Нобелевский комитет запутался в сетевой физике

 

   «... прецедент интересный. Фактически физике – науке о том, как устроена природа, решением Нобелевского   комитета «предлагается» включить в это понятие «природа» и природу искусственного   интеллекта, законы функционирования больших языковых моделей (LLM).  Само по себе это нетривиально.   Возможно, все это выльется в то, что Айзек Азимов назвал «робопсихология». Возможно – во что-то совсем   другое. И Нобелевская премия по физике за 2024 год – это, так сказать, «верительные грамоты» новой   физики.

  Об этом и рассуждают ученые», мнение которых представлено ниже.

Андрей Ваганов, ответственный редактор приложения «НГ- наука»

 

Присуждение Нобелевской премии по физике этого года повергло в изумление практически всех физиков мира. Напомним, в этом году лауреатами объявлены сотрудник Принстонского университета Джон Хопфилд и британец, сотрудник Университета Торонто Джеффри Хинтон – «за основополагающие открытия и изобретения, позволяющие осуществлять машинное обучение с использованием искусственных нейронных сетей». Присудить премию по единственной точной науке о явлениях природы за рисование математических знаков – подобное в более чем столетней истории нобелевки произошло впервые. Это знаменует собой закономерный триумф третьего пришествия искусственного интеллекта (ИИ), когда ИИ стал объектом массового сознания. Почему третье?

 

Здесь требуется короткий экскурс в историю науки. Все ИИ-пришествия однозначно связаны с достижениями науки и техники в области обработки и передачи информации. Соответственно первое пришествие ИИ можно отнести к 30-м годам прошлого века, когда в электронике царствовали лампы, имевшие размер в несколько сантиметров, но уже позволявшие изготовить простейшие логические устройства.

Тогда-то один из отцов информатики Алан Тьюринг предложил использовать следующий тест: испытатель через посредника общается с невидимым ему собеседником – человеком или машиной. Если испытатель в процессе такого общения не сможет отличить человека от машины, то машину можно считать интеллектуальной.

Мысль о том, что испытатель, подобно «Алисе в стране чудес», может не понимать, что же он из себя представляет, в голову ему не приходила. «Кто ты?» – спросила гусеница. Алиса ответила: «Едва ли я знаю, кто я сейчас. По крайней мере я знаю, кто я была, когда проснулась утром, но мне кажется, что с той поры я менялась несколько раз».

Дело в том, что программирование любой сложнейшей вычислительной системы содержит в себе два элементарных акта – «да» и «нет». И эту печать примитивизма прекрасно демонстрирует вся история компьютерного математического моделирования, создавшего огромную и поэтому весьма влиятельную армию ученых (по тесту Тьюринга – испытателей). Они уверовали, что, манипулируя «да» и «нет», можно достичь всеобщей благодати в виде искусственного интеллекта. 

 

Второе ИИ-пришествие произошло в 1947 году с изобретением транзистора и последующим за этим созданием интегральных схем (ИС), приведшими к революции в миниатюризации элементной базы вычислительных систем. Между прочим, именно тогда с легкой руки Норберта Винера появилась кибернетика, и разговоры об ИИ приняли вполне профессиональный характер, когда, как и положено в научном поиске, одни профессионалы (особенно программисты) были полны ИИ-энтузиазма, а другие (в особенности физики и технологи) относились к этому с иронией.

Так или иначе, но именно в это время был заложен фундамент для третьего пришествия, точнее нашествия, ИИ. Появилась кремниевая МОП-технология (металл-оксид-полупроводник – один из видов полевого транзистора). Электрон в канале полевого нанотранзистора стал вездесущим, так как начиная с середины 60-х годов прошлого века степень миниатюризации ИС удваивалась каждый год и дошла до такого уровня, когда персональный компьютер в виде плоского пенальчика появился в руках чуть ли не всех жителей Земли.

Таким образом, очередная революция в полупроводниковой электронике привела к тому, что конец ХХ века ознаменовался вступлением человечества в новую эру – эру интернета, то есть пространства тотальной коммуникации. Каждый обыватель получил в руки не просто калькулятор, а персональный компьютер, позволяющий человеку, знания которого зачастую не выходят за пределы таблицы умножения, выйти за границы собственного сознания простым движением пальца. В результате этого родилось информационное пространство, в котором произошел коллапс информации, и мы живем в мире, в котором информация все время съедает саму себя.

 

По этой причине, с одной стороны, объем любой ячейки в этом, говоря языком физики, фазовом пространстве электрических сигналов равен практически нулю, а с другой – их гиперколичество превращает этот ноль в конечную величину, но уже претерпевший такое преобразование, после которого информация может предстать в виде забытых уже «покемонов». И игра в искусственный интеллект, и нейросети, в которой самое привлекательное заключается в непрерывном рождении и аннигиляции информационных фантомов, точно отражает описанное информационное поле как информационный вакуум.

В таком вакууме можно позволить себе любое высказывание и любой, говоря по-английски, hype. Но для этого необходима критическая масса «хайпоносителей», чтобы образовалось переносящее информацию сообщество, превращающее информационный ноль в информационную единицу и обратно.

В современной науке это условие давно выполнено благодаря экспоненциальному росту в последние десятилетия людей, занимающихся академической деятельностью. А какова современная наука – таков и современный Нобелевский комитет, который два года назад присвоил премию по физике за эксперименты, как раз касающиеся переноса информации. А в этом году сделал революционный шаг – присвоил премию уже за умозрительные информационные игры.

 

Кстати, этот феномен великолепно описан в бессмертных «Мертвых душах» Гоголя: «...Петрушка (лакей Чичикова – Д.К.) ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы. Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь, или молитвенник, – он все читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то, о чем читал он, но больше само чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт знает что и значит».

Таких вот «Петрушек», но уже с печатью искусственного интеллекта, и представляют нынешние обладатели Нобелевской премии по физике. 

 

Об авторе: Дмитрий Харитонович Квон – член-корреспондент РАН, доктор физико-математических наук,

профессор Новосибирского государственного университета

 

Опубликовано: «НГ - наука» - 12.11.2024

Наука о контактах 

Как геополитика влияет на международное сотрудничество в научной сфере

 

Развивающийся геополитический кризис вновь остро поставил вопрос о влиянии геополитики на науку. Большинство международных соглашений России в научной сфере с участием западных стран было разорвано, включая соглашения, связанные с использованием научной инфраструктуры. В то же время большинство западных стран и университетов не стали ограничивать партнерства на индивидуальном уровне, а редакторы и издатели научных журналов в основном отказались следовать призыву бойкотировать публикации российских ученых. Есть исключения в том и другом случае, но это точно не мейнстрим.

/Годовой тренд количества российских статей и их доли в Web of Science (WoS)/

Совместно с коллегами из Китая и Норвегии я был одним из авторов опубликованного препринта, посвященного проблемам влияния геополитики на международное научное сотрудничество на примере российского кейса (The Influence of Geopolitics on Research Activity and International Collaboration in Science: The Case of Russia). Результаты исследования дают обширную пищу для размышления.

Прежде  всего закономерно встает вопрос, в какой мере геополитическая ситуация повлияла на международное сотрудничество в научной сфере с участием России. Для анализа использовались данные Science Citation Index Expanded (SCI-E) – индекс цитирования по точным, естественным, медицинским и техническим наукам; Social Sciences Citation Index (SSCI) – индекс цитирования по социальным наукам; Arts & Humanities Citation Index (AHCI) – индекс цитирования по гуманитарным дисциплинам. Все эти индексы – составные части Web of Science Core Collection. Параллельно мы построили часть графиков на данных Scopus, на них наблюдались те же тренды, поэтому было принято решение ограничиться одной базой данных.

 

В первую очередь следует отметить драматическое снижение количества публикаций с российскими аффилиациями. Это частично можно объяснить снижением количества публикаций в материалах международных конференций (в Web of Science влияние конференций менее выражено, чем в Scopus): проблемы с визами и оплатой оргвзноса; проблемы с пандемийными ограничениями. Но это только частичное объяснение. Более того, доля российских публикаций в мире начала падать еще в 2019 году, что нельзя объяснить влиянием конфликта в Украине или пандемией COVID-19.

Что касается доли российских публикаций с международной коллаборацией, то исследование подтвердило нашу гипотезу: геополитические конфликты лишь незначительно влияют на долгосрочные модели и тенденции международного научного сотрудничества. Российская наука в высокой степени интегрирована в мировую науку, а относительная интенсивность сотрудничества в двусторонних отношениях остается достаточно стабильной.

/Доли российских статей в области «Частицы и поля»,подготовленных отечественными физиками в сотрудничестве с учеными из 4 стран/ 

Исключение составляют те области, где большое значение имеет крупная межгосударственная научная инфраструктура, например Particles & Fields (частицы и поля).

Есть также признаки того, что сотрудничество с Германией (но не США!) становится менее интенсивным и расширяется в отношениях с Китаем и Индией.

 

Как бы то ни было, в абсолютном выражении количество публикаций с международной коллаборацией снизилось точно так же, как и количество российских публикаций в целом. При этом наше исследование показывает, что отдельные исследователи в разных странах продолжают совместную работу независимо от межгосударственных соглашений. Таким образом, мы должны признать, что международное научное сотрудничество не только и не столько основано на правительственных и институциональных соглашениях, сколько на человеческом взаимодействии и прямых контактах.

Какие из этого можно сделать выводы для практики?

 

Во-первых, людей, которые продолжают реализовывать совместные исследования в нынешних сложных условиях, нужно холить и лелеять, не обижать и уж ни в коем случае не увольнять. Лучше всего помогать – и морально, и рублем.

Более того, роль посредников (в английском языке чаще употребляется термин gatekeeper) в международных связях часто выполняли ученые, которые живут и работают в других странах, но поддерживают связи с российским академическом сообществом и продолжают дистанционно работать в российских университетах и научных институтах.

Кроме того, я твердо убежден, что в науке не может быть «дружественных» и «недружественных» стран. Наверное, такое имеет место быть в вопросах экономического и военного сотрудничества. Но неужели физика бывает дружественной и недружественной? Конечно, я признаю, что из этого правила есть свои исключения, но, опять же, это не мейнстрим.

 

Во-вторых, мы как-то уж слишком часто меняем вектор развития в науке. Вспомните, еще несколько лет назад тратились миллиарды бюджетных средств на скупку аффилиаций зарубежных ученых и проводились массовые «тусовки» под брендами QS и Times Higher Education. Сейчас складывается такое ощущение, что все это было «не то» и «не туда». Немного пугает при этом, что при смене курса советники остались практически те же.

Проект «5–100» (повышение престижности российского высшего образования и попадание не менее пяти отечественных университетов в сотню лучших по версии авторитетных международных рейтингов) неоднократно подвергался критике со стороны академического сообщества в основном за приверженность сугубо количественным индикаторам и «рейтинговой гонке». Но эта инициатива совершенно точно положительно повлияла на интенсификацию международного сотрудничества и увеличение академической мобильности.

Так может, стоит приложить усилия, чтобы сохранить хотя бы оставшиеся крохи от результатов, которых удалось достичь?

 

/Материал отражает личную позицию автора, которая может не совпадать с официальной позицией организаций, с которыми он аффилирован/

Об авторе: Дмитрий Михайлович Кочетков – докторант Центра исследований науки и технологий Лейденского университета (Leiden University), доцент кафедры теории вероятностей и кибербезопасности Российского университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы.

Опубликовано: «НГ - Наука», 21.11.2023