Учитель сидел в своей комнате с Ракхалем,  М.,  Лату, Кишори, Рамлалем, Хазрой и другими поклонниками. Было около десяти часов утра.

 

   Описывая ранние годы своей жизни,  Шри Рамакришна говорил им: "В  дни  моей  юности мужчины и  женщины  Камарпукура  одинаково любили меня.  Им нравилось слушать мое пение.  Я мог имитировать жесты и манеру говорить других людей,  и,  бывало,  развлекал их таким  образом.  Женщины откладывали вкусные вещи для меня.  Все доверяли мне. Всякий принимал меня как за члена своей семьи.

 

   Но  я был как беспечный голубь.  Я бывал только в  счастливых семьях.  Я убегал из того места, где я видел несчастье и страдание.

 

   Несколько мальчишек в деревне были моими близкими друзьями. Я был  очень близок с ними - но сейчас они полностью  погружены  в земное. Некоторые из них приезжают ко мне сюда иногда и говорят: "Силы  небесные!  Он  кажется совсем таким же,  каким он  был  в деревенской школе!" Когда я учился в школе, арифметика приводила меня в замешательство,  но я мог очень хорошо рисовать,  а также лепить небольшие изваяния божеств.

 

   Я любил посещать места,  где бесплатно кормили святых людей и бедных, и часами наблюдал за ними.

 

   Я  любил слушать чтение священных книг, таких как Рамаяна  и Бхагавата.  Если чтецы имели какую-либо искусственность в речи и движениях, я мог легко передразнивать их и забавлял других своим подражанием.

 

   Я  понимал  очень  хорошо повадки женщин и  передразнивал  их слова  и интонации.  Я мог легко распознать  распутную  женщину. Распутные вдовы расчесывали волосы на прямой пробор и следили за своим  туалетом с великой тщательностью.  У них было очень  мало скромности. Они так по-особому сидят! Но давайте не будем больше говорить о мирских вещах".

 

О кто же Ты, чья тьма — как небо в полночь,

Чей лик вселяет ужас, чья мощь — как гром?

Ты пляшешь над полем, где кровь течёт рекой,

Как синий лотос на багровом море смерти.

 

Ты — в Вечности одета, как в покров,

Твои три ока — в ярости, в неистовстве.

Земля дрожит под поступью Твоей,

А Шива — бездыханный под Твоей стопой.

 

Он — с трезубцем, он — властитель миров,

Но здесь Он — как прах, как тень, как сон.

О кто же Ты, чья сила — как вихрь, как рок,

Чья нога повергает богов, как тростинки?

 

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ

Глава 11

«С ПОКЛОННИКАМИ В ДАКШИНЕШВАРЕ»

 

В дымке бенгальских сумерек, где воздух пропитан ароматами специй и благовоний, а на перекрёстках сплетаются молитвы и споры философов, рос мальчик по имени Сарат Чандра Чакраварти. Судьба готовила ему не путь аптекаря, как мечтал отец, и не дорогу врача, как предполагали учителя, — ему суждено было стать хранителем огня, зажжённого Шри Рамакришной.

 

Сарат встретил своего учителя ещё подростком. В тот миг, когда взгляд юноши упал на Рамакришну, он понял: перед ним не просто человек. В этом смиренном, улыбающемся монахе Сарат увидел живое воплощение божественного. С тех пор его жизнь обрела новый смысл: каждое слово учителя, каждый жест, каждая мысль становились для него путеводными звёздами.

 

Отец настаивал на медицинском образовании. Сарат поступил в колледж, но когда Рамакришна тяжело заболел, юноша без колебаний оставил учёбу. Дни и ночи он проводил у постели учителя, ухаживая за ним с такой самоотверженностью, что очевидцы запомнили это как образец бескорыстной любви. Когда Рамакришна ушёл из жизни в 1886 году, Сарат принял монашеский обет и новое имя — Сарадананда. Это был не просто обряд посвящения: это стало клятвой посвятить жизнь сохранению и распространению учения гуру.

 

Два десятилетия спустя Сарадананда приступил к труду, который стал его духовным завещанием. Он начал писать «Великий учитель Шри Рамакришна» — не просто биографию, а кропотливое воссоздание пути просветлённого. Он сверял свои воспоминания с рассказами других учеников, добиваясь абсолютной достоверности. В каждой строке книги звучало его убеждение: «Через самоотверженный труд очищается ум. А когда ум становится чистым, в нём возникают знание и преданность».

 

Сарадананда был не только летописцем — он сам стал живым воплощением учения. Его бесстрашие и внутреннее равновесие проявлялись в самых неожиданных ситуациях. Однажды в горах Кашмира лошадь понесла экипаж вниз по склону. Сарадананда сохранил хладнокровие: он выскочил из экипажа за миг до того, как камень убил лошадь. Позже он вспоминал, что «умом отрешённо и с интересом объективно наблюдал происходившее». В другой раз, во время плавания по Ганге, когда налетел шквал и лодка могла опрокинуться, он спокойно продолжал курить кальян, чем вывел из себя нервного попутчика. Эти эпизоды стали притчами о том, как учение Рамакришны преображает человека: бесстрашие рождается из внутреннего равновесия, а спокойствие — из способности оставаться наблюдателем даже перед лицом опасности.

 

В 1896 году Свами Вивекананда попросил Сарадананду отправиться в Лондон, чтобы нести учение Рамакришны на Запад. Так начался новый этап: лекции в Лондоне, руководство Обществом веданты в Нью‑Йорке (1896–1898), путешествия по Парижу и Риму. Его миссия не заключалась в том, чтобы обратить европейцев и американцев в индуизм. Он стремился показать универсальность учения: его способность отвечать на духовные вопросы людей любой культуры. Он говорил: «Любая работа, которая препятствует осознанию Бога и усиливает недовольство, есть плохая работа. Вы должны полностью отказаться от неё». Эти слова стали его жизненным кредо: действовать так, чтобы каждый шаг приближал к высшей цели.

 

Вернувшись в Индию, Сарадананда занял пост первого секретаря Миссии и монастыря Рамакришны — должность, которую он сохранял до своей смерти в 1927 году. Он не просто управлял организацией: он жил её идеалами. Его дни были наполнены заботой о последователях, помощью нуждающимся и неустанным трудом по сохранению чистоты учения. Он избегал славы и почитания, видя в этом лишь препятствие на пути к истине.

 

Сарадананда ушёл, оставив после себя не только книгу, но и живой пример того, как можно прожить духовную жизнь в её полноте и чистоте. Его наследие — это не свод догм, а приглашение к внутреннему путешествию: через самоотверженность, бесстрашие и любовь обрести то, что он называл «чистым умом», — состояние, где знание и преданность становятся единым целым.