Современники называли ее гениальной, но, пожалуй, ни об одной другой русской артистке не ходило столько слухов — о бесчисленных романах, диком нраве, сумасшествии. Ей приписывали шпионаж в пользу России и связь с большевиками, называли даже Красной Жизелью по самой знаменитой, прославившей Спесивцеву роли. Режиссер Алексей Учитель снял об Ольге фильм «Мания Жизели», весьма, впрочем, далекий от настоящих реалий жизни балерины.



«Дорогая Зинуша, вчера меня перевезли сюда из клиники. Ферма большая, выстроена на пожертвования. Тут есть очаровательная церковь, и я могу молиться и быть близкой Богу. Конечно, трудно возвращаться к жизни после двадцати лет пребывания в госпитале, прическа моя устарела, волосы побелели, забыла, как наводить красоту, румянец, пудриться. Ах, Зюка, старость не радость».

Это пишет сестре из Нью-Йорка в Ленинград Ольга Спесивцева, та, которую многие считают самой выдающейся русской балериной, выше даже самой Анны Павловой. Великий учитель танца Энрико Чеккетти говорил: «В мире появилось яблоко, его разрезали надвое, одна половина стала Павловой, вторая — Спесивцевой. Но вторая ближе к солнцу». В 1963 году, когда написано это письмо, ей уже шестьдесят восемь лет, давным-давно отгремела слава, состарились партнеры, изменились и мир, и балет, а сама Ольга Александровна прожила страшную и трагическую жизнь.



В пансионат под Нью-Йорком (сама Ольга называла его фермой), устроенный младшей дочерью Толстого Александрой Львовной для одиноких соотечественников, Спесивцеву, хрупкую, высохшую, пугливую, полуживую, привез ее верный поклонник — писатель Дейл Эдвард Ферн, единственный человек среди сотен почитателей Ольги, кому она была небезразлична.



Эта малоизвестная история началась в тот день, когда двадцатичетырехлетний Дейл Эдвард Ферн наткнулся на фотографию Ольги Спесивцевой в роли «Жизели» и потерял покой: он влюбился в образ великой балерины и во что бы то ни стало решил разыскать ее. В 1952 году случай свел Ферна с вдовой Вацлава Нижинского, который много танцевал со Спесивцевой. Ромола кое-что знала о судьбе давным-давно исчезнувшей с горизонта Ольги: та в психиатрической клинике, дела ее совсем плохи. Ферн кинулся в эту клинику. Картина, которую он застал, потрясла его воображение.

Санитарка долго гремела ключами, чтобы отворить дверь палаты с зарешеченным окном. Там Ферн увидел похожих на зверушек людей в одинаковых серых халатах и среди них у окна маленькую тихую седовласую женщину — Ольгу Спесивцеву, вернее пациентку № 360446. По-английски она практически не говорила, знала лишь отдельные слова, и от Ферна испуганно шарахнулась, решив вероятно, что он хочет причинить ей зло. Недоверчиво покосилась на сладости и фрукты, которые он принес с собой. Никто из персонала бесплатной лечебницы для неимущих понятия не имел, кто такая эта неприметная покорная старушка, и когда потрясенный Ферн показал фотографии и пожелтевшие от времени газетные вырезки, они сильно смутились. Дейлу Эдварду удалось найти для Ольги русскоговорящего врача, и наконец ее стали хоть как-то лечить. Ферн навещал Спесивцеву каждое воскресенье в течение десяти лет и чуть ли не каждый день писал ей письма на плохом французском, который она немного знала. В складчину с друзьями покупал Ольге еду, сладости, духи, одежду, чтобы поддержать и порадовать.



Самое удивительное, что Спесивцева, проведя в лечебнице в общей сложности двадцать один год, окончательно выздоровела. К ней полностью вернулись рассудок и точная на детали память о прожитой жизни. Тогда-то Ферн и перевез Ольгу Александровну из клиники в пансионат Толстой, где ее окружали соотечественники, русский язык, русская еда, русская церковь. Она после многолетнего перерыва смогла наконец возобновить переписку с сестрой, оставшейся в Петербурге — Зинаидой Папкович-Спесивцевой.