Основной вопрос экзистенциальной философии был сформулирован еще при последнем хорошем императоре Марке Аврелии, философе-стоике, чья книга "Утешение философией" лежит на столе у каждого, кто полагает себя интеллигентным человеком. Вот прямо перед нами, например, с закладкой в виде одного американского доллара на 47 странице уже 38 лет как лежит. А вопрос достаточно простой: - чем можно расплатиться за собственное бессмертие?

 

Ответов на удивление не слишком много, хотя и Сартр и Бергсон и Камю и другие честно пытались их формулировать до тех пор пока не уперлись лбом в стену плача. После них осталось куча текстов и не одной внятной дефиниции. Наша дорогая редакция полагается на теорию вероятностей (да благословит ее Аллах и приветствует) и считает, что расплатиться за это вот всё возможно упадком сил и еще способностью монотонно катиться по наклонной плоскости бездны без перспектив и надежды.

 

Согласен, такие формулы странно звучат из уст человека, который родился разумным, то есть существом, которому всегда мало пространства, который, покидая один континент ради другого ищет неведомо какую идеальную родину, легко меняя национальную принадлежность, цвет кожи и разрез глаз. Он не любит тех, кто лижет власти жопу, шагает строем или играет в команде. Ему нравятся особи как он, презирающие систему. Индивидуалисты. Хотя некоторые из наших всеж таки по прежнему предпочитают людей с фантазией: диктаторов, серийных убийц, шизофреников, головорезов, наркобаронов, скинхедов, сатанистов, поскольку полагают, что грустной родине пора вернуть былую силу, под лозунгом "Не будь мудилой - стань мудаком!". Для этого нужно немного - больше говна в головы и больше чистого зла наружу. Мощного, беспримесного, концентрированного зла. И не было ещё такого барьера, который бы устоял перед их паническими поисками новых горизонтов.

 

"Amor fati" - формула подходящая для патриотов и любителей героизма, перестала волновать ленивую философию именно тогда, когда мы перестали цепляться за идею судьбы, поскольку действительность мира стало невозможно игнорировать. Всякое спасение сопряжено с риском спасения. А вот дрожь нам дается без особого труда, но умение управлять дрожью - это уже высокое искусство, поскольку утопии давно не ослепляют нас светом встречных фар и не возбуждают нашего дремлющего демона фанатизма. 

 

И вот теперь пребывая в перманентно-элегическом вялотекущем изумлении от происходящего я, словно медленный ленивец, наконец то понял, что гипотетическая идеальная грустная родина - это просто умственное снотворное необходимое для ежеминутного потребления, чтобы не плакать от страха и боли, как девочка во время первой менструации. Обычная мера предосторожности предпринятая эволюцией против нашего общего светлого будущего.

 

Мурр всем. Остерегайтесь. Худшее всегда впереди.

Время как и пространство имеет свои складки и прорывы. Обсуждать подобное, возражать или спорить - это как толочь в ступе воду. Есть такие нарративы, которые не обсуждаются. Зачем, если все всё знают?. Вот, например война. Сказать, что война есть или будет - это значит ничего не сказать. Все понимают, что война идет, а если нет, то обязательно начнется. Не бывает, чтобы ее не было. Даже если кому то кажется, что её сейчас нет, она все равно есть. Люди в глубине души очень любят убивать друг друга. И убивают, пока хватает сил. Или до тех пор, пока их самих не убьют. А если силы кончаются - они отдыхают немного, а потом опять продолжают убивать. Так устроено человеческое общество. Никому нельзя доверять. И это никогда не изменится. И ничего тут не поделаешь. Не нравится здесь - пиздуй к розовым пони в параллельный мир. Не можешь к пони - сиди и терпи. А придут убивать - бей первым, тогда другие желающие подумают, стоит ли к тебе, ленивый алкоголик, соваться. Эту фичу мы назваем - верно поставить задачу.

 

Жиль Делёз пишет, что по словам Бергсона, внесшего столь важный вклад в понимание того, что такое философская проблема, верно поставить задачу - значит уже решить ее. В философии нет ничего хитрого. Она просто дает возможность справиться со своими страхами, а иногда и избавиться от них.

 

Я часто думаю о времени. Что это такое, с чем его едят и вообще нахрена.. Не раз за свою жизнь я переживал во времени его прорехи, ямы, дыры, разрывы. Иногда просто до слёз. Здесь помню - здесь не помню. Вместо нужных воспоминаний какая-то яма без дна. И если в эту яму смотреть то и она начинает смотреть в тебя. Ницше от таких гляделок перестал батониться и сошел с ума.. Я называю подобное дырочное явление синдромом Доцента из "Джентльменов удачи". Смотришь на ситуацию вокруг, а что и зачем не понимаешь, - вроде бы вчера была хуйня, и сегодня опять хуйня. Ничего нового. А потом время проходит и ты вдруг понимаешь, что всё другое, не такое унылое говно как раньше, а лучше. С одной стороны - унылое говно. А с другой стороны -  это и есть наша история и другой у нас нет.

 

А то бывает - кажется, что время как будто кончилось, исчезло, а потом, вишь ты, засвистело, застучало, задрожало, заклубилось неохватным вихрем.

 

Иной раз время настолько нагло прет вперед, что во дни сомнений или тягостных раздумий хочется подойти к часам и разбить вдребезги эту беспощадную машинку, которой дано управлять всей жизнью. Похоже, что времен вообще много, Екклезиаст прав. Времен много, очень много, и они сжимаются и расширяются, растягиваются и комкаются, летят и ползут и каждое из них имеет свое фигурное строение.

 

А вот Алексей Федорович Лосев сказал, что Время - это алогическое становление вечности.

И снова оказался на высоте....

 

 

Давайте как обычно по понедельникам - о бабах

о. Пездоний

 

Как-то раз Маруся училась в школе и вдруг поняла, что у неё есть сиськи. Это было страшное откровение. Ни у одной девочки в классе сисек еще не было. А у неё уже да! Ошибки быть не могло, она отчетливо их видела, даже через шерстяное школьное платье, фартук, второй подбородок и живот. Но с другой стороны такие же были у парочки толстых мальчиков из нашего класса и у еще одного из 8 "Б". Толстые мальчики Марусе не нравились. Жиробасы не пили, не курили, никогда не матерились (прямо как наша дорогая редакция) и не говорили о сексе. Они вызывали у нее подозрения, Маруся была уверена, что по ночам они разделывают трупы маленьких детей или что-то в этом роде.

 

Ей стало противно. 

 

Марусин психотерапевт считал, что она не в ладах со своим эго по этой части. К тому же общеизвестно, что  сиськи - не деньги, единожды появившись, уже никуда потом не деваются (и кто бы мог такое придумать?), а даже наоборот - у некоторых становятся больше (хоть и не со скоростью света, но совершенно неотвратимо). 

 

А некоторые девочки для прогресса прикладывают туда капусту. Наша дорогая редакция знает пару прекрасных дев, которым это помогло.

 

Однажды Маруся разрешила мне их потрогать. 

Правда тогда, когда это наконец случилось, в нашем классе сиськи были практически у всех девочек и их можно было трогать сколько хочешь у кого угодно, кроме, разумеется, учительницы русского языка и литературы Мыршеды Идрисовны, в которую я был безответно влюблен. 

 

Трогание сисек называлось красивым словом "щупать"

 

Собственно, я мечтал пощупать марусины новообразования сразу после того как они нарисовались у неё под платьем. Но как то все не решался попросить разрешения. Тогда, в седьмом классе, я был ещё очень романтичный и застенчивый гетеросексуальный юноша-натурал. Прямо как сейчас, только моложе.

 

Тем временем сиськи не дремали.

 

Если в сентябре они напоминали пару небольших сдобных булочек, то в мае под марусиной маечкой отчетливо покачивались две аккуратных дыньки сорта колхозница среднего размера и божественной формы. Прямо как мой череп. В том смысле что у моего черепа тоже божественная форма. Есть вот брахицефальные черепа, есть долихоцефальные - а у меня, я считаю, идеальный череп. Как у Андре Агасси, Олеся Бузины или ещё одного моего знакомого с Альфы Центавра. Вам повезло, вы его не знаете.

 

Вощем, я не подозревал даже, что Маруся своих дынек стесняется, перманентно хочет быть мальчиком и краснеет от смущения удушливой волной, когда стоит перед зеркалом голая анфас или профиль.

 

Именно поэтому она упрямо не носила лифчик. Только мокрую розовую  маечку с глубоким вырезом. (Про розовую маечку и вырез - наврал для красного словца)

 

Меня так и подмывало спросить у неё: "Маруся, ну почему ты не носишь лифчик?", но я стеснялся. Исключительно смотрел, потел, дрочил и представлял. А однажды, в порыве страсти, я витиевато вывел по французски на внутренней крышке ее парты "Да здравствуют сиськи!" (Vives Les Nichons!). Когда она спросила меня: "А что там написано?", я ответил: "Да здравствует разум!". Что, в принципе, было правдой, потому что полюбить чьи-нибудь сиськи - это вроде как получить душевное расстройство, которое не покрывается медицинской страховкой. Главное, когда врешь прекрасной деве, надо смотреть ей в глаза, а не запускать взгляд за вырез ее мокрой маечки.

 

К лету у других девочек в классе сиськи тоже подросли. У кого благодаря капусте, у кого сами по себе по зову природы. Но я уже зациклился на марусиных и на другие пялился скорее из спортивного интереса, чем от вожделения. 

 

Я долго и мучительно думал как бы поинтеллигентней подкатить к ней на предмет  их дегустации. Наступил июнь. Или как говорят на нудистских пляжах Крыма: кончился май - штаны сымай.

 

На пике интеллектуально-сексуальной сисечной рефлексии я не заметил как прозвенел последний звонок, началось лето и созрел тутник - сочные иссиня-черные ягоды, по виду напоминающие садовую ежевику. На Украине его называют шелковица, в Грузии - тута, в Астрахани - тутник.

 

Шелковичные деревья растут по берегам рек с времен Петра 1. Он их там посадил, чтобы делать из тутовых ягод водку

В тот день, мы пошли с Марусей смотреть как цветут лотосы на реке Маячке. Было жарко, по дороге мы пару раз купались и, наконец, присели у воды, в густой тени тутового дерева, посаженного Путиным Петром Великим. Крона его была усыпана спелыми темными ягодами. Я набрал пригоршню самых крупных, сочных, синих и занялся с Марусей веселым делом тутникового бодиарта. Мы сидели друг напротив друга на берегу реки Маячной под деревом, посаженным Петром Великим и расписывали фиолетовым соком наши лица - я нарисовал ей усы, броду и смайлик "Ржунимагу!" на лбу, Маруся мне - только усы, пупок и брови.  

 

Сок брызгал в стороны и тёк по рукам к локтям.

 

Тем не менее её облегающая розовая маечка с вырезом была девственно розовой, (насчет маечки опять вру) без пятнышка. Маруся вообще была чистюлей, отличницей и аккуратисткой.

 

И тут меня осенило и я нашел те самые слова про сиськи и про пощупать, и подобрал для них свой самый лучший голос  (он у меня как раз сломался, но не устаканился и поэтому набор диапазонов был просто космическим). Я выбрал низкий баритон с трещинкой посередке, прокашлялся и сказал, потрескивая, словно провода под напряжением, глядя прямо в её синие от тутника глаза: - Я старый солдат, - Сказал я Марусе прокашлявшись, - я старый солдат, не знающий слов любви, и положил правую руку на её левую дынькогрудь.

 

Маруся вздрогнула, словно жеребёнок, который впервые в жизни попробовал сахар, подождала чутка, пока я решусь использовать левую руку, и, дождавшись сама совершенно неожиданно вдруг положила свои теплые измазанные сладким соком ладошки на мои плоские мальчишеские сиськи. (Не то что сейчас)

 

Так мы посидели с протянутыми навстречу руками на берегу реки в тени тутовых деревьев некоторое время, глядя в глаза друг другу. А потом нашли для этого занятия более удобные позы и более подходящее время.

Наша сисечная одиссея продолжалось до осени, которая подкралась незаметно, А когда над дельтой Волги тренькнули а потом запели золотые колокольчики сентября, мы с Марусей, взявшись за руки, пошли в школу. 

 

А спустя еще некоторое время, примерно через неделю после линейки Маруся совершенно перестала стесняться и переживать о наличии дынек за пазухой, потомушто поняла какое счастье можно огребсти с этими самыми сиськами не только здесь и сейчас на берегу реки в тени тутникового дерева, но и чуть позже, в прекрасной и светлой, бесконечной будущей жизни.

 

Миру мир.. Держите сиськи выше, дамы. Все будет абгемахт!!!

 

 

Вероятно мой, колеблющийся, пораженный гамлетизмом дух, перестал быть востребован. 

 

Теперь наступило время людей с убеждениями и понятиями. Их бог создал по своему образу и подобию. Потом господь приказал своим рабам божьим подобие убрать, а образ оставить. Они так и сделали, а Он сказал, что это хорошо и умер.

 

Мы с вами еще с молока матери знаем, что мертвый бог и содомия близнецы братья. Бог умер, значит все дозволено. Таковы теперь отправные точки нового национального метафизического эллипса корней и скреп. А наши божьи люди, совершив свои метаморфозы, стали симулякрами - образами без подобий. Люди-симулякры со светлыми лицами, чугунными жопами и холодными руками.

 

В них по определению булькает злое начало. Не только в них, конечно. И в нас тоже присутствует. Но в них, в убежденных, особенно, не по детски. Булькает так что за Уралом слышно. Злое начало обитает у них в напряжении воли, в  неспособности к квиетизму, в мании величия народа, который пламенеет идеалами и фонтанирует идеями. Начав глумиться над сомнением и ленью - пороками более благородными, чем  все их или ваши добродетели - они вступили на путь погибели, вступили в историю, эту неприличную смесь крови, пошлости и апокалипсиса... 

 

Однако, несмотря на все вышеперечисленные наружные негативные фрикции, наша дорогая редакция неукоснительно следует правилам и рекомендациям ведущих специалистов. Иными словами поселилась в провинции, живет у моря и надеется, что переживет и тех и других: т.е. людей-симулякров и народы с убеждениями, а кроме этого, копоть, холод, голод, зной, торжество конституционной демократии и зомбиапокалипсис, чего и вам всем желаю.

 

Зато потом, когда все закончится и наступят общественные фазы публичного отрицания, гнева, торга, депрессии и, наконец, принятия и примирения посредством окончательного сведения немногих выживших с ума, мы увидим, обещанное еще полтораста лет тому назад, небо в алмазах. А то, что все закончится - в этом мы совершенно уверены. В мире мы знаем только одну бесконечную вещь - деградацию. Зато у остального всегда есть вход и есть выход. Так устроено почти все. Вагина, ящик для писем, театр, трамвай,чайник... Но, конечно, существуют вещи, устроенные по другому. Например мышеловка.

 

Миру мир всем..