Не спишь, чудак? Письмо моё читай: “Мирок не рухнул. Всё феличита (за вычетом последнего учёта) Ты спрашивал в последнем - "как дела?" Скелет? Ношу. А крылья продала. Здесь нет людей для этого полёта. Работаю. Устроилась к ветрам. Вот подметаю небо по утрам и птицам в нём меняю батарейки и хоть мне все давно уже ясны, хожу в кино смотреть чужие сны
(спиной к экрану сидя на скамейке) Бывает к ночи зябко до костей, укроешься кусочком новостей, ты мне писал в последнем, что толково прочувствовать под темнотой светил, что ты себя ничем не защитил - ни книгой, ни кассетою Талькова...
В саду вчера повесилась. Вишу и думаю - зачем тебе пишу, болтаясь между не было и было? Пожалуй ускользну слезой со щёк, мне в магазин за сливками ещё… Ты представляешь я совсем забыла спросить… ну как же так… ну ё-моё... Как там обыкновение твоё? Пожалуйста вложи в конверт открытку - где у избушки два снеговика друг друга разлюбили на века, растаяли и прекратили пытку. Натырила снежинок в закромах. Они пойдут, их будет меньше. Ах, я отчего-то знаю, это - плохо. Почти что семь. Бегу уже. Прости. Осталось мне полнеба подмести, вот опоздаю, то-то будет хохот"
-
Чужое солнце в розовой чалме
ложилось спать. На беличьем холме
стояли тисы в ягодных погонах.
Мир ждал зимы, готовился всерьёз,
был лес пушист и холмик был курнос,
а поезд шёл из точки "А".... и вёз
оружие в запаянных вагонах...


© Ленка Воробей

Я память. Я окурок. Я курок.
Я бесполезность, стыренная впрок.
Я бинтик на царапине событий.
Прикладывай меня к нулю беды,
раскладывай на атомы воды
и запивай на утро (с дядей Витей)

Я каска. Сказка. Я мечты фланель,
я выродок, родивший эту мель -
не перевру глубин. Привет, Титаник.
Я сумочка, которая - сума,
я дамочка, которая - сама,
я лесенка, которая - с ума….
(прости, Паланик)

Я луг и речка, я придонный ил,
я надувной ребячий крокодил
и удочка, забытая на пляже…
Я страпелька на утренней росе
(и вкус речных костлявых карасей)
И никогда, и, может быть, и даже…

И вопреки, и в унисон лепнин -
я звук разбитых старых «пианин»,
похожих на подбитый остов танка,
бардак балконных клеток. Помоги,
найди меня - солдатик из фольги,
я там лежу…
(за трёхлитровой банкой)

Я никогда не вас не победю,
я дудочка, в которую дудю
пузырики любви своей. Заметь, как
я выхожу из дома. Ля Роше.
Во мне обычно соль и вермишель
и Че Гевара,
и никто,
и Петька.

Я облако, похожее на кость.
Я путник, гость. Я угощаю трость
своей ходьбой. Мне больно расставаться
с возможностью с постели встать. Я - дым
с утра в деревне над стеклом воды,
я родина, которой со среды
уже не сбыться. Сможешь оставаться

со мной? Ведь я… Я пулька бытия
(квартира в центре старая твоя,
перчатка, обронённая в подъезде…)
Не говори: нигде и никогда…
Пока видна последняя звезда
на небосклоне…
Это значит есть где….


© Ленка Воробей

Похоже, тогу чуть побила моль…
Не приказать ли выпороть служанок?
Мне, королю (седалищ и лежанок),
Ведь я король…
Король же я?
Король.

В расцвете, даже если малость сед,
кто возразит стальному игемону?
Молчите?
Так подайте цитрамону…
И трубку… и овечий светлый плед
на мрамор киньте. Мрамор холодит
псу моему брюшкО и причиндалы,
хоть и тепло, а всё не повредит…

Закутавшись в подбой (конечно алый),
латаю взглядом лоскуты двора:
«ужели б дождь… заела мошкара….»
Но прочен целлофан на горизонте…
Вот что с того, что я – Великий Понтий??!
Когда не победить и комара.

От мрамора – сопливый, сизый нос…
И от вина (чем я грешу безмерно).
Я ж человек….
Я человек?
Наверно…
И сам себе вполне могу вопрос.

Прислуги покатилась голова
в мозаику. Какая новость круга!
Делю её скорей на 22-
(из сволочей - я лучший сволочуга).

Всю жизнь стремясь в оливы, в богачи,
в иссохший зад кесарской саранчи,
(и чесноком вердикты заедая)
я, в приступе вины, икаю – «да… я…
мог быть бы дедом…»
Дедом?
Замолчи.

Плесните-ка мне в тазик кипятку…
Ногам не объяснишь каприз простуды,
как подвиг неизвестного Иуды
подлобному не скормишь завитку.
Весеннее…
Возложим же копну!
Почтим червей. В толпе их очень много.
Господь пасёт…. Но я его распну.
Я самый из ленивых судей Бога.
(Скорее! Цитрамон и супрастин!)
Бездельники! Он всех давно простил!
Смиритесь и послушайте цикад,
они поют – «Пилат! Пилат! Пилат!»

А после солнце подожгло мечи,
смешалось. Трубачи и палачи.
Всё - шло-катилось-ехало-алело..
-
Господь вздыхал и ничего не делал.
А далее - история молчит.


© Ленка Воробей

Жук-пилигрим сегодня выходной,
ему звонит жучиха с проходной:
«Аллё, мы здесь». И он выходит вроде
с общаги. День прекрасен и не жарк,
ведёт жучат счастливых в зоопарк,
(но без неё. Они давно в разводе)

Жук любит муху. Муха без детей.
У мухи есть коллекция сетей
от паука (который платит мухе
за нежность… за углы и витражи)
а ей неважно с кем уже дожить
(в её необустроенной однухе)
Где смыслы превратились в мишуру.

Она трезвонит другу комару
(комар придурок, он всегда на связи)
Граммуля крови, капля пепси, на!
И вот он, одинокий сатана,
уже участник мухиных фантазий.

Паук женат.
Под сраку паучат.
Его жена ночами пишет в чат
запрос: «как раздавить его ботинком?»
Её подруга (старая оса)
давно зовет её уйти в леса
и радоваться «ягодам-малинкам»

Осе под сорок.
(Ложь. Под пятьдесят)
Она учила нескольких осят
летать соседских, а свои - обузы…
Но ничего…. живут себе и всё….
Да, не читали - Кафку и Басё.
Зато едят херсонские арбузы.

Жучата мёрзнут, просятся домой.
Жука давно закончен выходной
(он мысленно уже купил бутылку)
Они? Сыграли в дети и отцы,
до палок дососали леденцы,
леща не дожидаясь по затылку.

За этим всем нагроможденьем глыб
житейских, наблюдает неморыб,
настолько старый, что на мармеладку
похож. Похож? Аквариумный царь
один, как перст… от первого лица
записывает бульбочки в тетрадку,

о том, что видел. Видел и молчал.
Был подоконник бел, он различал:
жука, осу и муравья и муху,
стрекозий нож нечаянный в сапог,
коровку Бож. Кузнечика без ног…
Ему казалось он спасти их мог,
но вот окрикнуть не хватило духу…

И он смотрел сквозь грязное стекло,
как жизнь прошла. Как время истекло.
Как человек, что сыпал корм, споткнулся.
И долго оставался недвижим….
Как много было ругани и лжи
вокруг его имущества. Как сдулся
вчерашний день, а новый не надут
никем. И больше корма не дадут….
Как скидывались сёстры на оградку…
-
Закат, смущаясь, сматывал бинты.
Смеясь стучали по стеклу менты.
-
Как будто умер вот не он, а ты….
-
Как будто ты похож…
На мармеладку.


© Ленка Воробей