«Мое обращение в творчестве к Пушкину состоялось, конечно же, закономерно, как у каждого художника, но тот отправной момент, который потянул за собой все последующие циклы, серии, темы произошел на грани перехода в другую реальность. Все просто, без фантасмагорий и заумствований. В 1999 году, работая в Псковском драматическом театре художником-постановщиком и участвуя в выпуске спектакля к юбилею Поэта, я, по должностным обязанностям, покупал ткани на костюмы к спектаклю. И, по всей видимости, был настолько погружен в Пушкина, в его образы, в тему, что, глядя на отрезы ситца, вдруг увидел среди цветочных орнаментов выглядывающего Александра Сергеевича. Не было никаких сомнений в реальности происходящего.
  Серия работ под названием «Ситцевый Пушкин» родилась вся сразу в едином ключе. Так появился деревенский Пушкин, отдыхающий среди цветущих лугов Михайловского, бредущий по окрестным полям, коротающий длинные ночи с няней… И увидавший своего зайчика под падающим снегом из белого ситцевого горошка, и романтично встречающий барышню среди кустов сирени… Народный Поэт и народная ткань оказались настолько едины по духу, что произошло маленькое чудо и для художника. Я вдруг открыл для себя своего Пушкина. Увидел его в повседневной жизни. Без бронзы и монументализма, без пьедестала и недосягаемости. Но при этом он всегда Поэт…».