Бременем тела зажато сознание.
Серая миля в окне угнетения
Вот остановка, минуты томления.
Жизнь или смерть - лишь души ожидание.

Яркий лучик солнце пробился ко мне в окно. На улице стало жарко и свежо. Дуновение ветра, шелест листьев. Птицы поют уже не такие громкие гимны, серенады сменились томными минутами ожидания близости. Шаг за шагом, вздох за вздохом. Грудь вздымается и медленно, надрывно опускается.

Мысли как бесы порочные ужаса.
Тихо сознание в бездну уносится.
Думы в пути одиночества толпятся,
Лучше скажи, все когда-нибудь кончится?

Вечер, я не жду свиданья. Есть думы важнее? Нет. Ночь. Я не рождаюсь заново. Новые стремления?...

Годы пророка, земли угнетения
Чувствую, вздохи и спады волнения.
Листья как волны на море вздымаются,
В мир окунаются...

Пепел к пеплу, прах к праху. Жизнь к смерти. Счастье есть путь. В пути нет кирпичной стены на дороге. Почему да? Короче писать. Почему нет? Нет силы плясать.

Ребенок рожденный в пыли одиночества.
Камень и дерево - древнее зодчество.
Много ли, мало ли миру пророчества -
Глас одиночества...

-Давай поиграем в игру?
-Давай, а какую?
-Ты будешь маленьким и слабым, а я буду злым и сильным.
-Тебе кажется это справедливым?
-Да, ты можешь быть добрым и честным.
-Я говорил о тебе...

С годами песок пересыпается из одной половинки песочных часов в другую.

Грузовик остановился у заставы. Голоса, знакомые слова. Кварк проснулся и, весело виляя хвостом, оставил меня одного в душном кузове. Пора бы и мне размять ноги, пройтись что ли?
Нет, не успел. Тяжелые шаги, гулкие удары и приземления на всю стопу. Военные. Проверка. Интересно, сколько вопросов они смогут задать мне, если увидят в грузовике? Нет, ни в коем случае я не беглец, и, возможно, Сидоров упомянул, что у него в кузове есть люди. И документы в порядке полном. Вы не подумайте, что у меня проблемы с законом. Просто я не люблю лишних вопросов, тем более на блокпостах. Зарыться бы поглубже, а еще лучше – провалиться сквозь землю. «Меня никто не заметит в полумраке, я невидим. Тень скроет меня от чужих глаз,» - начал проговаривать про себя я старую, придуманную еще в детстве, считалочку-стишок. Однажды меня действительно не заметила банда хулиганов, когда я стоял в полумраке здания вечером, они прошли в двух метрах от меня. Тогда за одни только длинные волосы и клипсу в левом ухе меня ждала бы смерть. Нравы недавно освобожденных из подростковых колоний строги. А таковых было едва ли не добрая половина подростков в том городе, где я жил.
- Сидоров Иван Федорович… вы утверждаете, что едите один. Собака ваша?! Уберите пса!
Солдат прямо таки взорвался криками.
- Спокойней Кварк, иди ко мне. Сидеть Кварк! Все в порядке сержант?
- Да, в кузове точно никого нет? А что везете?
- Ничего не везу. Разве ж там, откуда я еду, есть что-то хоть мало-мальски ценное?
Тон Сидорова был спокойным, плавным, несколько нежным – женственным, я бы даже сказал, будто бы мать, отвечающая на расспросы сынишки-озорника.
- Отвечайте на поставленный вопрос! Что в кузове?
- Гражданин начальник, в кузове шуба, палатка, лодка. Рюкзак и матрац. Старый такой. Для пса взял. Я геолог. Камни, порода. Вы понимаете?
Залаял Кварк. Настоящий волчий вой вторил ему. Волки, я вам скажу, не давали спать ночами. Они будто провожали нас. Следили за нами, а может, их что-то гнало из леса, гнало то же, что и нас. Смерть.
- Ладно, бог с тобой. Езжай. Утром уже в Семеновке будешь. Лучше не останавливайся… Зверье здесь… Сам понимаешь, ты же… оттуда едешь.
- Доедем. Справимся.
- Оптимист ты, я вижу, геолог. Ну, Бог в помощь!
Дверца хлопнула. Зарычал мотор. Кварк запрыгнул в кузов. Поездка продолжилась. Кочка, ямка – говорят, в России есть два недуга - дураки и дороги. Покрапывал дождик. Было свежо. Не знаю почему, но меня охватило непонятное чувство эйфории. Смотреть на постепенно удаляющиеся деревья леса, окрашенное синими всполохами – грозами – небо. Я в тепле. Но холод постоянно пытается проникнуть под материю. Я вижу слякоть и вдыхаю свежий воздух, мягкий и чистый во время дождя. Сознание постепенно затухает. Сетчатка глаза выхватывает одно за другим изображения окружающего мира. Все замедляется. Даже мысли, непрерывный поток которых постоянно штурмует мою голову, постепенно замедляются. Они будто река, пошедшая в другое русло. Больше меня ничего не беспокоит. Я снова проваливаюсь в сон.
Вот она Семеновка. Большая деревушка. Нет, постойте, да это ведь сложно назвать деревней. Я возле какого-то бара. Я, кажется, проспал тот момент когда мы остановились. Машина стоит. Ключей нет, значит, сидоров куда-то отошел. Может быть выпить?
За стойкой стоит типичный бармен из фильмов. Жилетка, белая рубашка, шейкер в руке. Странно, никогда не видел таких барменов, только на экране телевизора. Спокойная мелодичная музыка. Танцующие в середине зала. Девушка с молодым человеком. Оба весьма симпатичной наружности. Между ними играет какое-то незаметное чувство. Любовь? Нежная симпатия. Медленный танец, взгляд только в глаза. Да, думаю, они любят друг друга. Бокал пива предо мной, я делаю глоток. Странное ощущение отстраненности, двойственности. Будто со стороны и в тоже время внутри.
Вот я вышел через черный ход на улицу, закурил. Небо заволокло. Но дождем даже не пахнет. Вспомнились слова из какой-то книги «Ливерпульское свинцовое небо».
Стою, прислонившись к стенке из красного кирпича. Рядом мусорный бак. Через черный ход выходят трое. Это та парочка, молодой мужчина и девушка, и, вероятнее всего, владелец этой забегаловки. Когда-то в детстве у меня было хорошее зрение. Я был зорок как орел. Потом с годами оно немного ухудшилось. Но здесь и сейчас оно было просто отличным. Что это в руках у этого человека? Конверт. Что в конверте?
- А в конверте деньги. Что за деньги? Заработанные честным трудом. Видишь? Вот второй конверт для девушки. Они давно уже играют любовь. Почти каждый вечер. Тебе ведь было приятно смотреть на эту парочку, на их любовь. Прости, что открываю тебе глаза. Это всего лишь фарс. Вся жизнь – фарс.
Иллюзорный голос. Я верно сплю. Пейзажи сменяются с неимоверной быстротой, вот я скачу на коне. А вот встречаю закат солнца. Затекла рука. Темнота.
Это был сон. Всего лишь сон. Но мы действительно приехали. Кварк весело лаял на улице, играя с детьми. Сидоров сидел на скамеечке и уминал пирожок, запивая чем-то из фляги. Не думаю, что кто-то заметил вылезающего из кузова человека в старой штормовке. Пирожки Ивана оказались в самый раз. Желудок как раз начал напоминать о себе. Легкий дискомфорт в мышцах и сухость в горле постепенно уходили.
Было решено поселиться к гостинице. Отоспаться, привести себя в порядок. Обдумать все осторожно, без расторопности.
Вечерами, сидя у окна, я вспоминаю Зенару. Эту простую девушку. С ее ласковым взглядом. Ее снами. И всеми теми лигами пути, которые нам пришлось пройти вместе по сказочным лесам. Я бы ни в жизни не поверил в возможность подобного. Но река существует. То, что я читал в детстве в книгах, не полная выдумка. Быть может и не существует всех тех магических превращений. Но река есть…
Утро было пасмурным. Бритва, помазок, старое, отбитое в углу зеркало. Сидоров еще не встал, и я решил не будить его, а пройтись и посмотреть город. Легкий туман. «Забытый город мирно досматривает сны». А я иду по улицам один. С окраины, до самого центра. Городской парк. Тишина и гладь на озере. Запутанные тропинки и беседки, в которых любит собираться молодежь.
Беседка. Помню, как в молодости собирались большой компанией вокруг такой беседки как эта. Беседки овитой плющом. Нет, совсем другое лезет мне в голову. Совсем другое воспоминание развертывается картиной передо мной.
Там, дальше по течению реки. Расставание. Любовь и горечь расставания. Двое. Туман обвивает их ноги. Он бережно стирает слезы с ее розовых щек. Она не дает ему отнять руки, целует его пальцы. Слышу свой голос:
-Иван, тропа ждет.
Ненавижу себя. Но есть долг. Иван встает и направляется к арке из двух обвивающих друг друга где-то на высоте двух метров деревьев. На прощание он задерживает свою руку в ее руках и оглядывается. Будто хочет сжать ее руку и повести с собой. Но затем молча уходит, и туман поглощает его темную фигуру на тропе. Я стою возле дерева. Я видел тот летающий где-то далеко взгляд Ивана, тогда он еще не понимал... а по лицу девушки опять начали стекать капли, будто навеянные туманом.
Через семнадцать дней река вывела нас к реактору. Я до сих пор поражаюсь силе воли Сидорова.

Её золотистые волосы с белым,
Как солнце луны возвращает лучи,
Спасают мой разум, раскрашенный мелом,
Втыкая мне в сердце святые мечи.

Пройдя осторожно по лезвию бритвы,
Своял лучезарной и нежной мечты
Мазком осторожным любимой черты.

Восстала внутри в потаенном кармане
Пылающим сердцем весенняя блажь.
За добрым советом схожу я к Моргане,
Колдунье, чьи чары - всего лишь мираж.

Истомою знойной пускаюсь в молитвы,
Назвал Белокурую бестию битвы
Своею судьбой.
Прими эти строки в разгаре той битвы
Меж мной и мечтой.

Чудный хвойный лесок показался на горизонте. В этом мире, сдвинувшемся с места, я привык не удивляться тому, как может уживаться две противоположности. Пустыня и Хвойные леса. Будто у них есть нерушимый договор. Будто когда-то давно была проведена граница, и они не переступают ее с тех самых пор.
Моя спутница, Зенара, хоть и была южанкой, но однообразие засушливой пустыни ей надоело. Не стоит говорить о том, как не по нраву была эта жара нам с псом, родом он был, как и я, с северных земель.
Прохлада леса, маленький ручеек с озерцом. Чтобы не смущать свою спутницу - а вода в озере была согрета подземными ключами и едва пробивающимися нежными лучами солнца - я решил удалиться в лес. Пройтись и подумать, собрать топлива для костра и поискать грибов да ягод.
Я уже шел обратно, вязанку хвороста нес на плече, ни одного съедобного грибка я так и не встретил, что уж и говорить о ягодах. Нужные мысли так и не шли мне в голову. Меня заинтересовал сон, поведанный мне Зенарой однажды вечером. Постоянно крутились в голове образы и цепочки жизненных ситуаций. Безусловно, ей снился возлюбленный, с которым она не могла быть вместе. Однажды девушка обмолвилась мне, что ее до сих пор тяготит их с ним последняя встреча. Что могла предложить простая девушка принцу наследующей крови? «Он был молод и не думал о политики, - с грустью в голосе сказала тогда она, - а я не умела даже читать... я наскучила ему». Сказав, Зенара отвернулась, я не знаю, что беспокоило ее тогда. Но теперь я явственно представляю ее сон. Девушка видит своего возлюбленного, радостная улыбка появляется у нее на лице. Она бросается к нему в объятья, смотрит ему в глаза. «Последний усталый взгляд зеленых глаз,»- все южане мечтатели, этот описанный Зенарой взгляд я все силюсь представить. Глаза, в которых отражался бы малахит. Он отвернулся от нее и шагнул во тьме в ее сне. А наяву взлетел на своего коня и ускакал на запад, туда, где солнце закатывается за горизонт.
Земляника! Я не сразу поверил своим глазам. Собрав чашку земляники. К слову сказать, железную чашку с собой я взял именно для чего-нибудь вкусненького. Уж очень хотелось порадовать свою спутницу. Побаловать ее, и выслушать благодарности в свой адрес. Иногда так не хватает доброго слова. А от похвалы пока никто еще в душе не отказывался.
Зенара сидела на берегу и с грустью смотрела на свое отражение. Составить ей компанию или сразу заняться костром? Что-то же ее опять тревожит. Я посмотрел на ее отражение: прекрасное лицо, нежная грусть придавала ее облику еще больше шарма. Я перевел взгляд на кружку с земляникой у себя в руке, и вот какая преинтереснейшая история:
«…Я знаю это,- сказала королевна, - но не знаю, люблю ли я его. Однако вчера…
- Ваше величество, - перебила королевну Нанси, камеристка ее высочества, - я прошу у вас позволения рассказать вам аполог.
- Рассказывай.
- Некогда, - начала Нанси, - в стране Чудес и Волшебства жил десятилетний принц, любивший цветы и деревья. Король, отец его, поощрял эту страсть в том убеждении, что монах-садовник лучше короля-завоевателя.
- Король был прав, - заметила королевна.
-Однажды утром молодой принц, прогуливаясь в чудном саду, где он проводил все дни, заметил около красивого дерева с золотистыми вкусными плодами, которое он особенно любил и каждое утро собственноручно поливал, другое дерево, столь же красивое, плоды которого показались еще лучше. Молодость непостоянна и, как говорят, проходит в этом отношении на женщин…
- Дерзкая! – заметила молодая королева.
Нанси продолжала:
- Новое дерево так понравилось принцу, что он разлюбил прежнее. Он позвал садовника, приказал ему срубить бедное деревце и бросить его. Садовник повиновался. Тогда принц, под влиянием второго увлечения, поспешил сорвать плод со своего нового любимца. Но плод оказался горьким, и принц с гневом отбросил его от себя. Раскаявшись, он захотел поднять срубленное дерево и приставить его к стволу, но бедное дерево, лишенное корней, тяжело упало на землю.
- Вот вам мой маленький аполог, - заключила Нанси.
- Иначе говоря, - заметила королевна, задумавшись,- срубленное дерево…герцог…
- Увы, да!
- А дерево с горькими плодами король.
- Совершенно верно.
- Какое же отсюда можно вывести заключение?
- Ах, ваше величество, - сказала Нанси, - если вы хотите вывести заключение из моего аполога, то спросите только саму себя.
И Нанси, с хитрой улыбкой, лукаво посмотрела на королеву.
- По моему мнению, - сказала она после минутной задумчивости, - это обманчивой внешности дерево, которое, не взирая на свою красоту, приносит только горькие плоды, заслуживало наказания.
- Оно и получило его. Молодой принц, пройдя несколько шагов, заметил зеленый кустик, на котором скромно красновато-белая ягодка – земляничка.
- И он съел ее?
- С наслаждением…»
Я был бы не искренен, если сказал бы, что мне эту историю поведал один из придворных пажей. Надеюсь, никто не будет в обиде, если я утаю место моего пребывания при этом разговоре и свою роль в нем, иначе в том замке не останется укромных уголков и дворцовых интриг, а я не могу этого позволить.
В шутливой форме я изложил Зенареэтот маленький аполог. И осекся, глаза в моем отражении «налились мятой»…

-Сантьяга, черт тебя дери... Ты где там?
Картина, открывшаяся моему взору, была вполне тривиальна. Человек весьма тучного телосложения перекинулся через каменный край колодца. Звук его голоса несколько раз отражался от стенок глубокого, как я думаю, колодца и сильно искажался эхом. Звон бубенцов. Над краем каменной кладки появляется шутовской колпак о трех медных бубенчиках, а за ним и лицо самого Сантьяги.
-Что б тебя, я уж и перепугаться успел. Ну, уронил ты свой колпак туда, – говоривший, облаченный в какую-то ветошь, сделал небрежный жест в сторону колодца, - так, я думал, забудешь. Ан, нет. Ты юрк туда, я даже удержать тебя не успел. И взбредет же тебе, дураку, в голову!
Сам Сантьяга, по всей видимости, не видел в своем поступке ничего предрассудительного и непосредственного. Этот весьма хрупкий человечек аккуратно перекинул ногу через край и с нарочной неловкостью плюхнулся в грязь. «Клоун, – подумалось мне. – Шут, скоморох, публики нет, а ему в привычку вошло глупо выглядеть». Встал, оправился и на своих кривеньких, неестественно выгнутых ножках направился к скамеечке. Попутно снимая свой колпак, мокрый до нитки.
-Шут, постой, погоди, не серчай. Я пошутил, язык у меня такой, что думаю, то и говорю.
Резкий взгляд шута, скошенная бровь – гримаса ярости и злобы. Гневится на своего приятеля? Мне стало интересно наблюдать за этой парочкой еще с того момента, как они появились на дороге к деревне. Они не замечали ни того, что от деревни остался лишь колодец да пара стен, дымок вился над догорающей церквушкой, ни меня, вымазанного в саже, сидящего на камне перед бывшим домом деревенского старосты.
-Сантьяга! Сантьяга! Побойся бога! Я ведь Трагик, а не тот драматург из-за пьесы которого мы в столь плачевном положении. Стой, ты опять меня пугаешь!
Шут грозно выкинул ногу вперед, сильно, но почти беззвучно топнув. С перекошенным лицом он наступал на полного человека, расставив свои тощие руки в стороны, будто пытаясь поймать толстяка. Тот отступал, спотыкаясь.
Пытаясь найти нужные слова, с опаской толстяк начал: «Сантьяга, это же я, Трагик. Успокойся, ведь мы в одной лодке. Разве я виноват в том, что тебе дали роль мима, а ему, бедняге, пришлось стать шутом. Он не выдержал, не справился. Он просто не умел шутить…»
Сантьяга набросился на своего неуклюжего спутника. Отвесил ему пару тумаков в живот, но был придавлен толстяком к земле. Схватив голову клоуна и поудобнее усевшись на нем, чтобы ничего не сломать, Трагик продолжал: « Нас ведь было семеро, ты помнишь? Мне не легче, поверь уж! «Счастливчик, седьмой номер!» Так ведь с презрением и негодованием крикнул Динг. Я не виноват! Он был не менее ловок чем я, но судьба или, что более вероятно, болезненная психика того драматурга, распределила роли по-иному. Акробат с детства ходит по канату… Мне тяжело вспоминать все это…»
Эта скала расплакалась у меня на глазах. Тучный, с пивным брюшком, но далеко не робкого десятка, этот Трагик заливался горючими слезами. Теперь молчаливому клоуну пришлось утешать его. А я сидел, и все не мог понять, о чем они. Что случилось в этом перевернутом вверх дном мире? «Мир сдвинулся с места» - проплывала навязчивая мысль, мысль ключ, но ключ к чему? Клоун – Мим. Здоровенный толстяк со странным именем, больше похожим на театральный псевдоним. На театральную маску Трагедии.
Что если в нашей жизни у каждого своя роль? Но сможем ли мы исполнить роль соседа? Не ту, которую исполняли всю жизнь, а другую. Выдуманную или позаимствованную. Чужеродную всему нашему существу? Выжить и приспособиться. Но что же стало с этим странным здоровяком Трагиком? Счастливчик? Ирония, но в чем?
Поглощенный вереницей мыслей и умозаключений, нещадно терзавших мой ум, я отвлекся. Когда же я обратил свой взор на эту странную парочку вновь, Шут сделал колесо вокруг колодца, а его странный, с первого взгляда простой мужчина, но с потекшей тушью у глаз и сильно опухшими глазами, приятель прокомментировал это как: «Где все начинается, там и заканчивается. От колыбели, до могилы».
Они ушли на восток. А мне все чудилось, что седовласый старец следует за ними по пятам. Я снялся с привала и продолжил свой путь. Путь на запад, а забвение.

Вечной дороги унылые странники
С ночью обвенчаны, - всюду изганники.
Легкие ветры вас обдувают,
В окнах вас ждуших огонь задувают.
Всюду вы ходите, всюду вы бродите
И хороводы подлунные водите.
Смысла во тьме, своей матери, ищите
Голос неводомый ночью вы слышите.
Дышите?
Грязь с сапогов на пороге сбивается,
В дом он проходит и раздевается.
Смотрит на смерть без очков и пугается?
-Нет, ухмыляется...
Кубик цветной на подушке валяется,
Лучик сознания в нем затмевается.
Странник унылый по лесу слоняется,
Ищет он, ищет, а жизнь продолжается.
Манит рассвет нас своей красотой.
Встаю, умываюсь, иду за водой.
Холодные капли босою ногой
Снимаю с травинок - подошвы лесной.
Дошел до ручья с родниковой водой,
Набрал два ведра, возвращаюсь домой.
Ангелы ночи рассвет подожгли,
Господи Боже, упаси от беды...
До тла все сгорело, вся жизнь и труды.
Ненависть в сердце они разожгли.
Сознанье мое не ведало,
Глаз от слезы не прятало...
Старик весь седой со спины подошел.
Слеп он как крот,
Но с ухмылкой кривой.
Выбив трубку, неспешно беседу завел.
Грани реальности в дым обратил.
В дым обратил, что над домом парил.
Все дальше меня он во тьму уводил....
***
Когда-нибудь допишу. Или можно считать его законченным?

Мальчик, он уже четверть часа сидит неподвижно, и это только то время, которое я за ним наблюдаю. Скоро меня ждет дорога. Скоро я ухожу. Мой внутренний взор летает где-то далеко, там, где есть горы, там, где есть степи. Он показывает мне картины далеких пастбищ и невообразимых животных, пасущихся на них. Пастухи с поразительными свирелями, издающими мелодии счастья. Пятнадцать минут счастья.
Смотря на эти картины, я уснул. Не заметил, как проспал весь день. Голод и физическая усталость сделали свое дело, я спал богатырским сном. Но где это я? Чувства осторожно возвращаются ко мне, будто боятся реальности. Меня шатает, вижу навес, слышу скрип гальки под колесами. Фургон? Сидоров?
Он уносит меня все дальше и дальше, позади остаются назойливые пейзажи земли, лик которой навсегда изменил взрыв. Но виноваты ли в этом термоядерная реакция или ядерный синтез? Эти процессы постоянно происходят на солнце. Они естественны. Неестественно вмешательство человека. Эти ландшафты, с их обугленными пнями деревьев, пустынными улицами селений, домов без крыш и с развороченными печными трубами. В некоторых домах нет стен, а другие представляют собой руины. Иногда мы находили тела, человеческие тела, погребенные под завалами. Счетчик Гейгера слабо потрескивал. На небе стаи воронов.
Вороны, вечные спутники Апокалипсиса. Каркают, они, будто смеются над нами, это лишь игра для них. Может, был прав писатель, назвавший нашу жизнь театром? Шекспир, я узрел зрителей для твоего спектакля - жизни. Но эти зрители готовы разорвать на куски любого упавшего со сцены актера... Должен быть человек, который пройдет по тонкой проволоке, подвешенной над пропастью, и достучится до "небес". В любом понимании этого слова...
Угрюмые пейзажи сменяются хвойными лесами. Неизбежность. Одно сменяется другим. Мир сдвинулся с места, а мы все так же несемся, как и раньше, даже не догадываясь, что правила игры уже не те. Все течет, все меняется. Лишь одно остается неизменным…
Что-то теплое пошевелилось у ног. Пес. Кварк, его зовут Кварк, я в этом уверен. Сидоров говорил, что у него есть пес Кварк. Значит я не один. И одиночество, темной пеленой ночи, не догонит меня сегодня.

Барабанная дробь, выбиваемая пальцами на гладкой лакированной поверхности стола, разорвала тишину. Мальчик сидел за кухонным столом в обветшалой, с оборванными обоями, закопченной стеной, к которой прислонилась старенькая плита, пару раз из кастрюли выкипала вода, и "возгорание" оставило свой след на стене, и разбитым окном, комнате. Мальчик сидел неподвижно. Бледная, даже черезчур белая кожа, русые волосы, недавно коротко подстриженные машинкой для стрижки, и голубые глаза. Пронзительные голубые глаза. Брови дугой, прямой нос и эти глаза. На щеках его не играет румянец, все в этом малыше безжизненно, все непонятно мне. Но его глаза, искрящиеся голубым светом, заливающим души других, стоит только им кинуть хоть один взгляд, выдавал в нем "свободного". Кто такие свободные? Что же я могу о них сказать? Прошу покорнейще простить, но я не знаю, сложно сформулировать мысль, когда есть лишь чувство. Он свободен, я это знаю. Почему? Не на все вопросы есть ответы в это жизни. Быть может, в другой.
В соседней комнате плачет ребенок, а за окном блики от солнца, которое начинают осторожно, как бы с опаской, закрывать облака, играют на потрескавшихся лобовых стеклах разбитых автомашин, на клочках эмалированной краски, еще не облупившейся от времени. Серые тучи, гонимые ветром с востока, навевают дрожь во всем теле, солнце не может бороться с ними, тучи окружают его и закрывают доступ его лучам. Мир вокруг теряет свои краски. И даже одиноко болтающаяся дверь на несмазанных петлях скрипит теперь печальнее. Грусть охватывает сердце. А мальчик сидит не шелохнувшись. В его глазах отражается вся его жизнь: рождение, первый крик в роддоме, мать, кормящая его грудью, отец, гуляющий с ним по аллеям городского парка. Все проносится перед его глазами, вся его жизнь. Вся его жизнь до взрыва, поглотившего его дом и семью... Этому мальчику уже все равно, что есть "мирный" атом, ему уже все равно, что на другом континенте война. Его не интересуют глупые ответы на вопрос "зачем живем?". Он лишь слышит крик своей сестры из сосденей комнаты и видит облако пыли, принимающее облик колоссальных размеров гриба...

Шесть пальцев и огонь воды
Воскресенье, 04 Марта 2007 г. 02:26
"Вода, согревающая, вода, остывающая, приди и наполни сухие останки пальцев древнего старца. Сюита для тринадцати пальцев. Она ждет своего завершения, но руки не двигаются, не поддаются мне. Их них ушла жизнь."
Что происходит, когда жизнь якобы покидает нас? Когда мы не можем больше противостоять своим внутренним демонам. Ты даже не слышишь того что они шепчут, ты чувствуешь. Усталость, боль, подавленность и, что самое страшное, апатию. Жуткое чувство, смывающее все и вся. Уравнивающее в твоих глазах и принца и нищего, но не дающего тебе ни сравняться с ними, ни возвыситься над ними, ни пасть ниц... А что же делать, когда все вокруг вертится и не останавливается, а ты, чувствуя себя бессильным, преклоняешь сначала одно колено, затем второе перед временем. Перед упорядоченным порождением хаоса.
Я чувствую, что выход где-то рядом. Чувствую что что-то близится и расправляет свои огромные крылья. Но знание того что это не отягощает мою спину и не тянет вниз, но незнание пораждает сомнение и разрушает меня изнутри. Авантюра? Да, они спасают меня от мыслей. Это как валерьяна для больного сердца. Она успокаивает, но опьяняет. И пленяет. Как и луна. Если вы спросите меня, давно ли я видел луну, то я не сразу найдусь что ответить. А ведь раньше я был с ней безотрывно связан. Но теперь все не так, хоть и идет на убыль дневное бодрствование, но ночью все равно тянет спать. Или писать. Но писать не получается. Муза, для чего она нужна художнику и поэту? Почему они просто не могут заставить себя что-либо сделать? Могут, но тогда не будет души. А разве так нужна она, эта душа? Ведь за нее не купишь себе хлеба, она не согреет в лютый мороз. Но без нее не напишешь произведения, без нее и не чем будет поделиться со слушателями музыканту. Она бессценна... Поэтому Люцифер и хотел купить душу у человека. Но зачем она ему? Вопрос риторический, все равно разумный человек промолчит, чтобы не накликать беду. Таким не шутят, а дурак и не узнает.
Черный чай, заварка, чифир. Продливает состояние бодрствования на несколько часов, способствует головной боли у неокрепших и непривыкших.
Думаю достаточно. Сон должен быть здоровым. Как давно я не окунался в сон и не плыл в нем под парусом... Свежий бриз, чайка кричит над волнами. Сине-зеленое море и солнце обжигает кожу. Черные паруса и деревянные мачты. Да, я на борту своего брига... Брига не несущего никакого названия. Ибо нет названия тому, что давно должны были поглотить волны.

Осенние листья или весенняя стужа
Пятница, 02 Марта 2007 г. 14:42
Сегодня вспомнился Ворон Одина, одноглазого великана и властителя северных земель. Говорят эти птицы живут несколько сотен лет и способны выучить до 300 слов. Незнаю насколько это врено, но воронов я вижу много реже чем ворон.
Почему мне мирешется осень,
в этот хмурый весенний денек.
Потому что на небе горит огонек.
Но не солнца, а серого плена,
Заволокшего мой зрачек.

Головная боль разрывает на тысячи кусочков все мои мысли, заставляя их кружить неописуемой хаотичности хоровод. Они не сталкиваются, они энертны. Идеальный газ у меня в голове...

Разогнаться по жизни на собственных ногах много сложнее, нежели опираясь на что-то или зная свою судьбу. Наги с саблями, шипя и извеваясь, обкрутили хвастами комод. Холод. На улице холод, но жарко в тепле, от огня в этой стуже милее. Только вот огонька я не вижу во тьме, потому как душа не светлеет.

Обновленные пальцы
Среда, 07 Февраля 2007 г. 14:26
Сегодня один из особенных дней, особенно холодных, я бы так это назвал. Несколько минут после полудня, солнце ушло из моего окна, а пальцы еще не отогрелись от жуткого холода за окном. "Попутный ветер от волны к звезде"... строка. Это ведь всего-навсего строка из песни. Не боле?Зачеа размышлять над сем-либо? Сегодня солнечный луч прорвался через покрывало серого зимнего неба, морозное утро осветилось темными лучиками света. Этого вполне достаточно для того чтобы сохранить веселое расположение духа до самого вечера! Разве не прекрасно жить под этим небом и видеть солнце? Я темный эльф вышедший на поверхность ради того чтобы вкусить тепло солнца, увидеть этот свет... Потери, потеря всего что когда-то было вокруг меня взамен на возможность любоваться переливами солнечных зайчиков на стеклах. Голубое небо, слегка подкрашенное красным на восходе и закате. Пыльная от звезд ночь, пламя свечи и тоска по тому самому солнцу, которое безуспешно пытается заменить нам луна. Луна... она тяготит меня, каждый раз, когда лунный луч пробивается ко мне в комнату, я чувствую то бессилие над собой, какое, возможно, чувствовали иноки, запертые в кельи. Я зверь, запертый в клетке, а Луна моя спасительница, моя чаровница. Она освобождает меня, но свобода не бывает прекрасна, когда Ее нет со мной. Ее... Луны... Она пленяет, неправда ли?

Во тьме глубин
Понедельник, 05 Февраля 2007 г. 23:28
Сегодня первый день этого дневника.Возможно, когда-нибудь я назову его чудным, а может быть прокляну его. Все в этой жизни относительно и тем самым порождает точность. Парадоксы жизни приледуют нас во всем, это и корпускулярно-волновой дуализм. Это и относительно короткая жизнь человека, по арвнению с жизнью цивилизации... и вечностью.
Вечность, кто знает что значит это слово? Вечностью тянтутся мгновения, которые нам неприятны и всего лиь миг - воплощение наших мечтаний. Можно растянуть удовольствие на продолжительные период времени, но сделает ли это нас счастливее? Можно прочесть с пол сотни энциклопедий и прочих умных книг, но приблизимся ли мы хоть на шаг к эссенции, названной счастьем? Думаю нет. Так в чем же всетаки заключается наше счастье? Наверное, в этом есть сходство $с вопросом о смысле жизни. Как думаете, стоит достичь своей великой цели, продиктованной нам свыше? И что тогда? К чему мы придем? Когда ты долго чего-то добиваешься, и вдруг, в один прекрасный момент твоя мечта воплощается в жизнь, что ты чувствуешь? Радость? Счастье? А потом опустошение... это пустое чувство в груди...
Любой стресс порождает за собой депрессию. От силы возбуждения во время стресса зависит и продолжительность депрессии. Чем дольше мы идем в задуманному, тем больше привыкаем к самой идее пути, а достигнув? Я давно уже не говорю о своих чувствах, даже в своих мыслях, я не пытаюсь анализировать свои намерения. Я и так знаю ответ на вопрос "почему я это сделал?". А вопрос "зачем?" слишком глуп и больше интересует мечтателей, забывших что лишь Фортуна решает к кому ей быть благосклонной. Скажите, вы когда-нибудь видели ее лицо? Я не имею в виду выигрышь в казино или удачное выступление на конференции. Все это зависит в основном от личных качеств человека. Так, например, был человек, способный просчитать несколько поверных колод. Или человек, однажды услышавший маленький щелчек в игральном автомете, его реакция была настолько молниеносна, что он выиграл кругленькую сумму денег. А адвокаты, знакомые в упор с риторикой и ее методами могут заговорить любого... Я имею в виду настоящую удачу... Солдаты - верные вассалы Фортуны. Лишь тот кто не боится своей смерти, кто способен заглянуть за грань, может снискать благосклонность богини...
Я заглянул за грань, а вы способны побороть свой страх?

В этом дневнике я хотел бы написать все что я думаю. И оставить свои старые записи из другого дневника, который, по вине обстоятельств, потерял свои свойства нормального дневника и боле непригоден для моих нужд. Вот и все... на сегодня=)