Уже попрощались. Лет двести назад. Или триста?
Сказали друг другу всю правду. И впрочем, неправду.
Тогда я была нежной розой. Ты старым самбистом.
Потом я растаяла в слякоть. Ты смылся в Канаду.

Там умер, и вырос в три клена. Я стала хрустальной
Прохладной, прозрачной росой на твоих красных листьях.
Мы столько друг другу сказали. На кухне и в спальне.
На старых камнях, на папирусе, в песнях и письмах.

Уже попрощались. И все же — ты помнишь такую?
Которая — ужиком в сердце, босыми ногами
Под дых… Попрощались… но… все же… скучаем… тоскуем?
— Обходим друг друга десятыми, вот, берегами.

…Сегодня играла та песня… и сердце скулило.
И радость разбилась на тысячи маленьких «страшно».
Ты был мудрым старцем. Я — глупой девчонкой сопливой,
Ревущей на крыше разваленной многоэтажки…

Уже попрощались. Вот только… По радио — горечь,
В наушниках память. С экранов — как будто смеются…
И что-то дерет… где-то в сердце, и, может быть, в горле?
(по городу ходит ангина в растоптанных бутсах…)

Ты — просто живи. Ярким кленом. И северным ветром.
Стеклянной фигуркой на пыльной заставленной полке.
Десятой минутой. Сто тридцать вторым километром.
И надписью про эксклюзив на дешевой футболке.

И раной на сердце. И шрамом над правым коленом.
Канатной дорогой. И ярким небесным светилом.
Запасом тротила. Бетонной плитой тяжеленной.
Кем хочешь… Но только меня — отпусти и помилуй.





(с) Аля Ска