Цитата сообщения No_clouds

В разное время года, на разных жизненных этапах, сказки нужны разные. И если для сказок весной-летом непременно нужны слушатели, нужно, чтобы уставились на тебя несколько пар широко распахнут глаз и смотрели заворожено, словно бы ты не просто слова в предложения сплетаешь, а открываешь им тайну вселенскую. И так обидно бывает, когда весной-летом сказка есть, а слушателей нет. Не то, чтобы слушателей, нет даже одного самого крохотного слушателя, которого можно было бы схватить за рукав рубашки и не отпускать, пока всё до конца не выслушает. Другое дело – осенью. Не надо ничего выдумывать, высасывать из пальца. Все сказки такие простые и по сути дела лежат на поверхности, нужно только уметь разглядеть их и правильно понять. Нужно всего-навсего не лениться поднимать с асфальта опавшие листья и разглядывать их с оборота – а вдруг там написаны самые сказочные строки? Вот, и открыла я один секрет. На самом то деле люди осенью листья собирают не для гербария или венка на голову, не для того, чтобы засушить их в энциклопедии толстой, нет-нет. Люди ходят по городу, поднимают листочки и собирают самую настоящую сказку. На каждом листе какое-то своё неповторимое слово или, если сильно повезёт, даже целое предложение. И вот приносят эти люди вечером домой охапки листьев и складывают из них сказки, каждый - свою. Читают и улыбаются, и становится им тепло-тепло. И хотя все люди так делают, но они почему-то считают это безумно стыдным и некрасивым, детским каким-то, несолидным вовсе. Дескать, можно ли нам, таким деловым дядечкам и тётечкам читать сказки? Нет-нет, вы что, это же позорррр. Поэтому и прикрываются все гербариями и прочей выдуманной нелепостью. Но вы то теперь знаете всю правду, только тсс. Никто, кроме вас, не должен знать об этом, а то мир ведь и перевернуться может.
А осенью для сказок не нужны слушатели, осенью сказки горькие и далеко не каждый любит таким образом перепутанные предложения. Им сладкого подавай, приторного, такого, чтобы в горле всё слипалось и пить хотелось неимоверно. Им подавай облаков розово-зефирных и непременно хэппи энд, чтобы все жили долго и счастливо и умерли в один день. Фи, гадость то какая. А как же, как же горечь, что песком заскрипит на зубах, как только запахнет на улицах жухлыми листьями? Как же тесно-невыносимая тяжесть и боль на сердце, необъяснимая боль утраты непонятночего и окутанные вязкими чернилами вечера? Как же всё это, в мусорку, не нужно больше никому? И кто же теперь сочинит стихи про осень, такие, что острыми ногтями исцарапают все внутренности, заставив лишь тихо корчиться от боли? Кто же будет переплетать пальцы замерзших рук и дарить горсти каштанов в бесконечных прогулках по шуршащим паркам? Кто же, кто же? Подавитесь своим мерзким сахаром. А я буду впитывать горечь и наслаждаться ласковой тоской, просочившейся под кожу сквозь поры и загулявшей на переулках мыслей тоскливыми ветрами.
Знаете, порой мне бывает неимоверно жалко осень. Ведь столько людей её ненавидят, проклинают практически. Она якобы отбирает у них их лето, насквозь уже пропахнувшее выхлопными газами и дешёвыми винами, раскиданное по выцветшим к концу августа газонам и отчаянно улепётывающее от холодных ветров. Лето, лето, ты бываешь такое жалкое к концу августа – началу сентября. По тебе видно, что у тебя больше не осталось сил, что ты задыхаешься собственным ничтожеством, но всё же борешься, отчаянно борешься, в надежде продержать в своём плену город ещё немного дольше. Каждый год повторяется одно и тоже. Лето, лето, жизнь ничему тебя не учит. Как же ты не понимаешь, что всему своё время, что для каждого времени года свои ящички и полочки, и не стоит лезть в чужие, это уже никому не в радость. Только у зимы есть льготы, она старая и мудрая, она умеет держать у себя город дольше положенного и никто даже не смеет ей возразить. А ты, лето, ты рыжее и молодое. Ты чудесно-безбашенно солнечное и практически безмозглое создание. Я не прогоняю тебя, нет, ведь я научилась любить тебя всем сердцем. Просто, лето, знаешь, всему своё время.
А осени, наверное, бывает ужасно больно приходить. Она видит, как зло люди смотрят в небо, раскрывая над головами свои серые зонты, как они бурчат себе под нос что-то вроде: «опять этот противный дождь» и скорее спешат убежать в тёплые дома, офисы, квартиры, не замечая в своей спешке, на сколько красивы приклеенные к асфальту или окнам машин тонюсенькие желтеньки листочки, люди не замечают, сколько тепла изучают оранжевые листья клёнов и на сколько радостно и открыто они улыбаются. Люди поднимают выше воротники курток и бегут быстрее, разбрызгивая друг на друга холодные лужи – пристанища одиноких продрогших листочков. Знаете, осень не виновата в том, что она грустная. Вы сами сделали её такой, вы обидели её, задели за самые чуткие и тонкие нотки её души. Не стыдно, конечно никому не стыдно. А даже если и поймёт кто-то, лишь разведёт плечами и с вызовом спросит: «Ну а что я могу сделать, как я могу полюбить продирающие до костей холодные дожди и постоянную сырость? Не люблю я это я и всё тут!». Мне останется лишь грустно улыбнуться и, не глядя в глаза этому человеку, побрести своей дорогой. Он прав, конечно прав. Но что же делать?
Я ведь не могу заставить всё население планеты разом полюбить осень, взмахнуть рукой и сделать так, что все сразу начнут считать, будто нет на свете ничего лучше холодного косого дождя. И хорошо, что не могу, ведь неинтересно и тесно было бы мне тогда в осени, если бы все вдруг её полюбили. И не хватило бы горечи и исписанных сказками листьев на всех, точно знаю, не хватило бы. Началась бы тогда бесконечная гонка, драки за самые яркие листочки, обиды и ссоры. А это никому не нужно, так то. Зато я могу выпить столько горечи и сложить по карманам столько сырости, сколько мне необходимо. И я могу лишь рассказать, могу лишь объяснить вам, что такое осень, если кто вдруг не знает. Не надеюсь (да и не хочу), что все, прочитав, вдруг одумаются и побегут листья переворачивать да сказки читать. Да и вообще, это не просто сказка, это сказка для мальчика, никогда не любившего осень, это сказка для удивительно доброго и замечательного мальчика. И цель сказки этой: показать мальчику осень такой, какой вижу её я, чтобы он, может быть, понял, почему осень доставляет мне такое неописуемое удовольствие.


Сколько было стихов и песен, сколько было ответов на мучающий всех вопрос: «что такое осень?» - «это небо, плачущее небо под ногами, в лужах разлетаются птицы с облаками…». Во многих словах не достаёт капельки корицы и совсем чуточки загадочности, хотя и не нужны они здесь, ведь тогда слова сразу перестанут быть понятными, доступными. А что могу сказать я?
Я могу сказать, что осенью порой не нужен плеер. Что не нужно затыкать уши пускай даже и самой красивой не свете музыкой. Нужно (хм, хотя я никого не заставляю) идти и с чувством пинать ногами листья у бордюров, которые отзовутся дружелюбным шуршанием, пыльно блеснут в лучах лениво-прохладного солнца и опустятся обратно на землю. Осень – это когда в пустых карманах только конфеты и ключи от подворотен, когда ночью не можешь уснуть из-за слишком быстро бьющегося сердца и чрезмерно большого количества мыслей.
Я могу рассказать о том, как замирает, сжимается сердце, когда я вижу, как с дерева слетает умирающий листок. Я словно слышу, как жалобно он вскрикивает, отрываясь от ветки. Каким-нибудь осенним вечером, когда узкие бледно-желтые полоски усталых фонарей отчаянно сражаются с наступающей на них темнотой, когда вдруг в лицо ударит неожиданный холодный порыв ветра и с деревьев полетят десятки листьев. Они будут, кружась, ловить тусклые лучи фонарей и жалобно переливаться, утопая в осенних чернилах. А сердце будет вздрагивать так часто, что просто перехватит дыхание, захочется остановиться посреди страшной закованной в тишину вечерней улицы и навсегда остаться под этим нереальным листопадом. Сделать так, чтобы сердце навсегда сохранило этот бешенный, восторженный ритм, на лице застыла умиротворённая улыбка, а пальцы рук пропитались холодной нежностью. Таким осенним вечером почувствуешь вдруг всем своим телом, каждой клеточкой кожи, что ты живёшь. Живёшь. И это слово приобретет совсем другой смысл. И ты пойдёшь домой, обескураженный и растерянный. Как будто всё то, что раньше было ценным, враз обесценилось. И теперь нужно строить все мнения и убеждения по новой. Но это ничуть не испугает, а наоборот, обрадует, словно ты давно уже мечтал начать всё сначала, но всё не знал, как это сделать.
Я могу лишь рассказать о том, что осенью есть такие дни, когда с самого утра идёт дождь. Он всё идёт и идёт, и кажется, будто на небе забыли закрыть какой-то клапан. К вечеру появляется чувство, что тебя сейчас просто вытошнит этим дождём, влага уже заполнила все внутренности, для неё просто не хватает места. Кажется, что ледяная дождевая вода сейчас польётся из ушей и рта, кажется, что весь мир просто захлебнётся этой разбавленной настойкой горечи, дома потерпят кораблекрушения, натолкнувшись на острый голые ветки, а люди перевернут зонты и поплывут в них по бескрайним лужам.
Знаешь, мальчик, осень бывает такая изумительно серая, поразительно насыщенная и плотная, такая, что серостью застилает глаза, и тяжёлые тёмные облака буквально прижимаются к земле, норовят утопить в лужах и перемешать с листьями. Знаешь, так нежно вздрагивает и ухает вниз сердце, когда десятки жёлтых листьев, кружась, приближаются к мокрому асфальту. Знаешь, осенью бывают такие холодные дни, когда миллионы иголок пронизывают кожу и зло покалывают внутренности, когда идешь, обхватив собственное тело руками, пытаясь хоть как-то согреться. И вдруг в какой-то момент понимаешь, что этот колючий холод – самое лучшее, что ты когда-либо чувствовал, что именно этот приводящий в чувства ветер, щекочущий ледяными пальцами волосы, обладает самым неповторимым запахом и вкусом. И ты идёшь по улице, уже не пытаясь согреться или застегнуть куртку, и с наслаждением, с жадностью мерзнешь, мёрзнешь впервые за несколько обжигающих летних месяцев. Позволяешь осени пройти сквозь тебя, впитав твоё тепло и потеряв по дороге часть своей горечи. Это так волшебно, мальчик, так волшебно.
Могла ли я когда-нибудь представить, что буду отталкиваться от осенних луж подошвами кед и почти взлетать над землёй вместе с профоргом Марком и Олегом, напевая «джинсы порезаны, лето, три полоски на кедах под тёплым дождём». Могла ли вообразить, что так чудесно будет греться в ожидании поезда, просто обнявшись впятером, стукаясь лбами и бесконечно смеясь. Могла ли включить всё свое воображение и только на секунду представить, что уже на второй неделе учёбы в университете я вдруг почувствую, что пахнущие теплом и едой из столовой лестницы на первом этаже стали родными, что в недавно незнакомых глазах плещется столько добра и ласки. Разве могла я предположить, что мне так понравится это всё: эта обстановка, эти люди, события, улыбки, какая-то особенная, новая и всё ещё пугающе пахнущая холодом жизнь.
Знаешь, я люблю осень за кончики пальцев, которыми можно нежно прикасаться к ледяным заборам или промокшим стволам деревьев. Люблю осень за продрогшие ладони, которые можно греть в чужих карманах. За яблоки и каштаны, за вечно простуженное горло и одетые чернилами вечера, за традиционный чай с цветочным мёдом и чавкающие листья под ногами. Я становлюсь другой, нежнее и спокойнее осенью.
Знаешь, мальчик. Я так рада, что ты рядом, ты со мной. Моя сказка не включила в себя и трети того невозможного безумия, что я могла бы рассказать тебе про осень. Но будет вторая, третья и четвёртая сказки. И не только про осень. Будут сказки про дружбу и любовь, про преданность и тепло, про вырванные из сердца чувства и про выплаканные за ночь глаза. А осень, знаешь, она всегда пахнет кострами догорающих чувств, невыплаканными слезами и несобранными воедино надеждами. Она обжигающе горькая и пронизывающая. Но она именно такая, и я принимаю и люблю её за это. Она - молодая мама. Мама сцепленных на сырых скамейках холодных пальцев и вновь и вновь загорающихся искр в глазах.
Ну здравствуй, родная, здравствуй, осень. Я так ждала тебя. Я так скучала по тебе. И теперь ты со мной.