиливали звуки), сказал, вскинув на меня свои довольно красивые, живые, чёрные, как смоль, глаза, принадлежавшие, однако, лицу бледному, несколько скуластому, как у татар, с крохотными тоненькими усиками и с коротким носом, чуть-чуть приподнятым, именно таким, какой французы называют nez a la cousin: «Извините мою гусарскую шинель, что она лезет без спроса целоваться с вашим гражданским хитоном», - и продолжал быстро спускаться с лестницы, всё по-прежнему гремя ножнами сабли, не пристёгнутой на крючок, как делали тогда все светски благовоспитанные кавалеристы, носившие своё шумливое оружие с большой аккуратностью и осторожностью, не позволяя ему ни стучать, ни греметь. Это было не в тоне. Развесёлый этот офицерик не произвёл на меня никакого особенного впечатления, кроме только того, что взгляд его мне показался каким-то тяжёлым, сосредоточенным; да ещё, враг всяких фамильярностей, я внутренне нашёл странною фамильярность его со мною, которого он в первый раз в жизни видел, как и я его. (Виктор Бурнашев, писатель)




Лермонтов… принадлежал к людям, которые не только не нравятся с первого взгляда. Но даже на первое свидание поселяют против себя довольно сильное предубеждение. Было много причин, по которым и мне он не полюбился с первого разу. Сочинений его я не читал, потому что до стихов, да и вообще до книг, не охотник, его холодное обращение казалось мне надменностью, а связи его с начальствующими лицами и со всеми, что тёрлось около штабов, чуть не заставили меня считать его за столичную выскочку. Да и физиономия его мне не была по вкусу, - впоследствии сам Лермонтов иногда смеялся над нею и говорил, что судьба, будто на смех, послала ему общую армейскую наружность. На каком-то увеселительном вечере мы чуть с ним не посчитались очень крупно, - мне показалось, что Лермонтов трезвее всех нас, ничего не пьёт и смотрит на меня насмешливо. То, что он был трезвее меня, - совершенная правда, но он вовсе не глядел на меня косо и пил, сколько следует, только, как впоследствии оказалось, - на его натуру, совсем не богатырскую, вино почти не производило никакого действия. Этим качеством Лермонтов много гордился, потому что и по годам, и по многому другому он был порядочным ребёнком. (Руфин Дорохов, сослуживец на Кавказе, с него Толстой написал Долохова)

Славный малый – честная, прямая душа – не сносить ему головы. (Руфин Дорохов)

… Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были всякого рода дурные предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая мы собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути. Я одна из последних пожала ему руку. Мы ужинали втроём, за маленьким столом, он и ещё другой друг, который тоже погиб насильственной смертью в последнюю войну. Во время ужина и на прощанье Лермонтов только и говорил об ожидающей его скорой смерти. Я заставляла его молчать и стала смеяться над его, казавшимися пустыми, предчувствиями, но они поневоле на меня влияли и сжимали сердце. Через 2 месяца они осуществились и пистолетный выстрел во второй раз похитил у России драгоценную жизнь, составлявшую национальную гордость. (Евдокия Ростопчина)

В Лермонтове, как ни в ком из русских поэтов небо сошлось с землёй. (Валерий Михайлов)

Лермонтов, несомненно, был человек крайностей. Его бросало из одного настроения в другое со всей страстью молодости, силой ощущений и дум. (Валерий Михайлов)

В стихотворении «Молитва» («Не обвиняй меня, всесильный») «безоглядная правда души, раздираемой противоречиями, но от того отнюдь не гибнущей – крепнущей». (Валерий Михайлов)

Лермонтов первый в русской литературе поднял религиозный вопрос о зле. (Д.Мережковский)

Когда я сомневаюсь, есть ли что-нибудь кроме здешней жизни, мне стоит вспомнить Лермонтова, чтобы убедиться, что есть. (Д.Мережковский)

Он был похож на вечер ясный,
Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет.
(Вл. Соловьёв)

Лермонтов – лучшее удостоверение человеческого бессмертия. Оно для него не философский постулат и даже не религиозное утверждение, а простое реальное переживание. Ощущение своего «я» и ощущение его неуничтожимости сливались для него в одно чувство. Он знал бессмертие раньше, чем наступила смерть. (Пётр Перцов, филолог)

… у него человеческое начало автономно и стоит равноправно с Божественным. (П.Перцов)


Я всё думаю о Лермонтове, - нет, не думаю, а как-то живёт он во мне. В Муранове я видел с детства по рисункам мне известный его портрет – ребёнком. Он писан крепостным живописцем, - и, смотря на него, веришь, что глаза Лермонтова, которым имя Грусть, у ребёнка и у взрослого человека остались те же, - те самые, что видели –
По небу полуночи Ангел летел…
Ни у одного из русских поэтов нет таких глаз. И откуда им быть? (Сергей Дурылин, писатель, 1926 год)

Лермонтов – для меня вечный возврат к себе, в своё «родное», в какую-то сердцевину. Читаю сборник «Венок Лермонтову». Всё о том же, всё о том, кому он подражал, у кого заимствовал, и о байронизме и мировой скорби, положенных ему по штату: всех авторов интересует то, в чём Лермонтов – не Лермонтов. И целый том в 300 стр. с лишком ни на йоту не объяснил того, что одно стоило объяснить: чудо творчества – как же, как же это могло случиться, что мальчик, писавший плохие стихи, как почти все русские мальчики известного круга. Образования и развития писали их в 20-х гг., вдруг сел да и написал «Ангела» - где прорвался к Платону, к его Элладе Мысли, к Дантовой силе и нежности, как же это случилось?
- А никак. Это нам неинтересно. Но вот такую-то строку такого-то стихотворения он взял у Пушкина…
- Позвольте: не у Пушкина, а у Вальтера Скотта…
Простите, это не так: ни у того ни у другого: это видение Жан Жака Руссо…
- К сожалению, не могу согласиться. Ни у Пушкина, ни у Скотта, ни у Руссо – а из народной песни, которая…
И пошло, пошло – на 300 страниц. Это не анекдот; «Казачья колыбельная песня» заимствована, навеяна, внушена будто бы:
1) Полежаевым…
2) Вальтером Скоттом…
3) Народной песнею…
- Так кем же? Полежаевым или Вальтером Скоттом, или русской бабушкой?
- Постойте! Пощадите! Помилуйте! Согласен на всё: и на Полежаева, и на Вальтера Скотта, и на Жан-Жака, - но «Ангел» -то, «Ангел» -то откуда?..
На это: «ничего, ничего, молчание!» - нет, не молчание, а новый том в 500стр. о «влияниях».
И остаётся «Ангел» прекрасной падучей звездой, которая, золотая, упала с неба, - на скучную будничную равнину русской литературы, на её «реализм».
Таков и сам Лермонтов. Пронёсся падучей звездою по тёмному небу русской поэзии – и канул в ночь, - и напрасно искать в черноте ночи золотых звеньев его звёздного пути… (Сергей Дурылин, писатель, 1927 год)




Я не могу себе представить Пушкина с восковой свечкой в руках, исповедующегося перед деревенским попом с косичкой и шепчущего молитву Ефрема Сирина не в холодных и ненужно-пышных, слишком «витийственных» словах знаменитого стихотворения, а попросту, как все, с тремя земными поклонами: «Господи и Владыко живота моего…» А Лермонтова могу – перед полковым пьяненьким попом в походной церкви, под свет воскового огарка, на коленях. Ангелы в сердце – и «…мать» на устах – вот что такое Лермонтов. (Сергей Дурылин)

Нет двух поэтов столь существенно различных, как Пушкин и Лермонтов. Пушкин – поэт внутреннего чувства души; Лермонтов – поэт беспощадной мысли истины. Пафос Пушкина заключается в сфере самого искусства; пафос поэзии Лермонтова заключается в нравственных вопросах о судьбе и правах человеческой личности. Пушкин лелеял всякое чувство, и ему любо было в тёплой стороне предания; встречи с демоном нарушали гармонию духа его, и он содрогался этих встреч; поэзия Лермонтова растёт на почве беспощадного разума и гордо отрицает предание… Демон не пугал Лермонтова: он был его певцом. После Пушкина ни у кого из русских поэтов не было такого стиха, как у Лермонтова, и, конечно, Лермонтов обязан им Пушкину; но тем не менее у Лермонтова свой стих. В «Сказке для детей» этот стих возвышается до удивительной художественности, но в большей части стихотворений Лермонтова он отличается какою-то стальною прозаичностью и простотою выражения. Очевидно, что для Лермонтова стих был только средством для выражения его идей, глубоких и вместе простых своею беспощадною истиною, и он не слишком дорожил им. Как у Пушкина грация и задушевность, так у Лермонтова жгучая и острая сила составляет преобладающее свойство стиха; это треск грома, блеск молнии, взмах меча, визг пули. (Из статьи Белинского «Стихотворения М.Лермонтова», 1842 год)





…решительно ни один из наших поэтов до 1841 года включительно не писал стихов таким безукоризненным языком, как Лермонтов; у самого Пушкина неправильных и натянутых оборотов более, чем у Лермонтова… (Н.Чернышевский, «Очерки гоголевского периода русской литературы», 1841 год)

Вот кого жаль, что рано так умер! Какие силы были у этого человека! Что бы сделать он мог! Он начал сразу, как власть имеющий. У него нет шуточек, шуточки не трудно писать, но каждое слово его было словом человека, власть имеющего.
Тургенев – литератор, Пушкин тоже был им, Гончаров – ещё больше литератор, чем Тургенев; Лермонтов и я - не литераторы. (Л.Толстой, 1883 год)

Сегодня не стало ещё одного 60-десятника. Не стало Евгения Евтушенко. Поразили отзывы на его смерть. Почему так много осуждения звучит? Умер в США. И что? Он перестал быть великим российским поэтом? Возмущают людишки, спешащие пнуть гения, который уже им не сможет ответить. Нет, сможет! Сможет своими стихами!

Дай бог!
Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай бог быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай бог лжецам замкнуть уста,
глас божий слыша в детском крике.
Дай бог живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно...
Дай бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.
1990

Покойся с миром, великий поэт....

 

 

О романе Пушкина "Евгений Онегин" сказано уже довольно много. Кажется, разобрана каждая строчка, и что может добавить моя работа? Евгений Онегин, Татьяна и Ольга Ларины, Владимир Ленский - об этих героях написано множество статей. О них размышляли Ю. Лотман, А. Непомнящий, В. Брюсов... . Среди главных героев романа многие критики отмечали и автора как главное действующее лицо произведения.

 

 

Мне тоже кажется это верным. В каждой главе присутствует Пушкин не только как автор произведения, но и как его герой. Через лирические отступления он говорит читателю о себе и своих чувствах, о своих пристрастиях. И происходят удивительные вещи: пространство романа расширяется, время приобретает свойство бесконечности. И мы погружаемся в век 19-ый с его модами, с его образованием, где "все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь". Перед нами открываются двери театров:

Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переменчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слёз, рукоплесканий
С младой Семёновой делил.

Пушкин смело вводит в повествование темы, которые, казалось бы, вовсе не относятся к сюжету. Ну зачем, например, этот спор с французским писателем и философом Руссо?

Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять, как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом.
Защитник вольности и прав
В сём случае совсем не прав.
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.

Но именно благодаря таким отступлениям роман приобретает энциклопедическую наполненность. И лёгкое «собранье пёстрых глав» не просто рассказывает о судьбах Онегина, Татьяны, Ленского, а открывает нам душу Пушкина, знакомит нас с его друзьями. С его недругами, погружает нас в глубину пушкинских воспоминаний. И мы вместе с поэтом замираем от восторга перед его любовным чувством, когда он

… завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!

Волшебник Пушкин показал в романе не только Россию, но и другие страны. И всё это в лирических отступлениях!

Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле
С венецианкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.

Поэт вводит нас не только в свои мечты, но и в святая святых – в свой рабочий кабинет, в лабораторию своего творчества, где он думает … о форме плана, о героях романа, о критиках, готовых растерзать творца. Поэт благословляет свой труд:

Иди же к невским берегам,
Новорождённое творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань.

 

Я пою славу поэту, гению, Пушкину! Я воздаю ему должное за его мудрость, за душевную щедрость, за безграничность знаний своей эпохи и предшествующих. Автор скромно предполагал, что его не забудут:

Быть может (лестная надежда)
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!

Пушкин делает невозможное, он разговаривает с нами, людьми 21-го века!

Прими ж мои благодаренья,
Поклонник мирных Аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья…

Пушкин побеждает смерть. Вот поэтому он мой главный герой романа.