Цитата сообщения Наталия_Кравченко

"Несравненный Виллон Франсуа..." (продолжение)
 

Начало здесь.

 

Юмор висельника

Франсуа Вийон выглядел в своих куплетах шутом, клоуном, забавником. Он писал так, как пишут, чтобы повеселить народ на ярмарках. Не исключено, что какое-то время он сам подрабатывал актёром в тех фарсах и праздничных мистериях, что устраивались на площадях для бедного люда.

 

 

Его юмор — это юмор человека из толпы. Человека, который непрочь позубоскалить над спесью вельмож и чинуш, посмеяться над их позёрством.
Позже его запечатлел в своих комедиях Франсуа Рабле («Адвокат Патлен»), сделав Вийона, как и своего Патлена, фигурой символической, нарицательной.

 

Франсуа Рабле

 

Это тип хитреца, шутника, плута и мошенника, скрывающегося под маской простака, высмеивающего городскую знать, совершающего забавные проделки. И, в общем-то, этот образ был близок к истине, к реальному Вийону, который не мыслил жизни без плутовства, уловок и авантюр.

 

Для него жизнь — игра, увлекательная, но и опасная, способная легко привести на виселицу. Перечисляя в стихах все неправедные и рискованные поступки, которые совершают авантюристы, поэт в конце концов делал вывод, что эта игра не стоит свеч, что так или иначе твоя добыча всё равно превратится в прах:

 

В какую б дудку ты ни дул,
Будь ты монах или игрок,
Что банк сорвал и улизнул,
Иль молодец с больших дорог,
Писец, взимающий налог,
Иль лжесвидетель лицемерный, –
Где всё, что накопить ты смог?
Всё, всё у девок и в тавернах!

 

Пой, игрищ раздувай разгул,
В литавры бей, труби в рожок,
Чтоб развеселых фарсов гул
Встряхнул уснувший городок
И каждый деньги приволок!
С колодой карт крапленых, верных
Всех обери! Но где же прок?
Всё, всё у девок и в тавернах!

 

Пока в грязи не потонул,
Приобрети земли клочок,
Паши, коси, трудись, как мул,
Когда умом ты недалек!
Но всё пропьешь, дай только срок, –
Не верю я в мужей примерных, –
И лен, и рожь, и кошелек –
Всё, всё у девок и в тавернах!

_____

Всё, от плаща и до сапог,
Пока не стало дело скверно,
Скорее сам неси в залог!
Всё, всё у девок и в тавернах.

 

(«Баллада добрых советов ведущим дурную жизнь»)

 

 

То есть неправедно добытое впрок не идёт. Вийон создал своеобразный моральный кодекс шалопаев и мошенников. Он не осуждал их. Так уж устроен человек. Зачем лишать себя удовольствия в этой жизни? Надо стараться извлекать свою выгоду, причём по возможности опережая других: оставить всё у девок и в тавернах — в обманном мире, где всяк норовит тебя надуть — не самое страшное зло. Бедность, нищета как бы смягчают, искупают твою вину, дают в некотором роде индульгенцию на такой образ жизни. Таково кредо Вийона.

 

Я, видно, грешен, всех грешней,
И смерть не шлет Господь за мною,
Пока грехи души моей
Я в муках жизни не омою.
Но коль раскаюсь я душою
И так приду на Божий суд,
Оправдан буду я судьею
За все, что выстрадано тут.

 

В качестве единственного своего достоинства Вийон называет отсутствие злобы. Из Евангелия он запомнил предупреждение: «Не судите, да не судимы будете».

 

Ведь не монах я, не судья,
чтоб у других считать грехи!
У самого дела плохи.

 

Вийон шокировал благонамеренную публику, прославляя мошенников, умиляясь проституткам и сутенёрам, симпатизируя воришкам и шулерам. Но при этом он честно предостерегал их с высоты своего опыта: живите в своё удовольствие и не теряйтесь в этой жизни, но знайте, - расплата предстоит тяжёлая и, скорее всего, цена окажется намного большей, чем полученная прибыль.

 

Плутающие в плутнях плуты,
Клянусь: не век вам плутовать.
Пора отсюда когти рвать,
Не то, ручаюсь головою,
Свиданья вам не избежать
С женильщиком и со вдовою.

 

(«Женильщик» - это тот, кто устраивает свадьбу человека с пеньковой веревкой, на которой вздёргивают преступников).

 

 

«Прошу вас строго не судить...»

 

Снисходительность и доброжелательность поэта к низам общества рождалась из чувства солидарности с людьми, которым в чём-то не повезло. Вийон пишет удивительную надгробную речь в форме баллады за упокой души одного пьяницы — доброго приятеля Франсуа — Котара.

 

Он приводит того к вратам рая, пытаясь доказать Богу, что место его друга именно там, вспоминая библейские примеры оказавшихся в раю великих пьяниц: Ноя, первого пьяницу, попавшего на скрижали истории, Лота, которого напоили дочери, дабы забеременеть от него, Архетриклина, подававшего в Кане гостям воду вместо вина и т. д. Чем Котар хуже их?

 

Отец наш Ной, ты дал нам вина,
Ты, Лот, умел неплохо пить,
Но спьяну – хмель всему причина!
И с дочерьми мог согрешить;
Ты, вздумавший вина просить
У Иисуса в Кане старой, –
Я вас троих хочу молить
За душу доброго Котара.

 

Он был достойным вашим сыном,
Любого мог он перепить,
Пил из ведра, пил из кувшина,
О кружках что и говорить!
Такому б только жить да жить, –
Увы, он умер от удара.
Прошу вас строго не судить
Пьянчугу доброго Котара.

 

Бывало, пьяный, как скотина,
Уже не мог он различить,
Где хлев соседский, где перина,
Всех бил, крушил – откуда прыть!
Не знаю, с кем его сравнить?
Из вас любому он под пару,
И вам бы надо в рай пустить
Пьянчугу доброго Котара...

 

 

 содержатель кабака

 

в кабачке: проверка качества вина.
 (фрагмент витража собора в ТУРНЭ. Бельже).

 

 

Франсуа Вийон и сам был непрочь выпить. Тогда наиболее распространённым напитком в народе считался глинтвейн.

 

 

 

Чистое вино стоило дорого, и за неимением лучшего беднота предпочитала смеси, надёжно одурманивающие. Глинтвейн был наиболее привелигированным напитком из этой серии. Он отличался приятным вкусом, тонизировал и считался возбуждающим средством. Чем больше его пили, тем больше хотелось.

 

Хочу поделиться с вами уникальным средневековым рецептом приготовления этого напитка.
Итак, - глинтвейн от Франсуа Вийона, любимого напитка поэта:

 

Для приготовления порошка глинтвейна возьмите четверть фунта (50 г) очень мелко помолотой корицы, унцию (29 г) белого мелко помолотого межхедского имбиря, унцию райского семени, 6 мускатных орехов и 6 головок гвоздики. Перетолките всё вместе. Когда пожелаете сделать глинтвейн, возьмите чуть больше пол-унции (15 г) этого порошка и полфунта (200г) сахара. Смешайте с парижской квартой вина (около литра или литр с небольшим).
Напиток подавался горячим. Его пили при любовных утехах.
Вийон представил его в стихах как одно из непременных условий эротического блаженства.

 

Толстяк монах, обедом разморенный,
Разлегся на ковре перед огнем,
А рядом с ним блудница, дочь Сидона,
Бела, нежна, уселась нагишом;
Горячим услаждаются вином,
Целуются, — и что им кущи рая!
Монах хохочет, рясу задирая…
На них сквозь щель я поглядел украдкой
и отошёл, от зависти сгорая:
живётся сладко лишь среди достатка.

 

Средневековое правосудие

 

У Вийона этого достатка никогда не было. Нам известно, что в 1457 — 1461 годах он был обыкновенным бродягой. В этот период его средства к существованию сомнительны. Промышляя всякими уловками, иногда прибегая к мошенничеству, Франсуа не гнушается и воровством, и сводничеством-сутенёрством, участвует в ночных вылазках, в каких-то авантюрах, и это в конце концов приводит его в тюрьму. А впервые он попал туда в 24 года, когда в нелепой драке убил священника.

 

Вот на этой миниатюре изображена сцена убийства — не этого, конечно, конкретно, а убийства вообще.
Если верить объяснениям Вийона, нападавших было двое, и они были вооружены. Священник ударил его кинжалом и рассёк губу, а Франсуа, защищаясь, швырнул в него камнем. Удар оказался смертельным.
 

Так ли это было на самом деле, что послужило причиной драки — спор из-за женщины? Карточный долг? Кража? - этого мы уже никогда не узнаем. Риск попасть на виселицу за убийство был весьма велик. Тогда суд был коротким: либо королевское помилованье — либо виселица. Тюремное заключение практиковалось редко.

 

средневековый суд

 

На этой миниатюре изображена сцена заседания средневекового суда. Судья (в центре) в присутствии заседателей произносит приговор. Осуждённого (справа) в одной рубахе тут же тащат на виселицу. Это же грозило и Вийону. Но ему повезло: он был помилован королём Франции, сумев убедить правосудие, что действовал в пределах необходимой обороны. (Видимо, участие в университетских диспутах, в состязаниях в ораторском искусстве не прошли даром). Возможно, сыграло роль и его творчество — тогда многие уже понимали, кто такой Вийон, в Париже им дорожили.
Этот 1456 год стал годом второго рождения Вийона. Однако поэт не оправдал оказанного доверия. Выйдя на свободу, он снова начал вести бродяжий образ жизни, завёл друзей среди тех, кто был не в ладах с законом. И именно в том 1456 году Франсуа де Монкорбье больше не упоминается в личных бумагах Вийона: он берёт себе фамилию приёмного отца и для себя, и для всех остальных отныне окончательно превращается в поэта Франсуа Вийона.

 

В год века пятьдесят шестой
Я, Франсуа Вийон, школяр,
Бег мыслей придержав уздой
И в сердце укротив пожар,

 

Хочу свой стихотворный дар
Отдать на суд людской, — об этом
Писал Вегеций, мудр и стар, —
Воспользуюсь его советом. -

 

так он окончательно определил свою стезю. Быть поэтом. Поэтом-бродягой.

 

 

Молитва Франсуа Вийона

 

Если судить по многим стихам Вийона, в частности, воздающим посмертные почести пьянчуге Котару, «пристроенному» им в раю, можно подумать, что поэт был неверующим. Создавалось впечатление, что он вообще не принимал ничего всерьёз, что для него не было ничего святого. Если бы... не сочинённая им баллада «Молитва Богоматери». Она написана им от лица своей матери, чьё им нам неизвестно. Бедная неграмотная женщина, она молилась Богоматери, сокрушаясь из-за выходок непутёвого сына, живя в ожидании смерти. Ей, вероятно, было тогда лет 50. В то время, когда люди едва доживали до тридцати, это была глубокая старость.

 

О дева-мать, владычица земная,
Царица неба, первая в раю,
К твоим ногам смиренно припадаю:
Пусть я грешна, прости рабу твою!
Прими меня в избранников семью!
Ведь доброта твоя, о мать святая,
Так велика, что даже я питаю
Надежду робкую тебя узреть
Хоть издали! На это уповаю,
И с верой сей мне жить и умереть.

 

Я женщина убогая, простая.
Читать не знаю я. Меня страшат
На монастырских стенах кущи рая.
Где блещут арфы и под раем ад,
Где черти нечестивцев кипятят.
Сколь радостно в раю, сколь страшно ада
Среди костров, и холода, и глада!
К Тебе должны бежать и восхотеть
Твоих молений и Твоей ограды.
Хочу в сей вере жить и умереть...

 

По существу, молится здесь сам Вийон, прикрывшись фигурой старушки, чтобы никто не догадался, что у «сурового мужчины» нежное сердце. Он писал эту молитву для себя в минуту тоски и отчаяния. Вера, которой наделяет свою мать непутёвый сын — вера безыскусная, исполненная живого чувства, отличавшаяся от той, что изложена языком теологических доктрин. И именно такую веру обретал Вийон, когда думал о матери. А, может быть, и так, что о матери он вспоминал, когда обретал веру.

 

Для матери молитва скреплена,
чтоб прославлять Заступницу отныне.
Бог знает, сколько вынесла она,
простая женщина, скорбя о сыне.
Нет мне убежища, иной твердыни!
Но плоть мою и душу может ограждать
средь множества печалей и уныний
старуха бедная — и это мать!

 

Наверное, под впечатлением этой искренней простосердечной молитвы была написана знаменитая окуджавская песня «Молитва Франсуа Вийона».

 

Пока Земля ещё вертится, пока ещё ярок свет,
Господи, дай же ты каждому чего у него нет.
Умному дай голову, трусливому дай коня,
Дай счастливому денег и не забудь про меня.

 

Пока Земля ещё вертится, Господи, твоя власть,
Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть.
Дай передышку щедрому хоть до исхода дня,
Каину дай раскаянье и не забудь про меня.

 

Я знаю, ты всё умеешь, я верую в мудрость твою,
Как верит солдат убитый, что он проживает в раю.
Как верит каждое ухо тихим речам твоим,
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.

 

Господи, мой Боже, зеленоглазый мой,
Пока Земля ещё вертится и это ей странно самой.
Пока ещё хватает времени и огня,
Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня.
Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня.

 

 

Прекрасная песня, хотя содержание её к Вийону никакого отношения не имеет. Это молитва самого Окуджавы, но тогда религия была под запретом, не допускалась советской идеологией, поэтому Окуджава с целью конспирации прикрылся здесь именем средневекового поэта (точно так же и по этой же причине в словах «Ах, Арбат, ты — моя религия» пел «ты, моя реликвия»).

 

«И лишь влюблённый мыслит здраво»

 

Франсуа Вийон был клириком, а клирики считались женоненавистниками. Вероятно, из-за того, что клирик был обречён на безбрачие. А может быть, и наоборот: клириками становились женоненавистники. Правило это действовало в обоих направлениях. Вийон здесь не был исключением. Его взгляд на женщин не был лучезарным, он не видел в них ничего хорошего. Поэт повествует без прикрас о том, как величайших героев истории губили женщины. По вине женщины согрешил царь Давид, а Ирод совершил гнусный поступок.

 

Давид, желаньем подогретый,
Сверканьем ляжек ослеплен,
Забыл скрижали и заветы…
Под звуки сладостных куплетов
Был Иродом Иоанн казнен
Из-за язычницы отпетой…

Орфей, печальный менестрель,
Покорный глупому обету,
Сошел, дудя в свою свирель,
В Аид из-за любви к скелету;
Нарцисс, — скажу вам по секрету:
Красив он был, да не умен!
Свалился в пруд и канул в Лету.
Как счастлив тот, кто не влюблен!

 

Взгляд Вийона на любовь трезв, циничен и абсолютно пессимистичен, ибо он просто не располагал средствами, позволявшими тогда смотреть на мир иначе. Отчётливо этот пессимизм выразился в его «Балладе истин наизнанку», где Вийон обличает отсутствие всякого смысла и логики в мироздании.

 

Мы вкус находим только в сене
И отдыхаем средь забот,
Смеемся мы лишь от мучений,
И цену деньгам знает мот.
Кто любит солнце? Только крот.
Лишь праведник глядит лукаво,
Красоткам нравится урод,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

Лентяй один не знает лени,
На помощь только враг придет,
И постоянство лишь в измене.
Кто крепко спит, тот стережет,
Дурак нам истину несет,
Труды для нас - одна забава,
Всего на свете горше мед,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

Кто трезв, тем море по колени,
Хромой скорее всех дойдет,
Фома не ведает сомнений,
Весна за летом настает,
И руки обжигает лед.
О мудреце дурная слава,
Мы море переходим вброд,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

Вот истины наоборот:
Лишь подлый душу бережет,
Глупец один рассудит право,
Осел достойней всех поет,
И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

(перевод И. Эренбурга)

 

Нет ничего истинного в этом мире, как бы хочет сказать Вийон всеми этими парадоксами.
(Поэт Владимир Корнилов нашёл эти строки весьма актуальными, созвучными нынешнему состоянию нашего общества, которое не менее пессимистично, чем в средние века, и написал в 1999 году вот такое «Подражание Вийону»:

 

Жизнь безобразнее стихов,
Грехи прекрасней добродетели,
Низы опаснее верхов,
Несчастней киллеров свидетели.

 

Всего огромнее — чуть-чуть,
Всего свободнее в империи…
Особый у России путь
И полное в него неверие.)

 

Поэзия Франсуа Вийона носит принципиально не возвышенный характер. Пастораль, элегии, буколлическая идиллия — распространённые жанры этого времени — всё это чуждо ему.

 

 

Луна, розы, соловьи и прочие «нейтральные» предметы бесповоротно исключены из его поэтического обихода. Франсуа — реалист, скептик, прагматик. Зима для него — это не белое безмолвие, а отмороженные ноги. Соловью в райских кущах он предпочтёт жареную куропатку под соусом.
Вийон полемизирует с известным поэтом-романтиком Гонтье, который играет на лютне своей возлюбленной Елене под кустом шиповника, проповедуя рай в шалаше. Вийон заявляет, что он предпочитает другие радости и в другом месте.

 

Когда б Гонтье, с Еленой обрученный,
Был с этой жизнью сладкою знаком,
Он не хвалил бы хлеб непропеченный,
Приправленный вонючим чесноком.
Сменял бы на горшок над камельком
Все цветики и жил бы не скучая!
Ну что милей: шалаш, трава сырая
Иль теплый дом и мягкая кроватка?
Что скажете? Ответ предвосхищаю:
Живется сладко лишь среди достатка.

 

Лишь воду пить, жевать овес зеленый
И круглый год не думать о другом?
Все птицы райские, все рощи Вавилона
Мне не заменят самый скромный дом!
Пусть Франк Гонтье с Еленою вдвоем
Живут в полях, мышей и крыс пугая,
Вольно же им! У них судьба другая.
Мне от сего не кисло и не сладко;
Я, сын Парижа, здесь провозглашаю:
Живется сладко лишь среди достатка!

 

 

Среди пышной риторики тогдашней французской поэзии поэзия Вийона отличалась простотой здравого смысла и отражением грубой сути жизни. Он не признавал тех форм рыцарской любви, обставленной тысячами условностей, что диктовали каноны куртуазной поэзии.

 

А. Дюрер. «Прогулка». Гравюра, 1496 г.

 

На этой гравюре А. Дюрера изображён рыцарь, вассал своей дамы сердца, который с трепетом заглядывает в лицо возлюбленной: осчастливит ли она его благосклонной улыбкой или сразит безразличием гордой красавицы.
Вийон же смотрел на любовь утилитарно и воспринимал её как праздник одного вечера, а не трагедию всей жизни. Ему близок совсем другой характер отношений, вот как на другой гравюре того же Дюрера.

 

А. Дюрер «Танцующие крестьяне». 1514 г. Гравюра на меди.

 

Вот это мир Франсуа Вийона, это близкие ему типажи. Вийон был певцом той низкой стороны любви, которую пытались игнорировать его предшественники трубадуры. Например, он мог восхвалять увядшие прелести толстой проститутки Марго, напрямик заявлять, что любовь с пустым животом оставляет желать лучшего.
Ещё до Рабле, сделавшего потом реализм достоянием интеллектуальной словесности, Вийон стал наиболее ярким представителем того веристского течения народной литературы, где не стыдились употреблять любые слова и где ситуации и вещи выглядели и пахли так же, как в жизни. Это объяснялось особенностями эпохи: бесконечные войны, эпидемии чумы приучили людей смотреть прямо в глаза жизни и смерти, жить бок о бок с мерзостями, от которых нельзя отгородиться.

 

И у любви в этом мире обличье тоже было грубое, а порой даже страшное или гадкое.
Женоненавистничество тогдашней интеллигенции, отразившееся в трактатах и песнях, частично объяснялось и тем, что профессиональные жрицы любви стоили дорого и были по карману только зажиточным слоям населения, к коим не принадлежали ни подмастерье, ни клирик-школяр. Так что это было как «зелен виноград» у Крылова. Вийон мог попасть в бордель лишь в качестве компаньона «толстухи Марго», то есть её сутенёра. Об этой неприглядной стороне жизни поэта повествует его «Баллада о толстухе Марго».

Франсуа предстаёт в ней как маргинальная личность. Он потворствует изменам жены и уходит из комнаты — в погреб за вином или куда ещё — на то время, пока жена развлекалась или зарабатывала деньги в супружеской постели. А в перерывах между клиентами он её любит сам и не видит в этих плотских утехах ничего предосудительного. Таковы были времена и нравы.

 

Слуга и «кот» толстухи я, но, право,
Меня глупцом за это грех считать:
Столь многим телеса ее по нраву,
Что вряд ли есть другая ей под стать.
Пришли гуляки - мчусь вина достать,
Сыр, фрукты подаю, все, что хотите,
И жду, пока лишатся гости прыти,
А после молвлю тем, кто пощедрей:
«Довольны девкой? Так не обходите
Притон, который мы содержим с ней».

 

Но не всегда дела у нас на славу:
Коль кто, не заплатив, сбежит, как тать,
Я видеть не могу свою раззяву,
С нее срываю платье и - топтать.
В ответ же слышу ругань в бога мать
Да визг: «Антихрист! Ты никак в подпитье?» -
И тут пишу, прибегнув к мордобитью,
Марго расписку под носом скорей
В том, что не дам на ветер ей пустить я
Притон, который мы содержим с ней.

 

Но стихла ссора - и пошли забавы.
Меня так начинают щекотать,
И теребить, и тискать для растравы,
Что мертвецу - и то пришлось бы встать.
Потом пора себе и отдых дать,
А утром повторяются событья.
Марго верхом творит обряд соитья
И мчит таким галопом, что, ей-ей,
Грозит со мною вместе раздавить и
Притон, который мы содержим с ней.

 

В зной и в мороз есть у меня укрытье,
И в нем могу - с блудницей блудник - жить я.
Любовниц новых мне не находите:
Лиса всегда для лиса всех милей.
Отрепье лишь в отрепье и рядите -
Нам с милой в честь бесчестье... посетите
Притон, который мы содержим с ней.

 

(перевод Ю. Корнеева)

 

Действительно ли Вийон жил на средства, заработанные толстухой Марго? Нам ничего об этом неизвестно, неизвестно даже, была ли Марго реальной женщиной или просто вывеской на доме: близ Собора Парижской Богоматери стоял дом, гостиница с вывеской «Толстая Марго», - вертеп, находящийся там и после того, как Вийон и его любовные дела ушли в прошлое.

 

Нотр-Дам де Пари в средние века

 

Сейчас на месте той гостиницы — ресторан «Серебряная башня». Открыт в 1780 году.

 

 

 

башня «Толстая Маргарита» в Таллинне

 

"О, увяданья час злосчастный!"

Вийон не страдал щепетильностью в вопросах морали. Вообще отношение к публичным женщинам в обществе было тогда весьма лояльным. Их считали распутницами, но зла на них не держали. Лица, наблюдавшие за общественным порядком, старались концентрировать «девочек» в нескольких горячих точках, на нескольких улицах, где проституция разрешалась с утра до вечера, а с наступлением ночи за неё штрафовали. Бордели при тавернах либо в домах имелись в каждом квартале. К злачным местам относились и бани, где можно было и помыться, и найти девиц лёгкого поведения.

 

Бани средневековья. Миниатюра 15 века. Лейпциг. 

 

Вийон был женоненавистником по отношению к женщинам мещанского сословия или особам знатного рода, пренебрегавшим им, но к женщинам низшего круга, дарившим или продававшим ему себя, он был полон сочувствия и даже сострадания. Он не осуждал их: жизнь сделала их такими.
О судьбе одной из таких женщин повествует баллада Ф. Вийона «Прекрасная оружейница» (в других переводах - «шлемница»). Баллада представляет собой довольно темпераментный монолог реальной женщины, считавшейся в Париже начала 15 века личностью весьма популярной. Пятьдесят лет спустя от былой красавицы осталась лишь тень, и если в молодости она благодаря своей красоте могла держать в своей власти мужчин, то пришедшая старость отняла у неё это главное оружие.
Сохранились бумаги, свидетельствующие, что прекрасная Шлемница – реальное историческое лицо; родилась она около 1375 года, Вийон мог знать ее глубокой старухой.

 

старуха, оплакивающая молодость. Гравюра на дереве. 1489г.

 

Мне никогда не позабыть
Плач Оружейницы Прекрасной,
Как ей хотелось юной быть
И как она взывала страстно:
"О, увяданья час злосчастный!
Зачем так рано наступил?
Чего я жду? Живу напрасно,
И даже умереть нет сил!

 

Ведь я любого гордеца
Когда-то сразу покоряла,
Купца, монаха и писца,
И все, не сетуя нимало,
Из церкви или с кружала
За мной бежали по пятам,
Но я их часто отвергала,
Впадая в грех богатых дам.

Я чересчур была горда,
О чем жестоко сожалею,
Любила одного тогда
И всех других гнала в три шеи,
А он лишь становился злее,
Такую преданность кляня;
Теперь я знаю, став умнее:
Любил он деньги, не меня!

Но он держал меня в руках,
Моею красотой торгуя.
Упреки, колотушки, страх -
Я все прощала, боль любую;
Бывало, ради поцелуя
Я забывала сто обид...
Доныне стервеца люблю я!
А что осталось? Грех и стыд.

(«Жалобы Прекрасной Оружейницы», пер. Ф. Мендельсона)

 

 

Любовник её умер, и на свете не осталось ни одного человека, который хранил бы ей признательность за былые радости.

 

Он умер тридцать лет назад,
И я с тоскою понимаю,
Что годы вспять не полетят
И счастья больше не узнаю.
Лохмотья ветхие снимая,
Гляжу, чем стала я сама:
Седая, дряхлая, худая...
Готова я сойти с ума!

Что стало с этим чистым лбом?
Где медь волос? Где брови-стрелы?
Где взгляд, который жег огнем,
Сражая насмерть самых смелых?
Где маленький мой носик белый,
Где нежных ушек красота
И щеки - пара яблок спелых,
И свежесть розового рта?

 

Где белизна точеных рук
И плеч моих изгиб лебяжий?
Где пышных бедер полукруг,
Приподнятый в любовном раже,
Упругий зад, который даже
У старцев жар будил в крови,
И скрытый между крепких ляжек
Сад наслаждений и любви?

 

На все эти вопросы, которые задаёт себе женщина, безжалостно отвечает старость:

 

В морщинах лоб, и взгляд погас,
Мой волос сед, бровей не стало,
Померкло пламя синих глаз,
Которым стольких завлекала,
Загнулся нос кривым кинжалом,
В ушах - седых волос кусты,
Беззубый рот глядит провалом,
И щек обвисли лоскуты...

 

И не менее, чем к лицу, сурово зеркало времени к телу.

 

Вот доля женской красоты!
Согнулись плечи, грудь запала,
И руки скручены в жгуты,
И зад и бедра - все пропало!
И ляжки, пышные бывало,
Как пара сморщенных колбас...
А сад любви? Там все увяло.
Ничто не привлекает глаз.

 

 

Тема эта — сожаления об ушедшей молодости была очень распространена в литературе того времени, но только Вийону удалось сквозь грубоватый юмор, сквозь фарс выразить жалость к этой бывшей красавице, к этой утраченной, никому не нужной жизни, показать настоящую трагедию женской судьбы. Гений Вийона заключался не в мысли, весьма расхожей и банальной, он проявился в языке, в отточенных формулировках, ритме фразы, умении выбрать самое верное слово.
Франсуа своими глазами видел эту «оружейницу», сидевшую на пороге дома со своими подругами-старухами, которая жаловалась им на промелькнувшую молодость. Эта сцена растрогала поэта и вдохновила на написание этой баллады.

 

Так сожалеем о былом,
Старухи глупые, седые,
Сидим на корточках кружком,
Дни вспоминаем золотые, -
Ведь все мы были молодые,
Но рано огонек зажгли,
Сгорели вмиг дрова сухие,
И всех нас годы подвели!"

 

О. Роден "Та, которая была прекрасной Ольмие"

 

 

«Оружейница» даёт наставления молодым девушкам: пользуйтесь своей молодостью, своим капиталом без промедления. Пройдут годы, и она будет стоить не больше, чем стёртая монета.

 

Внимай, ткачиха Гийометта,
Хороший я даю совет,
И ты, колбасница Перетта, –
Пока тебе немного лет,
Цени веселый звон монет!
Лови гостей без промедленья!
Пройдут года – увянет цвет:
Монете стертой нет хожденья.

 

Пляши, цветочница Нинетта,
Пока сама ты как букет!
Но будет скоро песня спета,
Закроешь дверь, погасишь свет…
Ведь старость – хуже всяких бед!
Как дряхлый поп без приношенья,
Красавица на склоне лет:
Монете стертой нет хожденья.

 

Франтиха шляпница Жанетта,
Любым мужчинам шли привет,
И Бланш, башмачнице, про это
Напомни: вам зевать не след!
Не в красоте залог побед,
Лишь скучные – в пренебреженье,
Да нам, старухам, гостя нет:
Монете стертой нет хожденья.

 

И — последний куплет, как крик тоски:

 

Эй, девки, поняли завет?
Глотаю слезы каждый день я
Затем, что молодости нет:
Монете стертой нет хожденья.

 

 
«Баллада о прекрасной оружейнице» - в какой-то степени отражение собственных страхов Вийона по поводу уходящей молодости. Ему было тридцать лет, он был одинок, ему не хватало заботы и любви. И он очень страшился будущей одинокой старости.

 

Мне жалко молодые годы,
Хоть жил я многих веселей
До незаметного прихода
Печальной старости моей;
Не медленной походкой дней,
Не рысью месяцев, — умчалась
На крыльях жизнь, и радость с ней,
И ничего мне не осталось.

 

 

Старость у Вийона – это конец жизни. Время, говорит он, вслед за пророком Иовом, исходит как горящая нить. Ничто не вечно в этом так гнусно устроенном мире. Час удовольствий минует. Приходит печаль, и воцаряется нищета. И в конце – смерть. В страхе перед одинокой старостью Вийон даже начинал подумывать о самоубийстве.

 

Ничто не вечно под луной,
Как думает стяжатель-скряга,
Дамоклов меч над головой
У каждого. Седой бродяга,

 

Тем утешайся! Ты с отвагой
Высмеивал, бывало, всех,
Когда был юн; теперь, бедняга,
Сам вызываешь только смех.

 

Был молод – всюду принят был,
А в старости – кому ты нужен?
О чем бы ни заговорил,
Ты всеми будешь обессужен;

 

Никто со стариком не дружен,
Смеется над тобой народ:
Мол, старый хрен умом недужен,
Мол, старый мерин вечно врет!

 

Пойдешь с сумою по дворам,
Гоним жестокою судьбою,
Страдая от душевных ран,
Смерть будешь призывать с тоскою,

 

И если, ослабев душою,
Устав от страшного житья,
Жизнь оборвешь своей рукою, -
Что ж делать! Бог тебе судья!

 

 Окончание здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post214540288/

Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/89341.html