знаете, мы отличаемся от остального большинства людей. у нас есть общие черты и интересы, которые никак не сопоставить с интересами и привычками других людей.
да, многое у нас не так, как у других. я думал, как выразить все это одной фразой. и понял:
мы не позволили бы себе плохих фотографий с нами

а я намедни понял, что вся та прекрасная жизнь с прекрасной дамой сердца, о которых я во всех красках мечтал годами (я написал вполне конкретный сценарий своей жизни) - не такая уж и прекрасная.
все, что со мной произошло и происходит, намного прекраснее
моя жизнь превзошла сказку, мною же написанную

у меня есть небольшая коробка с разными металлами
некоторые я откуда-то доставал, иные - сам выделял из растворов

как-нибудь я смешаю их всех, прочитаю заклинание и сделаю из них ножницы, которыми буду вырезать вечера из своей жизни.

а я сегодня просидел ровно час и десять минут под дождем на остановке напротив троицкого собора.
шел дождь, дул ветер. меня трясло от холода, а еще немного хотелось есть после математики.
я слушал разную музыку. автобус не приходил. было темно и холодно, но как-то по-особенному
мне не хотелось оттуда уходить
я смотрел на собор.. там уютно

у меня из стола торчит пол-открытки
на красном фоне размашисто белым написано "ЧТО"
всегда есть можество вариантов, как законить этот вопрос
по вечерам сижу и смотрю на это "ЧТО"
что?

черт, таак захотелось тебе сейчас позвонить и сказать, что..

нет, нет. ты наверное уже спишь
лучше взять в руку ручку

tom waits sings:
'every time i hear that melody something breaks inside'
and
every time i hear that melody something breakes inside

я стоял в углу внутреннего дворика зимнего дворца, на мне был зеленый халат с размашистой буквой "Э" эрмитажа, а в правом кармане лежала пара хлопчатых перчаток

я стоял в углу, между главным входом и баснословно дорогим эрмитажным тентом-ларьком с пивом и мороженным. я стоял и нервно курил. у меня уже в привычку вошло в середине дня выбегать на улицу и, нервно косясь на длинные очереди стеклоглазых туристов в эрмитаж, выкуривать одну-другую сигарету. от искусства тошнило. к моим любимым импрессионистам я ходил последний раз месяц назад - в тот вечер, когда она ушла. тогда был красивый закат, музей уже был закрыт, площадь озарялась заходящем солнцем. я стоял, окружаемый поль гогеном, и смотрел в окна на площадь. я увидел нас. как у нас все начиналось, как мы сидели на площади, слушали тирсена из амели и просто жили. в сердце кольнуло. я понял, что сейчас просто взорвусь на части от своей любви. по телу разлилось невероятное чувство нежности и с ним - горькой грусти. если бы она была рядом.. если бы она была рядом, я бы обнял ее и поцеловал голову. и прошелся бы рукой по ее нежной коже.. но ее не было рядом; она просто ушла от меня, она запуталась. я ее отпустил. мне на дали времени подумать и задать надлежащие вопросы. мне даже не дали времени разбить нахрен окно. я был самим спокойствием. я косо оглянулся на гогена и медленно пошел к выходу.
в ту ночь во сне я кричал и разбил два лампы. проснулся в холодном поту, рвя на голове волосы.
я перестал жить.

меня воротило от Искусства, от эрмитажа, от туристов и от моей биохимии. я стоял в углу и думал обо всем этом. курил сигарету. нервно. холодало, август давал о себе знать. погода мне напомнила раннюю осень в институте, когда я пил кофе под памятником менделееву, у кафедры органики, и звонил ее, чтобы спросить, как дела. мою нежизнь занимала занятная биохимия в реставрационном деле, а лицо кто-то уже вставил в фотку, размножил на шесть и к каждой подписал по эмоции. старый фокус; кто-то над этим смеется.

кажется, без пяти четыре. я стоял и нервно курил, отвернувшись ко всем спиной. ветер уносил дым от меня прочь, солнце играло у меня на плече; я почувствовал ее руку у себя на спине, она меня обняла. я медленно затянулся, бросил сигарету и обернулся. передо мной была она. я медленно выпустил дым и смотрел ей в глаза. она не улыбалась, нет. она просто глазами говорила мне, что любит меня. меня и только меня. и что не может без меня. и что когда ей ночью холодно, она ищет меня рядом, чтобы свернуться калачиком у меня на груди, а когда она слышит 'фогги дэй', все в ней замирает. я просто обнял ее, сильно-сильно. где ты была целый месяц? ты ушла, не сказав ни слова. ты не говорила, что любишь. что скучаешь. что не так. чего ты хочешь. что с тобой. куда ты. ты просто забрала свои вещи и ушла из моей жизни. я не проклинал тебя, что умираю, нет. ничего я не делал. я не жил, понимаете.

я обнял тебя, и из моих глаз потекли слезы, все сильней и сильней. я почувствовал, как судорога по мне проходит. казалось, что вот-вот вся моя любовь материализуется. я чуть не взорвался в твоих объятиях. я плакал и, кажется, кричал. туристы смотрели на меня ошарашенными глазами. ты смущенно огляделась и нежно прошептала мне на ухо: "Тема.. ..тише.."

я взял себя в руки. я медленно снял с себя халат и отдал вышедшему покурить коллеге и сказал, что мне нужно срочно уйти. притёр носком окурок; взял ее за руку и повел через в двор, через площадь, через невский, к мостику у спаса. мы стояли по центру. пожилой мужчина пел романсы. ты смотрела на меня. у тебя был невероятный взгляд, я видел твой влюбленный взгляд; я стал тебя целовать, а потом крепко обнял и сказал лишь, что не отпущу.
ты привела меня к себе домой и накормила ужином. ты смотрела, как я ел. а я смотрел как ты смотришь. ты молчала, твои глаза все мне говорили.

у окна горел скромный теплый свет, и висели красные шторы. ты закрыла глаза, и я медленно снял с тебя платье. ты обняла меня и стянула футболку. одеяло было прохладным и дарило твой запах. я провел рукой по твой нежной коже и положил голову у тебя на груди, как обычно спала ты у меня. ты пустила пальцы в мои волосы и стала медленно гладить голову. я обнял тебя и заснул. ты смотрела, как я сплю. раньше ты никогда не смотрела, как я сплю, потому что я никогда не мог заснуть, пока не заснула ты. но сейчас я устал. веки налились свинцом, все мышцы онемели. все, что я не чувствовал за этот месяц, вылилось в невероятную усталость. и я заснул. а ты смотрела. и любила

у меня уже два часа нет радио эрмитаж
оно просто исчезло
чувствую себя в опасности. в голове вертится какая-то занудная мелодия со скрипкой

пора кончать с чувственным эксгибиционизмом
углубляюсь в белый лист.

отныне из-под рук ееги будут выскальзывать лишь мелкобытовое да метафоры, непонятные даже ему
не ищите в них смысла. обожгетесь

почему бы вам не дать мне премию за Величайшее Проебывание Времени, м?

сижу слушаю музыку. выпью кофе и пойду заниматься любовью с матрицами икс ди

каждый раз здесь столько всего пишешь, а потом все стираешь и закрываешь браузер. сохранить документ? нет, да. нет

распластавшись по столу, читаю тот дневник
уже третий день

видимо, понедельники созданы для того, чтобы их пережить.
ненавижу понедельники

мои друзья, скромные белые человечки, в панике по мне бегают
им кажется, что уже началось землятрясение
еще бы. так сильно сердце бьется

пора им привыкать. ведь я теперь с ней..)

summertime

мы купили в воскресение абажур из рисовой бумаги. я повесил его на деревянную штуковину, прибитую к стене. теперь по вечерам теплый свет льется волнами в продолжение волнам джаза из моих колонок
это была первая неделю за всю осень, когда мне было спокойно и хорошо. я не бился бошкой об стену каждый вечер перед сном, не отвечал грубостью как раньше и, наконец, стал спокойной ездить на учебу. просто чик! и все изменилось.
как с диваном - с диваном изменилась моя жизнь, стало спокойнее и приятнее.

я сел и посчитал в уме, и понял, что лампу из рисовой бумаги я купил ровно через год после дивана. день в день. забавно черт.)

какой классный четверг
самый классный из всех четвергов этой осени

быстро со всем разобравшись, я вернулся к часу домой, приготовил обед, повесил на стену деревянную штуку и стал читать физику. потом пошел к ней. на улице было морозно, как-то совсем по-другому. иногда шел редкий снег, а периодами выглядывало солнце. сперва я думал, что мое прекрасное настроение от солнца, ведь того уже с месяц не было, но потом понял, что это солнце - от моего хорошего настроения.) когда я утром ехал учиться, мне было хорошо. губами еще помнил ее утренний поцелуй, и было хорошо. а потом мы пришли домой, оба уже уставшие, и завалились спать. а потом я поехал на айки. на айки не было света - зал освещался лишь парой тусклых фонарей чрез окна, но этого было достаточно, чтобы более-менее точно определить, кто твой партнер и что за прием надо делать. остальное дело тела и мысли. некоторые приемы мы делали с закрытыми глазами. я летал по татами, по которому бегали едва заметные лучи уличного фонаря, движимые ветром деревьев, и мне казалось, что рядом она - я чувствовал ее запах.
завтра пятница, завтра будет еще одна пятница - непредсказуемая и приятная. а я жуть как хочу спать. тело отдает приятной усталостью и мне тупо хорошо.)

я повесил над кроватью лампу в шестьдесят ватт, обвитую рисовой бумагой
и поставил фоту поля даниэля на рабочий стол
а вечером читал мураками на испанском

и кажется все изменилось

джаз - оно, конечно, не жизнь
к нему можно прийти с бутылкой кальвадоса, вечером, когда дождь, и ты один. тебе грустно
и - да - он согреет тебя и нальет по второй
а потом неспешным саксом выметет на улицу
и ты, конечно же, сможешь прийти вновь. да хоть жить там, он не против
но то будет поиск уютной теплой ниши в большом твоем тоннеле
но не света в его конце..

я живу от выходных до выходных
всю неделю я стремлюсь к этим выходным, слушаю музыку и читаю поочередно матанализ и химию в метро
когда я остаюсь в обнимку со своим светом, мне ударяет в бошку и я начинаю что-то сочинять
если мы не видимся хотя бы день, меня выносит из колеи, и я судорожно бегу писать гуглу как сделать так чтобы меня отпустило пожалуйста
а потом сплю
я много сплю, а по утрам выпиваю крепкий кофе, часто с лимоном
мне уютно с ними учиться, хотя и хочется оттуда все время смотать, - они добрые, и мне с ними легко
однажды она пришла ко мне, на кафедру неорганики. просто она захотела меня увидеть, просто взяла и пришла. точно также как она взломала вифи на квартире, так и сюда - взяла и пришла
и все-таки она невероятная.)
ееги просит прощения у ни-кто-сана за сей поток сознания, но ему, чересчур ленивому, все никак не долезть до мухи и записать все как надо. поэтому он садится за стол и переводит мысли в байты.
как и этой весной - жизнь теперь делится на недели. в конце недели смотришь назад и думаешь, фигасе, как давно это было. жизнь течет, это уж точно
в пятницу я заштриховываю красным маркером минувшую неделю в списке недель. красным - потому что другого нет
а по вечерам переслушиваю песни
они все с временем
я знаю что все хорошо.)

я проснулся посреди вечера
было темно
она была рядом. я лежал, крепко к ней прижавшись и обнимая ее тело
она крепко спала. я разбудил ее поцелуем; не открывая глаз, она обняла мою голову своими прохладными руками
я стал целовать ее шею и вдыхать ее запах..)

послушал. она грустная. очень.

.. кажется, я влюбился.
я схожу с ума

мы уже почти полгода вместе. и с каждым днем это чувство все сильнее и сильнее. последние дни тяжело дышать.)

меня заебала эта гребаная комната, этот гребаный свет, это гребаное кресло, это гребаное окно, меня заебала эта гребаная тишина и одиночество в этой гребаной комнате.

BABABADALGHARAGHTAKAMMINARRONNKONNBRONNTONNERRONNTUONNTHUNNTROVARRHOUNAWNSKAWNTOOHOOHOORDENENTHURNUK

я хочу стать биохимиком

я сегодня понял, что Кофу - только коферменты и изучать
занятно, хуле.)

нету осени, неету!!
вообще время больше не существует

иногда все равно холодно.
блядь!! как я это ненавижу.

хотел бы я быть вкусным шоколадом из дьютифри, и теплым пледом из швеции, и той чудной записной книжкой, и живым концертом мьюз, и ману чао, и кучей-кучей воздушных шариков, и, больше всего, мятным мороженным, да.

выбирал ник для очередного аккаунта. сперва хотел geoffrey f. cotton, в честь двух химиков, основами неорганики которых я часто пользуюсь, но потом как-то плавно перешел к acetiliqe Ooo

подумываю выжжечь серной кислотой узор в стиле модерн на своем белом халате гыыы *потирает руки

когда истинная осень пробирается в дом, ееги, субботним утром, чувствует себя центром земли и гордо выпивает утренний кофе, а потом идет слушать телпый сатчмо и билли.
в осени ееги больше всего любит вечерние сумерки - тот небольшой промежуток времени, когда мир, его окружающий, переворачивается верх дном и приобрет какой-то приятный рафинированный вид; время, будто, совсем замерает, люди, затаив дыхание, ждут, когда пробьют часы на соборной площади.

ееги уже несколько недель, после полутра лет, смотрит на дом с башнями и не перестает ему радоваться. вот уже одиннидцатый год он ходит каждое утро и каждый вечер по большому проспекту мимо этого дома и с каждым днем он любит его и проспект все больше и больше!..

- о бооооооооже, кажется, мы его теряем! о господи! господи! о боже, что нам делать, госпоооди!..

иногда мне кажется, что кто-то говорит за тебя.
сжимаюсь во кулак и трещу по зернам кофе тыдыщ тыдыщ. грусть-хрусть

- господин, право, прощу прощения-с, но что за странная личность там машет руками, на углу забалканского и загородного?
- это господин ёёги.
- а что, он.. он больной?..
- говорят.

говорят, что однажды на углу забалканского и загородного господина ееги задела повозка, и с тех пор с головою у него не все в порядке; но с виду он довольно доброжелательный юноша, и к нему всегда можно обратиться за помощию.

вообщем, да - у меня в комнате окна, практически все треснувшие по тем или иным причинам, заклеены оранжевым скотчем; я хожу через седьмой турникет, а в бумажном дневнике с альфонсом мухой я выписываю теги после записей. любите и жалуйте, вот он я, ваш ееги

сижу, грызу кофейныя зерна.

комментариев к последней записи пока нет.....................и не будет

мелкобытовое
ееги сегодня чуть не разбил окно в кассе метрополитена. мерзкие злорадные старушки не хотят ееги ничего продавать и, когда он к ним приходит, вбивают его в базу, смотрят, что по базе он пенсионер, и начинают ржать
по началу ееги тоже ржал вместе с ними, но когда уже на седьмой станции ему сказали, что он пенсионер (а времени и денег уже совсем у него не оставалось), а мерзкая старушка позвала всех остальных пятерых старушек с отдела и они все дружно начали ржать над ним, ееги так разозлился, что со всего размаху заехал лбом по стеклу, отделяющему его от старушки. уже приготовил руки, чтобы схватить ее и вытащить через разбитое окно, но вовремя спохватился, купил жетон и побежал к своему спутнику. вот так.

поэтому он по утрам ходит пешком, что его уже порядком замучило - не расстоянием, а самим серым городом, который падает ему на плечи, и ееги, бедный, тащит его на себе до самого института.

ееги часто сидит под памятником менделееву и обедает. ему нравится большая химическая аудитория, где центральная тяга выполнена в стиле барокко. еще он представляет все время, как дмитрий иванович открывал здесь периодический закон.
по вечерам ееги ходит с ремарком по европе, ремарк единственное его утешение, потому что ночи стали совсем невыносимы - особенно утра. но он надеется, что скоро это пройдет.

а вообще, когда сегодня любимая спала у него на коленях, он забыл обо всем, что его сейчас окружает, и погрузился в то огромное счастье, которое она ему дарит. и подумал еще, что без нее он уже умер бы.

ёёги тут обвиняют, что забросил он всех. никому не пишет, никому не звонит. избегает встреч.
при встречах его постоянно спрашивают, как его жизнь. и, знаете, юный ееги теряется - он начинает просчитывать свою жизнь в сравнении с их жизнями, беря все под модуль, чтобы, не дай бог, не получилось отрицательной прелести. и, высчитав, находит свою жизнь для них не такой уж и определенной, но на всякий случай, говорит, что все хорошо.

а как же не пишет? пишет. сюда.
только вот его никто и не читает, но ееги не особо расстраивается - заурядная персона вроде него, со своими причудливыми, но - увы! - никому не понятными метаморфозами в бошке, такая персона врятли кого привлекает..

только старый добрый ни-кто-сан всегда верен ееги, всегда с ним. спасибо вам, никто-сан! аригато годзаймас

не торопясь падали листья, и точно так же секундные стрелки корабкались по циферблату. мерзкие холодные звуки меня стали будить, толкать в бок и злорадно хихикать.

я проснулся. было темно и холодно. ее не было рядом. боже, ее не было рядом!! еще доли секунды назад мы были вместе во сне, и теперь я лежу один, совсем один.

настраиваю негромко "эрмитаж" и греюсь под душем, варю себе рис, выпиваю чашку горячего чая, пишу ей как без нее тяжело и вылетаю из дома. у меня час, чтобы добраться.
иду привычным путем, выхожу на кронверский и становится просто невыносимо, внутри все начинает разрываться. серые, грязные облака, мерзкий холодный ветер, тяжелая голова, болит правое плечо.

шагал через город, думал о ней, постоянно. блуждал по каким-то улицам, нашел прекраснейший северный модерн, ему косо улыбнулся и пошел дальше. стоял на московском на светофоре уже минут пятнадцать, когда подошла девушка и тонко намекнула, что нужно нажать кнопку, чтобы он загорелся. а ведь я и дальше так стоял бы..

матан, одни "элементы": то "множество Эл", то "Эл линенйного пространства", то "Эл любой природы".. Эл, моя любимая Эл..
нервно смотрел на телефон каждую минуту и шептал "Эл, дорогая, позвони, позвони"

черт черт схожу с ума без нее.

я вытащил свое сонное тело из-под теплого одеяла и, кинув на ходу взгляд в окно, где, не переставая, уже второй день шел дождь, побрел к кофе.

кофе меня ждалъ, как и всегда; и по-тихоньку стал меня согревать:
- скверный день, не находишь, мэйт?
- знаешь, как будто, то, что надо. понимаешь о чем я? осень, бредет осень..
- понимаю, мэйт. выпей еще пару глотков. - кофе заботливо приготовил мне вторую чашку.

я поблагодарил его и, накинув свитер Кофа, вышел из дому. было где-то пол девятого, она еще спала; я пошел в центр, через зимний. шел дождь, и неприлично торчал во тумане большой дом за мостом александра третьего.
я достал рхчп и тонко выстроил линию чувств из самых разных составляющих, убедился в ее прочности и со всего размаха прыгнул в нее, и так уже дальше брел по городу. пустой, по-утреннему чистый город до сих пор мне казался частью какого-то другого мира, в который я случайно попал и теперь изучаю. было зябко и сыро; я выискивал глазами северный модерн и убеждался, что тот отчаянно мокнет под дождем своею грузностью. но на город смотреть уже совсем не хотелось. я смотрел только на одно тонкое, но до боли крепкое чувство, которое мною всем овладело и ведет меня вперед. я слышал свет в конце его пути, мне было с ним тепло. я полностью погружался в него, жил им, думал, грустил и радовался с ним. я нашел мелодию из апреля и стал в нее вслушиваться, и вдруг меня стало трясти, все сильнее и сильнее. хотелось спрятаться за кем-то, закрыться от того, что шло на меня.. было что-то не так. наверное, мне просто не хватало моего спутника.

я вернулся домой, разделся и долго стоял под горячим душем, согреваясь.
но все равно было как-то холодно.

я заглянул в комнату - она еще спала; я тихо залез под одеяло и заснул у нее на груди, согреваемый ее дыханием.

ееги сидит и слушает дождь. окружаемый, как обычно, теплым светом и приятно льющимся джазом.
ееги нашел старый блокнот с желтоватой бумагой и разными иероглифами, в который он записывал химические формулы, испанские песни, иероглифы с их значениями и рецепты приготовления риса. взял его, нашел чистый лист и записал, что нужно ему сделать в ближайщее время, записал про чувство по имени "коф" и стишок на испанском. ах да, еще разные дизайнерские проекты в стиле модерн, которые родились в его голове, но, верно, не скоро будут осуществлены..

еще он написал эссе от имени одного друга. ееги позволил себе непристойную вещь - влезть ненадолго в разум его и от его имени написать что-то вроде куррикулум витэ с концепцией дальнейшего развития.  потом ниже приписал в той же форме, только уже о себе и от своего лица. получилось довольно контрастно. и, почему-то, временами он не верит в то, что написал про себя, но точно знает, что это так и что счастье есть, просто он по вечерам переживает очень и думает всякие глупости. ееги бы рад вырезать вечера в одиночестве из своей жизни, но больно одиноко ему станет тогда, поэтому он немного грустит и идет спать.

он сегодня красил окна и слушал дождь и, как водится, думал и мечтал. люблю красить окна
странно. сегодня краска ему резала глаза.

 

 Штайнер закурил сигарету.  Курил  он  медленно.  Красноватая  блестящая
точка вспыхивала каждый раз, когда он затягивался.
   - Хочешь сигарету? - предложил он. - В  темноте  у  них  совсем  другой
вкус.
   - Хочу. - Керн нащупал руку Штайнера, который протянул ему  сигареты  и
спички.
   - Как жилось в Праге? - спросил Штайнер.
   - Хорошо. - Керн замолчал, он курил. Потом он сказал: - Я там  кое-кого
встретил.
   - Ты поэтому и приехал в Вену?
   - Не только поэтому. Но она - тоже в Вене.
   Штайнер улыбнулся в темноте.
   -  Не  забывай,  что  ты  бродяга,  мальчик.  У  бродяг   должны   быть
приключения, но -  ничего  такого,  что  разрывало  бы  им  сердце,  когда
приходится расставаться.
   Керн промолчал.
   - Я ничего не имею против приключений, - добавил Штайнер. - И ничего  -
против любви. И меньше всего - против тех, которые дают нам немного тепла,
когда мы в пути. Может быть, я немножко против нас самих.  Потому  что  мы
берем, а взамен можем дать очень немногое.
   - Я думаю, что вообще ничего не  могу  дать  взамен.  -  Керн  внезапно
почувствовал себя очень беспомощным. На что он способен? И что он мог дать
Рут? Только свое чувство. А это казалось ему ничтожным.  Он  был  молод  и
неопытен - и больше ничего.
   - Вообще ничего - это гораздо больше, чем немногое, мальчик, - спокойно
ответил Штайнер. - Это уже почти все.
   - Это зависит от того, о ком...
   Штайнер улыбнулся.
   - Не бойся, мальчик. Все, что ты чувствуешь, правильно. Отдайся порыву.
Но не теряй головы. - Он загасил  сигарету.  -  Спи  спокойно.  Завтра  мы
отправимся к Поцлоху.
   Керн отложил сигарету в сторону и уткнул голову  в  подушку  незнакомой
женщины. Он все еще чувствовал себя беспомощным, но в то же время -  почти
счастливым.

Э.М. Ремарк

чорт
только сейчас заметил, что у меня в эпиграфе цитата харуки про диваны
чорт, я же просто так ее когда-то вырезал из текста
я не знал..
..что этот диван изменит мою жизнь..

как я; я расскажу вам как я

я читал охоту на овец и слушал rhcp, когда в моей жизни появился диван. тогда я плавно переместился с места у батареи под окном на диван и продолжил читать охоту на овец. мне больше всего понравился поворт на пути к дому крысы, и больше ничего из этой книги я не понял и не понмю. хотя нет, смутно еще припоминаю чувство уюта под приятный rhcp в доме крысы.

за несколько месяцев до этого я увидел эту книгу на испанском, в большом книжном магазине cervantes в центре саламанки, где мне довелось изучать язык, но на самом деле я искал vivir para contarla маркеса, для моего преподавателя испанской литературы, - я оббегал все книжные магазины и от смущения постоянно проглатывал то con то la в названии, но в итоге нашел в приятном тихом магазинчике, где были развешаны недурственные эротические открытки, а продавец неторопливо протирал прилавок спиртом, который я тоже умудрился там купить, целых пол-литра, и провести сюда. у подножия собора 11-16 веков имелось чудное здание ар нуво (более смахивающее на либерти), где я провел четыре дня и привез несколько забавных сувениров и где, за пять минут до закрытия, сидел и строчил душераздирающее послание в книге отзывов на ломаном испанском языке, силясь передать все, что я понял (а понял я почти все, но закончил мысль позже, о чем я тоже непременно расскажу).

я вернулся в город и совсем не помню, на что потратил лето (запомнилась только ужасная выставка модерна в главном штабе). осень в своем начале взорвала мне мозг, и я почти умер в себе, но с диваном моя жизнь изменилась. и, да, я-нынешний родился уже тогда, в ноябре, вместе с диваном.  я сдал международный экзамен по испанскому языку на средний уровень и в тот же день отправился в главный штаб, смотреть выставку его реконструкции, где обрел новый смысл жизни - жить ради этого современного музея, ради 2014 года. я сплю и вижу, что теперь ради моих любимых импрессионистов не надо будет тащиться через пол-Зимнего, а "танец" и "музыка" матисса будут висеть не напротив друг друга, а рядом, вместе. очень жду его, люблю его. утром следущего дня я сидел в кафе на грибанале и смотрел как горит здание начала двадцатого века; было чуть боле десяти утра, у меня жутко болело горло, было холодно, я пил остывший кофе и смотрел как дым обвалакивает купола спаса-на-крови; было очень тихо и покойно. я ходил на японский кинофестиваль и учил хирагану вместе с девушкой, что сидела напротив меня на уроках английского. английский я, кстати, так и не выучил.

мне кто-то намекал, что то странное заведение, в коем я убивал дни последних десяти лет своей жизни, надо будет вдруг кончить и посему нужно взяться за разум. я не хотел; мне было тупо лень. думал, отложу на потом, на весну.
я смотрел японские фильмы и просто фильмы. я о чем-то думал постоянно, велся за какой-то тонкой нитью чувств, подсмотренной в первом томе мисимы, которую два раза терял и тщетно пытался обрести вновь.
я начал писать в Муху, писал все, что думал, решив, что никто-никто в этом мире никогда этого не прочитает.

странно, мне было легко - мне было легко все, совсем все. только теперь я понимаю, что был дурак в некоторые те моменты, о коих говорят "единственные", и иногда, когда сижу ночью на балконе, я думаю о них, и мне очень жаль, что я так все сделал, совсем неправильно, и с этими грустными мыслями я иду спать.
так вот, о чем я. я начал писать в муху и записывал все чувства, как они есть. теперь я все перечитываю и могу трезво анализировать все, что со мной было - и это помогает во многом разобраться. я был на пути к какому-то невероятному счастью, но то то, то это сбивало меня с пути.
я нашел друзей - в один день я поднялся наверх и услышал как они поют "все что тебе нужно это любовь" и полюбил всех их сразу. да, тот день я наверное не забуду - тогда столько всего со мной произошло, но и потом мне не хватило времени обдумать все это. я, кажется, нашел тогда правду и открыл будто глаза. на следующий день мы ехали с дьюдом вместе домой, а потом проболтали целую ночь обо всем и я для себя открыл человека, который меня понимает, да. и принимает. со всеми моими мыслями.

я изменился сразу. я ходил по утрам с Дьюдом к неве, я ходил с Эл отправлять открытку Билли Холидей и готовил Ясю к конференции.
так началась новая моя жизнь
но, конечно, началась она еще задолго до этого, - вместе с диваном.

я кончил это заведение, тонко выстроив дипломатические отношения с каким-то дерьмом. оно делало мне, я делал ему. но оно все-таки на меня донесло, и я переругался на последок с какой-то странной женщиной, у которое довольно отчетливо написано на лбу "ц а р ь". я вводил небольшие эксперименты, весьма удачливые. я пил кофе с теми, кто меня учил; они делились со мной своими проблемами, я их слушал, помогал им, пил с ними кофе и очень уважал их, да. а потом мне положили в столовой второй кусок докторской колбасы в подарок, я их любил - и эту столовую - сосиски там были дерьмовые, но вот чай с лимоном - просто прелесть.

она мне подарила небольшой торт, на день рождения, при всех. она плакала, и я тоже чуть не разрыдался, потому что такого никак не ожидал, я был очень тронут, до глубины души..

я кончил это заведение, пробыл ограниченное время с каким-то странными людьми, выкурил пол пачки капитана и обнимал далеко не трезвую настю, полностью переняв на себя ее горе и думая о нем потом еще два дня.
я часто выбивался из себя, но нежный поток меня обвивал, и мне сразу делалось хорошо.
жаль я так не умею. ведь иногда так хочется подарить человеку тепло и любовь.

периодами я становлюсь раздражительным и грубым. думаю, скоро это пройдет.
вот мой год - если вкратце.

сказать, что изменилось все - не сказать ничего.

надел ботинки, застегнул ремень, натянул так и не выглаженную футболку

пойду выгребать мусор

ёёги распахнул дверь на балкон - с улицы доносился шум проезжающих мимо машин и приятно проскальзывал теплый ветер - и включил габина, после чего заварил кофе и с удовольствием его стал поглощать.
уж столько всего произошло в жизни юного ееги, что и не перечислить-то все сразу. так что он, поглощая кофе и слушая габина, отправился на балкон, чтобы обдумать как все это рассказать.

возвращаясь к началу
ееги все думал над лаконичным концом

однажды ееги уедет в японию. и встретит там свою любовь. ее имя будет хацуе. а может, сумире.. они будут проводить все дни и ночи, неразлучно и нежно, как никогда, купаясь в страсти бытия; будут пить кофе и робко целоваться под цветущей сакурой весенним утром, в парки ееги-коэн.
потом еги поедет на работу, может, заниматься белками, а может, с улыбкой порождать инсулин.. в то время как она будет сидеть в библиотеке или учить детей. и каждый вечер они будут рождаться в самих себе, чтобы полюбить неимоверно, чтобы окунуться в пучину страсти..
а субботним утром она встанет рано; раздвинет шторы, примет душ и сварит кофе. и будет благоухать весенней свежестью. а ееги будет сидеть, полусонный, и с романтической улыбкой, слегка прищуренными глазамии рассматривать ее красивое лицо, ее выразительные глаза..
и пока она будет вязать, слушая билли холидей, ееги отправится в парк, запечатлеть душистые моменты весеннего ееги-коен..

изредка, летом, они будут приезжать в петербург. они пойдут к дому розенштейна. к дому вавельберга. к барону штиглицу и шаубу. и, конечно к бубырю (импрессионистский дом на фонтанке украшает их гостиную в токио). ееги, наполненный ностальгическими переживаниями, раскроет рот, чтобы поделиться с ней, но тут же замолчит, ибо никакие слова не заменят видов петербургскаго ар нуво. и тем счастливее будет ееги, уезжая обратно, в японию.

и на следующий день ееги выпьет чашку кофе на работе, листая иероглифическую органику. и позвонит ей:

- ты как?
- получше, спасибо

и она родит сына. они поедут к кинкакудзи, где ееги проведет часы. они взберутся на фудзи-сан. и они полюбят друг друга, еще и еще.

и поймет ееги. не в смерти красота. а в любви

ееги сегодня посчастливилось видеть мертвеца на большом экране

в малом зале, что на сорок мест, теплым первомайским вечером собралось 15-20 человек, что с удовольствием вкусили джармуша, смеялись и уносились прочь.. долго еще блуждал ничейный дух по караванной, возле дома кино, долго еще люди щептались про джармуша..

долго летал янг в автомобильных тормозах, что на невском..

Императорскiй Ботаническiй Садъ.

more.

зачастил йойоги заглядывать в дом кино
нашел кучу интересных фильмов на ближайший месяц. главное время найти :)

  evol si deen uoy lla.

ееги сегодня ходил на алешина.
модерн прекраснейший (дом бажанова в заметках кофлина)

по вошествии, ееги подхватила скромная девушка, что красочно описывала интерьеры дома бажанова и рассказывала о врубеле с рерихом.

вот здесь представлены монотипии елизаветы кругликовой, - говорила девушка. - а сегодня заканчивается выставка работ арины даур. вот, кстати, и она сама.

арина даур познакомила меня с этим интереснейшим искусством. ееги долго бродил, рассматривая работы, и восхищался, какая же лаконичная красота вытекает из этих пятен гуаши. после он завязал разговор с одной премилой женщиной. оказалось, что та живет во флоренции, занимается монотипией.

ееги хотел уходить, когда арина даур пригласила его присоединиться к их скромному фуршету. за столом сидело около двадцати человек, в основном все монотиписты, а также хранительница библиотеки и ееги, столь далекий от искусства.

когда вино было подано, арина произнесла тост в ознаменование окончания второго фестиваля монотипии. после нее сказала несколько слов лилия цибизова, работающая в цветном направлении монотипии. ее слова относились к душевным переживания людей, знакомящихся с этим искусством. ееги сидел и думал, рассматривая окна белого зала, в какое же прекрасное место он попал!

далее выступила женщина из флоренции.  я должна сказать одну страшную вещь. только никому не говорите!! я начала писать монотипии в 68 лет! сперва я познакомилась с лилией и ариной и начала рисовать, что для меня стало настоящим откровением.  и меня так это заинтересовало.. я вообще думала, что кроме нас троих о монотипии никто и не знает). поначалу это были пейзажи, а потом пошли дамы. дамы в шляпах начала прошлого века.. и у меня собралось почти сотня дам..

художники делились своими впечатлениями об этом искусстве, высказывали мнения.
а лилия даже подарила ееги открытку с ее картиной и автографом.

- у вас здесь так прекрасно! я ведь попал к вам совершенно случайно..
- случайно ничего не бывает)

архитектурныя очерки
tertius ego - yoyogi et inf.
въ "заметкахъ кофлина"

на кокю-хо.. вам нужно сделать киави. киави вам поможет. вы должны разозлиться..

я разозлившиеся мозги джека

вам нужно прижать его к татами..

я неистовая сила джека

а в петербурге дождь весенний. и ниипет

завернули сегодня во двор дома 21 по 4 линии. две фигуры поддерживают эркер:

- кариотида и атлант!
- что ты! обе женщины..
- да ну! вы посмотрите какие мыщцы!
- так это нормально. точно кариотида!
- точно атлант!

в итоге порешили, что эркер поддерживают кариотида и гермафродит.. мало ли что в модерн запихнут :)

кто будет прогуливаться по 4 линии, взгляните на этот дом. фомичев 1914. отец - один из - сталинскаго ампира. обратите внимание : когда идете мимо здания и смотрите на колонны, последние кажутся падающими. очень занятно. ну и во двор нужно зайти. может кто разрешит наши споры о поле данной фигуры..

петербургское.

- ты как?
- получше, спасибо

   

бред.

моя огромная благодарность тому прекрасному человеку, что разбудил скромное сообщество великой джазовой певицы)

этой ночью ееги смотрел фильм рэй. похвастаться душезахватывающеми впечатлениями он не может по одной простой причине, что самого рея не очень-то любит
хотя иногда бывает даже приятно..

но этот фильм вернул йойоги к его давнишним мыслям о джазе. и с каждой картиной эти мысли становятся все страшнее.
ибо джаз для ееги приобретает вид самой страшной музыки из всех рожденных. он видит джаз выходящим из величайшей грязи и выличайшего хаоса, выходящим так страшно и смело. джаз - это маска, под которой скрывается злой плод. джаз поглащает наши эмоции; он успокаивает, думаем мы. он греет. но кроме этого духовного тепла не остается ничего, и тепло то ведет непосредтственно в тупик, в темный угол. он поглощает нас, сжирает нас изнутри.. а мы не видим. и принять джаз  - возложить на себя величайшую ответственность и величайший крест.

это все не отвращение к джазу. ибо такое отвращение есть отвращение к самому себе, ибо джаз и есть я сам. может не я, а кто-то на меня очень похожий. и презреть его значит презреть себя безоговорочно, в прах. это просто очередная ночная реальность

 
       serge gainsbourg.

молится уксуснокислому свинцу и гладит кирпичи

  

to rofu-san.

!как есв от-ончирофатем

    nina simone.

появившийся на свет в 1876 году, я не мог ни говорить, ни  слышать отроду. семья жила бедно. брат умер в семь лет,  сестра в девять. один я остался - юродивый. учился в сельской школе, куда был отдан в возрасте 6 лет.  ходил каждый божий день в местную церквушку. церквей тогда  было много в новгородской губернии, но наша, похоже, была  самой неприметной.. батюшка читал молитвы, учил нас жизни..  он думал, что я все понимаю. но я не понимал ничего. ибо слышать я не мог и мнения моего тоже особо никто не  спрашивал. такие семьи были по всей руси. никто не заботился  о нравах, о чувствах, все было как-то слишком тривиально, и  еще эту жизнь называли христьянской.

мне говорили, что я "от бога". но кто это "бог" объяснить никто,  естественно, и не удосуживался. для них религия была  настолько обыденным и чересчур бытовым предметом, что в  суть его они не заглядывали, а лишь с нехотью пожирали  почерневшую от времени обертку.

я с самого детства мечтал встретится с "богом". сперва мне было  просто интересно, какой он. высокий и молодой или старый и  горбатый. чуть повзрослев, я стал задаваться более серьезными  вопросами. отчего он меня лишил слуха и речи? или так  положено? а может он вовсе не человек? последнюю версию я  отметал сразу, ибо, как же?..

знакомство с "богом" у меня произошло в двенадцать лет. и  "богом" оказалась собака, пес. мимо нашего села проложили железную дорогу. мы с соседскими мальчишками бегали каждое утро на поле, с криками "смотри!!  едет!!". поезда мчались молниеносно, словно летели в будущее.  откуда они шли и куда улетали я не знал. говорить я не мог,  потому от вопросов моя голова пухла. но тем не менее зрелище  было завораживающим. меня как-то послали за водой. ручей тек за железной дорогой,  но я раньше там не бывал. меня обычно в стороне держали.. но  однажды, когда мы играли с мальчишками в мяч, в небе появилось свечение и я упал бес сознания. когда очнулся, на  поле никого не было и лишь мать сидела и тихо плакала. как  мне потом объяснили, все мои друзья умерли. батюшка списал   все на железную дорогу и запретил всем к ней приближаться.  вместо служб по утрам он ходил за водой, один. пока не умер -  его сбил поезд. и на следующий день меня послали за водой. мать объясняла мне, что батюшка отправился в рай, к "богу".  потом я узнал, что он умер на железной дороге. е знаю почему, мама послала меня за водой, может потому,  что сама не очень верила в дьявольское происхождения  поездов. посему и не переживала.

того утра я ждал с нетерпеньем и ночью даже глаз не сомкнул.  что же там? за дорогой? что за поезда?
утро вышло пасмурным. и, кажется, собирался дождь. мать  одела меня потеплее, дала ведра и отправила с богом.
я шел медленно, представляя, что же там, впереди.. дойдя до  рельс, я оглянулся : ни конца, ни начала их не было видно.
я пошел дальше, набрал воды и стал возвращаться, как услышал вдалеке шум. подойдя вплотную к рельсам я увидел  поезд. любопытство было так велико, что я не мог удержаться. я  поставил ведра и встал на шпалы, лицом к поезду. и тут я  услышал первый в своей жизни звук - гудел машинист. звук тот был так пронзителен и прекрасен.. я закрыл глаза и  наслаждался им. поезд приближался, а с ним и звук, становившийся все более прекрасным..

когда поезд соприкоснулся со мной, немыслимой силы свет  окружил мое тело. в ушах звучал божественный звук, и я  закричал. но крик тот был как песня, как самая чувственная  песня.. я проснулся - меня лизала собака, пес. такой славный.. привет, -  произнес я. это первое слово показалось мне таким странным..  откуда я знаю как говорить? а какой у меня странный голос!  взрослый и красивый.. собака гавкнула и показала головой  вперед. я встал и пошел за ней. и остановился: - но моя мама?.. собака гавкнула и побежала вперед. а я за ней. она залезла на камень - кусок белого мрамора, довольно  большой кусок. я подошел, потрогал его. камень излучал тепло - такое  необыкновенное тепло. я лег на мрамор, и он стал еще теплее.  "передавай привет кирпичам, пес" - прошептал я и улыбнулся.
псина лизнула меня еще раз, вильнула хвостом и убежала.

я закрыл глаза и оказался в белом зале. там стояла скамейка из  пудожского камня. на ней лежал кирпич и повеление александра  второго об отмене крепостного права. а еще стоял бокал с  вином. садись, - услышал я женский голос. - выпей вино. я сел и выпил.

и очнулся в воде. надо мной плыли облака, а я..  я сам плыл.. я сам был водой. а на берегу ручейка сидела мать и роняла слезинки..

- я еще девушку недавно на большом нашел.
- кариатиду?
- маскарон.
- модерн ведь..
- модерн.. знаете, люди там годами, десятилетиями стоят на остановке и даже не подозревают, что за ними она наблюдает. а те, кто и замечают, смотрят ей прямо в глаза и, махнув рукой, уходят без оглядки. никогда не смотрите модернистским маскаронам в глаза. это же арнувские символы.. живые символы..да. вы знаете, она стала моим талисманом - здороваюсь с ней каждое утро и приветствую каждый вечер.
- да?..
- да. и лицо у нее всегда разное. сегодня она мне улыбалась - лишь сбоку, издалека она раскрывает свои чувства. никогда не смотрите маскаронам в глаза - они испепеляющи. чувствуйте их, разговаривайте с ними - и правда сама откроется вам.
- ты в нее влюбишься?
- врятли..

ееги потянуло на латинский джаз.

      lluvia sol.

  

обрывки мыслей.

    [саундтрек прилагается.]

ееги выглянул в окном, вернее, высунулся, и вдохнул полные легкие морозной свежести.. в петербурге зима. взгялнул наверх и увидел.. звезды. когда последний раз я их видел? - задумался он. давно, пожалуй.. как-то было в декабре, когда шел мимо церкви святого петра, взглянул на небо.. и звезды кажется были. но так плохо было.. паршивое настроение да еще и на суворовском в пробке в троллейбусе полтора часа мерз..
а сейчас не то. небо такое чистое и каждая звезда сверкает.. манит..

когда слушает билли, представляется картина знойного июльского дня. почему?
осень-то моя кончилась. то-то аммиак подешевел

играл в любовь на айкидо намедни. кокю хо на коленях - в нем всегда ееги находил что-то жутко романтическое и возбуждающее.. да когда оно с девочкой из химфарма, как вчера.. дык вообще(( кажется, йоги по любви скучает

Рофу-сан, спасибо за билли, что бы я без тебя делал))

болезнь меня измотала неимоверно. тело стало совсем худым, щеки впали, с лица не сходило печальное выражение, предвещающие смерть. в девятьсот втором в германии прошла конференция по туберкулезу, кох ставил эксперименты.. а мне-то что? кто я? простой больной чахоткой. девятьсот четвертый год! мир входит в новый век, а я прощаюсь с жизнью. эти пафосные ученые - что для них туберкулез? это их жизнь, они его изучает, они им гордятся.. а для меня это смерть. что они знают о смерти? заглядывала ли она им в глаза?

к октябрю смерть была настолько близко, что ночью на шестой день я проснулся весь в поту, на взводе, воодушевленный. удача мне улыбается! - понял я сразу. смерть сообщила мне, что мучить не собирается.
мое уничтожение каким-то жалкими бактериями выглядело бы слишком бессмысленно и глупо. глупо было бы умереть от руки бактерии. мы живем в таком мире, где уже невидимые глазу твари убывают нас же изнутри. так невольно и задумаешься о конце света. что же будет через сто лет?
нет, это уж слишком. так глупо умереть!! пустить на ветер все то, чем мы жили.. отдаться в руки этим ученым, забыть о душе, забыть о галантности. люди погибали героически, сражаясь на дуэлях, бросаясь в огонь ради любимых женщин.. почему же моя смерть, смерть человека, вышедшего из девятнадцатого века, должна быть глупой и ничтожной!

на утро 6 октября я отправил старушку - то была жена моего слуги кузьмича, премилая женщина - на рынок. кузьмич, сонный, не мог понять : отчего я так бодр и весел? я попросил помочь надеть фрак и купить самого дорогого французского вина.

кузьмич был очень спокойным человеком, немногословным. скрыть свое удивление в то чудной утро ему не удалось, но тем не менее он ничего мне не сказал. его принцип был не вмешиваться в личную жизнь хозяина.

я проработал двадцать один год в лаборатории технологического института. никто меня не знал, никто не замечал. мои исследования в области цианистых и тиоцианистых соединения были не особо популярны в то время. лишь однажды ко мне заглянул дмитрий иванович. прославленныейи мной уважаемый химик, он был стар, но тем не менее, величествен. менделеев пришел поинтересоваться, чем мы занимались. дрожащей рукой я показал и рассказал ему о пользе цианидов для ювелирного дела, а также об их сильнейшей ядовитости. дмитрий иванович довольно заинтересовался и обещал зайти еще.

в 1904 я ушел - болезнь одолела меня. никто не заметил, никто ничего не сказал. на мое место поставили молодого студента, экоего энтузиаста. о былой жизни напоминали лишь склянки с цианидами в домашней лаборатории. ушедши со службы, я надеялся продолжить исследования дома. но чахотка мне этого не позволила. уже через три месяца я был на волоске от смерти.

вскрыв вино, кузьмич, по моему велению, отправился к менделееву с письмом. мною все было просчитано : как только письмо будет доставлено, я буду мертв.

усевшись во фраке, настиранном и накрахмаленном, в резном испанском кресле, я налил себе вина. рядом уже стояла пробирка с раствором цианистого калия.

листья шуршали под ногами, по улице проезжали кареты, куда-то неслись трамваи.. жизнь так кипела в предвкушении нового века! солнце вышло и нежно погладило меня по щекам. рука с бокалом дрожала..

солнце зашло. пора, - понял я. и еще боле дрожащей рукой вылил сильную дозу яда в вино. глубоко вздохнув, я выпил.

глаза закрылись, стакан упал и разбился. моя душа унеслась далеко, в дикую пустыню, по которой я шел, шел.. шел день, шел два.. пока не понял, что хожу по кругу. куда я попал? я был обречен на вечное странствие по этой грозной удушливой пустыне. мне стало горько! где мой дом, где мой петербург, где моя служба? отчетливо помню : гром разразился на небе и пошел дождь. такой сильный дождь, что сбивал меня с ног.. я упал в бессознательность и проснулся лишь в темноте.. кругом темнота, меня нет.. но это я..

 

в одиннадцатом часу менделеев получил письмо:
  kcn -
знайте же, менделеев. яд сей чрезвычайно опасен.
он горек и колюч
испробовал,
   г-н, А.