Сегодня вот уже вторую субботу как я заявилась в школу к девяти – на сей раз ради окружной олимпиады по литературе; в холле меня встретили собратья по защите чести школы, Жизнь Победовна Вита Викторовна и завуч, которую прикололи мои перчатки без пальцев. Ждали, пока все не соберутся; вскоре пришла Аня, и, когда выяснилось, что ни она, ни я с Валей вчера по поводу олимпиады не связывались, Аня начала Вале названивать на мобильный из опасений, что информация до неё так и не дошла. Валя не отвечала, и Вита позвонила нашей классной, разбудила и заставила позвонить Вале на домашний, но и тот молчал, и мы решили выдвигаться без неё. Валю в компании Насти и пришедшего в гости Макса мы удачно встретили в метро и после её колебаний, с ними пойти или с нами, утащили её с собой. Вита повезла нас от Цветного до Третьяковской через жопу, с тремя пересадками, и там мы вышли снова на Ордынку, только с конца, противоположного тому, на который мы выходили в прошлый раз с Кропоткинской. Неподалёку от Всехскорбященской церкви оказалась очередная пафосная современная школа с большим двором со скамейками, большими холлами с креслами и пальмами на каждом этаже и неизбежным большим аквариумом на первом – именно там нас и ждали, а именно – на четвёртом этаже в немноголюдном кабинете с видом на крыши. Нам достаточно быстро раздали распечатки с заданиями – как обычно, одно на анализ стихов («Конь» Пушкина и «Конь» Языкова), другое на анализ прозы («Танька» Бунина); борясь со сном, я несколько раз перечитала тексты, начала писать про «Коней», когда многие уже заканчивали, а когда добралась до Бунина, проснулась окончательно, и «Остапа понесло» - всё-таки я его очень люблю, и его произведения в духе «Антоновских яблок» всегда были одним из моих коньков (простите за тавтологию в предложении). Отстрелявшись со всей писаниной за два часа из предлагаемых шести, я попрощалась со своими, сдала работу и под перезвон замоскворецких храмов и скорую прохладную морось потопала обратно к метро, откуда доехала до дома. Там – как обычно, пострадать ерундой, пообедать, затем снова вывалиться на свет, точнее, полумрак Божий, и пора в путь-дорогу: на маршрутке до метро, на метро до Юго-западной, худо-бедно выспавшись в пути, неспешным шагом до любимого театра. В театре – купить программку, посидеть до второго звонка в буфете с книжкой, завалиться в зал для удовольствия два часа лицезреть «Царя Эдипа» - премьеру лета 2007 года.
Сие хрестоматийное произведение Софокла – не только находка для Фрейда, но и одна из наиболее тяжёлых трагедий в античной драматургии. Помимо трёх неизменных составляющих любой классической древнегреческой пьесы – убийств, секса, злого рока – в «Царе Эдипе» можно найти ещё и мотив свободного нравственного выбора. По воле богов Эдип расплачивается за осознанный грех своего отца Лая – похищение из любовных побуждений чужого сына – своими неосознанными преступлениями: убийством отца и брачной связью с матерью. Ни небесная, ни людская кара не настигает его после осуществления проклятия, которому некогда был предан Лай: непреднамеренное не наказуемо. Однако Эдип не оправдывает себя, не слагает ответственности, а наказывает себя сам с жестокостью, достойной всякого языческого громовержца: обрекает на слепоту и скитания вдали от Родины в попытках искупить свою вину, которую сам же считает неискупимой. Это ещё не библейская притча – но уже и не типичный миф, герои которого обычно предпочитают приносить в жертву справедливости других, а не самих себя. Сравнить с Эдипом можно разве что Прометея: оба с гордостью и уверенностью в своей правоте несут свой крест, не помышляя о мести, не разочаровываясь в роде человеческом. То, насколько страшно постепенное осознание Эдипом всего им содеянного и насколько страшна его казнь над собой, в спектакле видно отлично – Эдип Бакалова всё время пребывает на грани, на надрыве и через гнев, подозрительность, ужас, отчаяние приближается к катарсису, превратившему его из деспотичного правителя в неупокоенного пророка, похожего на старого моряка из поэмы Кольриджа. Для создания атмосферы погибающих Фив, в которых мечется истерзанный пророчествами царь, никаких дополнительных декораций и костюмов не нужно – достаточно одних эмоциональных ударов, почти физически ощутимых даже с последнего ряда, почти вжимающих зрителя в кресло своей прямолинейной мощью и безжалостно неприкрытой, достоверной искренностью. Эти удары усиливаются громкими столкновениями героев с металлическими перегородками – они со всего размаху натыкаются на них, когда слепота поражает душу, тогда как слепой провидец Тиресий, а позже – и слепой Эдип, будучи зрячи духовно, двигаются вдоль стен аккуратно и тихо. Но зачем вкладывать персты публики в окровавленные глазницы? Чему может научить современного человека беспримерный подвиг раскаяния? Ответ не находится – видимо, такие вещи ставятся из любви к искусству и смотрятся благодаря тем же чувствам: потрясающая актёрская игра, потрясающий текст, потрясающие музыка и освещение – а что ещё нужно? Качественные постановки – лучший способ познания драматургии, и покуда я советую познакомиться с Софоклом через призму режиссёрского восприятия Беляковича.
Спектакль закончился, я выползла из театра, дошла до метро, приехала домой, ввиду всех отвлекающих факторов начала писать рецензию только в час ночи и к двум часам уже почти закончила её… как вдруг, стоило мне напечатать строки об ослеплении Эдипа, как бац! – и я сама оказалась в кромешной темноте: в доме на считанные минуты вырубили свет. Их хватило на то, чтобы убить добрую страницу печатного текста, которую я ничтоже сумняшеся не позаботилась сохранить заранее – пришлось строчить всё заново, и вот – я прощаюсь с вами только на рассвете. Впрочем, завтра у меня есть шанс выспаться)
jacal)
Вложение: 
Вложение: