oschhh

Весна

(листки дневника: "история встреч")

На улице таял снег в погоду штормящего ветра и холодных свежих капель. Долгая заунывная песня за окном все никак не могла закончиться. Скукошенные озябшие головки роз доживали свой скоротечный цветочный век.

А ведь есть же, наверное, где-то Париж с чудесным запахом весны, жасмина, полевых цветов, фиалок, цветущего каштана и бог весть знает еще чего. Со свежим дождем - чистым и девственным. Но не тем дождем, который приносит душе тревогу и навевает зловещее предчувствие грозы, а другим... С привкусом цветочной пыльцы, светлой надежды - вечной надежды, вечного сегодня, вечной юности. Париж шансоньеров, беззаботной удали, мадам и мадмуазелек, шуршащих юбок и чинно цокающих каблучков.
Где-то есть Париж - всегда весенний, всегда по-утреннему неунывающий, всегда восторженно-молодой, с просыпающимися по утрам булочниками, молочниками и разносчиками газет. Париж, о котором мы только читали. А по утрам по всему городу, должно быть, раздается веселый треск первых авто и старинных трамваев. Париж.. Париж.. Париж с площадями и старинными скверами, Триумфальной аркой и Елисейскими полями.

Увядшие розы бились головками о стекло. Где-то шел дождь, таял лед, на злобу прохожим. Обувь неизменно промокала. Люди наступали в лужи, простужались. Но придя домой, они плотно закрывали за собой входную дверь, оставляли мокрые ботинки вместе с холодом и грязью сохнуть у порога. И уже казалось, что все это - снег, слякоть, холод - происходит где-то там… в другом мире, в другой галактике. Потом они шли пить ароматный чай с медом и лимоном, сидя в теплых любимых тапочках, на кухне перед распахнутым окном освежающего мартовского воздуха, запахом прелых мокрых листьев и новообразующегося озона.

Где-то была Любовь. Она ходила, заглядывала в окна домов, дарила желающим счастье и пьянящую молодость. Любовь сидела на скамейках, бродила вдоль набережной, преподносила цветы, улыбаясь лучикам солнца, прыгала на одной ножке в классики, беззаботно гуляла одна по ночам, целовалась под треск пробивающихся из-под асфальта одуванчиков и лопающихся почек. Любовь пришла в город. Только почему-то мало кто ее заметил.
Ее приход увидели лишь те, у кого ничего не было, кто радовался тому немногому хорошему, что было в жизни. Радовался дождю, ветру, таящему снегу, влажному печальному воздуху, жухлой траве, сумрачному штормливому небу, радовался доброму слову. Красивая девушка была праздником. Невзначай упавшая глупая милая фраза… милые пустяки радовали, грели душу и были источниками хорошего настроение на все оставшееся время.
Любовь бродила по городу, по переулкам, подолгу смотря в окна. Любовь ликовала.

И вот сейчас Любовь стояла перед решеткой ворот в крошечном сарафанчике, обнажающем всю ее детскую фигуру, нисколько не скрывающим стройные ножки и маленькую грудь, с крохотной сумочкой на плече и босоножках на голых ногах. Она стояла среди волнующего всепоглощающего шторма свежести, зеленых листьев на сцене умытого дожем города. На улице жил май, волшебный май. Капли падали на юное создание то тут, то там. Фиалка зябла под дожем, а его все не было и не было. Мимо нее, через витиеватые под старину величавые ворота то и дело сновали люди. А она стояла - с черным зонтиком над головой, копной вьющихся волос, весной в душе, в предчувствии чего-то … чего именно она еще пока не знала. Сие томительное предчувствие имело свежий чарующий запах преющих листьев, воздушной тревоги, холодного озноба.
Из ниоткуда вынырнул незнакомец, схватил ее за руку и повел прочь в глубь университетской рощи, подальше от мирской суеты, будней и ниспадающих тяжелых дождливых капель в мир опавших листьев, свежей зеленой травы, шумящего ветра и отяжелевших мокрых крон деревьев. Его дом стоял посреди всего этого томящего душу неизвестностью великолепия.
По странному стечению обстоятельств этот дом имел свойство навевать какие-то непонятные ощущения.
Быть может, Булгаков все напутал? И ведьма Маргарита прилетала на бал сюда? Наверное, если бы Воланд захотел вновь найти себе пристанище, то лучшего и более подходящего места он бы не нашел. И поселился непременно здесь, в этом заброшенном, обветшавшим за сто лет доме, полным воспоминаний и теней былых жильцов. В энергии, исходящей от дома, было что-то мистическое, запредельное, непонятное. Казалось, что он был просто вырван из дней минувших и живет какой-то своей, понятной только ему, жизнью и ритмом. Несмотря на всю нереальность, странность, от дома исходило одновременно ощущение теплоты, светлой грусти. Все в нем источало запах злых фей, аромат нежно розовых лепестков от свежесрезанных роз, сладких конфет, муската, вина и малинового варенья. Непременно каждый, кто туда когда-либо попадал, хотел вернуться обратно еще и еще. Дом обладал странной магией влюблять в себя людей, не давая им никакой надежды на взаимность. Поскольку сам дом был весьма и весьма необычен, то создавалось ощущение, что его обитатели тоже очень необычные и интересные люди. Так оно и было.
Хозяином являлся молодой человек с весьма странным образом жизни, впрочем, ни сколько не противоречащим облику и духу сего таинственного жилища. Можно сказать, что они идеально подходили друг другу, дополняя. Пикантная внешность незнакомца имела оттенок некоторой "отмороженности" в духе "Карты, деньги два ствола" или фильмов Тарантино. Эти фильмы, впрочем, сосуществовали вместе с молодым человеком, одновременно являясь его сутью, страстью и стилем жизни. Он не был красавцев в классическом смысле этого слова, скорее наоборот. Красота же была иного свойства - та современная модная некрасивая нестандартная красота, лишенная классической внутренней гармонии, являющаяся источником экстраординарного образа, дающая ощущение четкого стиля. Про такой облик обычно говорят - "интересная внешность".
И хозяин, и сам дом и все предметы казались очень загадочными, непостижимыми. Фиалка ломала голову и никак не могла понять, в чем заключается странность. Она моментально попала под гипноз волшебного очарования, которым было пропитано все, казалось, что и сам воздух. От этого захватывало дух. Душа начинала медленно вальсировать в розовато-фиолетовом темпе расслабленности, поэтичности души и злых фей дома.
Тем временем закипел чайник, они посмотрели альбом с фотографиями его женщин и сели пить чай с малиновым вареньем. Он был очень добрым, искренним и одиноким.
Тогда она еще не знала, что попала в лапы к Дон Жуану. Его обожали и любили женщины, сходили по нему сума, его слава не знала границ, а о подвигах в определенных кругах слагали легенды, и не было женщины, которая, попав к нему в гости, смогла бы устоять перед чарами ловеласа.
Для нее это было всего лишь очередное приключение. Скорее даже задор - как потом часто случалось в жизни, что кто-либо говорил о предмете, и говорил непременно так, что ее это раззадоривало. Она решалась попробовать, так ли это на самом деле, в силу амбиций и просто женского любопытства.

Однажды встретившись по весне, в мае, в этом печальном доме, они не могли не встречаться, сами не зная почему. Это было тихое пикантное очарование уединенных встреч. Расставшись, они забывали друг о друге, но какая-то сила тянула их вновь, и по истечении времени они снова обнаруживали себя вместе в одной постели. Они никогда ни о чем не говорили всерьез - им было не о чем.
Фиалка жила своей жизнь: каламбуром в голове, кофем, слезами по ночам, разбитым сердцем, университетом, суматошным миром, запахом палой листвы, дневником, Маркесом и Р. Бахом. Благодаря ему, она стала больше читать, держать себя в форме, хорошо выглядеть, узнала что такое Картасар и Маркес, полюбила Галу. Она взрослела, мудрела, превращалась в женщину.
Он, в свою очередь, жил своей жизнью и ритмом: пьянками, ночными оргиями, работой, друзьями и караваном женщин, стоящих в очереди к нему. Их миры были параллельны, лишь изредка пересекаясь.
О "них" никто не знал. Сохранилась только одна фотография, где они вместе. Застигнутые врасплох неожиданно пришедшими друзьями, - ведь не выгонять же их было в 30 градусный мороз, тем более в Рождественскую ночь - быстро впопыхах одевшись, они были сфотографированы. На фото эти двое сидели на разных концах дивана… босиком, но словно не знакомы, так, что глядя на это фото, вряд ли кто-либо мог предположить, что между ними что-то есть. Тем более, что босых ног не было видно.
Откровенно говоря, ей не было никакого дела до его женщин. Она жила сама по себе, как роза, накрытая колпаком, - самодостаточна, не ревнуя, не конкурируя и не стремясь захватить его у кого-либо. Она даже не знала, что у него есть официально "любимая" женщина, с которой он был уже год. Они мало говорили друг с другом, даже о мелочах. Она приходила, молча залазила с ногами в кресло, молча пила крепкий кофе, смотрела на него, старалась почувствовать то, что его тревожит, причиняет боль, утешала и редко когда задавала вопросы. Она лечила сердцем его боль. Он звал ее, когда ему было грустно, одиноко, и, зарывшись с головой в ней, в ее тепле, наконец, обретя покой, умиротворенно засыпал, не выпуская из объятий средство успокоения. И всегда просыпался при малейшей попытки выскользнуть из оков. Ему нравилось чувствовать, что она рядом. Наверное, это приносило мир в его мятежную душу, некое спокойствие - пусть даже ненадолго.
За это время он успел сменить дюжину женщин, но почему-то неизменно после очередной разлуки - месяц, полтора, два, они встречались, как-то… как будто невзначай назначали свидание. И при встрече всегда недоумевали: ну почему нам так хорошо вместе? Почему, не имея ничего общего, не имея даже самого желания встречаться, они все равно были вместе. Время шло, но мало что менялось.

Было начало ноября. Серо-черное без просветов небо, покрытое мглою, над головой, холодный знобящий ветер мрачно завывал бесовской шабаш, промозглая погода вселяла ужас. Печаль. Фонари освещали черные полоски небытия. На улице стояла пустая, глухая чернота. Моросящий дождливый снег падал на мокрый асфальт и тут же таял.
Им обоим часто бывало невыносимо грустно, просто скверно на душе. А в этот вечер, пожалуй, особенно: мерзкая погода заползла холодной змеей в душу, одиночество стало еще более острым, цепенящим, глухая тоска сжимала свои объятия прямо у самого сердца, алчная, сжирая все вокруг.
Фиалка плакала сидя в углу на корточках, плакала от невысказанной грусти, она чувствовала, видела, его боль, никак не могла помочь и потому плакала за него. Раздирающая душу глухая тоска бередила струны души, вызывая невыносимые страдания. Голос Галы придавал атмосфере зомбированное состояние полной печали, вгоняя обоих в еще более депрессивное состояние. Казалось, что в мире больше не осталось человеческого тепла для двоих... чтобы согреться. Не осталось любви и мудрости…


Но все это будет потом. А сейчас на дворе живет май. И юная Фиалка зябнет под дождем в малюсеньком сарафанчике, с зонтиком над головой, свежей весной в душе, ароматом корицы и ждет ЕГО.

1 апреля 2001