с горечью, с горечью и отвратительным чувством безысходности, и не менее отвратительным чувством планирования несбыточных действий, я шла сегодня домой, по 30-градусной жаре. было так жарко, что я насквозь промокла в своей обтягивающей майке. красивой майке в замечательную полосочку. я прикладывала к груди и шее банку холодной колы, пытаясь немного охладить разгоряченное тело. единственное, о чем я думала в этот момент - сколько хачей посмотрело на меня в ту самую секунду, и как бы мне поправить плохо надетые трусы. от неприличного внимания, тупых взглядов и хамского поведения, мне всегда хочется плакать. я обречена на публичное любование, в котором никогда не было моей заслуги.
я шла и в моей голове рождались гениальные мысли, замечательные строки и настоящая картина.настоящая в смысле времени. я и жалела о том, что не могу сейчас записать свои мысли, а придя домой, весь мой пыл утратится, и я уже попросту не смогу воспроизвести все то, что я могу пережить, пройдясь по улице в 30-градусную жару. вокруг меня всегда 30-градусная жара.
я сразу стала думать о том, что когда я, наконец, распрощаюсь с оставшимися моими комплексами- в духе боязнь того, что кто-то застукает меня, пока я изливаю свою душу на бумагу. с детства мои предки сначала умилялись, когда палили, что я что-то строчу в своем дневнике, врываясь в мою комнату, потом были недовольны, и говорили, что это все бездарные мещанские привычки, и что я лучше бы почитала.
я стала писать все на листках, потом сжигать. потом я все же завела толстую тетрадь и нарисовала там хуй и сиськи. мне стало противно и я бросила ее за какой-то предмет мебели. мне было 8 лет.
через несколько дней ее нашел брат и мама, когда темины ноты упали за тот же предмет мебели. брат кинул в меня тетрадь и рассек мне бровь. в принципе, если бы я не подписала эти рисунки: "писюн и груть" , выплеск отвратительных детских депрессий на листке бумаги, то возможно , никто бы и не догадался, что на них изображено.
мама не ругала меня, но стала пристальнее за мной наблюдать. с тех пор мне вообще не покупали красивые тетради. и толстые тоже.
потом, когда я немного подросла, и мне было уже 12 лет, я сама стала покупать себе ежедневники и дневники, там я писала стихи и рассказы, а еще всякий бред о настоящем и будущем. и все они начинались одинаково, и внутри содержали одинаковые истории из моей жизни, где только менялись имена действующих лиц. тогда предки кричали на меня, что мне нужно читать книги, и теперь уже они сжигали мои тетради.
я стала читать книги. надо заметить, что это был не плохой совет, только он был преподнесен неверно. я прочла всю домашнюю, школьную и районную библиотеку, от стихов агнии барто до исторических архивов. мне все было интересно, и некоторые книги я не хотела отдавать, потому что частенько влюблялась в героев той или иной истории.я хорошо помню тот день, когда бабушка прятала от меня "Лолиту" Набокова, и как потом я нашла ее и сделала для нее обложку, чтобы бабушка думала, что я читаю Тургенева. потом я прочитала тургенева. образ аси и лолиты наложились друг на друга и получилось нечто похожее на меня. только я живая, и скоро я умру от рака.
когда я перестала читать что-либо, кроме современников в духе Франсуазы Саган и Чака Паланика, мои родители сначала стали говорить, что я веду себя, как избалованная девчонка. потом, что я стала вести себя как беспризорница, потом как пту-шница, потом как шлюха. потом они сказали мне, что я мещанка. и что мой брат, который сделал чудо, и путем упорных занятий и усилием воли поступил в консерваторию, просто замечательный ребенок, и, видимо, это они виноваты, что как-то раз недоглядели за мной, и я совсем перестала быть похожей на них - интеллектуалов, аристократов, интеллигентов. все учились на отлично, мать закончила с отличным дипломом, а брат в 9 классе учился на одни пятерки, в то время как я в своем одиннадцатом получила всего 2 пятерки - по физкультуре, на которую не ходила вообще, и мхк.
я - одно сплошное пятно на чистейшей репутации моих родителей. на чистейшей репутации моей бабушки в ее небольшом городе. когда я залетела, в 14 лет, и сказала об этом своей тете, а она на поминках своего собственного отца поделилась этой новостью со всеми многочисленными родственниками, я стала сплошным пятном разврата и деградации на чистейшей репутации моей родни.
теперь я ни с кем не общаюсь из родственников. моя бабушка до сих пор не подходит к моему рабочему столу и никогда не трогает мою сумку, даже если я бросила ее на пол. просто два года бесконечных криков и истерик наконец подействовали. тем более ей самой не хочется увидеть там что-то в духе противозачаточных таблеток или фаллоимитатора.
я сижу в вагоне метро, и чувствую, как ОНИ смотрят на меня. если я открою глаза, их взгляды на секунду еще будут на мне, а потом будут поспешно овтедены в другую стороны. бывают и такие, которые после длительного рассматривания, не отводят взгляд, а нагло переводят его еще ниже. тогда я склонна закричать, встать с места и ударить этого человека. а еще лучше убить.
есть такая особенность - если человек не смотрит на тебя в упор, значит ты можешь разглядывать его сколько тебе угодно, чего бы ты никогда не сделала, в обратном случае.
сегодня, когда я шла домой из университета,и думала о том, что в моей голове рождаются гениальные фразы, мои черные волосы стали настолько мокрыми, что прилипли к шее. дико неприятно. я смотрелась, как дохлая ворона, после дождя, или как 14 -летняя цыганка, живущая в браке уже несколько лет.
когда я иду по дороге, я не могу думать ни о чем, кроме людей. в принципе, это единственное ради чего я живу. больше всего на этом свете мне интересны люди. мне интересна твоя реакция, когда ты читаешь это.
мне интересно, почему люди идут куда-то, почему у этого человека такие ногти. как та девушка может не замечать того, насколько она безобразно одета. о чем думают эти люди, глядя на меня. но чаще всего я думаю о том, что почти все, кто ездит в метро, или идет по улице, думают о своих проблемах и делах, и есть единицы( я таких встретила человека 2-3) думают о том же, о чем и я - о своих соседах по вагону. дело в том, что я не просто так думаю. я вижу мысли людей. если не что-то конкретное, то уж направленность мыслей точно. а картина мыслей человека, думающего о других людях, интереснее всего, и она - слишком сильно отличается от остальных, чтобы ее не заметить.
изучение людей, их рефлексов и реакций - нет ничего более интересного. но больше всего меня
поражает то, что я ставлю себя выше этих людей. хотя я втайне догадываюсь почему - просто они не могут знать, о чем думаю я. я всегда привлекаю особое внимание, но я умею делать так, что любой пристально разглядывающий меня человек, потом вообще не будет смотреть на людей и поднимать глаза выше уровня своих туфель.
когда родители выбросили книгу Набокова, а Франсуазу Саган мне не возвращали уже года два, я узнала, что они даже ни на минуту не переставали сомневаться, что я талантливая девочка, умная и уникальная своим развитым умом и широким кругозором. поэтому я безусловно поступаю на журфак мгу.
несколько лет горьких слез и обид, рваных запястий и волос, оказалось, стоили пары фраз. ведь они просто хотели подбодрить меня словами в духе: " ты ведешь себя как малолетняя шлюха", "мне стыдно за тебя, ты позоришь нас всех" , "посмотри на себя ! в кого ты превратилась?! я тебя не узнаю!" я воспринимала все так, как и следовало, после чего я действительно заливала свое загубленное детство литрами спиртного в компании безобидных мальчишек. и взрослых мужчин.
когда я не поступила на журфак ничего не изменилось, только аттестат о среднем образовании горел клеймом на моем лбу. и родителям ничего не оставалось, как понукать меня этим, и теперь уже сжечь ноутбук.
год назад я думала, что заразилась вирусом ВИЧ, честное слово, лучше бы я умерла уже тогда. но, к сожалению, молитвами бедных, самоотверженных невест господа нашего о жертвах СПИДа, я бы попала в рай, где мне пришлось бы сначала, рассказать о всех своих грехаха детства - о воровстве, об алкоголизме, о наркотиках, о сексе, о вандализме, и о ненависти ко всему человечеству. просто я стала замечать за собой, что слишком часто стала говорить про себя:" я ненавижу людей".
иногда у меня бывает такое, что мне хочется почувствовать одно - одиночество, чтобы заняться любимым делом - анализом и исследованием. а еще самоанализом. и просто почитать, и привести в порядок свою голову, иначе она становится похожей на мою сумку - мои подруги боятся лезть туда рукой, думая, что их кто-нибудь укусит. зато в мою сумку можно кидать мусор, который я не могу позволить себе выбросить на асфальт, если по близости нет мусорки. я вообще одна большая помойная яма.
недавно, примерно месяц назад, я дала что-то в духе обещания вечной преданности и самоотречения. так вот, благодаря этому, я успешно стала бороться с интернет- болезнью. теперь я нуждаюсь в нем лишь для того, чтобы посмотреть проезд до той или иной улицы.
я ненавижу людей. я всей клеточкой моего одноклеточного тела ненавижу порой каждую клеточку многоклеточных людей. я лишь чувствую сострадание к больным старым людям и бомажам.
еще больше я ненавижу россию. еще больше я ненавижу планету земля. но еще больше я люблю этот мир.
когда я порвала все свои связи, то, наконец, стала уделять внимание себе. я, правда, балансирую между "толстой доброй тетей ксюшей" и между " девчонкой из соседнего двора, с которой тебе никогда не познакомиться". но это стоит того. лучше я влюблюсь в свое отражение, чем буду подчиняться кому-то и быть большим дядей герасимом. таким большим и таким любимым. порой я ненавижу и себя. но больше я ненавижу свои гены.
после того, как я сделала анализ на ВИЧ, и он оказался отрицательным, мир вокруг будто заново родился. зато мой внутренний мир точно умер. и похороны его были такими же жалкими, как хоронят безвести пропавших людей за счет правительства. маленький гроб из субматериала - уже где-то использованных досок, и земля на окраине кладбища.
одна яма, и гроб тяжело рухнет, разбившись о ее дно. и вот пару лет, и тело совсем сгниет в полураскрытом ящике, съеденное червями и кротами. совсем как мой внутренний мир, и так постаревшее мое внутреннее "я".
зато совсем скоро я нашла признаки доброкачественных опухолей. по женской части. я сразу рассказала маме, расчитывая на такую же ее оперативность, как в случаях летних распродаж. однако мои еженедельные упоминания об этом, после вечернего душа, продлились год. возможно мама боялась, возможна просто не хотела возиться с этим всем. и вот ,наконец, убедившись еще несколько десятков раз, что все в моей жизни, что связано с мамиными действиями никогда не будет выполнено в срок и полностью, я сама обратилась в больницу, и узнала, что у меня рак. опухли за год стали злокачественными. я стала чаще падать в обморок, особенно в жару, я стала больше потеть и мне стало тяжело ходить. а еще мои кости постепенно разлагаются в еще живом теле. самое замечательное, что мои родители до сих пор об этом не знают, и моя смерть станет потрясающим сюрпризом для них.
а пока я сижу, и пот испаряется с моей кожи, с моих загорелых плеч и убийственных сисек, я уже начинаю мерцать, а мое сердце после двух бешеных толчков замирает на 3 секунда, и вновь судорожно сглатывает, трепыхаясь и потом снова замирая. ровно на три секунды.
самое пародоксальное, что я очень люблю свою маму, мою масянечку, и своего брата. я очень люблю своих бабушку и дедушку, хоть и предпочитаю не видеться с ними.
сейчас мама специально окликает меня каждую минуту, чтобы я не строчила свои бездарные глупости, аргументируя это тем, что я должна помочь ей передвинуть мебель. и это в 12 часов ночи. каждый раз я с усилием встаю, и наступаю на прищепку, корчусь от боли, и почти вслух матерюсь. передвигаю кресло и сажусь обратно, сосредотачиваясь с мыслями. в этот момент мама снова меня окликает. с ее наигранной интонацией невинного недоумения. она просит о помощи. я не могу ей отказать, я дала слово, не портить ее нервы. я спрашиваю ее, специально ли она меня беспокоит. она начинает обиженно ныть, что я уже два часа сижу за ноутбуком и совсем с ней не общаюсь. на самом деле она просто бесится, потому что с самого детства в моей семье всегда было известно, что я не могу заниматься ничем полезным. разве что писать свои бредни. а этого они терпеть не могут. ведь если спросить у меня в такой момент что-нибудь, я ни за что не отвечу. просто я не слышу ничего вокруг. тогда меня тормошат за плечо и спрашивают, слышала ли я что-нибудь из того, что мне только что сказали, я отвечаю, что нет. тогда все начинают дико злиться и орать. и сил у них повторить во второй раз уже не хватает. ведь каждый хочет быть выслушанным. чаще всего мы задаем вопрос как дела? только для того, чтобы спросили о наших делах.
поэтому в моей семье принято запрещать мне садится что-то писать, что-то читать, где-то гулять, и куда-то лезть. ведь я журналист, и эти вещи мне строго противопоказаны. еще меня надо все время упрекать моими незаконченными художественными школами, музыкальными школами, балетом и лепкой, кунг-фу и троешным аттестатом.
а потом говорить мне на ночь, что я у них самая любимая, самая талантливая. самая умная девочка.
просто они еще не знают, что совсем скоро, они получат свой сюрприз, в розовой обертке. или красной.
