Мимоза невинной сияла красой, Питал ее ветер сребристой росой, И к солнцу она обращала листы, Чтоб ночью опять погрузиться в мечты. В прекрасном саду пробудилась от сна, Как Гений Любви, молодая Весна; Траву и цветы пробудила для грез, Заставив забыть их про зимний мороз. Но в поле, в саду, и в лесу, и у скал Никто так о нежной любви не мечтал, Как лань молодая в полуденный зной, С Мимозой сродняясь мечтою одной. Раскрылся подснежник под лаской тепла, Фиалка от вешних дождей расцвела, И слился их запах с дыханьем весны, Как с пеньем сливается рокот струны. Любовью тюльпан и горчанка зажглись; И дивный красавец, влюбленный нарцисс, Расцвел над ручьем и глядит на себя, Пока не умрет, бесконечно любя; И ландыш, подобный Наяде лесной, Он бледен от страсти, он любит весной; Сквозит из листвы, как любовный привет, Его колокольчиков трепетный свет, Опять гиацинт возгордился собой, Здесь белый, пурпурный, а там голубой, Его колокольчики тихо звенят, - Те звуки нежней, чем его аромат; И роза, как нимфа, - восставши от сна, Роскошную грудь обнажает она, Снимает покров свой, купаться спешит, А воздух влюбленный к ней льнет и дрожит; И лилия светлую чашу взяла И вверх, как Вакханка, ее подняла, На ней, как звезда, загорелась роса, И взор ее глаз устремлен в небеса; Нарядный жасмин, и анютин глазок, И с ним туберозы душистый цветок, - Весною с концов отдаленных земли Цветы собрались в этот сад и цвели. Под ласковой тенью зеленых ветвей, Под искристым светом горячих лучей, Над гладью изменчивой, гладью речной Дрожали кувшинки, целуясь с волной; И лютики пестрой толпой собрались, И почки цветов на ветвях налились; А водный певучий поток трепетал И в тысяче разных оттенков блистал. Дорожки средь дерна, как змейки, легли, Извилистой лентой по саду прошли, Сияя под лаской полдневных лучей, Теряясь порою средь чащи ветвей. Кустами на них маргаритки росли И царские кудри роскошно цвели; И, тихо роняя свои лепестки, Пурпурные, синие вяли цветки, И к вечеру искрились в них светляки. Весь сад точно Райской мечтой озарен; И так, как ребенок, стряхнувши свой сон, С улыбкой глядит в колыбели на мать, Которой отрадно с ним петь и играть, - Цветы, улыбаясь, на небо глядят, И в небе лучи золотые горят, И ярко все блещут в полуденный час, Как блещет при свете лучистый алмаз; И льют, наклоняясь, они аромат, И с шепотом ласки друг другу дарят, Подобно влюбленным, которым вдвоем Так сладко, что жизнь им является сном. И только Мимоза, Мимоза одна, Стоит одинока, безмолвна, грустна; Пусть глубже, чем все, она любит в тиши Порывом невинной и чистой души, - Увы, аромата она лишена! И клонится нежной головкой она, И жаждет, исполнена тайной мечты, Того, чего нет у нее, - красоты! Ласкающий ветер на крыльях своих Уносит гармонию звуков земных; И венчики ярких, как звезды, цветков Блистают окраской своих лепестков; И бабочек светлых живая семья, Как полная золотом в море ладья, Скользит над волнистою гладью травы, Мелькает, плывет в океане листвы; Туманы, прильнув на мгновенье к цветам, Уносятся ввысь к голубым небесам, Цветочный уносят с собой аромат, Как светлые ангелы в небе скользят; На смену им снова встают над землей Туманы, рожденные знойною мглой; В них ветер слегка пролепечет на миг, Как ночью лепечет прибрежный тростник; Мечтает Мимоза в венце из росы; Меж тем пролетают мгновенья, часы, Медлительно движется вечера тень, Как тянутся тучки в безветренный день. И полночь с лазурных высот снизошла, Прохлада на мир задремавший легла, Любовь - в небесах, и покой - на земле, Отрадней восторги в таинственной мгле. Всех бабочек, птичек, растенья, зверьков Баюкает море загадочных снов, Как в сказке, волна напевает волне, Их пенья не слышно в ночной тишине. И только не хочет уснуть соловей, - Ночь длится, а песня слышней и слышней, Как будто он гимны слагает луне, И внемлет Мимоза ему в полусне. Она, как ребенок, устав от мечты, Всех прежде печально свернула листы; В душе ее сонная греза встает, Себя она ласковой мгле предает, Ей ночь колыбельную песню поет. В волшебном саду, чуждом горя и зла, Богиня, как Ева в Эдеме, была, И так же цветы устремляли к ней взоры, Как смотрят на Бога все звездные хоры. В лице ее дивном была разлита Небесных таинственных дум красота; Сравниться не мог с ней изяществом стана Цветок, что раскрылся на дне океана. Все утро, весь день и весь вечер она Цветы оживляла, ясна и нежна; А в сумерках падали к ней метеоры, Сплетая блестящие искры в узоры. Из смертных не знала она никого, Не знала, что значит греха торжество, Но утром, под ласкою теплой рассвета Она трепетала, любовью согрета; Как будто бы ласковый Дух неземной Слетал к ней под кровом прохлады ночной, И днем еще медлил, и к ней наклонялся, Хоть в свете дневном от нее он скрывался. Она проходила - к ней льнула трава, К которой она прикасалась едва; И шла она тихо, и тихо дышала, И страсть, и восторг за собой оставляла. Как шепот волны средь морских тростников, Чуть слышен был звук ее легких шагов, И тенью волос она тотчас стирала Тот след, что, идя, за собой оставляла. В волшебном саду преклонялись цветы При виде такой неземной красоты И нежно следили влюбленной толпою За этой прелестной, воздушной стопою. Она орошала их светлой водой, В них яркие искры блистали звездой; И в их лепестках - с мимолетной красою Прозрачные капли сверкали росою. Заботливо-нежной рукою своей Она расправляла цветы меж ветвей, Ей не были б дети родные милее, Она не могла бы любить их нежнее. Всех вредных, грызущих листки, червяков, Всех хищных, тревожащих зелень, жучков Она своей быстрой рукою ловила И в лес далеко-далеко уносила; Для них она диких цветов нарвала, В корзинку насыпала, где их несла: Хоть вред они жизнью своей приносили, Но жизнь они чисто, невинно любили. А пчел, однодневок и всех мотыльков, Прильнувших к душистым устам лепестков, Она оставляла, чтоб нежно любили, Чтоб в этом раю серафимами были. И к кедру душистому шла на заре, Там куколки бабочек - в темной коре, Меж трещин продольных - она оставляла: В них жизнь молодая тихонько дрожала. Была ее матерью нежной - весна, Все лето цветы оживляла она, И прежде чем хмурая осень пришла С листвой золотою, - она умерла! Промчалось три дня, - все цветы тосковали, О чем, почему, они сами не знали; Грустили, и бледность была в них видна, Как в звездах, когда загорится луна. А с новой зарею - до слуха Мимозы Коснулося пенье; в нем слышались слезы; За гробом вослед провожатые шли, И плакальщиц стоны звучали вдали... И было тоскливо на сердце Мимозы, И падали, падали светлые слезы; Объятые гнетом смертельной тоски, Прижались друг к другу ее лепестки. И скоро все листья ее облетели, Внимая угрюмым напевам метели, И сок в ней не мог уже искриться вновь, И капал к корням, точно мертвая кровь. Зима, опоясана ветром холодным, Промчалась по горным вершинам бесплодным, И треск издавали обломки скалы, Звенели в мороз, как звенят кандалы. И цепью своей неземного закала И воды и воздух она оковала; От сводов полярных, из дальней земли, Суровые вихри ее принесли. Последние травы под ветром дрожали, От ужаса смерти под землю бежали, И так же исчезли они под землей, Как призрак бесследный, порою ночной. В извилистых норах уснули в морозы Кроты, под корнями умершей Мимозы; И птицы летели на сучья, на пни, И вдруг, на лету, замерзали они. Теплом потянуло. На ветках снежинки Растаяли, падая вниз, как слезинки; И снова замерзли в холодные дни, И кружевом снежным повисли они. Металася буря, сугробы вздымая И волком голодным в лесу завывая, И сучья ломала в порыве своем, Весь мир засыпая и снегом, и льдом. И снова весна, и умчались морозы; Но нет уже больше стыдливой Мимозы. Знала ль Мимоза, что скрылась весна И что сама изменилась она, Знала ль, что осень с зимою пришла, Трудно сказать, - но она умерла. Дивная Нимфа, чьим царством был сад, Чьим дуновением был аромат, Верно, грустила, когда не нашла Формы, где нега стыдливо жила - Чудная нега любви, красоты И неземного блаженства мечты... Вечен таинственный, сказочный сад, Вечно в нем Нимфа живит аромат, Вечно смеются им вешние дни, Мы изменяемся, - но не они. Счастье, любовь, красота, - вам привет! Нет перемены вам, смерти вам нет, Только бессильны мы вас сохранить, Рвем вашу тонкую, светлую нить! Перси Биши Шелли, 1820 Перевод К.Д.Бальмонта