Вступление.
…спал, как обычно в последнее время, по часу, видя сон, потом просыпался, переворачивался, видел ещё сон, и так по часу до утра. В отличие от обычного, когда, перевернувшись, я мог "заказать" другой сон, если этот не понравился, сегодня это совсем не удалось. Всё время видел продолжение. Сон надоел, но продолжался с настойчивостью хорошего сериала, где одна серия плавно вытекает из предыдущей. Утром я слегка проанализировал, для чего мне это снилось, и понял, что мне показали за ночь почти все мои скрытые или скрываемые, считаемые давно проработанными и отброшенными в прошлое недостатки (характера).
Вот так. Кто бы на яву смог бы мне восемь часов рассказывать о моих недостатках? А тут, легко. Ненавязчиво почти.
Записывать сон надо сразу, ещё не вполне проснувшись, желательно на диктофон, лежащий рядом с просыпающимся. Сегодня так не получилось, но сумел хоть что-то помнить через три часа после подъёма.
Итак, обрывки сна:
Какая-то организация, с которой я сотрудничаю, или членом которой являюсь, с моей подачи закупила четыре диктофона Olympus, в точности, как мой, только два белых и два чёрных. ДОМ – кирпичная квадратная девятиэтажная башенка, где на каком-то этаже была эта организация, а на четвёртом этаже в квартире с товарищем находился я, вдруг стал накреняться. Причём наклон был весьма странный. Представьте себе, по уровню потолка третьего этажа плоскость, ниже которой дом даже не шелохнулся, не было ни толчка землетрясения, ни взрыва. А выше, стал наклоняться вдоль одной из стен, как открываемая крышка чемодана. Наклонялся плавно, без ускорений, пока все этажи с четвёртого по последний не ударились о землю.
Мы, да и все остальные люди, абсолютно не пострадали, хотя с упавшей частью дома произошло ещё более СТРАННОЕ, чем это падение. От строительной части дома не осталось ни одного крошечного осколка кирпичика или чего-то другого. Все люди оказались вне рассыпанных, расколотых и раскатившихся, но сохранившихся в полном составе вещей, лежащих аккуратным тонким слоем, а не горой, как бывает. Между осколками ещё сохранялись расстояния, что можно было ходить и собирать остатки своих вещей. Некоторые так и сделали. Лично для меня из всех ценностей были интересны именно остатки этих четырёх диктофонов. Я безошибочно находил все их составные части и раскладывал белые к белым, чёрные к чёрным в четыре места на плоскости. Странной была, но в этом сне ничего не казалось мне странным, и эта плоскость. Никаких деревьев, тротуаров, бордюров, травы, земли, и даже асфальта. Просто плоскость, по которой ровным слоем рассыпаны осколки вещей.
Людей, как и я, копошащихся на этой плоскости, было немного. И что именно они искали, мне было неизвестно. Но вдруг какое-то ЧУВСТВО беспокойства охватило мной. Мне захотелось, чтобы они по ошибке или специально не взяли какой-то осколок из тех четырёх диктофонов. Какой-то хитростью мне удалось убедить их переместиться с этой площадки куда-то в сторону, где я заинтересовал их на длительное время чем-то другим. А сам вернулся к моим разборам.
Некоторые ЧАСТИ диктофонов почти не пострадали и соединить их, защёлкнув, не составило труда. У других были отлетевшие толщиной в иголку миллиметровые детали, которые я безошибочно находил и складывал к тому из четырёх, которому они ранее принадлежали. Их прикрепить на прежнее место, одними моими руками не представлялось возможным. Но это мало беспокоило меня.
Вдруг на площадке появился человек, явно не замечавший, что идёт по хрустящему мусору, настолько ценному для меня. Он даже раздавил одну микросхему, лежащую рядом со мной. К его счастью, это была не "МОЯ" микросхема. ВОЗМУЩЕНИЕ его спокойной походкой вылилось у меня в какие-то слова и действия АГРЕССИВНОЙ ПРИРОДЫ. Хотя я и не нанёс ему телесных повреждений, удалить его удалось достаточно легко.
Мне вдруг показался на глаза ПРЕДМЕТ МЕБЕЛИ, явно не тронутый последними событиями. Он стоял на краю моей площадки так, как будто он не падал с высоты, а продолжал стоять так, как и стоял в квартире. Это была напольная этажерка, несколько коричневых полок одна над другой, соединённых круглыми столбиками. Она показалась как раз тогда, когда я решил, что пора обезопасить мои сокровища от бесцельно шагающих людей. Я аккуратно перенёс на вторую сверху полку (все полки были пусты) все свои четыре набирающих уже почти полную комплектность группы остатков диктофонов.
Как выяснилось сразу после этого, сделал я это как раз вовремя. Начал накрапывать дождик. Хотя дождик и не набирал силу, брызги от него могли попасть на ДОРОГИЕ МНЕ диктофоны. Что я буду делать с ними, я не думал, но как только я понял, что не думал об этом, сразу же во мне стали рождаться НАМЕРЕНИЯ. Скрыть факт, что я собирал на площадке именно их, не представлялось возможным. Отдать их все следовало бы организации, которая их закупила, но тянущее ЖЕЛАНИЕ оставить хотя бы один себе охватило меня. Я стал выбирать один из четырёх, который я хотел бы оставить СЕБЕ, разумеется, сославшись на то, что в такой куче мусора одного не нашёл.
Неожиданно моё внимание отвлёк забредший на площадку ПЬЯНЫЙ пожилой человек. Он был не настолько пьян, чтобы падать, но достаточно пьян, для того, чтобы помешать мне. Прогнать его было сильно сложнее, чем предыдущего праздного гуляку, настолько он оказался навязчиво-разговорчивым и совершенно не обидчивым.
Вдобавок к тому, после его ухода я обнаружил, что от продолжающего накрапывать дождя моя полка с ценностями была аккуратно зашторена красными полотнищами. Это было весьма кстати. Наступила ночь, но мне всё было прекрасно видно. Подойдя ближе к моей полке, я осыпал запоздалыми РУГАТЕЛЬСТВАМИ моего последнего собеседника.
Материал, из которого были сделаны красные полотнища, оказался тонкими срезами красивого свежего мяса! КРЫСЫ же ночью придут, подумал я. Крысы не замедлили появиться. Две. Обе жирные, по размеру чуть меньше кошки, передвигающиеся, переваливаясь медленно с боку на бок. Первая – серая, вторая, чуть меньше – белая, что тоже не удивило меня. Я сел сверху на полку и думал, как мне отразить эту атаку. Бросить мясо им вниз или спрятать? Серая крыса прыгнула мне на колени, и, как кошка, улеглась на них. Она была с гладкой ухоженной серой шерстью, похожей на прилизанную шерсть кошки.
Её неторопливость, наглость и ухоженность быстро перевели моё ОТНОШЕНИЕ к ней из разряда паники и беспокойства в ЧУВСТВО уважения и даже симпатии к ней. Она продолжала сидеть на моих коленях и только отсутствие мурлыкания отличало её от обычной кошки. Я погладил её по тёплой шерсти.