В колонках играет - Crash Test Dummies - The Day We Never Met
Настроение сейчас - нефига не успеваю и злюсь

Эх, кажется, и этот пост намечается тленом. Один заголовок уже чего стоит х) Но начну с хорошего. Оно таки тоже есть.

На работе мне внезапно подняли зарплату. Теперь мой оклад составляет аж тридцать две тысячи! Почти как у нормальных людей, да х) И в должности меня повысили – теперь я младший научный сотрудник. Это все потому, что моя прошлая должность «специалист по учету музейных предметов» была попросту аннулирована. Впрочем, мне подобное решение дирекции только на руку. В трудовой книжке новая должность явно будет выглядеть почетнее. А вместе с премией и вовсе приличные деньги получаются... в общем, я дико рада.

Правда, теперь нам официально запретили пользоваться рабочим инетом в личных целях. Мол, будут это дело мониторить. Но я все равно продолжаю в нем лазить. Иду против системы, ага х) Ну, а если серьезно – кажется, что все запреты здесь пока всего лишь «пугалки». Вот недавний, о штрафах за опоздание, кажется, никак себя не проявил. Премию не снимали, выговоров почти не делали. И теперь люди спокойно опаздывают на десять – пятнадцать минут без лишней паранойи. Правда, когда введут карточную систему, с этим наверняка будет сложнее. Но сейчас нет причин для опасений. Так и с инетом, наверное – сильно тиранить нас не станут. По крайней мере, я на это сильно надеюсь х)

А теперь о грустном. Я окончательно порвала с Рафаэлем. Ну как порвала… Просто удалила его из друзей ВК, как и планировала. Как еще расставаться с интернет-привязанностями? Я осталась подписана на него в Фикбуке, решив все-таки, что стоит разделять человека и творчество. А удалить его из аськи просто не поднялась рука. В итоге, только ВК и удалила. Думала, что это будет уход по-английски, тихий, незаметный. Но все-таки он заметил.

Думаете, реакция была хоть сколько-нибудь эмоциональна? А вот ничуть. Раф изобразил удивление моему уходу. Выдал свое фирменное: «Женя, ну чего ты начинаешь?» Я объяснила, почему ухожу, настрочив две длинные мессаги. И...тишина. Ответа на свои сообщения я так и не получила. Даже этот отчаянный шаг ничем не тронул Рафа. Значит, все действительно кончено. Как сказала одна моя знакомая: «Слезь с дохлой лошади, некрофилка!»

И от этого невыносимо горько. А в голове детской обидой крутится: «Нечестно, нечестно, нечестно…» Нечестно, что после долгой дружбы человеку ты можешь стать настолько безразличен. Нечестно, что еще какое-то время назад ты был ему дорог. Нечестно, что все это теперь остается в прошлом. Мне говорят, что это хорошо, что теперь можно не надеяться напрасно. Мол, освободилось место в душе для более достойного человека. Вот только оно не освободилось. И самое несправедливое – мучиться от потери, когда «потерянному» все равно. Такого точно никому не пожелаю…

А вообще это равнодушие остается для меня загадкой. Как можно дружить несколько лет, проявлять участие и внимание к человеку, а затем в одночасье стать к нему безразличным? Какие механизмы здесь работают? И ведь не единичный случай… Такое ощущение, что кто-то просто стирает важную эмоциональную составляющую в сознании людей. Ту самую, что отвечает за эмпатию, привязанность и всяческие теплые чувства. Потому люди и склонны к забвению. Хотя есть объяснение и проще – мудаков никто не отменял. Просто мудак в человеке до поры, до времени незаметен. А когда заметишь – бывает уже поздно. Привязаться успеешь, полюбить. Вывод: осторожность просто необходима. Ибо спасение утопающих – дело рук самих утопающих…

А еще на днях встретилась с Севой. Просто после разрыва я чувствовала, что не могу оставаться одна и ухватилась за встречу с ним, как за спасательный круг.

Гуляли в Кузьминском парке. Как же много ностальгии и воспоминаний связано с этим местом… Распили в лесочке ейское вишневое вино. Ходили – бродили – общались о всем подряд. Я впервые в жизни погладила чайку, которую поймали двое парнишек-рыбаков. Вроде бы все мило и радужно. Но… почему-то создалось ощущение, что лучше б всего этого не было.

Нет, Сева не говорил мне ничего плохого, да и вел себя нормально. Просто… не то время, не тот человек. Я даже не могла поведать Севе о своем горе. Вернее сказать, немного я все-таки рассказывала ранее, но крайне дозированно и опустив самое главное. Вот не стоит знать ему о моих чувствах к другому человеку. Это чревато ночными истериками. Да и зачем лишний раз травмировать Севу? По себе знаю, как это неприятно…

Может, дело в том, что не было ощущения близости, поддержки. Или же я просто нуждалась в одиночестве, чтобы все обдумать, а чья-либо компания лишь мешала. Не знаю точно. Внутри как-то угрожающе пусто. Заживет ли? Буду надеяться. Ничего другого мне не остается…

В колонках играет - Аквариум – День Радости
Настроение сейчас - путаное

Он вынырнул из-под какой-то потрепанной временем арки - тоже как будто бы потрепанный, взлохмаченный, с ненормально горящими глазами. Он начал со странных вопросов. Он, знаете ли, просто не мог начать иначе.
- А что, если под кожей у нас живут мириады паучков? Маленьких таких, с колючими лапками? Ползают, ползают они себе внутри, колют, щекочат, колют и щекочат, щекочат и колют? Мне кажется, это было бы неприятной новостью для арахнофобов, - доверительно сообщил мне мой внезапный спутник.
- Да, наверное, но я не из их числа, - сказал я. Это было правдой. Среди моих страхов были только боязни высоты и Бугимена. А еще я торопился на свидание с огромным букетом, и потому не имел расположения к длинным беседам с фанатичными незнакомцами.
- В цветах могут быть паразиты, - поделился со мной мой собеседник, оглядывая фиолетовый пион с таким подозрительным видом, словно видел в несчастном растении потенциального маньяка, или, как минимум, вора-медвежатника.
- Паразиты могут быть в головах тех, кто ищет их в цветах, - ехидно ответил я.
- У меня в голове огромный бычий цепень - серьезно согласился спутник и горестно вздохнул.
- А он разве не должен быть в желудке? - полюбопытствовал я, вспоминая школьные уроки биологии.
- Он никому ничего не должен, - насупился незнакомец и скользнул обратно под потрепанную арку.
***
Спустя несколько дней мы встретились снова. Я опять спешил на свидание, но уже без цветов. Дело в том, что у меня начался невыносимый кожный зуд. Наверняка, это была аллергия на пионы. Можно было бы, конечно, выбрать любые другие цветы, но я слишком много потратился на противоаллергенные средства и временно был на мели.
- А что, если очки от солнца внезапно сменили бы свою специализацию и вместо того, чтобы защищать нас от слишком яркого света, позволили бы видеть уровень равнодушия других людей? Каково вот, например, говорить с человеком, и видеть, что серая полоска над его головой достигла максимума? Человек интересуется твоим здоровьем, беспокоится о тебе - но на самом-то деле, заинтересован тобой все-таки меньше, чем фантиком, прилипшим к подошве его ботинка? Если оно так, то какие тут могут быть дружба или любовь, не правда ли, приятель? Возможно, это просто маскировка, или там... ну не знаю... правила этикета, что ли? В приличном обществе их принято соблюдать. Чавкать за столом невежливо, резать рыбу ножом нельзя, надо делать вид, что ты уважаешь и любишь, даже если имя человека для тебя не больше, чем набор случайных звуков? Теперь понимаешь, откуда ноги растут у всех этих "заинек", "котиков", и прочих сюсюканий? Увы, с запоминанием малоинтересных вещей бывают проблемы. Надо бы есть больше кураги. Говорят, она благотворно влияет на память.
Я поморщился и содрал ногтями с лица внушительный лоскут кожи. Кажется, у меня аллергия на ласковые прозвища.
- Сталкивался я и с любовью, и с дружбой, вполне себе существующие понятия, - мои слова, конечно, звучали куда увереннее, если бы не треклятая чесотка. - И все же... хорошо, что я не ношу солнечных очков, - а вот это вырвалось как-то внезапно, надо следить за своим языком.
- Это хорошо, - кивнул спутник - Они, говорят, портят хрусталик в глазу. Зрение можно посадить запросто.
***
Я шел. Без букета. И не на свидание даже. Надо же мне было не послушаться многочисленных советов окулистов и нацепить солнечные очки в один летний денек. Помимо зуда, появилась еще одна проблема, довольно-таки неприятная. Увы, с ней было сложно мириться. Но я знал, что могло быть хуже. В конце концов, хрусталики в глазах все еще были целы и исправно выполняли свою функцию. А спутник тут как тут, он давно меня уже не покидает. И серой полоски над головой невидно. Ему все интересно. Я вот даже интересен. Хотя выгляжу, надо сказать, неважно - с покрасневшей кожей и разбитыми солнечными очками. Да и бычий цепень, живущий в моей голове, ворочался так часто, словно его мучили старые долги.
- А что, если мы просто плод галлюцинаций какого-то парня, угостившегося несвежей пищей? Знаешь, есть такая категория наивных людей, которые уверены, что, если с продукта срезать плесень, то потом спокойно можно есть дальше? Им невдомек, что плесень поражает еду целиком, и лучше выкинуть позеленевший хлеб,не рискуя здоровьем. А плесень - это ведь те же грибы, а грибы бывают галлюциногенными, а галлюцинации бывают такими правдоподобными, что сами начинают в себя верить? Вот уж не знаю, кто здесь более наивен - люди, срезающие плесень, или их реалистичные видения...
"Должно быть, у бедолаги случилось сильное несварение желудка" - успел подумать я, прежде, чем исчез.

В колонках играет - Зимовье Зверей - Дилижанс
Настроение сейчас - какое-то

А по вечерам становится страшно. Страшно от того, как наполняется шорохами и шагами пространство спокойного дома, страшно от пляски теней на стене. Но страшнее всего белые глаза сфинксов. Страшнее всего их холодная беспристрастность, без намека на субъективность.
Ни сострадания, ни ярости - они судят не за то, какой ты, а за то, что ты сделал. И суд их - самый справедливый и равнодушный. Есть на этом свете только белый цвет их глаз, и на том свете тоже будет только белый, не существует других цветов. Не бывает эмоций и чувств.

В колонках играет - Сансара - Яблоки 2
Настроение сейчас - на грани

Всю серьезность проблемы, преследующей почти всю жизнь, понимаешь только тогда,когда пропадает всякое желание просыпаться по утрам. Еще бы ему не пропасть: во сне - ромашки, теплые встречи и прочие идилличности, а наяву... Наяву, собственно, вот.
Это "вот" такое пронзительное и острое, что кажется очень заметным, даже скандально так выпирающим - удивительно только, как окружающие ухитряются это "вот" не видеть. На деле же оно как монстр, живущий в шкафу - приоткрывает дверь, многозначительно скалится, но вижу его только я. Оно может и спрятаться, но все равно останется в шкафу, тут даже радикальная смена мебели, наверное, не поможет. Рассказать бы кому, да так чтоб с рыданием на чужом плече, с успокаивающими, добрыми словами, и прочим болеутоляющим, дабы камень с души свалился, да не получится, увы, никогда.
А утром, как назло, вставать рано, ехать, брести, передвигать непослушными ногами, думать дурацкими мыслями. В наушниках - разухабистое летовское "Отряд не заметил потери бойца". Отряд и впрямь не заметил. Плохо, друзья мои, даже не плохо, а так по-обидному хуёво, что хоть вой. Ваше уютное равнодушие всегда рядом, никуда от него не деться.
- Знаешь, пойду-ка я спать, в последнее время хочется просто взять и уснуть на гребанную вечность.
- А, ну снов тебе.

В колонках играет - Tom Waits-Jockey Full of Bourbon
Настроение сейчас - послепраздновальное

Серый человек крадется постенно, играет светотенями на фоне легкого вечернего безумия. Ох уж эти каннибальные ночи - любят мною полакомиться... Ничего не поделаешь. Темноте тоже нужно питаться, иначе звезды на небе начнут дрожать и урчать от голода. То-то же удивится мироздание.... А опустошенного человека, примерзшего спиной к балконному полу, никто не заметит. Но если бы был хотя бы кто-то, кто нуждался в том, чтобы посмотреть в остекленевшие от голодных звезд глаза, то он увидел бы там отражение серого человека. Несложно понять: "поздно" когда-нибудь наступает. Покинутые вами замерзают быстро, их веки хватают уходящее пространство, тяжелеют мучительно, но увы - не закрываются. Люди - непостоянные, глупые в своей ветрености существа. Зачем вы своим равнодушием порождаете серого человека? Зачем дарите очередным жертвам своей беспечности вечную зиму и культ одиночества? В гибели каждой потерянной сущности вините прежде всего себя. А серый человек еще раз докажет как ненадежны любые близкие связи в вашем хваленом социуме.

В колонках играет - Туткактут - Целлофановые сны
Настроение сейчас - вполне себе безнадежное

В который раз убеждаюсь что нет его, нет его здесь в промозглой столице,готовящейся отпустить свои листья на волю. Нет и не найдется во всем этом мире - мирок-то давит, он для нас как кеды на 2 размера меньше. А пытаться заменить его, того самого, кто умел бы варить горячий шоколад и рисовать барашков - добровольно затягивать петлю на и без того худой шее. Он, конечно, не только по шоколаду и барашкам мастер, он умеет все-все необходимые вещи на свете, но главное то, что он не умеет, совсем не умеет бывать равнодушным. Вот что важно. Без него сплошные листопады неудач. И начинаешь делать глупости - наступаешь на горло собственной песне, пока бедняжка не задохнется, продаешь огонь в глазах по дешевке для тех, кто предпочитает энергосберегающие лампочки. Все от листопадов, от безнадеги. Сколько километров еще до моей зеленой двери?

В колонках играет - ТАРАКАНЫ - Тишина - Это Смерть
Настроение сейчас - хероватенькое

То, что сейчас происходит, наверное, катастрофически меня не устраивает. Просто тем, что все, хоть и хорошо, что опасения любые чаще всего напрасны и беспочвенны, но все же далеко не так, как раньше. Вот очень долго чувствовала себя как бы при деле, почти в центре собственных событий, на коне, если можно так сказать. Даже когда было плохо, все же верхом и крепко держась за сбрую. А сейчас... лошадь моя белая, что же ты наделала? (с) Надо как-то остановить процесс разложения окружающей, такой привычной среды. Я еще сравнительно недавно утверждала, что настоящая дружба - она таки есть, при всем моем скептическом отношении к настоящей любви *ненене, она тоже есть, просто в пятом измерении или на Венере*. И что, мол, никакие переезды, переплывы, перелеты ее не затронут. А на деле... вот даже сравнительно небольшое расстояние уже как-то отчуждает, особенно когда человек переезжает по собственной воле поближе к развлечениям, большой московской жизни с ее фальшивым блеском и тухлым запахом.... Просто ради того чтобы было множество удовольствий и ноль обязанностей. Просто наплевав на то, что при этом почувствуешь ты. Просто равнодушно проронив : "Мы будем иногда видеться"... И это подруга детства, которой позволено завалиться посреди ночи и быть при этом не выставленной за дверь. Да здравствует равнодушие, йехуууу!

В колонках играет - Юта - Хмель и солод
Настроение сейчас - протестует

Мир становится тише с каждым днем. Замолкают знакомые голоса, усыпает ветер в ивах, уходят самые лучшие друзья. Преданность в розыске с самого рождения. Легенды убедительны: сколько веков нужно, чтобы разучиться доверять обещаниям? Ведь в самый светлый, самый счастливый момент (назови его своим праздником - когда еще у тебя будет праздник?) все близкие существа могут продаться за очередную "любовь" на месяц и поцелуй взасос. Но возможно тебе повезет увидеть на закате удаляющиеся спины. Верному псу шнурок с потолка (с) Тихий мир вступил в свои права.

В колонках играет - ПОСЛЕ 11-ти - Крылья
Настроение сейчас - в предчувствии выходных

Никто не видит, не слышит, не нащупает пульс. Только горло болит вполне материально да кровь стучит в висках. Каждое сказанное мной слово разрезает воздух, и тут же испаряется, гася звуки и буквы. Постойте, постойте, послушайте!Разве так просто закомпоновать меня во плоти в зону вашей равнодушной невидимости? Разве так легко превратить в призрака и смотреть сквозь?Разве... Но промолчат все, пылкие сердцем. Нет места для невидимок.

В колонках играет - Мегаполис - Где цветы?
Настроение сейчас - не определено

Это все долбанный подростковый максимализм: все эти марши несогласных,разбитые об стену бутылки с виски, подтаявшее мороженое в хрустальной вазочке. Да неважно, что мы уже вышли из этого возраста. Выдумки все это: в этой реке слишком быстрое течение, выбраться из нее не так-то просто. Тем более сейчас как никогда хочется настоящей жизни. Полной. Живой.
Разве мы просили о нашем появлении на свет? Но раз уж пришлось - дайте понять, прочувствовать, влюбиться, наконец, в этот мир - далеко не лучший, но самый родной из всего сонма миров. Мы до дрожи в коленках, до срывающегося голоса твердим эту истину, и нас... нет, не хватают за руку, и даже не приставляют нож к горлу, о нет. Куда страшнее равнодушие, куда страшнее быть для них не врагом, а пустым местом. А они ведь такие же, как мы. Мы могли бы делить с ними кров и хлеб, брататься по весне в северных лесах, доверчиво протягивать второй наушник с новой песней "Lumen". Нам бы вместе, плечом к плечу, да против этой серости. Но они сами впускают серость в души, они называют нас идиотами, бросая в свой стакан с коктейлем очередной кубик льда. И мы понимаем: больше никакого рок-н-ролла. Танцевальный партер пуст. А ты знаешь, от чего умирают максималисты?

В колонках играет - ПОСЛЕ 11-ти - Ладони
Настроение сейчас - странное

Мы радуемся солнцу, пылинкам, играющим в свете весенних лучей, таким светлым, сияющим людям, впустивших в свои маленькие мирки госпожу Весну. Но солнце не вечно. Оно устает - и ласковый закат тихо шепчет на ухо: "Постарайся сегодня выжить". Закат тихо говорит мне: "Помни: племя Каина, конечно, страшно, но у тебя на пороге совиные когти и зерно, так что все обойдется. А вот люди в темноте абсолютно безлики. Это страшнее".
Ты знаешь, если бы я умела играть в шахматы на желания, я бы поставила этому мир шах и мат. А потом пожелала бы, чтобы вечерний театр закончил наконец-то свой сеанс. Пусть актеры смоют грим и скинут маски. И тогда мир накажет меня за дерзость: все будет немного чудесатее, чем на картинах Дали, и самую каплю ужаснее, чем в произведениях Стивена Кинга. Но я, к счастью, совсем не умею играть в шахматы. Просто надеюсь дожить до солнца.
Ты снова и снова приходишь ко мне, не стучась. Для тебя я всегда оставляю дверь нараспашку. И значит, эта ночь снова пройдет в спасающих душу разговорах. Ты убедишь меня в том, что все будет хорошо, и я снова усну, свернувшись клубочком на старой кровати. Я не знаю, кто ты: наверное, мой личный хранитель, последний настоящий рыцарь, и возможно, последний настоящий человек. Не так важно. Скажи, сегодня ты снова придешь?
Громкий настойчивый стук. Кто это: мертвец, запоздалый прохожий, один из безликих? И где ты, когда так нужен твой меч, твоя защита? Нет, я знаю: это ты, но ты теперь другой. Эту ночь я не переживу. Сделать музыку погромче. Последняя строчка, последний аккорд. Мне, право, жаль, что все закончится печально (с) Нож был горячим, и расплавил остатки сумбурной, доверчивой души. Я никогда не была сильным человеком. Ты очнешься на рассвете снова собой, и похоронишь меня где-то на вересковой пустоши. И солнце взойдет. Не верь своим кошмарам.

В колонках играет - The Rolling Stones - Rain Fall Down
Настроение сейчас - смертельная усталость

Конечно, нечего было включать телевизор - там все равно показывают одни гадости. Вот и сейчас на центральном канале в новостях показывали битву тибетских монахов. Интересно, в этом мире осталось хоть что-то святое? Нет, щелкать каналы совсем не хотелось. Хотелось на улицу. Надо было идти.
Было хорошо и даже немного холодно. Почти как в прежние времена. Я подняла голову, и увидела, как с неба падают хлопья снега и тают на стеклянном куполе. Сейчас же зима, черт вас всех побери. Зима там, снаружи. Но кому это надо, кроме меня?
Офис был полон. Люди сидели, уткнувшись в мониторы. Им безразлично и небо и море - таковы условия игры. Они называют ее "время равнодушия". Нельзя испытывать эмоции. Если ты влюбишься, тебе введут сыворотку с ядом. Ты станешь непригодной для их мира. А те, кто хотят жить, надевают специальные шлемы - и уже ничего никогда не испытывают. Тотальное, всепоглощающее равнодушие - только им руководствуются "дети" цифровой эпохи. Стеклянный купол похож на тюрьму. Но настоящая тюрьма в головах у этих людей.
Меня искали. Мне везло. Но "диких", как эти люди называли беглецов от их системы, с каждым днем становилось все меньше и меньше. И теперь я одна против огромного и чужого общества. Но сдаваться я не привыкла. Последняя очная ставка. В наушниках играл Башлачев - "Время колокольчиков".
Они медленно подняли глаза. Кто-то так же медленно встал, не отрывая взгляда. Я просто шла вперед. Шла и мысленно рвала провода, соединяющие шлемы с головным мозгом. И слышала крики. Крики людей, обретших наконец чувства, но не способных уже выжить. Прямой заряд тока в мозг - верная смерть. Но она лучше такой жизни.
Последний освобожденный человек. И боль в правой руке. Пуля. Патруль все-таки приехал. Но надо успеть. И как раненый зверь я несусь к тайному ходу. Перед глазами - темный коридор. Я попытаюсь пройти. Где-то там - свет в конце туннеля. И может быть, самый настоящий Новый год.

В колонках играет - Ночные Снайперы - Зву-чи!
Настроение сейчас - эм.... не будем об этом

Ощущение полета продлилось недолго: мотыльки шелкопряда опустили Фао на землю аккурат возле церкви. Фао долго смотрел вслед улетающим насекомым, и думал о судьбе его знакомой. Теперь она наконец-то увидит этот мир за пределами Тенистой рощи, и полюбит его таким, какой он есть. Эх, жаль что он больше ее никогда не увидит..... Фао с тоской посмотрел на алеющее небо, и мысленно пожелав ей удачи, решил направиться в Город. Церквушка, к которой шелкопряды принесли Фао, была маленькой, но несмотря на это, она обладала большой силой. Мудрой и спокойной, оберегающей весь этот мир. И при том в ней явно не было людей. Эта церковь сама была живым существом, и жила отдельной жизнью, по утрам колокольным звоном оповещая округу о наступлении рассвета. Фао еще немного посмотрел на золоченый купол церкви, в котором отражались первые лучи, и направился по тропинке в Город. Уже скоро место диким пейзажам уступили человеческие постройки и заасфальтированные дороги. Фао втянул носом воздух, и посмотрел на светло-синее утреннее небо. Вот он и в Городе. Пол-пути уже сделано. Теперь он должен узнать, как добраться до Властелинов. Но у кого спросить? Вот и первый прохожий. Надо бы спросить у него.... интересно, а во Внешнем мире говорящие звери - дело обыкновенное? Фао подошел к человеку и только собирался открыть рот, но не смог вымолвить и слова от шока. Глаза, которыми человек смотрел на него.... они казались неживыми, как у статуи. В них не было ни зла, ни добра, ни радости и ни горя..... лишь бесконечное, тусклое безразличие. Все существо кота наполнилось страхом перед этими глазами. Бежать, бежать куда угодно... только бы не чувствовать на себе пустоту этого взгляда. И Фао побежал прочь. По пути он чуть не налетел на девушку, и вскрикнул от ужаса, увидев у нее такие же пустые глаза, как и у другого человека. Все улицы заполнились странными людьми, глаза которых ничего не выражали. Фао не мог понять, что происходит, но он услышал странный голос. Он не понимал, кто это говорит, но голос был успокаивающим и мягким "Зачем бежать, зачем куда-то спешить? Замри на месте, остановись. Зачем тебе идти к Властелинам, зачем тебе твой мир? В нем слишком много чувств и стремлений, ты запутаешься. Останься здесь, и ты обретешь покой." Фао вдруг почувствовал себя ужасно вялым и уставшим, будто все жизненные силы покинули его. Может, наплевать на все и лечь отдохнуть? Ведь все впустую: он все равно никогда не найдет Властелинов, никогда не спасет свой мир от Зла - так зачем же тратить силы? Просто остановиться, раз и навсегда, как этого просил голос. Глаза Фао слипались, он уже не мог сопротивляться той силе, что медленно захватывала его, но тут он услышал колокольный звон. Мгновенно разум Фао прояснился, и он понял, что грозит ему, если он послушает голос. Он никогда больше не вернется в родной мир, никогда не увидит Лизу. Он просто сгинет в бездне собственного безразличия, как и все люди тут. Надо бежать отсюда. Сил у Фао прибавилось вдесятеро, и он почти мгновенно оказался за чертой Города. В его сердце отчаянно запульсировала радость: он смог противостоять голосу, он остался прежним! Но тут же пришла в голову и тоскливая мысль: неужели то место, где ему довелось побывать, и есть Город? Неужели равнодушие - участь всех людей в нем? Тогда дорога до Властелинов становится еще труднее. А точнее - совсем невозможной. Никакое, даже самое железное усилие воли, не заставит Фао вернуться туда.