Все началось тогда,когда совсем еще юная принцесса влюбилась в простого деревенского парнишку. Обычное дело, разумеется, у кого из принцесс не бывало.
Она смеялась и называла его своим рыцарем, а он смущался очень и даже краснел. Он любил спрятаться за широкой елью и шпионить - смотреть, как она легко шагает по дорожке и цветы с травами собирает. А она его не видела, напевала что-то своим звонким, детским голоском и смеялась иногда без причины.
Само собой, были у принцессы мать и отец - король с королевой - которые о любви ее к деревенскому дурачку знали, и,разумеется, не одобряли. Король так вообще вне себя был от гнева и поклялся парня убить, если тот ему на глаза попадется. Принцесса испугалась,расплакалась и видеться с возлюбленным перестала, чтобы того от отцовского гнева сберечь.
А юноша и не навязывался, потому что скромным был уж слишком. Только улыбаться перестал почти и по-прежнему за принцессой следил, когда та на прогулку выходила. А она иногда замечала его краем глаза и сразу ей становилось светло и радостно.
Однажды король на охоту поехал через ту же рощу, где принцесса гулять любила. Увидел тогда король парня, в кустах прячущегося, за шкирку взял и утопил в ближайшем озере. Тот даже и сказать ничего не успел,так растерялся.
Принцесса продолжала по роще гулять,но не видела больше юркой тени, всегда следующей за ней по пятам. А потом король сам ей сказал, что с парнем случилось.
Каждый день приходила принцесса к озеру - оплакивать юношу, да только вот через какое-то время родители ее замуж выдали за заморского принца. Держал ее муж за семью замками, и одну на улицу не выпускал.
А потом вот что случилось - кто бы ни приходил посидеть на берег того озера, всем вдруг так становилось грустно, что слезы сами из глаз ручьем лились. А озеро потом так и стали называть - Горе-озеро, и люди его старались обходить стороной.
Шло время, и стали те места совсем дикими. Плохая слава о Горе-озере по всему королевству разнеслась, и только изредка туда приходили зеваки - стояли и издалека на знаменитое озеро смотрели. Да и они туда наведываться перестали,когда однажды увидели дряхлую старуху в белом платье, которая в озеро то зашла и больше не вышла.
***
На берегу синего-синего моря - просто очень синего, без волшебных золотых рыбок и даже без ужасных чудовищ морских - жили-были старик со старухой. Редко заплывал в те края случайный корабль или путник захаживал, только дикие звери и птицы облюбовали стариковскую хижину, понаделали себе нор рядом да гнезд на крыше посвивали.
Старуха обычно вставала ни свет ни заря и гуляла по кипарисовой роще, а потом на лавочку покосившуюся садилась и смотрела на море. Думала о чем-то,наверное, а может даже мечтала.
А старик слышал,что старуха проснулась, и тоже вставал тихонечко да из дома выходил следом за ней. Садился с трубочкой на крылечко и смотрел на маленькую сгорбленную фигурку, медленно бредущую вдоль высоких стройных деревьев. И детская совсем улыбка смотрелась печально на морщинистом старом лице.
А вечерами они вместе сидели на веранде и пили горячий травяной чай. Молчали, иногда только старик мог сказать, что, кажется, холодает. А старуха улыбалась и кивала в ответ, плотнее кутаясь в ветхую шаль.
А потом,когда было выпито кружки по две чая и на море появлялась дрожащая лунная дорожка, старуха тихонько клала свою руку поверх стариковской. А он улыбался и проводил пальцами по ее мягким, совсем белым волосам.

Маленькая птичка смело села в мою ладонь и стала клевать хлебные крошки, то и дело резко вскидывая миниатюрную головку, оглядываясь. Я замираю, стараясь и дышать-то как можно тише. И что-то такое до боли летнее врывается в меня - я дышу, чувствую, живу этим неожиданным, но долгожданным летом, и все кажется вдруг совершенно реальным, но от этого не менее восхитительным.
И появляется какая-то девочка, весело убегающая от волн по золотистому горячему песку, и она смеется, и босые ее ноги движутся легко, словно и не ступая на землю. И я люблю ее, наверное, всем сердцем, и подхватываю, и кружу, наслаждаясь шелковой прохладой ее платья и жаром раскрасневшихся нежных щечек. Она запрокидывает голову и смеется - солнечно, легко. Смеюсь и я - громко, грубо, от души. А потом мы заваливаемся на песок и говорим о чем-то совершенно неважном и нелепом, и глупо смеемся, и я то и дело зачем-то убираю непослушный белокурый локон с ее лица, а она смешно жмурится и целует меня в нос. И нам хорошо, и она
кладет свою руку поверх моей и жмет, давит, что есть силы. Что-то летнее дернулось в последний раз и затихло. И мне уже плевать на ту девочку и песчаный пляж, на влажный локон дурацких волос и на это потное и душное лето. Но птичку мне все равно жалко.

Я подавлена, даже скорее в очередной раз раздавлена.
МГУ отменяется, ибо напутала с экзаменами, которые начинаются уже второго. Не успею подготовиться, что совершенно очевидно. Но хоть схожу, ибо чего уж там...позориться так до конца.
Буду поступать в РГГУ, где, вроде как, филология на том же уровне, ибо российский государственный гуманитарный университет. Но туда я тоже скорее всего не поступлю, ибо на все филологические факультеты нужно сдавать английский, который я 99% не сдам. Как всегда, я слишком поздно начала суетиться.
Я затопила ванную. Полоскала белье и забыла, уйдя готовить еду к приезду брата. Потом захожу - а там натуральная баня. По лодыжку горячей воды.
Вытирала все это дело и грохнулась в обморок, чуть-чуть так совсем, немного ударившись головой.
Опять почувствовала себя совершенно глупой, бестолковой и ни к чему не годной. Куда-то пропало все рвение.
Один плюс - брат вернулся с моря. Черный весь, как всегда веселый, умный и красивый. Он классно фотографирует, некоторые кадры просто потрясающи. Я так никогда не смогу.
Вот так вот.

Она сидела в своем легком зеленом платье на большом сером камне, а ее волосы картинно развевал ветер. Я еще подумал тогда, что она очень похожа на русалочку из книги. Настолько похожа, что это даже кажется смешным.
- Ты ведь знаешь, что ты похожа на русалочку, правда?
Она засмеялась, запрокинув голову.
- Знаю. Потому и сижу так.
- Зачем?
- Я скучаю по сказкам. Я скучаю по детству. Я скучаю по замку из песка и стрекозам-эльфам, иногда роняющим свои переливчатые крылышки на мокрые камни. Я скучаю по той задумчиво-грустной девушке, сидящей на камне у моря и ждущей своего принца. Я скучаю по печальной песне морской пены, бьющейся о борт воображаемого корабля. Пафосно звучит, правда? Слова всегда все портят...
Я вспоминал. У меня в детстве никогда не было всего этого - эльфов и замков из песка, русалочки и корабли были лишь страницами потрепанной книжки. Мне было странно все это слышать от нее. Это было так по-настоящему, что казалось наигранным, глупым.
- Ну, это все в прошлом. Ты уже не ребенок, не время жить сказкой. Да и русалочка давно умерла, если и была она.
Девушка соскочила с камня и бесшумно пошла вдоль берега, оставляя следы на мокром песке. Она то и дело наклонялась и касалась рукой воды. Казалось, капельки воды на руках волновали ее больше всего на свете.
- Ты смешной. Ты ведь не веришь и не верил, правда? Да и как ты мог верить, если не видел. А я была там, я жила этим всем, чувствовала. И ждала - безропотно, терпеливо.
Я разозлился. Я всегда злюсь, когда она начинает так театрально говорить эти глупости.
- С тобой просто невозможно. Я не люблю этот твой тон и эти твои вечные бредни, в которые ты и сама не веришь, но все пытаешься как ребенок свои фантазии втемяшить в чужую голову. Я пойду...а ты, как намечтаешься вдоволь, возвращайся.
Я ушел, а она грустно посмотрела мне вслед. Так картинно-красиво.
Вечером она не вернулась домой.
На следующее утро я пошел к морю, заранее отработав гневную речь.
Она сидела на том же месте. Волосы слиплись от морской соли, а платье покрылось белыми пятнами. Пустое, ничего не выражающее лицо.
Ее рука лежала рядом с разрушенным замком из песка, скорее напоминающем детские куличики.
Она посмотрела на меня - спокойно, без намека на былую театральность, и сказала спокойным, умеренным голосом:
- А ты знаешь...ведь принц просто не верил в русалочек, потому и пришлось ей стать человеком. Пойдем домой.