А звери мои
ночью,
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.
Но
все-таки,
между прочим,
/пусть я и
обесточен,
ты вся,
до ресниц и точек -
причина того, что я жив.
Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.
Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери,
живущие в моем теле,
хотят еще и еще.
Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.
И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.
Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою
Мэри,
стань укротительницей
моих
диких
зверей.
cегодня в полночь на перекрестке,
где Веге встретился Альтаир,
я буду ждать тебя. Целый космос,
дрожит и тонет в моей любви.
дай угадаю — ты будешь в белом,
в руках — букет полевых цветов.
ты будешь нежной, смешной и смелой,
и пахнуть вишнями и весной.
мы зашагаем с тобой по звездам,
сминая пятками млечный путь.
и горько-сладкий подлунный воздух
нас поцелует в гортань и грудь.
и будут мимо лететь кометы,
хвостами вмиг разрезая тьму.
а под ногами — Земля и лето,
и за руку я тебя возьму.
cегодня в полночь на перекрестке,
где Веге встретился Альтаир,
я буду ждать тебя. Целый космос,
дрожит и тонет в моей любви.
дай угадаю — ты будешь в белом,
в руках — букет полевых цветов.
ты будешь нежной, смешной и смелой,
и пахнуть вишнями и весной.
мы зашагаем с тобой по звездам,
сминая пятками млечный путь.
и горько-сладкий подлунный воздух
нас поцелует в гортань и грудь.
и будут мимо лететь кометы,
хвостами вмиг разрезая тьму.
а под ногами — Земля и лето,
и за руку я тебя возьму.
мы забежим погостить к Авроре,
прядущей звездное полотно,
монетки бросим в большое море,
зайдем в космическое метро.
нас понесет желтоглазый поезд,
минуя Дубхе и Алиот.
и ты несмело глаза прикроешь,
подставив теплый и мягкий рот.
и будут пальцы гулять по коже,
и сладкой вишни медовый вкус.
но кто ты?
мы не знакомы, все же.
4:30,
и я
проснусь.
*
я помню частности: кожа, губы,
ключицы, скулы, неловкость рта.
и как магнитом к себе тянула
твоя небесная красота.
твои ладони со вкусом стали,
галактики посреди ресниц.
как трещины на стекле сдвигались,
ломаясь и превращаясь в птиц.
мираж, придуманный пьяным мозгом,
а может, демон, крадущий сны?
твой город, голос, страна и возраст,
ответь мне — кто ты?
да кто же ты?
ты исчезаешь с рассветной дымкой,
под трель будильника в тишине.
и только ласковая улыбка,
лишь это — то, что осталось мне.
так больно, страшно и безнадежно —
секундой раньше держать в руках,
секундой раньше — касаться кожи.
но утро все превращает в прах.
и снова в полночь, на перекрестке,
у автострады других миров,
я жду тебя.
я одет неброско,
в руках букет полевых цветов.
ты незнакомка,
ты — страсть и нежность,
ты — тяжесть в сердце и боль в груди.
я просыпаюсь с пустой надеждой
в реальном мире
тебя найти.
Можно тебя на пару ночей?
Можно на пару снов?
Тёплыми пальцами на плече, солнцем, что жжёт висок.
Тенью, проникшей в дверной проём, правом на поцелуй,
спешно украденный под дождём из острых взглядов-пуль.
Можно тебя на короткий вдох,
выдох, мурашек бег?
Время плести из мгновений-крох, стряхивать с шапки снег.
Общими сделать табак и чай, поздний сеанс в кино.
Петь под гитару, легко звучать музыкой общих нот.
Можно тебя в неурочный час,
в самый отстойный день?
Куртку неловко стащив с плеча, молча отдать тебе.
трогать ботинком осколки льдин, времени сбросив счёт.
По переулкам пустым бродить до покрасневших щёк.
Можно тебя на недолгий срок
в комнате для двоих?
Следом руки украшать бедро, выстроив ровный ритм.
Звёзды ловить, захватив балкон, кутаясь в темноту,
и перекатывать языком вкус твоих губ во рту.
Можно тебя, крепко сжав ладонь,
вывести за порог?
Выменять скучно-спокойный дом на пыль больших дорог.
Взять напрокат развалюху-додж и превратить в постель.
Громко смеясь, выносить под дождь жар обнажённых тел.
Можно тебя приучить к себе
и приручить тебя?
Мнению, обществу и судьбе бросить в лицо снаряд.
Делать лишь то, от чего в груди будет пылать пожар,
юными, смелыми обойти весь необъятный шар.
Можно тебя без тревог и мук,
без бесполезных фраз?
Знаешь, я всё говорил к тому:
можно тебя сейчас?
мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. ты держалась курса, я метил в цель. в промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. кавардак, сумятица, ерунда;
ничего о нежности,
ни-ко-гда.
это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. знать привычки тела, но не души, нет обета верности - нет и лжи. не учить, не строить, не приручать. проходить маршрутом: такси-кровать.
не стрелять в затылок, не бить под дых -
это было правилом для двоих.
это было правильным - мир жесток. если только выставишь голый бок, если только скинешь с себя броню, то сейчас же выкосят на корню. если дашь предательски слабину, то разбитым бригом пойдёшь ко дну. а решишь открыться, ну что ж, держи: получай картечью по струнам жил. будь сожжённым заживо, но терпи, только опыт в памяти закрепи. а любовь - лишь фикция, просто страсть, половые фрикции, пот и грязь. коматоз рассудка, прыжок во тьму.
ни к чему нам всё это.
ни к чему.
мы играли весело целый год: покрывался звёздами небосвод, снег летел на шапки, свистел Борей, теплотрассы нежили голубей. ты смеялась весело и легко, и ловила искорки языком. и зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. и зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул.
я пропал, любимая,
я продул.
Вот город,
пустой, как моя душа,
читает стихи зиме.
А я иду мимо, подошвой шурша,
и шапкой ловлю белый снег.
Есть некто во мне, кто меняет места
и путает адреса.
Здесь главное правило - не опоздать,
пока он считает до ста.
Тик-так.
И рушится Лондонский мост.
''Тик-так'' -
говорит Биг-Бен.
Прыжок, и кометы кошачий хвост
мерцает в моей руке.
Я Маленький Принц, не видевший лис,
не знающий запаха роз.
Считай до семнадцати
и отвернись.
Ищи меня в море из звёзд.
Ищи меня в чьих-то влюблённых глазах.
В словах, что имеют смысл.
Узнай меня в чьих-то бесшумных шагах,
в на стенах начерченном ''мы''.
Храни меня, как священный Грааль
хранил Король-рыбак.
Я сказка. Я миф. Далёкая даль.
Песок на твоих губах.
Держи меня крепко,
пока я иду,
бреду
по твоим следам.
Поставь на мне метку,
заметку одну,
оставь отпечаток и шрам.
В толпе непохожих-похожих людей,
в холодных потоках дождя,
я тихо иду к самому себе.
Ищи,
ты такой же, как я.
Вот город,
пустой, как моя постель,
играет бессмертный рок.
И первое правило в нашей игре:
быстрее нажать на курок.
Пиф-паф.
Мне больше нечем дышать.
Пиф-паф.
Сквозное в груди.
Я очень
сильно
хотел убежать.
Мой крест на тебе:
беги.
Беги от богов, религий и войн.
Беги, как взбесившийся зверь.
Беги. Я здесь, стою за спиной.
Беги к самому себе.
Найди его в чьих-то влюблённых глазах.
В словах, что имеют смысл.
Узнай его в чьих-то бесшумных шагах,
в на стенах начерченном ''мы''.
Храни его, как счастливую вещь,
как память,
как поцелуй.
Найди его,
крепко прижми к себе,
укрой от снегов и бурь.
Вот город пустой встречает весну,
и сердце стучит не в такт.
Беги без оглядки, ищи свою суть.
Ты слышишь?
Тик-так.
Тик-так.
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой его, милая, не бери.
Лучше оставь его в бабушкином сундуке,
или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,
что ты несешь за плечами, его не храни,
слишком тяжелый камень, моя Мари.
Прошлое — это как детство, скажи прощай,
изредка воскресеньями навещай.
Но никогда в глаза ему не гляди,
прошлое — это зараза, моя Мари.
Белый осколок чашки, причуда, пыль,
и на земле лежащий сухой ковыль.
Это товар без возврата, пробитый чек,
смуглый мальчишка с родинкой на плече,
что целовал под саваном темноты,
первый бокал мартини, табачный дым.
Всё, что когда-то выгорело костром:
истина, безмятежность, невинность, дом.
Ты не святая, зачем тебе этот крест? -
сотни отпущенных рук, опустевших мест.
Всё, что не прижилось и не проросло,
даже вот это ангельское крыло.
Выбрось его с рождественской мишурой,
смело шагай под звёздами, громко пой.
Прошлое — это так больно, моя Мари,
всё, что нельзя исправить и изменить.
Каждое грубое слово, кривой совет,
тот утонувший в море цветной браслет.
Слёзы на выпускном и последний вальс.
Что-то хорошее тоже, но в том и фарс:
это есть якорь, что тянет тебя ко дну,
в прошлый четверг, в растаявшую весну.
Если не сможешь и не шагнешь вперед,
то, что давно истлело, тебя сожрёт.
Брось его в пламя, гляди, как оно горит,
полку освободи для другой любви.
Прошлое — это прекрасно, моя Мари,
только с собой ни за что его не бери.
Когда увидишь мой смятый след, услышишь выстрелы за спиной, поймешь, что против меня весь свет, поймешь, что мир на меня войной, оставь дела и запри в сундук, вели соседке кормить кота, рассеяв выдохом тишину, иди к знакомым тебе местам.
Лови сигналы на частоте, чужие сбрасывая звонки, (приметы: родинка на щеке и раздражающие шаги). Ищи меня в сводках новостей, в строке бегущей, в пустом окне, меня, продрогшего до костей, меня, стоящего в стороне. Меня, потерянного в себе и вечно спорящего с тобой, пускай меняется континент и пояс движется часовой. Пускай плывут под водой киты, а буревестник взлетает вверх, пока ты видишь мои следы, пока не продан последний смех, иди за мной, отыщи меня, в открытом космосе, среди льдин, от бега быстрого пусть горят глаза и щеки, и нет причин, чтоб защищать меня от судьбы и слепо следовать по пятам. И пусть на куртке осядет пыль, и пусть ботинки сотрутся в хлам, пока ты веришь в меня - я жив, и пусть тебе говорят, что я - всего лишь сказка, безумный миф, мозг пожирающий страшный яд, пускай меня отрицает свет, пусть от меня отказался бог, пусть я безмолвен, и глух, и слеп, и с губ слетает последний вздох, пускай меня замели пески, пусть под ногами дрожит земля, не отнимай от меня руки, не отрекайся, держи меня.
И до тех пор, пока ты со мной, пока ты веришь в меня еще, и на губах твоих моря соль, кусает ветер поверхность щек, а сердце гулко стучит в груди, и твой румянец затмил зарю, иди за мной, лишь за мной иди.
Представь: однажды ты проснешься, а рядом - никого.
И только рыжее солнце нависло над головой.
Лучи - как горячие руки, к твоей обнаженной коже.
Исчезли цвета и звуки. И все это так похоже,
на тот пресловутый финиш, конец для всего живого.
Ты прочь одеяло скинешь, недобро помянешь Бога,
и бросишься прямо к окнам, распахнутым настежь ставням.
Ресницы от слез намокнут - след страхов забыто-давних.
Посмотришь - на улице сонно. И тихо. Так рано утром,
бывает, выйдешь из дома, дрожа от предчувствий смутных.
Но нет случайных прохожих, нет шелеста птичьих крыльев,
и страх пробежит по коже, на легких осядет пылью.
Ты стиснешь сильнее зубы, ботинки найдешь покрепче,
до крови прокусишь губы, закинешь рюкзак на плечи,
и тенью скользнешь из дома, туда, где алеет небо.
Рассвет, распалённо-томный, рассыплется ржавым снегом,
раскрасит загаром плечи, веснушками - нос курносый.
И чтобы вздохнуть полегче, отцовскую папиросу,
закуришь, и горьким дымом подавишься неумело.
От холода пальцы стынут, но ты неизменно смелой,
останешься до последней, решающей битвы с миром.
Как Элли сражалась с ведьмой, свирепой и злой Бастиндой,
так ты будешь драться с ветром, кусающим больно кожу,
искать без огня и света, все выходы из возможных.
Идти по своей дороге, где штурманом - звезды в небе,
пока не устанут ноги, забыв о воде и хлебе...
А я докурю сигарету, последнюю в этой вселенной.
Развеет пепел по ветру, с востока потянет тленом.
Я буду как в ;;Гензель и Гретель;;, на землю бросать окурки -
последним тебе приветом. Греть руки в карманах куртки.
И если нас только двое, и если мир мертв и душен -
запомни: за смерть без боя, цена - в твою чистую душу.
И там, где уже не ловит, в сгоревшем дотла лесу,
в мобильном найдешь мой номер, не веря, что я спасу.
Но сквозь электронный гомон, сбив с Бога злорадную спесь,
к тебе прорвется мой голос:
держись,
я уже
здесь.
мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. ты держалась курса, я метил в цель. в промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. кавардак, сумятица, ерунда;
ничего о нежности,
ни-ко-гда.
это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. знать привычки тела, но не души, нет обета верности - нет и лжи. не учить, не строить, не приручать. проходить маршрутом: такси-кровать.
не стрелять в затылок, не бить под дых -
это было правилом для двоих.
это было правильным - мир жесток. если только выставишь голый бок, если только скинешь с себя броню, то сейчас же выкосят на корню. если дашь предательски слабину, то разбитым бригом пойдёшь ко дну. а решишь открыться, ну что ж, держи: получай картечью по струнам жил. будь сожжённым заживо, но терпи, только опыт в памяти закрепи. а любовь - лишь фикция, просто страсть, половые фрикции, пот и грязь. коматоз рассудка, прыжок во тьму.
ни к чему нам всё это.
ни к чему.
мы играли весело целый год: покрывался звёздами небосвод, снег летел на шапки, свистел Борей, теплотрассы нежили голубей. ты смеялась весело и легко, и ловила искорки языком. и зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. и зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул.
я пропал, любимая,
я продул.
Варфоломей_С
svet_ot_dalekoi_zvezdy
