Я впервые охуел от женского творчества благодаря Добриденке. Она ещё в девяносто третьем как-то, когда я был у нее в гостях, поставила мне Жанну Агузарову. К самому факту того, что она собирается мне ее поставить, я, блядь, авангардист, сначала отнесся скептически. Однако домой я уже ехал с заветной кассетой, которую я у Добридня стрельнул.
Это ведь не передашь вам, авангардистам, или просто самоуверенным живым людям, словами. Пиздец, что делалось со мной, когда я слушал, как она, глубоко безумная баба, поет «мне хорошо рядом с тобой». Когда ты это слышишь, ты как будто перестаешь существовать. То есть, просто нет никакого тебя, кроме того, который слушает эту песню и понимает, что всё в этом мире хуйня, кроме того, что ей, Агузаркиной, сейчас просто с кем-то очень хорошо. Это не мишура мыслительная, а чувство! Вы это поймите!
А «Высоко... Далеко... ...Если бы знать, кому легко!» Да, блядь, ни на каком филфаке ни с чем более классным не сталкивался! Это вам не Данте Алигьери, блядь! Это Женщина Настоящая! А о музыке я уж и не говорю. И мне по хую, и мне же до пизды, что с точки зрения некоторых моих не-друзей хуево записано и саражированно. Это гениально, блядь, потому что есть люди, которые птички, а есть «рогаточники». И если, блядь, птичка неправильную с точки зрения «рогаточника» аранжировку сделает, то она все равно птичкой останется, а «рогаточник» – он, как бы ни изъебнулся во всеоружии знаний, все равно навек хуйней останется! Это нам всем от Папы дается – кому птичкой быть, а кому хуйней, и ни одно другого не круче. Печально только, что птички к этому убеждёнию приходят быстрее, чем «рогаточники».
А потом мне Добриденка со временем Читать далее...

Мои вчерашние, блядь, хуестрадания по имярекову душу даром нет, не прошли. В ночь на первое сентября сего года, каковое явилось первым, когда я даже и не вспомнил, что хорошо бы по своему обыкновению заявиться на утреннюю «линейку» в свою бывшую школу, приснился мне следующий сон. Читать далее...

Ебать твою уж никак не направо! С очередным добрым утром вас!, каждое из которых, впрочем, с неизменным успехом выворачивает мне все бесхитростное моё (как можете не сомневаться, и ваше тоже), извините, нутро.
Всем персонажам, блядь на хуй, слушать мою команду: всем тем, кто людишки из вас, отступить на второй план! На сцену приглашаются, блядь, отвлеченные образы!
Я делал-делал ремонт, я хуел-хуел от разлуки с любимой, я мучился-мучился сомнениями, а не ничтожество ль я; я засыпал-засыпал ежевечерне, заебанный неинтеллигентной работой, и мне ничего при этом не снилось, потому что не успевало, ибо уже в девять, а то и в половину девятого я вынужден был выходить из дома и устремлять свое изможденное данным от бога благообразьем ебло на «Речной вокзал» для дальнейшего несения трудовой вахты. И однажды я не сдержался, и из меня полезли с давнонеиспытываемой к тому моменту творческой силой... девичьи песни.
Я сам себе был смешон. Приходил в районе полуночи, а то и часа ночи, с работы, ел молча приготовленный заботливой мамкой ужин молчаливо и не поднимая головы по причине отсутствия сил, но потом вдруг, входя к себе в комнату и так же беспомощно опускаясь на диван, дотягивался, блядь, до гитары и песни выплескивались из меня, как сперма в кульминационные моменты любовных хуе- и пиздостраданий. Где-то в районе трех-четырех часов тело моё беспамятно вползало под одеяло, укладывало грязную голову на подушку и проваливалось в забытье. Такая вот хуйня. Такая жизнь.
Почему, спросите, быть может, если, конечно, хватило сил и терпенья до сих пор эту мою хуйню дочитать, гитара, почему именно девичьи, и почему именно песни? Да по ряду причин, можете не сомневаться!
Почему песни? Потому что, как уже докладывал вам, которым и без меня, надеюсь, это понятно, что заебали ищущие Жизненный Смысл беспомощные, ни на что, кроме своей никому не нужной хуйни, не годные поебасики! Когда девочки евангардом и поиском смысла заняты – это не то, чтоб можно простить, а даже очень миленькая с сексуальной, в первую очередь, точки зрения черта Читать далее...

Мне несладко пришлось в ту позапрошлую зиму. Имярек приехала 29-го декабря, а уехала 19 января, ровно за десять дней до моего дня рождения. Мы выебали друг другу мозгА до изнеможения. Я чувствовал, что начал безумно раздражать ее. Вторым моим чувством была все нарастающая к этой, опять же безумной, женщине Любовь. (С, любимая, я, можешь не сомневаться, отлично понимаю, что я тебе не пара, как и никому другому тоже, и мой долг, пока я не нагрузил своей хуйней все человечество, собирать манатки и валить в скит.)
Особенно мне было печально от очень мужчинской хуйни, что во все свое пребывание на родине Имярек «дала» мне всего два раза, хотя и в том и в другом случае при первой возможности. Она все-таки ещё не до конца разобралась в своих чувствах и потому в день отъезда не нашла в себе сил отказать мне в ожидаемом от нее удовольствии: за пять-десять минут перед тем, как выйти из своей зеленоградской квартиры, которая, подобно тому, как территория иностранных посольств является территорией соотвествующего государства, и поныне является территорией Обетованной Земли, Имярек позвонила мне сказать «до свидания», «я люблю тебя», «ты мой любименький-прелюбименький». Мне хотелось плакать, хоть я понимал, что это хуйня, как и вообще весь это гребаный мир.
Она уехала, а я остался вместе с Серегой хуярить этот блядский евроремонт. Читать далее...

Подозреваю я, что всякой Человечкин всегда в искусстве ищет неустанно не что иное, как сокровища духовной красоты. А Красота же есть, с чем не поспоришь, понятье непростое и складывающееся из мириадов разнообразных сверкающих и тусклых, предметных и сигнификативных, ароматных и зловонных, волшебных и элементраных, впечатляющих и опять же элементарных, блядь, хуйней. И вот постепенно стал я, как мне казалось, и Серега, а впрочем за него я отвечать не вправе, находить сокровища духовной красоты не только во всевозможной воинственной и жуткой борьбе за самую, блядь, суть, но и в иных, на первый взгляд, не очень впечатляющих раздроченные всяким свободомыслием наши непримиримые мозгА, вполне себе попсовых и масскультурных, блядь, хуйнях. (Вот так всегда: волну поймаешь – и плаваешь в говенной луже!)
А семиотика при том здесь, что смотришь ежели ты пристально, ежели на пристальный и «до самой сути» взгляд вообще способен ты, а не так всё по верхам, блядь, нахвататься и сидеть с задумчивою харей, то очевидно ж, блядь, что там где у Читать далее...

«...Всегда, блядь, было свойственно Скворцу искать, блядь, Истину и находить той Истины, блядь, жалкое подобье совсем не в этих, блядь, а в тех же маргинальных, еб ты, сферах, в каковых один единственный такой мудила, как Скворец лишь, ее искать всем сердцем, блядь, стремится, поскольку, блядь, никак не может этот скучный населенью поебасик себя уверить в том, что суть вселенной в том, чтоб суть ее никакой пиздюк бы, сколько б не вращал динам-машину и не искал в каких бы тайниках, и не листал бы сколь священные, блядь, книги, нет, блядь, никогда до Тайны тайн не долетит на восковых все тех же тех ещё, блядь, крыльях...»
Александр Сергеевич Пушкин. Из заказного стишка для научно-популярной телепередачи «Очевидное – невероятное, блядь». (В соавторстве с товарищем Капицей.)

Так и в ту отправную зиму, Читать далее...

БУДЬ ПРОКЛЯТА СЕМИОТИКА ВО ВЕКИ ВЕКОВ! (Для широкого круга неподготовленных читателей на всякий случай сообщаю, что семиотика – это наука о знаковых системах, занятия которой неизменно приводят к выводу, что, кроме Языка в той или иной форме, во всей вселенной ни хуя более нету.)
Так вот, БУДЬ ПРОКЛЯТА СЕМИОТИКА ВО ВЕКИ ВЕКОВ, ибо тот, кому случится хоть раз взглянуть на этот ебаный мир сквозь ебаные семиотические очки, в тот же миг неизбежно вступит в фазу Начала Конца, и не пройдет и ещё одной бессмысленной жизни, как наступит Царствие Божие в непредсказуемой и неподлежащей никакому опИсанью форме.
Будь проклята семиотика во веки веков, ибо из-за врожденной склонности к этой, бля, научке я на данный момент ни за что не могу поручиться, ни за что не берусь отвечать, ничего не знаю. (Ты, С, если ты к моменту прочтения этих строк уже стала моей любимой в полном смысле этого слова, поскорее закрой ушки и глазки, потому что Читать далее...

На закате нашей другой Европы, наша уже неюношеская по годам самоуверенность достигла своего апогея. Вся хуйня, естественно началась с того, как это всегда происходило, что мне, видимо, голову напекло, и я, словно Жанна Д’Арк, подумал что-то типа того: кто же, если не я (мы)! И тут же давно зреющее во мне недовольство, вылилось в четкую вербальную форму. Я понял, что я революционер. Что сама судьба ставит меня на это место и заставляет взять в руки все самое лучшее и качественное интеллектуальное оружие, каковое находится в пределах досягаемости моих сверхзвуковых мыслей.
Я всем объяснил, как это охуительно со всех точек зрения выпускать собственное периодическое издание, одноименное с нашим музыкальным товариществом. Как клево было бы его разрастить до уровня какого-нибудь «Птюча» и всем все объяснить, ибо не понимать, как мы и наши творческие собратья по разуму охуительны, можно только по незнанию. И Кошеверов наш, ныне в этом самом вышеупомянутом «Птюче» работающий, тоже быстрехонько в редколлегию вошёл. И скоро уже первый номер вышел, к которому я следующее предисловие накатал от всей, что называется, все-таки не иначе как попсовой своей душонки: Читать далее...

После того, как я перестал искать непосредственных удовольствий в искусстве и стал охоч до удовольствий опосредованных, путем сужения собственной эмоциональной сферы до перманентного извращенного секса (а если ты получаешь кайф от любого рода общения, то это уже по моим представлениям есть не что иное, как секс); то есть, после того, как и в музыке я тоже стал получать кайф от обретения чувственного знания о чужой творческой (авторской) душе, путем осмысления всяких семиотических фишек и перевода их на язык эмоций и чувств, ещё довольно долгое время сфера моих потребительских интересов не выходила за рамки рОковой, а в лучшем случае джаз-роковой традиции.
То есть, я упивался «Аукцыоном», «Звуками му», «Аквариумом» наряду с «King crimson», ранним «Pink floid», «Gong» и прочим многообразием, в то время как огромное языковое поле большой взрослой и многовековой музыки вообще, то бишь симфонической и пр., оставалось мной невостребованным.
Однако, будучи человеком глубоко испорченным хорошим общегуманитарным образованием, и студентом-филологом, заебанным самой по себе темой Языка и Формы выражения, которая тоже суть Язык и ничего боле, уже через несколько месяцев, после того, как я врубился, благодаря тому же гребаному «языковому» мышлению, в систему соответсвий и коммуникационных траншей между разными видами искусства (а, надо сказать, проблема, еб твою мать, «синкретизма» заворожила меня ещё в то время, когда я впервые узнал это слово, каковое несчастье случилось со мной ещё в районе четырнадцати-пятнадцати лет, и я даже собирался в своем девятом-десятом классе накропать научную работу об этом ебаном синтезе искусств на материале, не смейтесь, питерского рока), мне стало казаться, что вся рок-культура – штука, безусловно, презабавная, но, извините, весьма ограниченная, и на этой, блядь, рок-культуре «до самой сути» чего-то, наверно, все-таки не дойдешь, сколь ни старайся.
Я начал слушать другую музыку и первым был Читать далее...

(Я только что вернулся из гостей от семейной пары своих не-друзей и бывших других оркестрантов. Я ужасно люблю их, и это чистая правда, чище каковой не припомню из жизни ещё более других известных мне по другим каналам персонажей, но... Сколь угодно много и искренне способен я хохотать в нашей старой, проверенной временем тусовке, сколь угодно на что способен я в нашей старой, проверенной временем тусовке, но... Я один всегда. Как же я устал быть один, а ещё жить целую вечность, и никогда во всей этой вечности, блядь, не буду я не один. Люди могут любить друг друга и жить бок о бок тридцать лет, но всегда оставаться одинокими. Лучше даже сказать, что по другому они просто не могут, потому что им не дано. Пиздец всем цивилизованным котятам! Я не знаю, как так вышло. Помнится, так было не всегда. Я до сих пор не могу, да уже и не хочу разбираться, кто виноват в этом. Никто не виноват. Иногда мне кажется, что просто времена изменились, а иногда болезненно ощущаю я, что меня просто элементарно предали, то есть просто никогда и не были моими единомышленниками. Что тут поделаешь? Неужели я виноват в том, что когда мы вместе играли, это не было для меня игрой, потому что я был взрослее и тоньше чувствовал этот ебаный мир, и если чего говорил то, не потому, что был юн и так далее, а потому что от и до создан Богом только для того, чем жил и сейчас живу. Неужели я виноват, что не понял сразу, что это только у меня была взрослая жизнь и взрослая ставка, ещё более, как водится, превосходящая первую, а у остальных оркестрантов было детство, юность и развитие за мой счет? Видит Бог (ведь, правда же, ты все видишь. Ты ведь не слепой. Это уж слишком страшно. Не всегда добрый, если не сказать злой, да ещё и слепец!), я в этом не виноват. У меня это не было детством. У меня это была работа. Я никогда, ни на секунду не думал, что развлекаюсь. И простите меня за то, что вы считаете меня плохим другом. Вы же понимаете, что вас раздражает во мне только одно: то, что я всегда и везде и во всех ситуациях не позволяю себе забыть (или это Папа мне не позволяет), что я здесь, на этой земле для того-то и того-то; я всегда помню, что я твой, Папа, резидент в этой ебаной поебени земной, что я работаю на человечество. И ты прости меня, Добриденечка, что мне всегда, Читать далее...

(ХОТИТЕ ЗНАТЬ, О ЧЕМ НАПИСАН РОМАН НИКОЛАЙ-ГАВРИЛЫЧА «ЧЁ ДЕЛАТЬ?» ОН НАПИСАН О ТОМ, ЧТО В ЭТОМ МИРЕ НЕТ НИЧЕГО, КРОМЕ ПОШЛОСТИ, И С ЭТИМ РЕШИТЕЛЬНО НИЧЕГО НЕ ПОДЕЛАЕШЬ! Был бы он жив, он бы вам, потомкам, блядь, подтвердил, что я прав.)

Все четыре года существования Другого Оркестра я представлял себе смысл своего и нашего музыкального творчества в том, чтобы создавать так называемое в физике «поверхностное натяжение» на говёной жидкости бесмысленной человеческой жизни. Отсюда и склонность к минимализму, само существование какового представлялось мне обусловленным открытой мной аксиомой, что всё – говно, и всё всегда одно и то же. Как и откуда все это вытекает – мне объяснять невъебенно лень, но можете быть уверены, что у меня все логично на ваш манер.
Я представлял себе весь этот окружающий пиздец в виде темной мутной и ледяной воды (видимо, Юнг прав, рассматривая образ воды как символ подсознательного начала), а нашу музыку я, соответственно, мыслил как тонюсенькую корочку более чем хрупкого льда, на который лучше только смотреть, и боже упаси наступать, ибо это конец. Так мы и жили.
При этом мы, разумеется, были молоды, и потому Читать далее...

Осознание того, что ВСЕ БЕСМЫСЛЕННО, пришло ко мне холодной зимою тысяча девятьсот девяносто третьего года, на пороге собственного двадцатилетия. Я очень отчетливо помню, как это случилось. Я ехал из Бирюлево, от Вовы с Сережей, ибо Другой Оркестр к этому времени уже активно работал над тем же, над чем ранее мне приходилось трудиться в одиночестве. В тот, первый год нашего существования, мы усердно пытались если и не найти Абсолют, то по крайней мере синтезировать его в своей творческой лаборатории.
Так вот, я ехал домой и обостренно охуевал от тревожных предчувствий, что ещё несколько минут – и я все пойму про этот ебаный мир. Так оно и случилось: Читать далее...

С таким вот стрёмным по жизни настром я вошёл во взрослую жизнь, женился на Миле, поступил на филологический факультет, хотя и не в Университет, а в Пединститут, на что, в свою очередь, была у меня довольно веская причина. Я уже начал заниматься музычкой и понимал, что времени на нее требуется оченно много, и потому боялся, как бы в Университете его у меня не отняли больше, чем в Педе. К тому же, я не хотел идти в армию, потому что мне пиздец как хотелось соединиться в браке с Милой, каковую я в тот период Единственной Возлюбленной почитал, и ни для кого не секрет, что в Педе мальчикам отдается известное предпочтение, хоть я и имел все основания не сомневаться в своих филологических талантах. Рисковать было нельзя.
Моя бурная и совершенно моногамная личная жизнь того периода постоянно подталкивала меня к новым глобальным и религиозно-философским выводам. Так, например, впервые я по-настоящему охуел, когда оказалось, что Читать далее...

Вот я сегодня перечитал все, чего я тут накарябал, своими кривыми ручонками – местами безусловно скучновато, но с другой стороны, есть и более скучные вещи в разнообразном мире отечественной и мировой литературы. Так, например, бОльшую мудню, чем Толстый Лёва с его бесконечными воскресениями и Ясными Полянами, и придумать-то сложно.
Кстати о «Воскресении». Читать далее...

Вот, так сказать, песня всей жизни!!!
Сочинил я её примерно ровно 11 лет назад. Понятное дело, что аранжировок было не меньше десятка; и вживую и не вживую и в полной электронике и частично.
Пели её за всю историю четыре девушки. Некоторые далеко не по одному разу :). За это время мне пришлось подучиться и звукорежиссуре и даже игре на гитаре. 11 лет - большой срок. Переделывать точно не буду больше никогда. Зуб даю! :)
Итак-с,

пр. "Новые Праздники" "ПОЙДУ ЗА МОРЯ И РЕКИ!.."
Поёт Катерина Тураева.

Говорят, что ты заболела, хотя, конечно, я казнюсь, что из-за таких пустяков, как наруливающаяся с неукратимой силой Любофф, я позволил себе воспользоваться твоим рабочим телефоном. Но на твоем домашнем номере тоже никто не отвечает на призыв моего тоскующего рыжего сердца. Разве что только сколь нельзя вежливая девочка Ты «автоматически» рекомендуент оставить сообщение. Но ведь не сообщать же тебе, что я тебя люблю и хочу!
(Я так хочу, чтобы ты мне сама позвонила! Но вместо тебя мне только что позвонила моя первая жена Мила. Читать далее...

Сейчас у меня нет бытоописательного настроя. То есть, если можно так выразиться, мой жизнеописательный настр стрёмен. Гораздо более интересно мне попиздеть об С. Я ей токмо что звонил. Если она ко мне чего-нибудь чувстствует, то фишку рулит грамотно, как еб твою мать. Это же надо уметь, развести такую умудреную дерьмом штучку, как я, на какие бы то ни было действия! Ты, любимая, охуела! То есть, если, конечно, ты что-нибудь ко мне ощущаешь, то ты, любимая, совсем охуела! Как же ты беспроблемно разводишь меня на всякую такую хуйню со звонками и с двусмысленными телефонными разговорчиками о том, например, как сильно я жажду с тобой чаю попить. Что называется, «выпьем, покурим, посмотрим кино...» Ты, любимая мной уже весьма горячо, совсем охуела.
Блядь, мне не двадцать лет, чтобы так ухаживать за девочками! Ты чего, не понимаешь, что ли? Экое же ты чудо! Блядь, и это ведь надо так ни с того ни с сего недвусмысленно напороться на столь знакомые грабли! Ты охуела, любимая моя дорогая! И ведь такое чудо при энтом ты! Куда мне деваться? Куда преклонить, извините за грубость, головку? А, С? Как думаешь ты? Читать далее...

Ну так вот, стало быть! Хуячили мы этот ёбаный ремонт, клали плитку, меняли трубы в ванной, устанавливали душевую кабинку, белили в больших количествах потолки, клеили обои, вешали люстры и чего только не делали мы под это вышеупомянутое (уже неделю назад упомянутое, ибо все это время несвойственный мне ранее страх перед рукописью не давал мне сесть за компьютер) «Русское радио».
А надо сказать, что попса мне вообще всю жизнь не давала покоя. В той или иной форме, но покоя опять-таки никакого. Видимо, и розовые грёзы мои о семейном простом человеческом счастье – тоже лишь порождение моего вечного стремления к попсе, которое по всей вероятности никогда не Читать далее...

Я предлагаю вам плавно вернуться к нашей основной теме и от нашего первого ремонта с Сережей перейти аккурат к последнему, с которого, собственно, мы и начали.
А ремонт этот длился целых три месяца и благодаря ему я и купил себе тот самый компьютер, который, как вы понимаете, ещё больше, чем любая бумага, стерпит, чем он, компьютер, который я назвал «Любимая», и занят в данный момент. У меня, блядь, получается прямо не компьютер, а какой-то, блядь, страстотерпец!
Поначалу мы с Сережей молчали, ибо оба переживали смерть
Другого Оркестра, просуществовашего все-таки без малого Читать далее...