Настроение сейчас - Выжитая, как лимон)

Давно я не писала одна фики... странно вообще, что накатило вчера вдохновенье.
В общем, вот. Не знаю, понравится кому, кому не понравится. Интересно-неинтересно.
Мне нужно было где-то высказаться, просто)

Название: Привык.
Автор: Лу
Фэндом: Наруто.
Жанр: romance, slash, angst.
Пейринг: Нейджи\Наруто, намёк на Саске\Наруто и Гаара\Наруто (со стороны первого).
Рейтинг: PG-13.
Дисклаймер: отказываюсь от всех персонажей.
Предупреждение: возможен ООС по отношению к канонным персонажам; много чувств, кому-то может быть скучно.
Размещение: с указанием Автора при выставлении фика.
От Автора: посвящу себе, потому что чувства Нейджи – мои.
И посвящу tunery(neschiry), моей бете. Хочу, чтобы ты увидела того Хъюгу, которого вижу я рядом с Наруто. Он совсем не плохой)

Мне нужны чьи-то руки,
Чей-то голос, глаза
Нужен тот, кто бы ждал
Меня после дождя
После долгой разлуки
Ждал меня на вокзале,
Чтобы доброе что-то
Чьи-то губы шептали
Чтобы просто я знал:
Среди трудных минут,
Что меня кто-то любит,
Что меня где-то ждут...

«Любовь придёт без приглашения и останется с тобой навсегда.»
Так говорил его отец, когда тёплыми, осенними вечерами они сидели вдвоём на веранде их дома. Редкие, но самые запомнившиеся моменты из его детства. Голос с нотками глубокой мудрости дарил успокоение, а взгляд был полон любви. Другой любви, не той, о которой говорил отец.
Тогда ещё Нейджи не мог понять разницу между той любовь, которая есть у него сейчас и той, которая возможно когда-нибудь «придёт без приглашения». Ему казалось, что любовь лишь одна. Она одинаковая для всех, и каждый греется в её лучах, подставляя щёки её теплу и улыбаясь, чувствуя, как оно мягкими лапками обхватывает всё сердце.
Такой любви можно было доверить себя полностью, доверить свою душу. Такую любовь можно ждать долго: днями, месяцами, годами и даже десятилетиями. Можно ждать всю жизнь.
После же смерти отца, молодой Хъюга смог понять одно – любовь к близким и память о них будут идти всегда рядом, нога в ногу, не отставая от него ни на шаг, но никогда и не перегоняя, чтобы затмить собою настоящее и постоянно возвращать к прошлому. Он смог преодолеть трудность потери и, перешагнув эту пропасть в душе, продолжил жить дальше.
Маленький мальчик сильно изменился за быстро пролетевшие года, став серьёзным юношей. Гордым, ответственным, достойным носить фамилию Хъюга. Замкнутым, закрывшим своё сердце от мягких лапок любви, спрятав его в клетку, как птицу.
При первой их встрече, Наруто он действительно напомнил ту самую птицу: белую, одинокую, отчаявшуюся. Самодельная клетка, служившая тюрьмой, была крепкой и холодной. Она редко когда пропускала чужой свет, отторгая его, продолжая упрямо прятать душу от других. Не позволяя объяснить, не разрешая быть рядом, не желая не бояться.
Узумаки, который как зверь всегда жил в ещё более крепкой, стальной клетке и всегда искал пути, чтобы вырваться из неё и увидеть свет от чужих улыбок, просто не мог бросить Нейджи. Не мог оставить там одного и позволить ему сдаться. Не мог не помочь.
Ключ к клетке был сделан из слов, которые Хъюга запомнил на всю свою жизнь. Ведь именно эти слова помогли ему обрести свободу, обрести веру в себя. И когда клетка стала бесполезной, она распалась на тысячи ледяных осколков, растаяв в воздухе и превратившись в прохладные капли на лице. Вырвавшаяся на свободу птица не имела сломанных крыльев или страха перед своим будущим – теперь у неё была так нужная ей вера в себя и… тёплые руки, согревающие её.

Нейджи не мог сказать точно, когда понял, что у него в душе поселилась та самая любовь, которая не просто пришла, а ворвалась ураганом, утвердив своё присутствие создавшимся беспорядком в мыслях. Да и не было это так важно – знать, когда и с чего началось. Просто началось. Просто теперь он любил.
И сразу появились первые черточки разницы между той любовью и этой.
Та любовь больше была похожа на купол, который защищал от любых бед, и в котором всегда у тебя было своё место.
Новая же была молодым ростком, с некой неуверенностью пробивающимся сквозь рыхлую почву. Её поливали крупные капли дождя и дарили свою теплоту первые лучи рассвета – надежды, ожидания. Листья вытягивались долго, так же, как и сам росток. Уже более уверенный, привыкший в новой жизни.
Так и Хъюга стал привыкать.
Привыкать к тому лёгкому чувству, напоминавшему ветер от взмаха крыльев. Привыкать к долгому ожиданию и коротким, мимолётным встречам, напоминавшим столкновение с ярким солнцем. Привыкать к своей любви.
И всё же привык. Не сразу, не быстро. Но привык.
Нейджи привык к своему желанию быть ближе, быть рядом. Он мог позволить себе иногда это. И тогда долго, очень долго всматривался в постепенно меняющиеся черты: ещё более уверенный взгляд, живой, яркий; часто искусанные губы; слегка отросшие пряди, теперь щекотавшие кожу, цвет которой оставался таким же привлекательно-загорелым. Только Хъюга мог точно сказать, сколько появилось незаметных шрамов-сеточек. Он единственный так долго всматривался в каждую линию, отпечатывая любое движение в памяти.
Его любовь была хрупкой, как хрустальный, навесной мост. Или как бывают хрупки кости только родившегося птенца. И настолько же бережно Нейджи хранил её, укрепляя долгими годами ожидания. Внимание, бескорыстная помощь, ничего не требующая взамен забота. Незаметная, осторожная.
Постепенно, Хъюга уже не мог без неё, как не могла и серебристая рыба без воздуха и воды. Любовь стала всем. Она заменила собою сон, спокойствие, гармонию. Она была всегда рядом и всегда настолько близко, чтобы её невозможно было увидеть никому. Даже сам парень не сразу смог догадаться о её присутствии, наивно принимая её за длительное увлечение. Но, привыкнув к ней, смог распознать за надёжной скорлупой настоящее, сильное и глубокое чувство. То самое, о котором говорил ему отец.

И только когда Наруто в очередной раз вернулся с поисков Учихи, Нейджи почувствовал боль у сердца – так, оно замирает, отдаваясь тяжёлым стуком, а затем принимается биться дальше.
Узумаки был бледнее, глаза лихорадочно блестели, и ему приходилось часто жмуриться, сдерживая в себе слёзы. Костяшки пальцев становились одного цвета с лицом, когда он с силой сжимал кулаки, продолжая упрямо закрываться от всех. Он был непривычно молчалив и не говорил ни с кем, даже на вопросы Хокаге отвечал с нежеланием, так, что приходилось вытягивать клещами. Хъюга видел, как он часто прикусывал себе губу до крови и отрешённым взглядом смотрел в стену или открытое окно. В глазах было непонимание, неверие, и то самое чувство безграничной безысходности, что некогда хранил в себе сам Нейджи.
Наруто потерялся. Забился в самый дальний и тёмный угол клетки. Сидел на мокром, холодном камне, погружённый в себя. Одинокий. Задумчивый.
У многих было такое состояние, когда нужно просто время, чтобы его переждать и вернуться обратно с новыми силами. С прежней, светлой улыбкой.
Но Хъюга чувствовал, что в этот раз возвращение придётся ждать дольше, а улыбка может уже не быть такой открытой, если оставить парня одного разбираться в чувствах, давящих сверху. Узумаки нужна была помощь, как она была нужна раньше ему самому.
- Учиха мёртв? – спросил тихо, одними губами.
Харуно, стоявшая рядом, дёрнулась, будто только что проснулась. Она выглядела не лучше: растрёпанные тусклые пряди напоминали старое пёстрое платье, разрезанное на множество лоскутков; руки были сжаты так же сильно, как и у Наруто, но дрожь сильнее; только глаза были более живыми, чем у него – обеспокоенными. Девушка казалась надломленной, но не сдавшейся, скорее уставшей.
- Нет… он жив. Тут другое… - голос у неё был высохшим, будто его весь кто-то выпил и не оставил ни капли.
Хъюга кивнул, переводя взгляд снова на Узумаки. Что может настолько сильно изводить внутренне? Медленно, но верно терзать душу и не давать спокойствия ни ночью, ни днём. Что забирает жизненные соки так быстро, не оставляя от человека почти ничего кроме оболочки? Что вгрызается в сердце с такой силой, что по телу проходят судороги, а затем вырывает кусок мяса, унося его с собой, как трофей?
«Что же ты сделал, ублюдок?» - Нейджи снова чувствовал свою беспомощность.
Глупо было надеяться, что он сможет изменить что-то, исправить, как-то помочь. Теперь, вглядываясь в изменившегося за один день Наруто, он понимал это. Глупо…
И было невыразимо противно от себя. От своей жалости. От мелькнувшей на минуту мысли, что он должен оставить Узумаки одного. От желания снова спрятаться в клетке…
Нет. Нет. Нет… такого не будет.
Хъюга давно перенял от Наруто одну особенную способность – не отступать в любых ситуациях, не сдаваться на волю Судьбе и продолжать бороться с ней. Он будет ломать свою гордость, будет перешагивать через приевшуюся немоту и говорить, будет изменяться. Будет изменяться до тех пор, пока не сможет изменить самого Узумаки, вернуть прежнего и заживить чужие раны. Он будет рядом, даже если придётся пожертвовать своими крыльями. Ведь, его крылья, как и вся птица, давно хранятся в этих тёплых руках…
- Скажи ему. – голос у Хатаке был шероховатым.
Хъюга полу-оглянулся на него, смотря чуть удивлённо, но не переспрашивая. Он чувствовал, что Какаши наблюдал за ним и уже давно, не только сейчас. Но лишь сейчас он что-то высказал, видимо, дождавшись нужного момента.
- Если ты ему не скажешь сам, он никогда не узнает. – взгляд сохранял упорство и скрытое беспокойство, такое же, как и у Сакуры.
Только их беспокойства отличались друг от друга.
Харуно то пыталась его подавить, то наоборот – проявляла ещё больше внимания, и ещё больше нервничала. Её беспокойство было сестринское – близкое и всепрощающее. Лишь сестра могла позволить себе надавать младшему брату подзатыльников и оплеух, а затем с силой прижать к себе и долго успокаивать, гладить по голове, и тоже плакать.
Своё же беспокойство Хатаке не прятал, но и не выставлял на показ. Оно было глубоким и замкнутым, как круг, внутри которого охранялась причина. Какаши имел скорее не столько учительское, сколько почти отцовское беспокойство. Он так же сильно привязался к Узумаки и был бы рад разделить боль хотя бы на двоих, но прекрасно понимал, что Наруто никогда этого не позволит. Ни ему, ни Сакуре.
- Ты ему нужен сейчас, – и лишь на немой вопрос в глаза ответил коротко. – Просто будь рядом.
Хатаке был уверен, что Нейджи поймёт его и сможет вместо них поддержать Наруто. Он не мог поступить иначе. Иначе – Узумаки было уже не вернуть.
«Быть рядом.» - Хъюга обернулся обратно, чувствуя, как сердце сжимается слегка, но продолжает бить, делая это лишь чуть учащённо.
Он ведь никогда не думал о том, чтобы рассказать Наруто. Никогда не думал о том, чтобы вторгнуться в его личный мир. Никогда не думал о том, чтобы отбирать у него свободу выбора. Никогда не стремился стать первым для него, потому что всегда знал – первый уже есть.
И Нейджи давно привык к этому. Привык стоять в стороне, любить на расстоянии. Привык к односторонним отношениям. Привык ко всему, что связывало их друг с другом.
Но сейчас всё было по-другому. Сейчас не хотелось стоять в стороне. Сейчас не хотелось любить одному. Сейчас не хотелось заканчивать их связь лишь на этом.
Снова бросить вызов Судьбе? И посмотреть что будет…

Вызов оказался брошен совсем не Судьба. Он был брошен своей любви.
Это проверка на прочность, на твёрдость намерений и силу желания. На то, насколько далеко он готов был зайти в отношениях, насколько долго мог ждать ответного шага.
Со стороны их отношения напоминали встречу двух диких зверей, которые насторожено и с опасение обнюхивали друг друга, прежде чем довериться и позволить бежать рядом.
Затянувшиеся вечера за разговорами; неуверенные, лёгкие касания губ к щеке; неожиданно жаркие объятья; взгляд вопросительный, удивлённый, счастливый.
Нейджи хранил их любовь, которая была всё такой же хрупкой, как крылья бабочки махаона: с полупрозрачными прожилками и резными краями.
Он чувствовал, что поступил правильно, что теперь всё будет действительно хорошо. И неважно, что пока Узумаки ещё сомневался. Неважно, что он ночью шептал чужое имя. Неважно, что он проваливался в сон, как в яму и долго не мог выбраться из липкого кошмара.
Это всё было не важным, потому что Хъюга не отходил не на шаг. Он был рядом. Он поддерживал, и продолжал спокойно ждать.
«Он привыкнет.» - говорил про себя парень и верил в это.
И Узумаки действительно стал привыкать. Так же медленно и постепенно, как некогда раньше привыкал к этому Нейджи.
Наруто стал привыкать, что его любят. По-настоящему сильно, не на словах. Стал привыкать к тому, что рядом был кто-то. Стал привыкать к неодиночеству.
Вернулись и прежняя улыбка, и живой блеск в глазах. Вернулось и то озорство стремительных действий, и непредсказуемость, и желание жить дальше.
А вместе с этим вернулся и грозный крик Сакуры, её крепкие, иногда почти отчаянные объятия и частые дружеские чаепития у них дома. Вернулся хитрый блеск к глазам Хатаке, его скрытая улыбка под маской и редкие, но полезные советы.
Казекаге, вырвавшийся при первой возможности, как только узнал о странном состоянии друга, вместо чахнувшего Наруто встретил того, которым тот был всегда. Изменения чувствовались, но теперь они были уже в лучшую сторону. Узумаки стал больше улыбаться, чаще смеялся и кипел энергией «юности». Такие перемены были неожиданными.
И даже его фраза, которую так хотелось услышать:
- Как же я соскучился по тебе, Гаара! – звучала теперь по-другому.
Собаку лишь через несколько дней, после подписания всех документов и проведения деловых встреч, узнал, что Наруто и Нейджи встречаются. Узнал случайно, как и заметил их вместе. Что ж, руки оказались ещё более надёжными, и задерживаться в Конохе дольше, больше не имело смысла.
С Хъюгой Гаара столкнулся уже, когда их команда, сопровождающая главу, выходила из деревни. Наруто трепался с Темари, громко смеялся и привычно ерошил волосы на затылке.
- Как ты думаешь, - тихо произнёс Собаку, не сводя с него глаз. - Если бы я жил в этой деревни, это бы что-то изменило?
Нейджи молчал, внимательно наблюдая за взбалмошным Узумаки, чувствуя, как уголки губ непроизвольно приподнялись.
- Если бы вы могли проводить много времени вместе, рядом был бы ты, – его голос был таким же мягким, как и взгляд. – У вас больше общего, вы ближе.
Гаара долго, задумчиво смотрел на Наруто, а затем прикрыл глаза, чуть опуская голову.
- Спасибо. – благодарно произнёс он.
Казекаге и его сопровождение ушли через десять минут. Узумаки долго махал другу, счастливо улыбаясь, находясь в уверенных объятьях своего парня.

Слух разлетелся быстро. Возможно даже слишком быстро, чем подозревал Хъюга. Просто Учиха оказался довольно упрямым и долго игнорировал всякие глупые слушки.
Но может любопытство, может скрытая ревность или чувство собственничества, а может и что-то другое, но не зайти он просто не смог. Узумаки не бросил попытки вернуть его, но теперь кидался уже не так отчаянно и не цеплялся за каждую возможность, граничащую с безумством. Поэтому, при их новой встрече, наследник вымершего клана позволил вернуть себя – или же сделал вид, что вернулся, рассчитывая узнать лишь то, что ему требовалось.
Никаких личных разговоров не было во время пути, да и не то это время и место, чтобы говорить о чём-то таком. А Наруто не давал повода усомниться – изменения всё же есть и не заметить их мог лишь тот, кто не знал его.
Учиха не верил. Не верил, что улыбающийся, солнечный парень снова простил его. Не верил, что приветливая Харуно простила его так же. Уж точно не она…
Не верил он и в то, что Узумаки ему больше не вернуть. Что тот стал свободным. Свободным от него.
Не верил во все эти слухи до того, как только они сделали первые шаги в деревне.
- Узумаки, - колкое обращение ни чуть не изменилось, не чувствовалось даже лёгкого волнения в голосе. - Разговор есть.
Наруто не обернулся, он и так знал, как выглядит бывший напарник: внешне закрытый от окружающих, с пронзительным, хмурым взглядом. Недовольный, раздражённый.
- Не сегодня, Саске. Я иду домой, меня Нейджи ждёт. – Он обернулся лишь один раз, чтобы улыбнуться. – И я сильно соскучился.
Недобро прищурившись, Учиха успел схватить его за запястье раньше, чем парень смог уйти. Тонкие пальцы с силой сжались на коже, сдавливая кость до тихого хруста.
- Узумаки, разве ты не понял?
Наруто еле заметно выдохнул, рука была сжата слишком сильно. До этого он не был уверен, что Саске притащился именно из-за него. Обернувшись, парень вгляделся в своё отражение в чужих глазах, а затем снова лишь улыбнулся.
- Да, мы с Нейджи встречаемся. Ты ведь это хотел услышать, верно?
Учиха дёрнулся, кривясь так, будто удар пришёлся по лицу. Такого прямолинейного ответа он не ожидал. Реакция предполагалась послушная – парень должен был пойти с ним, как этого хотел сам Саске. И они должны были поговорить, но не так.
- Нет, не это. – оставалось лишь недовольство и раздражение.
Узумаки пожал плечами, его мало интересовал ответ. Вопрос-то был риторическим.
- Я люблю Нейджи. – просто произнёс он, а, почувствовав, как пальцы на запястье слегка расслабились, без особого труда вырвал руку. – Увидимся завтра, Саске.
Учиха смотрел на спину удаляющегося друга и чувствовал, как раздражение полностью заполняет его. Раньше, свернутое в комок острых лезвий, оно было не опасным. Теперь же, полностью развернувшись, оно приносило невыносимую боль. Въедающуюся в кости, пронзающую насквозь.
- Я многое пропустил, да? – произнёс со злостью, с вызовом.
Харуно смотрела на него с сожалением. Слишком сильна была чужая ненависть, чтобы её нельзя было почувствовать. Слишком большим было желание вернуть всё назад и исправить. Саске бы никогда не признал этого даже самому себе. Но она знала это и без слов.
- Ты пропустил три жизни, – ответила ровно, будто рассказывала что-то обычное. – Его первую светлую, когда ушёл. И вторую, когда не захотел вернуться и сделал ему больно. А сейчас для тебя просто нет места. В его новой жизни тебя нет рядом, – уголки губ скривились в насмешке. – Или ты думал, что он всегда будет бегать за тобой, а Саске?
- Что за чушь ты несёшь? - Учиха поморщился, не желая верить её словам.
Сакура слегка качнула головой, но настаивать не стала. Каждый видит правду по-своему. А некоторым проще её не замечать вообще.
Затянувшееся молчание снова нарушил парень.
- Почему именно Хъюга? Почему хотя бы не ты? Он ведь любил тебя раньше, так?
Харуно перевела взгляд в ту сторону, куда ушёл Узумаки. Внешне напряжения было почти незаметно. Если бы Саске знал её лучше, он бы заметил даже такие мелкие изменения в её поведении. Но так хорошо её знали лишь близкие ей люди.
- Просто, мы слишком друзья. – голос казался выцветшим, серым. – Он привык, что мы только друзья, Саске.
Учиха прикрыл глаза, а затем опустил голову ниже, незаметно усмехаясь. Внутренний ком лезвий был удовлетворён тем, что он страдает не один. Эта боль принадлежит ещё ей, что его полностью устраивало. Он ведь не мог позволить себе снова остаться в одиночестве, раз уж вернулся?
- Тебе нужно выспаться. Увидимся завтра, Саске.
Смотря вслед удаляющейся девушке, Саске чувствовал себя раненым зверем. Зверем, который, попадя в капкан, продолжал кусать всех, кто подходил к нему слишком близко. Он многим оставил шрамы, рассекающие сердце, но продолжал огрызаться на чужую помощь, не позволяя себе помочь. Он подпускал к себе лишь одного и всегда впивался в него сильнее, чем в других, желая оставить больше шрамов. Но всё заживало, а зверь в капкане злился, не отступая и продолжая упрямиться.
Теперь же, когда все отвернулись, оставив его позади, и даже тот, кого он подпустил к себе ближе всех, ушёл, Учиха чувствовал безысходность. Открыть захлопнувшийся капкан больше некому. Да никто и не захочет подставлять свою руку под укусы, чтобы уменьшить чужую боль. Такой идиот был лишь один.
И Саске не хотел верить, что потерял этого идиота.

Наруто привык к миссиями в парах с Хъюгой, чётких, защищённых, когда ты точно знаешь, что в спину тебе никто не сможет воткнуть лезвие. Привык к нежности, которой раньше у него не было, и к долгим ласкам, о которых всегда мечтал. Привык к такой любви, в ответ полностью раскрывая душу и вцепляясь в чужие плечи, чтобы прижать к себе крепче. Он привык к разным сортам поцелуев, начинавшихся от осторожных и трепетных, до страстных и нетерпеливых. Он привык к ночам долгим, томным. Он привык…
И Сакура привыкла к тому, что оба любимых и дорогих ей человека, никогда уже не будут настолько с ней близки, как хотелось бы ей. Привыкла ненавидеть Учиху, разодравшего её, чужое, и даже своё сердце на кровавые лохмотья. Привыкла улыбаться, глядя на счастливого друга, и уже не чувствовала, как сжимается оставшийся живой кусок сердца. Привыкла отпускать всех, кому суждено было уйти. Она привыкла ко всему этому…
Не привык только Саске. Он единственный не захотел мириться, верить во всё то, что произошло. Не привык он к пронзительной, тонкой боли, при взгляде на смеющегося друга. Не привык к постоянно существующему теперь в нём раздражённому комку игл, который гусеницей медленно переползал в душе, задевая острыми краями уже кровоточащую, изодранную плоть. Не привык сходить с ума от одиночества, злости и безысходности. Не привык раздирать руки в кровь и кусать сам себя, не имея больше тех, кто подошёл бы к капкану. Он не привык…