Сколько нас таких, утонувших вдруг? Захлебнувшихся декабрём? Старый год умирает, мой юный друг, разве вспомним потом о нём? Как зима забиралась в колючий шарф, целовала тебя в висок… ты выходишь во двор, никуда не спеша, и подводишь опять итог:
ничего не осталось в сыром нутре — ни влюблённостей, ни огня, будто разом прозрел, постарел, сгорел, будто выцвел и полинял. Будто в самой грудине завёлся сплин — ледяной белоснежный ком. Ты выходишь из дома. совсем один. но от этого — так легко…
Никаких тебе рук, что ласкают и врут, никаких тебе глупых клятв, потому что привязанность — это спрут, и в укусах его — лишь яд. Потому что привязанность — это хмель, это узел, хомут, клеймо. это бойня, расстрел, самосуд, дуэль. это город, больной чумой.
Так что слава зиме, вымывающей хворь, словно пенистый океан. Забывай это всё — не лелей и не холь, не тревожь заживающих ран.
Всё проходит. и вечер опять горит светом окон, чужих гирлянд. И дома будто в пепле, и снег летит, и случайный прохожий — пьян.
Сколько нас таких, утонувших тут? Захлебнувшихся декабрём? Ты идёшь, но меняется твой маршрут — с каждым годом и с каждым днём.
(с) Pola (Полина Шибеева)