Цитата сообщения Наталия_Кравченко

Мечтатель, странный миру
 

(Начало здесь)

 

1 марта 1863 года родился Фёдор Сологуб.

 

Что мне мир! Он осудит
иль хвалой оскорбит.
Тёмный путь мой пребудет
нелюдим и сокрыт.

 

 

В его поэзии какая-то вечная и мучительная загадка. В ней есть дивная музыка, секрет которой разгадать никому не дано.

 

Я — бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.

 

Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.

 

 

Поэт, прозаик, драматург, публицист, Фёдор Сологуб более чем за 40 лет творческой деятельности оставил обширное литературное наследие, насчитывающее десятки томов. Он оказал значительное влияние на современников. С большим уважением и симпатией относилась к его творчеству А. Ахматова. С. Городецкий считал себя его учеником. О. Мандельштам писал: «Для людей моего поколения Сологуб был легендой уже 20 лет назад. Мы спрашивали себя: «Кто этот человек, чей старческий голос звучит с такой бессмертной силой?»
Из воспоминаниях Г. Чулкова: "Сологубу можно было тогда дать лет пятьдесят и более. Впрочем, он был один из тех, чей возраст определялся не десятилетиями, а по крайней мере тысячелетиями -- такая давняя человеческая мудрость светилась в его иронических глазах".

 

Зинаида Гиппиус: «В лице, в глазах с тяжёлыми веками, во всей мешковатой фигуре — спокойствие до неподвижности. Человек, который никогда, ни при каких условиях, не мог бы «суетиться». Молчание к нему удивительно шло. Когда он говорил — это было несколько внятных слов, сказанных голосом очень ровным, почти монотонным, без тени торопливости. Его речь — такая же спокойная непроницаемость, как и молчание. Таким он и остался в памяти многих: «непроницаемо-спокойный, скупой на слова, подчас зло, без улыбки, остроумный. Всегда немножко волшебник и колдун».

 

Кухаркин сын

 

Настоящая фамилия Сологуба была Тетерников, но в редакции, куда он отнес первые свои произведения, ему посоветовали придумать псевдоним.
-- Неудобно музе увенчать лаврами голову Тетерникова.

И тут же придумали более «благозвучное имя» -- Федор Сологуб. С одним "л", чтобы не путали с писателем-графом В. Соллогубом.
По своим родовым корням Ф. Сологуб не похож на остальных корифеев символизма, вышедших преимущественно из обеспеченных социальных слоёв. Детство Фёдора Тетерникова прошло там, где были взращены многие герои любимого им Достоевского — на самом дне жизни. Он был из «кухаркиных детей» в буквальном смысле слова.

 

Родился сын у бедняка.
В избу вошла старуха злая.
Тряслась костлявая рука,
Седые космы разбирая.

 

За повитухиной спиной
Старуха к мальчику тянулась
И вдруг уродливой рукой
Слегка щеки его коснулась.

 

Шепча невнятные слова,
Она ушла, стуча клюкою.
Никто не понял колдовства.
Прошли года своей чредою,-

 

Сбылось веленье тайных слов:
На свете встретил он печали,
А счастье, радость и любовь
От знака темного бежали.

(«Судьба»)

 

Родился он 1 марта (по старому стилю - 17 февраля) 1863 года в Петербурге в семье портного, в прошлом крепостного крестьянина. В четыре года лишился отца, умершего от чахотки, и воспитывался матерью, оставшейся вдовой с двумя детьми.

 

Татьяна Семеновна Тетерникова (1832–1894), мать писателя. 1890-е годы

 

Рос Фёдор в крайней бедности, испытал много трудностей и унижений. В богатом доме хозяйки, у которой служила его мать, он улавливал какие-то обрывочные знания, зачатки культуры, часто бывал в театре, но учил уроки в отгороженном шкафом углу передней, спал в кухне на сундуке. Мучительная атмосфера «двойной жизни» между господами и прислугой во многом определила характер будущего поэта. С одной стороны Фёдор и его сестра были почти воспитанниками в семье коллежского асессора, где было принято музицировать, посещать театры, оперу, но вместе с тем дети служанки строго должны были знать своё место.

Мать трудилась в поте лица, вымещая на детях усталость и раздражение. Она была очень сурова с ними, наказывала за малейшую провинность, била, секла розгами. Герой самых первых стихотворений Сологуба — босоногий поротый мальчик: «Словно мальчик, быстро пчёлами// весь облепленный, кричит -// стонет сердце под уколами// злых и мелочных обид». Стихи рождались как плач в ответ на оскорбления и обиды:

 

"Хнык, хнык, хнык!" -
Хныкать маленький привык.

 

Прошлый раз тебя я видел,-
Ты был горд,
Кто ж теперь тебя обидел,
Бог иль черт?

 

"Хнык, хнык, хнык! -
Хныкать маленький привык.-

 

Ах, куда, куда ни скочишь,
Всюду ложь.
Поневоле, хоть не хочешь,
Заревешь.

 

Хнык, хнык, хнык!" -
Хныкать маленький привык...

 

Ф. Сологуб в детстве

 

О переживаниях детства можно судить по тону и настрою его произведений, по судьбам героев-детей, и, видимо, в беседах с близкими людьми прорывалось что-то такое, что заставило А. Белого произнести страшные слова после одного из таких рассказов: «У меня было чувство, что меня обваривают кипятком... это такой ужас, о котором лучше не думать».

 

Кто это возле меня засмеялся так тихо?
Лихо мое, одноглазое, дикое Лихо!
Лихо ко мне привязалось давно, с колыбели,
Лихо стояло и возле крестильной купели,
Лихо за мною идет неотступною тенью,
Лихо уложит меня и в могилу.
Лихо ужасное, враг и любви и забвенью,
Кто тебе дал эту силу?

 

Лихо ко мне прижимается, шепчет мне тихо:
"Я - бесталанное, всеми гонимое Лихо!
В чьем бы дому для себя уголок ни нашло я,
Всяк меня гонит, не зная минуты покоя.
Только тебе побороться со мной недосужно,-
Странно мечтая, стремишься ты к мукам,
Вот почему я с твоею душою так дружно,
Как отголосок со звуком".

 

В "медвежьих углах"

 

В те времена «выйти в люди» человеку такого происхождения было нелегко. Должно быть, нелегко это далось и Фёдору Сологубу. Но он выбрался, получил высшее образование, стал учителем. 25 лет он учительствовал в уездных городах, самых отдалённых глухих углах: Крестцах, Великих Луках, Вытегре. Отсюда знание Сологубом провинциальной жизни.

 

Как много снегу намело!
Домов не видно за буграми.
Зато от снега здесь светло,
А осенью темно, как в яме.

 

Тоска и слякоть, хоть завыть, —
Недаром Вытегрой зовётся, —
Иль в карты дуться, водку пить,
Коль грош в кармане заведётся.

 

 Вытегра. 1810–1910 годы

 

Бедность была такова, что Сологуб, будучи учителем, просил разрешения у начальства ходить на занятия босым — не на что было купить обувь.

 

Ф. Сологуб. 1880-е годы

 

В поселке Крестцы сохранилось здание городского 3-х классного училища, в настоящее время там располагается школа №1.

 

 

Поэт, прозаик, драматург серебряного века, Федор Сологуб (Тетерников) преподавал здесь математику.
Сохранился также дом, где жил Сологуб.

 

 

Крестцы в это время, как писала А.Чеботаревская, «представляли собою подлинный тип «медвежьего угла», где из каждого дома видно поле, в тёмные вечера ходят по улицам с собственными фонарями, рискуя утонуть в невылазной грязи, а колбасу и консервы лавочники получают один раз в год».

 

  Крестцы в 20-е годы

 

Крестцы в наши дни

 

Кошмарная жизнь провинциальных уездных городов с их нищетой, пьянством, серостью и дикостью, впечатления от всего этого легли потом в основу романов Сологуба «Тяжёлые дни» и «Мелкий бес». Причём он там, по его словам, значительно смягчил краски («были факты, которым всё равно никто бы не поверил, если б их описать»).
Там Сологуб и начал писать стихи, рассылая их по столичным редакциям с затаённой надеждой и мечтой вырваться из этого захолустья.

 

Порой повеет запах странный,-
Его причины не понять,-
Давно померкший, день туманный
Переживается опять.

 

Как встарь, опять печально всходишь
На обветшалое крыльцо,
Засов скрипучий вновь отводишь,
Вращая ржавое кольцо,-

 

И видишь тесные покои,
Где половицы чуть скрипят,
Где отсырелые обои
В углах тихонько шелестят,

 

Где скучный маятник маячит,
Внимая скучным, злым речам,
Где кто-то молится да плачет,
Так долго плачет по ночам.

 

Магия музыки слова

 

Гармония, музыка сологубовского стиха роднит его с наиболее «музыкальным» поэтом А. Фетом. «Я не знаю никого среди современных русских поэтов, чьи стихи были бы ближе к музыке, чем стихи Сологуба, - писал Лев Шестов. - Даже тогда, когда он рассказывал самые ужасные вещи — про палача, про воющую собаку, - стихи его полны таинственной и волнующей мелодии. Как можно петь про собачий вой, как можно воспевать палача? Не знаю, это тайна Сологуба, даже, может быть, не самого Сологуба, а его странной Музы».

 

Мы пленённые звери,
голосим как умеем.
Глухо заперты двери.
Мы открыть их не смеем...

 

 

Все эти ваши слова
Мне уж давно надоели.
Только б небес синева,
Шумные волны да ели,

Только бы льнула к ногам
Пена волны одичалой,
Сладко шепча берегам
Сказки любви небывалой.

 

Какая-то магия в каждой вещи Сологуба, даже заведомо слабой. И. Эренбург писал: «Сологуб познал высшую тайну поэзии — музыку. Не бальмонтовскую музыкальность, но трепет ритма».

 

День туманный
Настает,
Мой желанный не идет.
Мгла вокруг.
На пороге
Я стою,
Вся в тревоге,
И пою.
Где ж мой друг?

 

Холод веет,
Сад мой пуст,
Сиротеет
Каждый куст.
Скучно мне.
Распрощался
Ты легко
И умчался
Далеко
На коне.

 

По дороге
Я гляжу,
Вся в тревоге,
Вся дрожу, —
Милый мой!
Долго стану
Слезы лить,
В сердце рану
Бередить, —
Бог с тобой!

 

Шопенгауэр из подполья

 

Лирический герой поэзии Сологуба — это во многом маленький человек Гоголя, Пушкина, Достоевского, Чехова. Огромный личный опыт подавления человеческой личности будущего великого писателя позволил ему воплотить личные страдания в метафизический облик униженного и оскорблённого народа.

 

Всё дано мне в преизбытке,-
Утомление труда,
Ожиданий злые пытки,
Голод, холод и беда.

 

Деготь ярых поношений,
Строгой славы горький мед,
Яд безумных искушений,
И отчаяния лед,

 

И - венец воспоминанья,
Кубок, выпитый до дна,-
Незабвенных уст лобзанья,-
Всё, лишь радостъ не дана.

 

 

Сологуб абсолютизировал личные страдания, возводя их к страданиям человечества, придавая им некий космический характер. Один из критиков сказал о нём: «Это какой-то русский Шопенгауэр, вышедший из удушливого подвала». Открытые Достоевским трагизм и уродливость человека из подполья лирически раскрылись в поэзии Сологуба. Недаром на Западе его воспринимали наследником Достоевского.

 

Как бессвязный рассказ идиота,
Надоедлива жизнь и темна.
Ожидаю напрасно чего-то, -
Безответна ее глубина.

 

Перепутаны странно дороги.
А зачем-то куда-то бреду.
Предо мною в багряном бреду
Терема золотые, чертоги.

 

В 1892 году Сологуб переезжает в Петербург, там получает место учителя математики, а затем становится инспектором Андреевского училища и членом Петербургского училищного совета.

 

 

Нетипичный символист

 

В Петербурге Тетерников знакомится с поэтом и философом Николаем Минским, секретарём журнала «Северный вестник» и становится сотрудником этого журнала. Минский вводит его в круг «старших символистов»: З. Гиппиус, Д. Мережковского, К. Бальмонта.

 

 

Сологуб становится представителем и пропагандистом этого направления в поэзии. Однако в его творчестве было и нечто, отличающее его от классического символизма: ирония, сарказм — это то, что выламывало музу Сологуба из этих канонических рамок.

Тогда насмешливый мой гений
Подсказывал немало мне
Непоэтических сравнений.
Я в поле вышел при луне, —

На мякоть зрелого арбуза
Похожа красная луна,
А иногда и жабы пузо
Напоминала мне она. -

 

эти сравнения явно были не из лексикона символистов. Или вот, например, стихотворение «Объявления»:

 

Нужны врачи и фельдшера, —
Так объявляют все газеты, —
Нужны портные-мастера.
А вот кому нужны поэты?

 

Где объявление найдёшь:
«Поэта приглашаем на дом
Затем, что стало невтерпёж
Обычным объясняться складом,

 

И мы хотим красивых слов,
И души в плен отдать готовы!»
«Купить имение готов».
«Нужны молочные коровы».

 

Или вот совершенно изумительное стихотворение из цикла «Свирель»:

 

«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, — ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.

 

Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдёт,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечёт».

 

Лиза к матери прижалась,
Слёзы в три ручья лия,
И, краснея, ей призналась:
«Мама, мама, дура я!..»

 

Так что Фёдор Сологуб был не совсем обычным символистом. Его поэтическое творчество не исчерпывается репутацией воинствующего декадента и эстета, оно сложнее, богаче и значительнее. В его эстетических принципах главным было требование «внешней простоты», общепонятности и прозрачности искусства. Это отмечал и Блок, подчёркивая «простоту, строгость и отсутствие какой бы то ни было пряности и мишуры», отличавшую тогда символистскую поэзию.

 

В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: "Помоги!"
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?

 

Кто-то зовет в тишине:
"Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!"

 

К. Чуковский писал, что впервые прочёл этот стих «ещё мальчиком»:

 

 

«Меня поразила аскетическая простота этих строк. Ни одного эпитета, ни единой метафоры, никакого щегольства перезвонами, никакого красноречия, никаких патетических жестов, словесных орнаментов, нищенски бедный словарь - но в этом отсутствии всяких эффектов и заключался сильнейший эффект: чем безыскусственнее была форма этих внешне убогих стихов, тем вернее они доходили до сердца. Тем-то и поразили меня эти стихи: я понял, что для такой безыскусственности требуется большое искусство, что в этой предельной простоте - красота:

Что я могу?..
Как помогу?

И это в то время, когда чуть не вся молодая поэзия культивировала вычуры, вывихи и выверты речи, когда в литературе уже начинало царить пустозвонное краснобайство бальмонтовщины. И другие стихи Сологуба, которые мне случалось в то время читать, прельщали меня все той же благородно-классической красотой простоты - красотой, чуждающейся всяких прикрас».

 

Сологуб в Саратове

 

 

С 1913 по 1916 годы Фёдор Сологуб совершает лекционное турне с лекциями об искусстве («Искусство наших дней», «Россия в мечтах и ожиданиях поэтов»). Он объездил с ними 39 городов, от Минска до Урала. Поездки широко освещались в прессе.
3 февраля 1914 года он читал лекцию в Саратове в помещении бывшего Коммерческого клуба на улице Радищева (ныне Дом офицеров).

 

 

Вот цитата из газеты “Саратовский листок” от 5 февраля 1914 года (№30):
“Лекция Фёдора Сологуба в Коммерческом клубе прошла при переполненном зале, вызвав значительный интерес в публике. С внешней стороны речь Сологуба, хотя и монотонная, построена красиво и представляла ряд своего рода афоризмов. После сообщения Ф. Сологуб прочитал несколько собственных стихотворений, вызвав шумные аплодисменты. Прений за поздним временем не было”.
А вот что по поводу той же лекции пишет Сологуб своей жене Анастасии Чеботаревской: “Лекция была не публичная, а только для членов клуба и гостей; члены бесплатно, а гости – по 50 к. (характерные высказывания в его письмах: “Публики было на 205 рублей”). Там было столпотворение вавилонское, такая толпа, какой у них ещё ни разу не было на их собраниях – более 1000 человек. Много молодёжи, но много и почтенных особ. Слушали необычайно для такой толпы внимательно. После лекции просили стихов”.

 

 

Сологуб описывает в этом письме забавный эпизод, случившийся тогда в Саратове:
“Передо мной в четверг был вечер о футуризме. Четыре местных молодых шалопая выпустили глупый альманах под футуристов, назвали себя психофутуристами. Публика и газеты местные приняли это всерьёз; в газетах было много статей, публика альманах жадно раскупала. На вечере в Коммерческом клубе эти господа открыли, что они пошутили, чтобы доказать, что футуризм – нелепость. Теперь саратовцы очень сердятся на то, что их одурачили”.

 

Простота и правда

 

Георгий Иванов считал, что стихи Сологуба - «одни из самых правдивых в русской поэзии». Они правдивы и художественно, и человечески. И своей сдержанностью, чуждой всему внешнему и показному, и ясным целомудрием отражённой в них детской души поэта.

 

 

Друг мой тихий, друг мой дальний,
Посмотри -
Я холодный и печальный
Свет зари.

 

Я напрасно ожидаю
Божества,
В бледной жизни я не знаю
Торжества.

 

Над землею скоро встанет
Ясный день,
И в немую бездну канет
Злая тень ,-

 

И безмолвный, и печальный,
Поутру,
Друг мой тайный, друг мой дальний,
Я умру.

 

Подчёркнутая будничность роднит Сологуба с И. Анненским (тоже отдавшего полжизни делу школьного образования). Вот замечательное стихотворение «Простая песенка». На самом деле это страшно непростая песенка о том, как просто убили ребёнка во время разгона демонстрации в 1905 году.

 

 

Под остриями
Вражеских пик
Светик убитый,
Светик убитый поник.

 

Миленький мальчик
Маленький мой,
Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.

 

Били, стреляли, —
Ты не бежал,
Ты на дороге,
Ты на дороге лежал.

 

Конь офицера
Вражеских сил
Прямо на сердце,
Прямо на сердце ступил.

 

Миленький мальчик,
Маленький мой,
Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.

 

Восторженно встретив Февральскую революцию, Октябрьский переворот Сологуб внутренне не принял. Хотя своим происхождением должен бы быть близок этой власти, но сутью, духом своего творчества — он был чужд ей. «Кажется, в их идеях есть что-то гуманное, - говорил он, вспоминая свою униженную юность и сознавая себя сыном трудящегося народа. - Но ведь жить с ними всё-таки нельзя!» И писал об этом в стихах:

 

Стих, как прежде, не звучит.
Нужен новый реквизит.
Струи, трели, рощи, дали
Свиньи грязные сожрали.

 

Светлых речек серебро
Топит вонькое добро.
Был в стихах когда-то бархат,
А теперь он весь захаркат,

 

И на сладкий аромат
Навонял советский мат.
Прелесть песни соловьиной
Облита теперь уриной.

 

Романтичная луна
Тою ж влагою пьяна.
Слово «лик» звучало гордо,
А теперь нужна нам морда.

 

Одно время Сологуб дружил с Блоком. Они часто ходили вместе и часто снимались.

 

 

Потом, в период "Двенадцати", он уже к Блоку охладел.
Все мы восхищались смелостью политических стихов Мандельштама 1934 года «Мы живём, под собою не чуя страны...» А ведь гораздо раньше — весной 1921-го были написаны эти строки Сологуба:

 

Топор широкий не отрубит
Его преступной головы,
И слава про него затрубит,
Но все дела его мертвы.

 

Это стихотворение было исключено из предварительного состава тома сочинений Сологуба в серии БП, ибо под ним стояла дата его написания: 22 апреля 1922 года, не оставляя сомнений в том, что обращено к вождю революции.

 

Творимая легенда

 

Но всё же не эти стихи составляют сущность поэзии Сологуба. А сам он так выражал своё кредо в искусстве:

 

Какое б ни было правительство,
и что б ни говорил закон,
твоё мы ведаем водительство,
о светозарный Аполлон!

 

«Аполлоновское» искусство, искусство утешительной и обольстительной мечты, «покрывало майи», скрывающее от нас страшную в своей обнажённости истину, создающее «иной мир, желанный» - вот что такое поэзия Сологуба. Но жизнь постоянно разрывает спасительный и обольстительный покров иллюзий, и сквозь его прорехи ещё ужаснее кажется её сущность.

 

Ты живешь безумно и погано,
Улица, доступная для всех, —
Грохот пыльный, хохот хулигана,
Пьяной проститутки ржавый смех.

 

Копошатся мерзкие подруги —
Злоба, грязь, порочность, нищета.
Как возникнуть может в этом круге
Вдохновенно-светлая мечта?

 

Но возникнет! Вечно возникает!
Жизнь народа творчеством полна,
И над мутной пеной воздвигает
Красоту всемирную волна.

 

 

Доминирующая тема в творчестве Сологуба — это тема мечты, преображающая мир. Он утверждал: «Реального счастья нет. Есть только счастье творимое». В своём романе «Творимая легенда» Сологуб пишет:
«Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я — поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, — над тобою, жизнь, я, поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном».

 

 

По жестоким путям бытия
я бреду, бесприютен и сир.
Но зато вся природа — моя,
для меня наряжается мир.

 

Пусть невозможно что-то изменить в этом мире, но

 

... что мне помешает
Воздвигнуть все миры,
Которых пожелает
Закон моей игры?

Живи и верь обманам,
и сказкам, и мечтам.
Твоим душевным ранам
отрадный в них бальзам.

 

 

Пусть реальная жизнь груба, жестока, несправедлива, поэт противопоставит ей свою «творимую легенду» - иные миры, куда душа попадает после смерти и где сбудется всё, чего нам не хватало на земле. Об этом — его цикл «Звезда Маир» (1898), воспевший свет звезды Маир на прекрасной земле Ойле, где течёт волшебная река Лигой.

 

 

Звезда Маир сияет надо мною,
Звезда Маир,
И озарён прекрасною звездою
Далёкий мир.

 

Земля Ойле плывет в волнах эфира,
Земля Ойле,
И ясен свет блистающий Маира
На той земле.

 

Река Лигой в стране любви и мира,
Река Лигой
Колеблет тихо ясный лик Маира
Своей волной.

 

Сологуб создаёт миф о далёкой прекрасной стране, где осуществится и расцветёт «всё, чего нам здесь не доставало, всё, о чём грустила грешная земля». Здесь ощущается некоторая связь с Достоевским, с его «Сном смешного человека», с «золотым сном» о далёкой звезде, где безгрешные и счастливые «дети солнца» живут в великой любви и вечной радости.

 

 

На Ойле далекой и прекрасной
Вся любовь и вся душа моя.
На Ойле далекой и прекрасной
Песней сладкогласной и согласной
Славит всё блаженство бытия.

 

Там, в сияньи ясного Маира,
Всё цветет, всё радостно поёт.
Там, в сияньи ясного Маира,
В колыханьи светлого эфира,
Мир иной таинственно живёт.

 

Тихий берег синего Лигоя
Весь в цветах нездешней красоты.
Тихий берег синего Лигоя —
Вечный мир блаженства и покоя,
Вечный мир свершившейся мечты.

 

 

А. Блок особенно любил этот цикл. Он подарил Сологубу свой сборник «Стихи о прекрасной даме» с надписью: «Ф.К. Сологубу — автору звезды Маир — Утешения — сказок — в знак глубокого утешения и благодарности».

 

Многоликий Сологуб

 

Мандельштам, высоко ценивший Сологуба, писал о нём: «Сначала, по юношеской своей незрелости, мы видели в Сологубе только утешителя, бормочущего сонные слова, только искусного колыбельщика, который учит забытью, — но чем дальше, тем больше мы понимали, что поэзия Сологуба есть наука действия, наука воли, наука мужества и любви».

 

 

Отвори свою дверь,
И ограду кругом обойди.
Неспокойно теперь, —
Не ложись, не засни, подожди.

 

Может быть, в эту ночь
И тебя позовёт кто-нибудь.
Поспешишь ли помочь?
И пойдёшь ли в неведомый путь?

 

Да и можно ли спать?
Ты подумай: во тьме, за стеной
Станет кто-нибудь звать,
Одинокий, усталый, больной.

 

Выходи к воротам
И фонарь пред собою неси.
Хоть бы сгинул ты сам,
Но того, кто взывает, спаси.

 

Портрет Сологуба писали многие художники. Вот портрет Б. Кустодиева (1907), где Сологуб — скромный учитель гимназии в пенсне с «учительской» бородкой и усами.

 

 

Многие отмечали сходство его с Ф. Тютчевым. Сологубу на этом портрете всего 44 года, выглядел же он гораздо старше своих лет. Это отмечает Тэффи в своих воспоминаниях: «Это был человек, как я теперь понимаю, лет сорока, но тогда, вероятно потому, что я сама была очень молода, он мне показался старым, даже не старым, а каким-то древним. Лицо у него было бледное, длинное, безбровое, около носа большая бородавка, жиденькая рыжеватая бородка словно оттягивала вниз худые щеки, тусклые, полузакрытые глаза. Всегда усталое, всегда скучающее лицо. Помню, в одном своем стихотворении он говорит:

Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал...

Вот эту смертельную усталость и выражало всегда его лицо. Иногда где-нибудь в гостях за столом он закрывал глаза и так, словно забыв их открыть, оставался несколько минут. Он никогда не смеялся. Такова была внешность Сологуба».
Не менее популярен другой его портрет — К. Сомова (1910).

 

 

Здесь Сологуб изображён уже не скромным учителем, а маститым мэтром декадентских салонов. Саркастическая усмешка, усталость и скепсис в морщинах у рта, строгая, прямая осанка делают его похожим на римского императора времён упадка. Это был любимый портрет Сологуба, он говорил: «Там я совсем похож». Этот портрет хранится в Русском музее в Петербурге.

 

Портрет Сологуба работы Н. Вышеславцева

 

Ирине Одоевцевой Сологуб казался «беломраморным», напоминал ей надгробную статую, Каменного Гостя, памятник самому себе. «Кирпич в сюртуке» - так называл его В. Розанов.

 

 

«По внешности действительно не человек — камень, - вторит ему Г. Иванов. - И никто не догадывается, что под этим сюртуком, в «кирпиче» этом есть сердце. Сердце, готовое разорваться от грусти и нежности, отчаяния и жалости».

 

Я слагал эти мерные звуки,
Чтобы голод души заглушить,
Чтоб сердечные вечные муки
В серебристых струях утопить,

 

Чтоб звучал, как напев соловьиный,
Твой чарующий голос, мечта,
Чтоб, спалённые долгой кручиной,
Улыбнулись хоть песней уста.

 

Лунная Лилит и бабища Ева

Сологуб не выносил грубой жизни, он мог бы сказать про себя вместе с Достоевским, что чувствует себя так, как будто с него содрана кожа. Всякое прикосновение извне отзывается в нём мучительной болью. Жизнь представляется Сологубу румяной и дебелой бабищей – Евой, в отличие от прекрасной лунной Лилит – его мечты.

 

 

Она кажется ему вульгарной, пошлой, лубочной.

 

 

Поэт хочет переделать её на свой лад, вытравить из неё всё яркое, сильное, красочное. У него вкус ко всему тихому, тусклому, беззвучному, бестелесному. Чем-то Сологуб в этом смысле напоминает Бодлера, который предпочитал накрашенное и набеленное лицо живому румянцу и любил искусственные цветы. Он боялся жизни и любил Смерть, имя которой писал с большой буквы и для которой находил нежные слова. Его называли Смертерадостным, рыцарем смерти.

 

Обаяние смерти

 

Я холодной тропой одиноко иду,
я земное забыл и сокрытого жду, –
и безмолвная смерть поцелует меня,
и к тебе уведёт, тишиной осеня.

 

У Сологуба появляется культ смерти. Он создаёт миф о смерти-невесте, подруге, спасительнице, утешительнице, избавляющей человека от тягот и мучений.

 

О Смерть! Я твой. Повсюду вижу
одну тебя, – и ненавижу
очарование земли.
Людские чужды мне восторги,
сраженья, праздники и торги,
весь этот шум в земной пыли.

 

 

«В самом стиле его писаний есть какое-то обаяние смерти, — пиcал Корней Чуковский. — Эти застывшие, тихие, ровные строки, эта, как мы видели, беззвучность всех его слов — не здесь ли источник особенной сологубовской красоты, которую почуют все, кому дано чуять красоту? В его стихах всегда холодно, как бы не распалялся в них небесный змий, холодно и тихо».

Мелкий бес

Но если в стихах Сологуб говорит чаще всего о жизни прекрасной, о красоте, то в прозе ему свойственно воплощать чудовищное жизни. В 1905 году был опубликован роман Сологуба «Мелкий бес», который он писал 10 лет.

 

 

Успех его превзошёл все ожидания — за пять лет со времени выхода книги он был переиздан пять раз. Это один из выдающихся романов века. Есть предположения, что он был написан по материалам впечатлений пребывания Сологуба в Вытегре.

 

 

Однообразные унылые будни захолустного городка, его «звериный быт», уродливые нравы обитателей — всё это выплеснулось на страницы романа Сологуба из его многолетнего личного опыта.

 

  Продолжение здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post209380343/