На часах двадцать первый
автор - Денис Балин

***
на часах двадцать первый
поставлю будильник в сегодня
где персональная ева
готовит борщ

где смотрим на мир из себя
и не можем понять ничего
но не страшно

где рассвет прожигает запад
грозит востоком
коронавирусом и джеки чаном
но не страшно

где юг преследует каждого
идущего на север
стоит лишь оглянуться
но тоже не страшно

где молимся в Бога
а нас уже нет для него
или ещё нет
или не было никогда
и это не страшно

но если страшно
то спроси у меня
в чём истина и где искать
а я отвечу – в том что рядом

29 февраля

***
хорошо жить у моря если оно не балтийское
на краю континента в южных краях
пить тропические коктейли рисовать на песке
заглядываться на мулаток и мечтать о тени
где небо весь год синее а не серое
и дождь только по праздникам словно подарок
ценил бы я это родившись ближе к экватору
где-нибудь на берегу тёплого океана
если хорошо притвориться и немножко выпить
то кажется всё не таким уж печальным
так прекрасен рассвет в тишине ленинградских болот
так уютен закат на блюдечке финского залива
так радостны люди в утренний час пик


***
Одна девочка написала верлибр о своем половом органе
и назвала его настоящим искусством (стихи, а не орган).
Между нами, он мне тоже понравился, но частями (я о верлибре).
К счастью, меня всё еще интересуют гениталии,
неважно феминистские они или нет, главное женские.
Но, если это поэзия, а не исповедь перед гинекологом
(кто-то считает, что это стихи, кто-то называет эпатажем,
кто-то хихикает, прижимая ладонь к губам…),
то пусть будет. Не хочешь – не хоти. Не читай.
Интересно тут другое – тексты о пестиках и тычинках
в эпоху порнохаба продолжают привлекать внимание.
Ничего не меняется под небом таким расписным:
то синим, то серым, то в блесках.
Я читаю верлибр, который написала девочка
и у меня не возникает эрекция, словно победа равноправия.


***
я сделал фотографию своего большого пальца
и запостил её в ВКонтакте
посыпались лайки
восторженные комментарии
но не твои
ждал несколько дней и сходил с ума
заходил к тебе на страницу и удалял
свои старые лайки в надежде что ты это заметишь
и поймёшь что не хорошо меня игнорить
и мой контент
но ты так ничего и не поняла
я удалил тебя из друзей и забанил
а могла бы родить мне сына


***
шуфутинский листал календарь
улыбался как-то по-летнему
приближалась осень
а я новый роман виктора пелевина
но совсем не улыбался
а замерзал немного смеялся и злился
в книге снова упоминались наркотики
политика поиски языческих богов
современные идолы айфоны слэнг
спасибо конечно за "непобедимое солнце"
но нас так просто (нецензурное – прим. ред.)
зачем вы так виктор олегович
приближаясь к финалу дискурса
напишите (тут мне нужны запятые) "мертвые души",
"тихий дон", "война и мир", "отцы и дети",
"бесы", "мы", "котлован", "дар", "обитель"
или на худой конец "доктор живаго"
с другой стороны мы всего лишь проекция
компьютерная имитация небесного программиста
по имени шива который сидит за джостиком
играя в новенький шутер или стратегию
и не хочет идти в школу после летних каникул
ловя по дороге бабочек Чжуан-Цзы
тогда зачем это вот всё

***
какого это любить в тридцать
думал я в двадцать лет
как любить в сорок
думаю я в тридцать лет
есть ли любовь за пятьдесят
буду думать я в сорок лет
будет ли любовь в шестьдесят
подумаю я в пятьдесят лет
кого это любить после семидесяти
подумаю я в шестьдесят
а потом перечитаю это стихотворение
и вспомню как заблуждался
задавая не те вопросы.

Декабрь 2020

***

"…Свобода есть свобода"
Всеволод Некрасов (1964)

Нет свободы
Нет свободы
Нет свободы
Нет свободы
Нет свободы
Нет свободы
Нет свободы нет

2020

***
в окно смотрю на завод по производству погоды
там работа кипит и на пол двора то алмазная пыль то стружка
мастер цеха в белом пальто по кличке снежник
и алкоголик бобров (сосед сверху)
о чем-то спорят криками птиц лаем собак отборным матом
вот женщина идет мимо них и ругается ветром
машет ветками деревьев пинает алмазную пыль или стружку
бобров ругается ей в лицо визгом шин автомобильных
и падает на пол двора чувствуя телом притяжение земное
не в силах своих совладать с ним
женщина смеется новостями в телевизоре уходя в неизвестность
ниоткуда появляется соседка хватает из помойки пластиковый пакет
который всех нас переживет комкает его в кулак
и исчезает навсегда в глубинах моей памяти
пока день прижимается к луне веки тяжелеют у меня
и наступает вечер

***
В соседней квартире новые жильцы:
молодая мать-одиночка и пятеро детей.
Младший(-ая) только родился(-ась),
а старший осенью пойдет в первый класс.
Говорят, что она постоянно переезжает:
поживет несколько месяцев в одном доме,
накопит долги по оплате и едет в другой.
Только детей с каждым годом больше.
Один из них, стоя наказанным в углу,
стучит палкой по стене.
Мы тоже с женой стучим ему в ответ
ложечкой для обуви, кроссовками,
молотком, шваброй, моим кулаком.
Эта азбука Морзе у нас через день,
словно беседа или спор,
и только мы втроем понимаем,
что нужно немного потерпеть –
они съедут или на худой конец вырастут.
Так разговариваем на языке
понятном только нам и ждем неизбежного.

https://polutona.ru/?show=1225214607

Грустный журавлик в камышах
автор - Владислав Петренко

* * *

1

Арабская вязь веток сплетает ловушки
птицы сплетают гнёзда
человек отправляясь на охоту
оставляет в тёплой кровати
тёплые сны
в которых нет места для смерти

2

Храню в себе два моря
одно мёртвое как слепой глаз
другое не видит собственного истока

3

Женщина. Земля. Плод.
По жилах течёт сок
прозрачный как материнское молоко
прозрачный как этот день
рядом с тобой

4

Выйдя на остановке
я понял почему остановилась земля
она очень стара
летом страдает удушьем

5

Выпадают ноты
и падают звёзды
возьми у ночи палочку угля
нарисуй ей глаза

6

Поля перетекают в слова
лоза в вино
а небо в краски на твоих ладонях

7

Поцелуя хрупкая пастель
крошки падают в море
август роняет свои плоды
ныряя теряешь
теряя приобретаешь


Грустный журавлик в камышах

1

Очерченный
ели заметный
кого-то ждёт
в камышах
на болотах
где казалось бы твёрдо
вязко
где казалось бы ясно
мутная вода
где уверенная неуверенность между высоких стеблей
где строгий и прямой журавлик
нежный
больной
мучительным мутным пятном
шуршит
я знаю ему очень больно
но он как всегда промолчит

2

покосившееся село
похоронный мотив
ноябрь раздаёт чины
и учиняет расправу

люди палят стерню

3

Тяжелый колокол на верхушке старой колокольни

У измаявшейся птицы тяжелый сон

За ночь небо наросло льдом
и не взлететь вверх
ни остаться на земле

Гордый гибнет в одиночестве

4

После всего

Как упадет вниз церковная луковица
а голодные головы попрячутся в норы
никто никому ничего не простит
никто и ничего не будет помнить

после жертвы наступает тишина
как после смерти наступает упокоение


Лес

И фигуры спорят с тенями
и шёпот эфира опаляет ухо
и суета любви среди мёртвых вещей
обесценивает всё
кроме вечернего золота оседающего на ветках


Опыт тела
или опыт телесности

1
когда моё тело ныряет в другое тело
я перестает существовать

2
когда моя рука ударяется о предмет
она чувствует боль
моё я чувствует это

3
когда ты бьешь меня словом
моё я чувствует это
и тогда моё тело начинает сводить судорога

4
моё тело вышло из лона
но это было не моим телом
моя память об этом не помнит

5
рост сопровождается болью
чтобы вырасти нужно пройти сквозь эту плеву

6
когда я падаю
такое чувство
что кто-то уронил мешок с картошкой
Господи! держи меня крепче

7
змея сбрасывает старую кожу
я ношу свою до тех пор
пока вся не превратится в рвань

8
сбрасывая одежду
ощущаю возбуждение и страх
страх и желание
дают мне жить дальше

9
что я знаю о теле?
что я знаю о коже натянутой на кости?
паруса?
мои легкие похожи на паруса
парусника что попал в шторм
иногда тяжело дышать одним воздухом с тем кто рядом

10
и тогда я уподобляюсь рыбе
погружаюсь в глубину
там тьма и спокойствие
только сердце перегоняет кровь
которая помнит всё и даже больше

https://polutona.ru/?show=1225152954

благородная гаррота
автор - Ирма Гендернис

##

говорит и показывает славутич

универсальный ник
универсальный вуйчич

целевая аудитория,
вот моя оратория

слышишь кончерто гроссо?

этот метод для кнопки сброса

сброс настроек горячих клавиш

озаглавишь ли?
обезглавишь?..


##

чернокожей душе альбиноса
ни покоя нет, ни износа

новой землёю гвинея
небосвод загорел под нею

то ау, то ату папуа

Чёрный Карлик
пигмей до пупа


##

оружие головоного
чернильный мешок, осьминога
боекомплект-каракатца
карательны меры абзаца

благородней не быть гарроте
непричастный в её обороте
речевой
вкруг своих осей
всех скорбящих и всех мастей


##

носитель вещдоков пустой вещмешок
по кругу пусти антикварный слушок

на аукцыоне в разгар подоплёк
подбрось утопических дел уголёк


##

меренги наполняют ринги
колышет формы панна-котта
себя натаскивают линки
(о, кулинарная охота)

под йод на сахарную ватку
питбулем замершую хватку
распечатлей, посмертный слепок
без кнопок вызова
без скрепок…


##

переливается налим
через края как перламутр
текучесть времени – мейнстрим
в песочных часиках бермуд

вот сердца уценённый груз
у ёлки конус усечён
но по неве скользит блютуз
румянцем новоиспечён

апострофами катастроф
вай-фай сигналит между строф
но гриву развивает грув
глаза до проруби разув


##

бот метит шлягеры хитами
пегаса конский возбудитель
витиеватыми ходами
свой распыляет растворитель…
мышина вещества летучесть
отборны яства редки яды…

антитела, для рифмы скучась
срывают с рубрики кокарды…

о, игровой манипулятор
о, джойстик вируса в шиповках…
дух вызывает экскаватор
весь – в симпатических шифровках…

душа, ты требуешь даунгрейда…
в потоке личностных инверсий
ты ленгьель или боте-герта
астрально-нюрнбергских процессий?..


##

подкожным слоем семишкура
то феникс ты, то синекура

рифм петушиный поединок
невольничий пернатый рынок

бочком, подсвеченная сыском
тьма вышла платиновым диском

(коротким лебединым треком
разбег того света на этом)

в бойницу зырит из бойницы
сокамерник своей темницы


(20)

https://polutona.ru/?show=1224144503

Не было никакого страха
автор - Анна Долгарева

***

Иван-дурак приходит к бабе-яге,
идет по мху серебристому, по камням.
Она его ждет, закипают щи в очаге,
с одежды капли падают на пол, звеня.
Он говорит: верни мне сердце. Оно
иссохло, стало как мертвый изгнивший плод.
Оно ведь пело, стыло, цвело весной,
а нынче только молча о ребра бьет

Они встают, и жалобно закричав,
к двери бросается с ними прощаться кот.
Они идут в молчании среди трав,
идут путем цветущих черных болот.
Идут по полянам, где по колено нога
в зеленый, пушистый проваливается мох.
Не передумал, спрашивает Яга.
Он говорит: передумал бы, если б мог

Верни мне сердце, неведомая моя,
верни мне сердце, бессменный страж бытия.
Болотами и трясиной иду за тобой,
верни мне сердце, единственная любовь

На севере небо выше, да ночи нет,
да голые камни выходят из-под земли.
Она говорит: там дальше нездешний свет,
иди один, гляди, как мхом поросли
стволы деревьев — иди же туда, где мох.
Я дам тебе зайца, он будет проводником.
И шел он долго, шел он покуда мог,
и заяц вел его к северу далеко

Как смерть Кащея, в утке сердце у дурака.
А может, и вовсе то было не сердце, а смерть.
Но вставил в грудь, и не холодела рука,
и стало два сердца биться в грудную твердь.
Живое и мертвое, словно два родника,
и шел он сквозь лес, и пели вокруг соловьи:
два сердца нынче у нашего дурака,
два сердца — живой и мертвой воды ручьи

У Севера сказки темны, как полярная ночь.
Не слушай дальше, не впитывай этот яд.
Верни мне сердце, давно не поет оно.
Верни мне сердце живое, любовь моя


***

Снилось, что после смерти Ленина
Генсеком стал Лев Давидович Троцкий.
СССР был самой популярной страной для экскурсий
(и я не только про криотерапию на Колыме).
Интервью с Лаврентием Берией,
Самым красивым безопасником,
Перепечатывали все американские СМИ.
Тинейджеры носили его портрет на футболках.
Великой Депрессии не случилось:
Выручил Советский союз.
Про это писали в Вашингтон пост и Дэйли мэйл.
Рамон Меркандер охотился исключительно на нацистов.
Не с ледорубом, а с "Новичком"
(его изобрели раньше
И намного более эффективным).
До сих пор портрет Троцкого печатают везде:
Например, на сети русско-американских ресторанов KFC —
Лицо человека, спасшего Запад от голода.
Проснувшись, я вышла курить на балкон.
Процарапала запястье ногтями, царапины покраснели.
Это был неправильный сон.
Наш путь — это путь смерти.
Может быть, мы неправильные.
Может, уроды.
Может, нам не место вообще в современном мире.
Но мы идём путем смерти,
Мы не боимся всматриваться ей в глаза.
Это она в итоге боится нас,
Потому что больше никто не набирается смелости
Идти путем смерти


***

Были у девочки цветок на окошке,
Мама да две подобрашки-кошки,
Белая да рыжая, и так они славно жили,
Дружили с соседями, здоровались даже с чужими,
Покупали летом черешню и вишню,
Радовались, если солнце на небо вышло,
Радовались, если дождь стрекотливый.
Рыжая кошка хвост распушала длинный,
Белая кошка мурчала.
И длилось их счастье без конца и начала

Но однажды к девочке пришла смерть, и так она ей говорила:
"Никогда так не будет вечно, кончатся силы,
Заберу я у тебя маму, заберу и рыжую кошку,
Заберу и белую, и тебя посажу в лукошко
С твоими беленькими косичками, розовыми ноготками,
Унесу туда, где все становится камень,
Где одна чернота, где нет никакого дальше.
И цветок на окошке зачахнет даже"

И заплакала девочка, и плакала, а потом встала
И пошла по рельсам из ржавого металла,
Мимо заводов и кладбищ, мимо ГЭС и АЭС,
И дошла до севера, где миру конец

И она стояла, и лежала вокруг вода,
Много тысяч веков лежала вокруг вода.
И были лишь камни, да волны, да птичья драка,
И тогда в девочке вдруг не стало никакого страха.
Потому что была ее голова скалою и камнем,
И были старыми рельсами руки с розовыми ноготками,
И цветы эдельвейсы росли из тела,
А девочка стояла, говорила, смотрела,
И волосы ее были брызгами океана,
И было ей смешно и странно,
А страха не было вообще никакого.
И тогда она смерти сказала такое слово:

"Ничего не возьмешь ты, я стала сильнее камня,
С белыми косичками, розовыми ноготками,
Лишенная страха, как северная вода.
И никого не возьмешь ты у меня никогда".

И когда она вернулась, мама стала немного старше,
И кошки, но это не было больше страшно.
И она сказала: " Мама, я видела смерть, но я стала ее сильней,
Я тебя и кошек никогда не отдам ей,
И налей, пожалуйста, суп.
Ибо мы живы в любви и пребудем
До самых архангельских труб"


ФАНТАСТИКА

Диета девяностых
(жвачка бабл-гам и сосиски из ничего)
Сделали мясо Марианны максимально мягким,
Элитным,
С утонченным привкусом бабл-гама.
Поэтому ксеносы и любили ее.
Тем не менее, от отца,
Родившегося в 1962 году,
Когда советский космический корабль впервые вышел на инопланетный контакт,
Марианне досталась сверхспособность взрываться,
И в критические моменты она взрывалась,
Как сверхновая.
Она и была сверхновой девочкой.
Поэтому встречалась Марианна исключительно с ксеносами.
Терпела, пока они объедали ей ляжки и плечи,
Ставила водку на стол, по бабьи подпирала лицо,
Любовалась их щупальцами и многочисленными глазами.
А потом что-нибудь шло не так,
Внутреннее давление зашкаливало
И Марианна взрывалась.
Ксеносы, как правило, не выживали.
А Марианна каждый раз собиралась из кровавой лужицы
В красивую и вкусную женщину.
И, поплакав, шла на поиски нового ксеноса.
Ее называли Ван Хельсингом планеты Земля.
Столько убитых ксеносов на счету
Не было ни у одного охотника


***

Подающий надежды поэт Иван Полтишок
К сорока годам состоит из слов.
Слов, которые он составлял в стихи.
И от слов этих толст живот Ивана и нос бордов,
И они проступают на нем, как на камне мхи

Но в какой-то вторник двадцатого года Иван Полтишок
Открывает книгу и чувствует легкий шок:
Он не видит ни одного знакомого слова.
Буквы пляшут, складываясь в незнакомые сочетания.
"Перепил вчера, — решает Иван, — оттого сегодня хреново",
Но чем далее, тем поганее

Входит в комнату мама, что-то ему говорит,
И Иван привычным ухом чувствует ритм,
Но опять-таки — словно она говорит не на русском.
"Что за черт", — думает Иван Полтишок.
"Я поехал кукухой с утра или что?".
И глядит за окно он грустно

И он видит с пятого своего этажа,
Как трамваи с незнакомыми надписями дребезжат,
И на магазинах вывески незнакомые.
И Иван понимает: это язык небес,
Ангельский язык открылся ему под конец,
Прежде чем он выходит с балкона


***

тополиный пух, парашютики одуванчиков,
голые коленки и руки, острые травы.
у подъезда играют мальчики
неизбежно в войну, победу и славу

девочки танцуют неведомый танец.
мама, мама, я помню как быть маленькой,
как брели мы через туман к реке,
и хожу теперь в этом тумане

но впереди еще целое лето.
целое лето велосипедных шин и цветных мячей,
прозрачной воды, где под ярким светом
видно, как водоросли шевелятся,
словно это клад
специальный
ничей,
проходящий сквозь пальцы.
лето — это когда только загар и остался

и еще пыльца
то ли гречиха,
то ли с крылышек фей,
на носу и щеках оседающая пыльца,
и вода в колодце такая сладкая, ледяная —
бери и пей,
чтобы вспомнить когда-то потом в ожиданье конца


***

Со временем сборники стихов
Превращаются в некрологи
Смерть лежит на диване
Раскрыв свои бледные ноги
Прокуривает твою квартиру
Выстуживает твою квартиру
Становится больше целого мира

Но никто не пишет
Как вибрирует нос у кошечки Китти
Когда она тянется за колбасой открытой
Дрожит ее черный нос
Выбриссы мерцают
И вся такая она
Невероятная блин такая
Живая

Мы пьем из фляги коньяк
На столе порезана колбаса
Наших мертвых из-за окна доносятся голоса
А мы держимся
Пьем
Передаем привет
И кошечка Китти
Дергая носом
Лезет на свет


КРЕЙСЕР

Вождь просыпается ночью
одного тоскливого ноября.
Вождь, как сказочная царевна,
Откидывает саркофаг.
И восковыми губами
Вдыхает воздушную рябь.
Похорошевшей (как вы заметили)
Столице
Демонстрирует фак

Вождь выходит на Ленинградку.
Стопит попутку, пустую газель.
Что ж, говорит, батенька, рассказывайте, как вы тут без меня.
У Волочка они с водителем
Расстаются парой друзей.
Вождь ловит дальше какую-то фуру.
Звезды звенят

В Питере он высаживается
Рядом с Обводным, и дальше идет
Поступью тяжкой,
И Медный всадник с его дороги уходит прочь.
Красные кости стонут под камнем,
Встают и шагают вперед,
Вслед за вождем.
Почти кончается ночь

Вместе они подходят к Неве.
Вождь и толпа за ним.
Сумрачные титаны.
Живые в обнимку с не.
Вместе они проходят на крейсер.
Над луною кровавый нимб.
Крейсер сходит с прикола.
Несет их навстречу весне


ПРОСТИ

*
слово прости растет вырастает из
легких и сердца становится деревом иггдрасиль
больше земли становится больше моря
и заслоняет идущую с севера осень,
кошку с котятами возле входа в подвал
пьяных бомжей у магаза 24
все заслоняет слово прости

*
детсадовцы, двое
такие круглые в своих ста одежках
шелестят по осеннему парку
держатся за руки крепко преочень крепко
а то налетит ветер
подхватит поодиночке
унесет за синие леса
за далекие города
котик братик спаси меня котик братик
так вот держитесь крепко

*
видела двух стариков, идущих из магазина,
он с тяжелыми сумками, она его держит под руку
и причитает: "Лешенька, не оступись".
лужи затянуты льдом, и они семенят,
словно две птицы, чудесных два алконоста,
не приспособленных для земли

*
через свинцовую осень с запахом смерти,
через дороги в асфальтовых серых заплатках
через кленовые листья в дырочках тления
происходит слово прости
пульсирует в бурой земле, где спят семена.
господи, даждь нам прощение
даждь как дождь
каждому, как золотой шар,
чтобы никто не ушел,
не остался в темном углу, ковыряя стенку,
не лег на ночь спать не помирившись,
чтобы мы все стояли живые
мокрые, словно только родившись
и принимали прощение, льющееся с небес,
и сами бы всех простили, и все бы стало совсем хорошо

https://polutona.ru/?show=1223183215

Виктория Чайкина
автор - Звательный падеж

Цикл "Тело и Святость"



"Тело и святость"

Возвращаюсь в теплую жидкость утробы матери:
Там привычно плавать и кормят по расписанию.
Работать выхо?дит только в стабильном состоянии,
Тепло и сытость - обереги ребенка в зачатии.

Тело и святость, как у врача зубного,
Одно находится напротив другого.
Искромётно зияет десница
Бабушке с пакетом на лестнице.

Тело и святость успели породниться.
В клетках цитоплазма заполнила все пространство,
Аппарат Гольджи на слуховой сменился,
Бабушка продолжает внимать Христианству.

На лестничной клетке кто-то вынул ножик
Из засаленного кармана куртки.
От Помазания лоснится кожа,
Аппарат выскользнул - хрустнула гулко.

Тело и святость сбегают рука об руку,
Сотрясая пыль на ступеньках в облако.

12.11.20


***

Проваливаясь в мягкий сон,
Провожу неспеша языком
По розовой
немного распухшей десне.
Пломба крошится -
Пора сходить к дантисту.
В кабинете врача люди остаются наедине,
Узелком перешептываются рука к руке.

Поддержание иммунитета важно для здоровья,
Поэтому Адам не отказался от яблока.
Шелковистая кожа не у всего поголовья,
А только у избранных Ноем пар на кораблике.

Отставляя кружку с зеленым чаем,
Прикрываю ладонью ладонь,
Там, где мы слова в сторону отставляем,
Рождается огонь.

20.10.20


***
Подлежащее
под лежачий камень - вода.
Цепко сцепляются ворсинки воротника,
Чистые вещи прилегают к плечам.
Мне бы тихонько пустить ручейку слова.
Да, только вроде бы надо бежать,
Куда-то там.

Подлежащее
под лежачий камень - вода.
Я могла бы и дальше говорить слова.
Могла бы
Говорить слова

17. 10. 20


***

Собираю себя,
Упаковываю.
Выкладываю на витрину.
"Нет!
Не трогай!
Нельзя!" -
накалывают маслины.
Кривенько улыбаюсь,
Вспоминая про осетрину.
Без лица, без венца -
Предлагают к аперетиву
Рыбные потроха,
вперемешку с пивом.
А я - всего лишь щука
на витрине
рыбного магазина.

20.10.20


"Жители"

Неопытная груша
упала на землю
в Эдемовом саду.
Вечность
не дала этой груше
растворится под землей
и взойти
на небо.
.
Адама и Еву
выселили из дома.
Первое время
Они возвращались.
За оградой было жарко,
летний зной нагревал железо.
Прикосаясь, они обжигали руки
и глаза,
Ничего больше не было видимо
за пятиметровым забором.
Тогда,
Надевая солнцезащитные очки,
они уходили восвояси,
в новостройку.
.
Нижнее белье
Спасает от стыда.
Его надевает голова,
в которой живет Бог.
Выходит, всё,
что ниже головы -
ниже Бога.
(А как же сердце?)
Что спасает сердце?
.
Яблоко,
Покачиваясь на ветке,
Сочувствует груше
И новобрачным.
Не легкое это дело -
Взрослеть.


"Колыбельная"

Тёма, Тёма, просыпайся
Бозе во гресе покайся,
отче наш иже еси
да святи на небеси
одесную на кровати
подле тя сидела мати
работящий по природе,
батя пашет на заводе.
Благолепная Мария
внемли ты мольбы людския
дух святой проникновенно
капельницей внутривенно
низпошли царица мати
ангельския благодати.
Богородице благая
На молитвы уповая,
На врача в халате белом
Со шприцом в руке, всецело
Молим тя, речем аминь
Взором благостным окинь
Умирающее чадо
Отведи от кущей сада
Сон ниспосланный сгони
Веки Тёме разомкни
Дева чистая, Мария,
Услыхав мольбы людские,
Подошла в хитоне синем
Приоткрыла веки сыну.
Отче наш иже еси
на святи на небеси
Колыбельная для Тёмы,
Тёма выбрался из комы.

https://polutona.ru/?show=1223170503

Пара дней в ноябре
автор - Андрей Родионов

пережжённый фритюр – колыбель из прогорклого масла твоих пирожков не шкворчит:
ночь шарахаться в шорохах тварей других расположена – свежий кошмар пеленается в древний уют:
часовой механизм тривиально назначен ходить может с бомбой, а может и в поиске бомб –
притупляет опасности лезвий столь долгий поход: ржа от сырости, сплин потерявшей ключи
и причины сто лет уже неинтересные мне – первый блин, и пока из армейской пыли и рабочих кают,
поцелуй раскалённой печи, киноплёнка с любительской косо и криво в ч\б медлительный комп:
бесполезной борьбы в слишком жирной грязи и нестойких побед через фол; фиолетовый стиль
освещения лиц и домов за периметром скомканных чувств, и трамвай не найдёт направления рельс,
переплавленный в чушку из груза близняшек в отгруз по контракту конкретики – девочка спи
постаревшей в каморке былых кутежей: отсырел динамит в перекатах по трюму посудины годной в утиль,
а могла бы кастрюлей варить и варить на соседней конфорке с убогим на вид котелком: снова в рейс
по ухабам от второстепенных дорог – что-то кроме лекарств мне положено: звенья сцепились в цепи…

14.11.2020
СПб


как замучено эхо горами на взгляд –
лезет в небо в наушниках бот, альпинист:
санитар разрывает грудину и в пат
убегают стада обмусоленных зебр, и ни-ни
про того, кто орал – наша няня по радио бдит,
реагируя в голос о спёкшихся мыслях яслей,
напрудивших на озеро собственных драм –
вспоминаю Агдам и гляжу веселей
и стартую с конфеткой без дам
в обнаруженный климат в кустах,
и Венеции влажный и вяжущий прах
ни к чему – я решительно пьян до утра,
и решительно зол, погружаясь в рассол
до утра, забывая откуда в компот сей пришёл…

14.11.2020
СПб


скользкий ветер пошлялся в решетках тюрьмы и ушёл не найдя,
подогнав чуть кораблик по руслу сухому когда-то ручья,
и сменил направление выдоха запахов – пахнет январь в желудях
пересадкой то в новый окоп, то в вагон, отцепивший свой поезд: ничья
остаётся ничьей в беспричинной, но искренней радости кратких огней
на брезентовом поле, посыпанном белым: зачем обращаться в мороз
к темноте замурованных праздником окон – всех хлеб оказался ничей
или в крохи поделенный плохо известным сотрудником, бросившим воз…

14.11.2020
СПб


сидни мест не приходят встречать корабли чтобы выжившим чайкам в мазут покрошить
из песочного коржиков полные солнца: теперь полутень, полумрак вымещаются в полутона –
полумесяц мерещится в серп: холодок по спине, разрешающий смерть византий – не лижи
раскалённый от стужи металл, освежи список снова несделанных дел: Шикотан, Хабомаи –
я б спорить для понта уже не хотел: жребий топчется в местной грязи, ну, как тот жеребец,
оцифрованный – сложно мы скроены: вновь убежать не успел от количества чувственных волн –
закругляется, но закруглиться пока не спешит, и на завтрак приходит овал: ты питайся и жнец, и игрец
в акватории порта, пусть меньше крошат из песочного коржиков полные солнца из прожитых воль…

15.11.2020
СПб


ты давно далеко в почему,
но приходишь на ум –
сладкий майский десерт
недоделанный в шоке оферт,
приходивших в окно –
пресловутое но
теребит упокоенный прах
щебетанием мыслей от птах,
много раз заглянувших в меня –
отбежать бы назад, но не факт поменять:
посмотреть порно встреч, расставаний предел –
чтобы смог, а что и плавно перехотел…
про могли – угли прячут в траву,
а на море качается буй…

15.11.2020
СПб


если сделана жизнь по расчётам, просчётам, счетам, акт спустился со склада, в ячейке содержится груз -
шестерёнки теперь могут только молоть на пытаясь цеплять, но пытаются труп уколоть,
чтобы удостовериться (первым был он, а за ним с удовольствием я), и не первый ослепший гуру
в тёмном зале на ощупь меняет места под себя в долгожданный сеанс, забывая включить эхолот…
если в рамки не лезет портрет, а ещё завалящее ню, много мелких предметов, вещей – ну, какое кино
в будний день: извини, позвонить – пара паром спешит к паре встречных минут в зоопарк:
резервация – сам же себе городишь, подметаешь скалу для свободных людей, обтекая в жару с эскимо
в где-то там поправляя: мои ежедневные траты - лишь куцые столбики цифр забываются в бар…

15.11.2020
СПб

https://polutona.ru/?show=1222170720

Алексей Ларионов
автор - Звательный падеж

Алексей Ларионов (1993г.).Живет в городе Пушкин (Санкт-Петербург). Член литературного сообщества "Дереветер". Окончил Политехнический Университет. Учится на филологическом факультете СПБГУ.




**

ребенком,
я боялся отцовского грузовика
поджидавшего под балконом пока
отец вновь не покатит
по отметкам бензоколонок
я глядел на тяжелую ржавость окраса
разбросавшую кромки каркаса
из-под века брызговика
и цеплялся за каждый катет
пленочкой глаза
А когда отец исчезал в кабине
растворившись в жужжании моховика
мне казалось сейчас с радиатора хлынет
словно с шеи быка
кровь. Но прокашлявшись раз или два пророждаясь из хрипа
он срывался-таки в пустоту федеральных трасс
оставляя сухой тоской
злобу сжатую матеренной рукой
лишенную крика

и пластмассовый белый "камаз"
по веревке идущий домой

/
краснощекий ребенок сползает с колен
по изгибам цыганской пыли
и с бесстыдством воздушного шарика
подлетает в дыму
держась за ребро
сигаретного риска (обещавшего мертворождение)
глотает конфетой
и пальцем глумится над адамовой полостью потерянной пуговицы
пальто моего

Из затерянного в канцелярии
Списывали патроны,
полдня стреляли с вытоптанного бугра
в алую крону клена.
Полковник сказал: "Пора",
когда время уже прокатило валик
вечера, а осипшие прожектора,
кутаясь в шаль из царапин и гари,
отражались в моей медали.
Наблюдая за ротой, журчащей по склону
словно черная лента,
я припомнил как мы забрались зачем-то
на соседский чердак в апреле:
ты лежишь, а полоска отсутствия света,
расплавляясь на твоем теле,
растекается с шеи в капризно замятое пылью платье.
(Если хочешь, можешь соврать мне,
во что ты сейчас одета…).
Кстати, я привезу тебе гильзу
на память.
Она, продолжая пламя
на ладони, подправила "линию жизни",
впрочем, это лишь прибавляет подарку
шипучего символизма…
Ладно, прощаюсь, жарко
жму руку (и только) – без фанатизма

//
Новостройка конца
улицы взгляда кольца городского
стоит и пестреет панельной расцветкой –
кубизмом лишенным лица
глядит из-под призмы
этикетки рекламоплаката
"Обвиняемые в дешевизне
в поисках адвоката"
и в безвольной разведке,
я тянусь к застекленной корсетке
каркаса бросая зрачок на
небесно-бездумные окна
на взъерошенный шифер и нёбо крыльца
растворяясь на лестничной клетке
шагами жильца.


//
в апреле (довольно жестоком месяце)
приходили ко мне на неделе только Рыжий и Пригов
приносили стабильно гостинец:

сельдь завернутую в "Шинели"

сами не ели а меня заставляли
да все шахматами играли
в "чапаева"


***

Дом торчит из-под заячьих губ
деревянных стропил.
"Ещё дел мой валил" –
говорю будто бы муравьям
и кладу слой белил
на рассохшийся сруб,
пригвоздив муравьиную голову.
Говорю и краду по краям
тишину, озлобленно шипящую к новому
(Как сидящий в коробках винил).


Скоро
сумрак причалит
на присохшем к клеенке чае,
свет, разбуженный в окнах электросвечами,
замигает курсором
на треснувшей строчке стекла. И ночами,
привычно, напившись молчанием
вдоль чешуек забора
побредет, прерываясь грачами,
кашель старого вора.

забираясь в натопленную духоту,
залезая с плечами.
под плед и под чувство надзора
образков над столом и наследства фарфора.
Но ронять киловатт в темноту
слишком жалко, и он выключает
единственную звезду.

Побег
Нам остаётся в Венецию...
разодеться, и двигаться по направлению
отступающих спин, встретив вечное бедствие,
к подшитым заплатам картин, за продуктами тления
взятых чумою квартир, где врач-ибис не мщения
ищет, а плотью взимает оплату,
на регату конфессий, на мост
вздохов тины гнилой - купорос
вод, а не медь здесь ведёт на погост,
век отмеряешь узлами каната.


//
этой книгой картин
подпирался сосновый стол
позже - полный ворсин
онемевший диван. Перекошенной ножкой
как торчащий мосол
за щекой из обложки
он ложился на залитый колой пол
сохраняя конструкцию
даже когда отошел от квартиры твой адрес.

Вес на глянец вводил протокол,
переврав натюрморт в обесцвеченный абрис -
репродукцию репродукции

https://polutona.ru/?show=1222170027

Анна Кантелинен
автор - Звательный падеж

Анна Кантелинен родилась в 1993 г. Окончила филологический факультет РГГУ . Публиковалась в электронных журналах "Стол"‎, "Литературный Журнал"‎, "Крещатик"‎. Автор сборников "Нестабильность"‎ (поэзия) и "Сказки Живой Воды"‎ (проза). Активно ведёт творческие странички в соц. сетях и на различных электронных площадках. Живёт в Санкт-Петербурге.




ВСЁ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ТЕКСТ


когда лежу на твоей груди
и слышу стук сердца —
всё превращается в текст
когда читаю текст —
всё превращается в тебя

тогда почему на твоём лице
глаза, нос, брови
вместо букв

тогда почему на ладонях линии
а на щеках родинки
вместо строчек



БЕСПРИЗОРНИЦЕЙ

бесплатный автобус из супермаркета
открыл свои двери
и из них посыпались люди
а из людей пакеты
а из пакетов жизнь
которую расфасуют по полкам и тарелкам

я стою напротив
маленькой беспризорницей
пишу на замёрзшем стекле
корявый текст
о том, как незнакома мне жизнь
о том, как не хочу с ней знакомиться



ПОПЫТКА БЕГА

без разбора хвататься за пачки рандомных таблеток
запивать стимуляторами
после — купить запасное сердце
после — купить запасное завтра
мёртвые стены стереть ватой
смоченной улицей
из которой мне хочется выпрыгнуть
но звуки её врезаются мне в горло
брусчатка застилает веки
я становлюсь городом

попытка бега

https://polutona.ru/?show=1222081735

Завещание Терминатора
автор - Эрик Артур Найво

***

медленно затухает
слава седого покемонa Мальборо
узкие штаны и калифорнийская рубаха
в местном баре после часа ночи
сила энергии : восемь из десяти
сила prediction : когда та была
мистицизм: ноль
накопительный счет : информация недоступна
векселя прочие ценные бумаги в качестве трех коробок пазл за четвертый класс на антресоли
скорость мысли в алкоголе : десять из десяти
скорость мысли в трезвом состоянии : производная не меняется
иммунитет : проклятья и забвения
скрытые таланты : регенерация

после заполненной анкеты user совершает акт самоподжога для подтверждения авторизации



***

два мальчика проглатывали друг друга
в ночной заре
в холодной воде
красном свете солнца вечернем песке
в индийской еде
на ковре
пикнике

долго мечтая в небо
используя аппликацию

стоя на одной ноге
второй танцевал
первый замирал
второй после пел
первый смеялся
второй грустил
первый дарил цветы искал созвездие
второй разливал водку в стаканы
первый не пил
второй фотографировал и заряжал телефон
первый ждал объятий
второй вызывал такси и проверял баланс счета
первый испугался когда в черном небе сверкнула оставив след яркая белая звезда

проглатывая друг друга
в ночной заре
в холодной воде
на белом сале
в красном свете солнца
вечернем песке

второй стал первый
первый второй



***

господство суеты
отречение и обломки скафандров

озера знаний оцифровано загружено в облако размножено на копии ставшие оригиналом в корне

горбатая гидра устала перерождаться
лежа на дне дигитального облака она теряет облик мелькая как неоновая вывеска после ливня

добрый день Вас приветствует реальность 3.2 пожалуйста наденьте Ваши портативные глаза и подтвердите кодекс программы каплей пота

для улучшении вашей скорости мысли отключите фикцию сомнения и перейдите в авто режим

как побочный эффект вы перестанете воспринимать яркий свет и запахи
сможете отключать слух и научитесь передвигать предметы...



***

время меняет направление ветра
забирая любовь оставляя опыт закатов

вакуум

посмотри мы летим над водой
нам не страшно смотреть вниз
в глаза друг другу
мы летим с тобой в разных городах в разную погоду

вакуум

по разным маршрутам захватывает дух
не отпускает чувство неизведанного
что наше время?
подвиги дней
не напечатанные
не зафиксированные
не слепленные руками
не нарисованные конечностями
крыльями которых нет

а ты представь что ты летишь и плачешь над Берлином и падаешь в море
с спокойствием птицы ловящей рыбу

*перо или кирпич в вакууме падая имеют одинаковую скорость



***

самый добрый волшебник заколдовал и научил любить
рассказывает дама
отпустил боль проткнул что то внутри грудной клетки
вдул травяной дым в тело
затем вынул промыл и вернул обратно
он так делает с каждым на китайской улице
он мастер
ты просто к нему приди
а еще он моет ноги по вторникам
живым и мертвым
красит ушедших в жизненный цвет
возвращает зрение домашним животным
заговаривает аквариумных рыб на долгую жизнь и хранение тайн

оживляет неодушевлённое
от кухонной утвари до металлический гвоздей и мыла

А зачем?

Ну это на случай если ты захочешь весело провести Рождество или свое рождение

Но оплата только по карте
Вот его номер
звони



***

притворившись ангелами
эти две рептилии грелись на солнце
в порту небольшого Прибалтийского города
ровно десять минут у осенней реки
танец джаза
танец теплых рук
ритма и строгих костюмов
надев свои церковные одеяния
они нырнули в будущее
на трамвае
на каждой остановке
благословляя людей слепых и злых
превращая каждого
то в подорожник то в птицу
расправляя свои крылья
они уползали во временную трещину
зловеще скалив зубы
сжигая глазами пространство
надевая никому на себя взглянуть

https://polutona.ru/?show=1222080051

тревожности маскулинностей
автор - Даниил Задорожный

***

слабая власть мужчин

слабая власть мужчин, не вписавшихся в нормы

вдвойне презираема: ни рыба, ни мясо

ни кости, ни перья, ни шкура, ни кожа

ни деньги

ни чешуя. помой посуду, вынеси мусор и не мешай мне

растить ребенка.

всеобщая чаша

:загибай пальцы: боль

разочарование

и насилие

оставшиеся позади. хочу написать о прадедушке, чью зарплату отбирала властная женщина, которой я уже не знал: они познакомились, когда родители посадили их в одной хате в Підбірцях и сказали "поздравляю

вы женитесь". приятно познакомиться. никто не знает, любили ли они друг друга . никто ни о чем не спрашивал и не рассказывал.

когда отец

мальчонкой

учился драться на улице, взращивая в своих мускулах цветы 90-ых (а твой отец

играл в русскую рулетку с товарищами, хотя ты уже родилась), она выбегала ему на помощь

с палкой

и колотила других мальчишек по хребту

ничего не опасаясь: ни коммунистической партии

ни... какая грустная судьба: когда ву?йко (брат матери) занимал престижную должность в чинах, отвечал за образование в городе, был при билете и с уважением

но спился и пропал. его тела так и не нашли.

отец часто вспоминал, как подростком вытаскивал пьяного вуйка из всяких злачных мест.

ее, прабабку, переселили в опустевший город после войны

львовянин в каком поколении? а я не стал бандеровцем, хотя никто особо не старался никого таким сделать (бандеровцев

почти не существует, я не помню, когда видел “последнего”: большинству плевать на патриотизм в этой стране, а кому не наплевать – те не кричат об этом, не попадают в новости

открывая памятники или избивая чужаков из соседнего подъезда

все мы уже патриоты, если просто хотим здесь жить лучше

вместе с другими людьми

а убийства на почве ненависти

– из какой пещеры, какого этажа, какого роддома

вы выползли?..

*

урбанизация. люди не знали, как жить вместе, получив квартиры, как спланировать будущее, когда всё наебнулось – хотя казалось бы, нерушимых..

и растеряв все свои старые связи – мы так и не съездили в то село, в котором уже он не вырос

а я путал его с другими сёлами с таким же названием:

колея поколений

расходящаяся в новообразовавшиеся государства.

когда история каждой семьи – ключ к пониманию социума

со сломанным замком, заедающим, что не выбраться

*

хочу написать о другой прабабушке, державшей другую ветвь семьи в ежовых рукавицах, но что дальше-то? хочу

и буду

?

это феминистское письмо? или маскулинисткое? или слова

приобретают столько значений

что теряют единое

рождая целые миры гендерного неравенства и дисфории

если ты выбираешь один свет

и отказываешь мне в другом

***

тревожности маскулинностей

мы схожи с тобой – формами принуждения

созидающими нас до первого усвоенного представления о любви

но различаемся – невоплотимостью чьих-то желаний

о части которых в себе я узнал только то, что не смогу их понять

и это наиболее близкая практика метода из всех доступных мне пониманий

а ты думаешь, что не стоит от них избавляться: но что значит – принять?

[как гендер меня расквировывая

вновь и вновь

ранкой

заново

конструируй во мне то и как, что понравилось внутренней форме протеста

не оглядываясь близорукой тревогой на социум, впервые заметивший сходку соседей по двору: как огромная хищная птица без клюва

наблюдает колотый хрусталик плоти

превосходящий целое целого тела]

*

– на вершине той гендерной пирамиды неравенства в сфере труда, в которой мы с тобой участвуем, самые кошерные, денежные места мужчины все еще занимают на горсть больше

чем женщины, еще и получая за тот же уровень и объем работы больше денег. везде

где вы

нам всё же труднее, – скольким закопанным, чем ниже они были и чем их было больше, хотелось уйти, да некуда, изгнанные из публичного, лишенные приватного: можно сказать, что это их проблемы, вина и ответственность, но так же можно сказать про всё – и разговор окончен: когда же откроются шелтеры для мужчин – я уже жду

а они и не знали, что можно уйти, думать как угодно, не теряя верности – "подохнуть с голоду" вместо "уволится" [а, все равно было некуда

не к кому

и не от кого

из бутылки]: будто я виноват в том, что тебя угнетает то же, что угнетает меня

но иначе. и если я чем-то на них похож

то немногим больше, чем ты

похожа на нас и мы друг на друга

непересекаемо разными

линиями, складываясь в забитые пробками перекрестки данных для социологов

*

– а давай опустим глаза к фундаменту этой пирамиды и посмотрим, на чем стоит

зиждется виртуальный мир невидимых взгляду мужчин, кажется, они сами себя не видят, с которыми большинство из нас никак не связаны, чтобы разделить их вину своей ответственностью, словно оттенка кожи

достаточно, одной черты общей

чтобы пришить всё то, что сидит в одном человеке

другому

игнорируя то же самое в само_й себе

бегло осматривает несколько этажей застройки в постатриархатных сумерках

вижу одну из граней неравенства, ослепляющую резким включением света в затхлом учебнике комнаты

*

мужчин здесь на 10 миллионов меньше, чем женщин

и умирают они на столько же лет раньше

на 5 позже выходят на пенсию, чтобы как раз умереть, ни разу не выйдя за ней в качестве карантина

в 6 раз чаще кончают жизнь самоубийством

смущаются, когда о них говорят что-то непривычное, как сейчас

не обращаются к доктору, как будто в романтических отношениях

со своими болезнями, опасаясь каминг-аута осуждений

обсуждают эмоции только со своим здоровьем, отказывающимся выходить из гетто вредно сковывающих привычек – помолчит немного о том, что в нём плохого

не представляя, что это

но ему так сказали

чаще умирают от излечимых болезней, оставляя бездетными вдовами кредиты и алименты, от производственных травм, ДТП и других [не]предотвращаемых государством причин, пока левиафанова пасть не выгниет костями перемолотых

а желудок откажет переваривать спецодежду трудящих

и ты не поверишь, я знаю, может быть, я ошибаюсь, но мы же ведь

и не соревнуемся, преувеличив статистику высших обезьян, научившихся говорить лишь для того, чтобы объявлять друг другу войнушки, длящиеся дольше, чем жили умирающие в своей кровати счастливчики, пока одна половина населения купала в крови другу половину

*

… такой насильственной смертью; главные жертвы мужчин – это другие мужчины

гетерогенные группы насилия

тебя не заберут в армию просто потому, что ты родилась такой, какой тебя потом заставили стать, как и всех нас, если только не выбор: если только

не получится откосить, воспользовавшись случайным капиталом знакомства родителей с кем-то из военкома: от начальника – до неврологини;

доктор, принимавший мои роды, много лет спустя поможет заразиться шапочной глазной инфекцией, достаточной в истории болезни, чтобы "не умереть на службе", потому что моих настоящих болезней на несколько непригодностей недостаточно, чтобы избегнуть воинской обязанности с молчаливого согласия всего меньшинства

чтобы выполнить клятву и не лгать о состоянии здоровья тем, кто знает, чем именно он болен, но не знает правил, как защититься, не владея магическим языком власти бюрократии: тогда в жизни появляется что-то еще, чего ты боишься, но ни ты, ни никто другой

не совладаете с этим, пока не сменится рамка и этой социальной нормы

и насилие над людьми по форме институционализированного отчуждения мальчиков от их мальчишества принудительным внедрением в них паттернов подчиненности

определя судьбу рандомными обстоятельствами жизни

как будто парень, крутящий шаверму, не мог бы изучать лингвистику, сложись все капельку другой колодой

безразличных случайностей: когда ты не можешь того, что требует социум, глядя

с презрением на твои практики возникновения

на несколько лет выдергивая в стертый ад личности, оголенный субъект языка

со снятой кожей, облучаясь холодным опытом беспомощности и бесправия легального произвола какой же мы можем представить себе волну metoo в армии?

с руки такого же, как и он, только попавшего сюда на год раньше:

иерархия тавтологии, не субординированная по сходству бережностей и различий

*

и на работу берут чаще, может быть, исходя из чисто утилитарных соображений собственной выгоды, а не с целью сексизма: из кого из этих двоих ресурса получится выкачать больше, эксплуатируя социальные обязательства гендерного восприятия, удерживающих нас на работе за деньги. :кому-то

больше, а кому-то

меньше, а кому сколько нужно? сегодня кто более уязвимый и как? я понимаю, как бесит, когда не воспринимают всерьез и на равных

исходя из наспех усвоенных представлений о женской природе и неуравновешенном поведении. "Потому что мужчины слишком эмоциональны для голосования", – вспоминая шутку Элис Дьюэр Миллер в 1905 году: я почти готов с ней согласиться

пойми, как бесит, что не только "я" якобы должен все это делать

но и не могу иначе, если я "тот", каким "должен быть", "если хочу быть мужчиной"

т. е. просто хочу быть, даже не в их глазах, но в своем представлении

также внесенным в меня, как и во всех, как и всеми, что просто опознав дискурс

по влаге на стенках замкнутого тоннеля или глубине отбрасываемой тени

из него не выбраться

а я не хочу ничего, кроме времени и возможности ничего не делать из того

чего не хочу

*

из около 360 тысяч сидящих, десятая часть – женщины

скольких парней посадили по 228-ой статье, найдя у них незнакомый пакетик с дозой буквально чу-чуть больше необходимого, чтобы заполнить к подкрадывающемуся дедлайну отчетов статистику?

экспериментируя с жанрами – тэк-с, что там у нас в русле частичной декриминализации 282-ой статьи?

госпитализация несовершеннолетних за подписку на паблик аля "колумбайн" в психоневрологический диспансер (ч. 2 ст. 205.2 УК РФ)

"пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних" на картинках с разными формами женщин (6.21 КоАП РФ)

не, ну они там, в своем совсем обнаглели ФСБ, создавая группировку для дела, которое за создание этой группировки они же потом на детей и повесят (ст. 282.1 УК РФ)

нам бы такая малина, простым участковым страничек "Вконтак`е"

выйдя на волю, кто-то вернется, не приспособившись, кто-то смирится с утраченной, словно навыки делового общения после длительной безработицы, жизнью, смысл которой теперь в том

что она не на зоне, безразлично вспоминая пытки политзаключенных, умирающих туберкулезников и адский труд за сумму, которая не считается за деньги даже некоторыми бездомными

с которыми он разговаривал, – глядя на выцветшую татуировку якоря на руке водителя маршрутки

*

между вымыванием за границу, прекарным будущем и кризисом того, с чем он не смог овладеть и не от чего не может отказаться, превратившись в пародию на мужчину, хотя насмехаясь над ним, все молча знали, что понятия не имеют, что же такое – мужчина?

или что же такое – женщина?

права кого нарушаются и отстаивают первые и последнее, что только помнящие о себе – как были детьми, не зная, что значит "дети"

и о субъектности детей в пределе власти их родителей мы еще только, кажется, думаем, как и прийдется ли говорить?

*

– ты же мужчина, и не можешь быть феминисткой: it`s problematic.

https://polutona.ru/?show=1221160120

Рисунок волны
автор - Данил Волохов


11 утра. Вторник. Болит голова. Похмелье мешает мозгу как следует запуститься. Звуки города застывают в нем. Проносятся мимо меня. Грохочут. По шоссе. Отзвуки жизни миллиона человек. А на фоне - разговор таксиста о свадьбе дочери.
- У него "Chevrolet”…
Все что я запоминаю из описания жениха.
Редакция. Все куда-то бегут. Ничего не видят впереди себя. Толкаются. Падают. Продолжают бежать. Я. Слушаю жалобы главного редактора. Ксюши. Смотрю, как она поправляет очки на переносице. Приспускает их. И говорит, что любит меня. Снова.
Ксюшу я трахал уже примерно полгода. Взамен – мог выбирать себе материалы. И, иногда ночевать в ее просторной квартире в центре.
Мы обмениваемся типичными нежностями, на которые мне в общем-то все равно.
- Я пойду…
- Куда ты пошел ?!
В воздухе повисла характерная интонация. Тяжелая как новогоднее похмелье. Так говорила главный редактор. Начинаю вспоминать. Прошлая ночь. Она задала тот же вопрос. Но как бы невзначай. Довольная хорошо проведенным временем и мягкой подушкой под боком.
- В бар.
Смотрит на меня взглядом Ксюши-девушки. Ксюша-главный редактор была готова убить меня прямо сейчас. Четвертовать. И спрятать в картонных коробках за кулером. Там то уж меня точно никто не найдет.
- Работать!
Я ничего не говорю. Выскакиваю из ее кабинета. Прыгаю в кресло. Пишу. Пытаюсь дорисовать внутренности очередной статьи. Той, которой я сам буду доволен. Но нет. Безрезультатно.
"Отношение человека к выбранной профессии является залогом успеха" - говорил мне ежедневник. Его, главный редактор подарила мне на нашу первую годовщину. Подсунула как будто бы невзначай. Она не знала как со мной поступать. Я писал дурацкие гороскопы. Составлял кроссворды. Иногда – анекдоты.
Странно, но мы с главным редактором любили друг-друга. Как минимум делали вид. Не при всех. Наедине. Смущались. Отворачивались. Искали повод сменить тему. Еще 12 часов назад я целовал ее. Cлегка пьяную. И сам напивался. Думал. О том, как красиво светлые волосы были рассыпаны на подушке. Пил. Пиво. Виски. Водка. Самбука. Пьяные разговоры с таксистом. Ступеньки в подъезде. На которых ты спотыкаешься. Пьяный. В хлам. Я не вернулся назад… Может и стоило. Может поэтому она так обозлилась на меня ? Я бросил ее одну с призраком самого себя. Не дал возможности обнять. А после – поцеловать. Проснуться вместе. Подумать о том, что и ее возможно кто-то любил. Возможно.
- Выпьем ?
Леня как всегда краток. Спортивный обозреватель. С таким – хрен поспоришь. Знает все обо всех. Даже о нас с Ксюшей.
- Так кто в курсе ?
Где-то внутри я чувствую беспокойство. Это совесть. Которую я заливал. Которая заснула в порции мощнейшей комбинации разноградусных напитков.
- О чем ?
- О нас с Ксюшей…
Он с видом бармена закрывает дверь в туалете. Общий. Приходиться ютиться в четырех стенах узенькой кабинки. Один твой локоть упирается в сливной бочок, второй – в дверь. Колено – в унитаз. Когда-то заблеванный тобой же. На корпорате. Тогда мы ударили по абсенту. Сейчас – коньяк. Леня говорит. Я разливаю. Маленькая бутылочка с остатком на дне. Она аккуратно проскальзывает во внутренний карман пиджака. Там же – звенит мелочь.
-…Все на нашем этаже. Еще девчонки этажом ниже. Оба бухгалтера. Сторож. Жирный кот Вася.
- Хорошо. А кто НЕ в курсе ?
- Ну…
Спортивный обозреватель ищет ответ на потолке. Высоко закинув голову. Это не к добру.
- Моя жена.
- Вы же два года как в разводе!
- Ты задал вопрос – я ответил.
Дверь в туалет открывают. По полу отстукивают каблуки. Мы притихаем. Как студенты. Я думаю. О том, что, если весь коллектив в курсе наших с Ксюшей отношений – лучше временно залечь на дно. Незачем выводить ее из себя. Тем более, что день только начинается. Но мы уже здесь. Коньяк разлит. Выпиваем все залпом. Как и много раз до этого. Даю Леве жвачку. Он – жадно вдыхает воздух. Ощущает тонкую струю алкоголя на стенках пищевода. Умывает лицо водой. Возвращается к работе. Я не ухожу. Курю в открытое окно. Снова слышу отстуки каблуков. И скрип двери соседней кабинки.
- Чем это ты тут занимаешься ?
Редактор отдела моды. Местная соска.
- Блюю после твоей последней статьи.
Подкатывает глаза. Кажется, сейчас случится припадок.
- Миленько. Сам бы уже начал что-то писать.
Я недолго думаю над сказанным. Она права.
Взяв у редактора задание, я отправляюсь писать свою первую, за много месяцев статью. Законченную статью. Статью, которая устроила бы меня самого. Ничего не говорю. Коньяк подействовал. Я уверен в себе.
- Куда едем ?
- Стадион.
В ответ таксист недовольно фыркает. Закрываю глаза. И представляю, как нахожусь и не здесь вовсе. И не в этой стране. В Индии. Еду по оживленным улочкам. Помогаю местным жителям строить газопровод. Красивая мечта, разве нет ? Но мечта так и остается мечтой. Орущий в салоне шансон, не дает и сосредоточиться на ней. Пытаюсь проигнорировать истошные звуки. Редактирую предыдущую статью. Думаю, над следующей.
В последние месяцы я совсем не писал. Мы сошлись. И все это превратилось в какой-то каламбур. Я выбирал темы. Пытался освящать их. По итогу – ничего не получалось. Ксюша прощала меня. Помогала дописать черновики. Больше мы это не обсуждали.


***

На вопрос "Ты работал в системе образования ?" - я всегда отвечаю: "Недолго-недолго". Главное – выдержать паузу. Показать, что тебе все равно. Что было это "давно и неправда". Знакомый мне таксист с интересом рассказывает о его дочери – учительнице младших классов. А потом спрашивает, как я попал в школу.
- Я учился на филфаке…На практике попал в школу по-распределению. В конце – директор вызвала меня к себе в кабинет. Пообещала хорошую зарплату за минимальную работу…
- Такого никогда не бывает!
- Да. Знаю. Теперь. Но тогда – это была первая работа. Пришлось выкручиваться. В свободное время я писал статьи, из-за которых меня взяли в журнал. Научные. Литературоведческие. Из одного журнала я попал в другой. В третий. Оказался в этом. Нынешнем. Потом руководство сменилось. Пришла наша теперешняя редактор…Меня начала направлять на другие материалы. Критику я давно не писал. А теперь кажется и не могу…Это вроде как ходьба по канату. Ты знаешь, что можешь. Главное — это перейти. А это у меня никак не получается.
- И чем теперь занимаешься ?
- Да как сказать…На какой-то пьянке узнал о вакансии редактора в соседнем издании – литжурнале. Я уже договорился с редактором. Но одна проблема – ему нужна одна статья…Что бы понять, смогу ли я объективно оценивать рукописи. Критику я давно не писал. Больше двух лет…
- Ну так напиши.
Легко сказать, чем сделать. Но он прав. Леня дает мне тот же совет. А после, добавляет:
-…Нас тут кстати определили вместе что-то писать…Вернее как. Я добазарился. Ну это не важно. Тебе бы сейчас развеяться.
Маленькая бутылочка в кармане опять позвякивает. Я предлагаю переместиться в крайнюю кабинку. Туда, где начался наш рабочий день. Снова слушаю Ленину историю. Стук каблуков. Снова. Жвачка. Из кабинки мы перемещаемся в ближайший бар. Рабочий день заканчивается, но в заведении по-прежнему немного людей. Я смотрю за барную стойку. На экран телевизора. Изабель Аджани признается в любви чудаковатому блондину – подрывателю сейфов.
- Гавайская рубашка и пиджак. Ну и убожество.
Леня пьет пиво.
- Ничего ты не понимаешь. Это же намеренное убожество. Веселый угар.
- Ты прав. Но в таком прикиде даже на фейсконтроле в Аду откажут.
Девушка-бармен заливается смехом. На вид ей около тридцати. Мой коллега –принимается с ней кокетничать. Леня, ничего у тебя не выйдет. Как никогда не выходило. Может быть трахнуть ты ее сможешь. Но не кончить. Нет. Твои причиндалы уже давно не в твоей собственности. Хотя, причем тут Леня ? Это все его жена-сука. Забрала вещи. Уехала к любовнику. Стандартный сценарий. Разве что одно нестандартно – уже два года она не дает ему развод. И все знают, что Ленину жену имеет какой-то хмырь. А сам Леня – никого. Иногда он сам задумывается об этом. Лицо искривляется. Как от съеденного лимона. Или жареного лука, которым пропахло все помещение. Такими же были мысли о его супруге – никуда от них не было деться. Как закуски к пиву. Но попытки шли. Как и шло время, с момента их разрыва.
Он все продолжал шутить. А мне становилось скучно. Девушка за стойкой приносит новые коктейли разговорившемуся Лене. И напитки мне. Виски. Маргарита. Текила. Самбука. Спущенная вода в сартире. И пиво.
Звонит Ксюша. У себя на кухне она кажется совершенно другой. Девочка в коротком халате. Кропотливо готовит ужин. И двигается – как в танце. Под неслышную для меня музыку. Только отзвуки этого космического джаза проступают в ее движениях и сбитом дыхании.
- Спасибо за ужин. – говорю я главному редактору. Целую.
- Ты что, опять пьян ?
Я в ответ только смотрю ей в глаза.
- Завязывай.
Не отвечаю. Целую еще раз. И она в ответ. Я задираю ее халат и ничего не говорю. До самого утра. Когда Ксюша не собирает свои волосы в тугой хвост. Целует меня. Благодарит за чашку приготовленного кофе. Она - готовиться обрасти чешуей главного редактора.
- Доброе утро. – говорю ей. Уже другой. Встречаю в редакции. Снова сажусь за статью.


***

Я влюбился. В первый раз. В детстве. Нам по четыре года. Ее звали Яна. Наши матери хорошо ладят. Похоже, они кажутся друг-другу хорошими людьми. Мы с Яной бегаем. Резвимся. Играем в дурацкие детские игры. По-детски целуемся стоя за гаражами. Я еще ничего не знаю. Ни о сексе. Ни о расставаниях. Ни о дрожи, которая как ломка. Когда любимой нет рядом. Для нас это детство. Мы любим друг-друга. Так как можем. Потому-что другой любви не знаем. Нам хорошо вместе. А после – вместе идем в первый класс. За ручку, нас ведет одна и та же выпускница. Мы в разных классах. Я вижу Яну регулярно. Смотрю в соседнее окно – она живет в доме напротив. Стремглав бежит ко мне в подъезд. Как я бегу к ней. Мы играем. Веселимся. По-детски признаемся друг-другу в любви. А после – семья Яны решает переехать. Ее мать нашла мужа в Америке. Они приходят к нам домой в последний раз. Прощаются. Яна сидит молча. Ничего мне не говорит. Уже перед самым уходом достает дурацкий рисунок и отдает мне. Говорит, что пока ее не будет, она будет за мной присматривать. На нем – русалка. Длинный хвост, распущенные волосы. Все как в сказке.
- Сохрани его.
Я ничего не отвечаю. Забываю об этом рисунке лет на пятнадцать. Пока не встречаю в том клубе эту же русалку. Ее сестру-близняшку. Или кузину. Вылазит из-под короткой юбки случайной девушки. Темные волосы. И одежда. Кольцо в носу. Совсем непохожа на русалку. Но мне все равно. Мы пьем. Целуемся. Утром я ухожу не попрощавшись. Смотрю. Как она спит. Как выгибается ее спина. А после – звоню. Мы встречаемся снова. Четыре месяца к ряду.
- У нас ничего не выйдет.
Она говорит это. Сама дрожит. Знает, что я не отступлю. Что у меня к ней что-то есть. Но стискивает кулаки и зубы. Я вспоминаю. Как задирал ей юбку. Смотрел на татуировку. Растянувшуюся на все бедро русалку. Не такую, как на рисунке Яны. Обнажившую грудь. Возможно, это что-то значило ? Космос и звезды. Все сошлось. Что-то дало мне знак. Я встретил ее. Секс. Его я вспоминаю уже потом. С горечью брошенной ею фразы. Смакуя ее. Вместе с дешевой водкой. Шел вдоль белой полосы - разделяющей автостраду. Слушал. Визги машин. Мат водителей, вырывающийся из темных салонов. Пил из горла. Думал. О своих заблуждениях. Страхах и потерях. Уже потом, я понял, что ничего не потерял. Уже потом. С другой девушкой. Ее я так же поцеловал. На прощание. И ушел. Больше не вспоминал об этом.
- Ни на какую русалку она не похожа, впрочем.
Я надеялся, что вселенная услышит и передаст ей. Той, с которой у нас ничего не могло быть. А после - свернул с шоссе.
Девушку с дурацкой татуировкой я забыл. Но Русалку сразу узнал. Я представлял ее много раз. Не такую как маленькая Яна. Или существо на рисунке. Абстрактный образ. Больше чем просто сексуальную фантазию.
К тому моменту, у Русалки уже были отношения со взрослой женщиной. Я не знал, сколько ей было. Около сорока. Может, немногим больше. Русалке нравилась она. Нравились шлепки по бедрам, после которых, кожа покрывалась темными синяками. Нравилось смотреть на своих партнеров. Изучать каждый сантиметр их тела. Ложбинки. Изъяны. Шрамы и родимые пятна. Ей нравилось, когда кончали на живот. Лицо и бедра. А мне - эксперименты. Сошлись интересами. Играли друг-с-другом.
Она – просит меня распустить длинные волосы.
- Теперь ты похож на девушку.
- И какая разница ?
- Для меня…Есть разница.
- Хорошо. Тогда буду называть тебя "Русалкой". Ты же не против ?
- Почему "Русалкой" ?
- Ты похожа на нее.
Помню детство. Помню, как Яна уехала. А я – одалживал у сестры кукол Барби. И просил сшить им дурацкий хвост. Обнимал их поздно ночью. И думал где сейчас Яна ?
Русалка не была похожа на кукол Барби. Тех, с которыми я знакомился. На одну ночь. Она не смотрела на меня, ожидая чего-то. Продолжения.
Мы часто ругались. Не из-за секса. Вообще. Из-за девушек, с которыми я общался. Которых целовал. С которыми спал. А она – уводила их. Когда Русалка обижалась – она несколько дней не появлялась у меня на виду. После – приходила. Садилась на шаткий кухонный стол. Курила. Смотрела в одну точку. Куда-то вне моих радаров. А я в ответ смотрел на нее. Пытался прочитать. Безрезультатно.
- Медитирую. – говорила она мне.
Наливаю по стопке текилы. Мы ничего не говорим. Раздеваемся. Понимаем друг-друга. Чувствуем ритмы. Движения. Как связанные. Я курю. После. Спрашиваю ее.
- Так как ты познакомилась с…?
- С моей любовницей ?
- Можешь не называть ее так. Можешь вообще выдумать имя. Мне все равно.
- Раз спрашиваешь – значит не все равно. Ну хорошо. Оля…Мы познакомились…Я ходила по книжному…Нашла книгу, которая мне понравилась. Открыла ее, и на обложке написала ручкой свой номер. Попросила позвонить. Оля позвонила мне.
Я представил Русалку в компании взрослой женщины. Она носила "олимпийку". Объемные серьги-кольца. Громоздкие военные ботинки из сэконд-хенда. Нагромождения, в которых скрывалась сама. Пряталась. А после снимала. Обнажала несколько дурацких татуировок. Красивую грудь.
Они не успели расстаться до конца. Русалка просто ушла. Как делала много раз. Уходила. И никто не замечал ее. Она рисовала свою линию жизни. Где-то там. У себя в голове. Шла по ней. Смеялась. Говорила:
- Я точно закончу в канаве.
Смотрела куда-то далеко. Туда, где хотела когда-то оказаться. Молчала.


***

Зимой в редакции царит хаос. Он – властитель этого времени. Перемешивает написанные материалы. Заставляет документы исчезнуть. Сбивает настрой. Запутывает время. Отменяет интервью. Ненавижу зиму. Сплошной кавардак. Ксюша запирается в кабинете. Сутками перебирает документы. Мы давно не виделись. Я не тревожу ее. Пытаюсь работать. Беру материалы. Статьи. Интервью. Работаю. Я больше не пью водку. В местном баре акция. Поэтому, мы с Леней перешли на глинтвейн. Делаем успехи. На работе. Он – как обычно ходит на футбол, хоккей, другие спортивные извращения. А я – здесь. Оперный театр и его директор. Лицо старика. Добродушное. Излучающее ауру. Он – хорошо отвечает на вопросы. Рассказывает о постановке Вагнера. Уже в самом конце звонит мобильник. Сраный одноклассник. Пару месяцев назад я встретил его. Денис работал в милиции. Участковый. Там, где я когда-то вырос. Говорит невнятно. Явно проговаривал сказанное ни раз. Вешаю трубку. Такси. Бар. Горький бурбон. Редакция. Ксюша, смотрящая на меня из-под лба.
- Как интервью ? Надеюсь, не будешь искать отговорки…
- Отец умер.
Снова смотрит на меня. Теперь – без очков. Сняла их и убрала. Не стала задавать вопросы. Только смотрела. Ждала. Я заговорил первым.
- Участковый сказал он умер год назад. Никто не почувствовал запах. Никто не звонил ему. Козел не хотел никого видеть.
Звонил ли он мне хоть раз за последний год ? Или пять лет ? Я напрягся. Но вспомнить не мог. Прокручивал в памяти все пьяные разговоры с непонятным содержанием. Звоню Лене из бара. Звоню Ксюше. Кому еще ? Редактору моды. Другим местным соскам. Знакомым. Собутыльникам. Бывшим коллегам. Бывшим. Непонятным друзьям. Список можно продолжать. Отца в нем не было.
- Канализацию прорвало. Участковый вскрыл дверь. Он умер в своем кресле. Инфаркт.
Я ушел от отца в 18. И с того момента – вряд ли сказал ему больше пары слов.
- Ты уже обо всем договорился ?
Я сказал Ксюше "Да", как ответил на вопрос одноклассника:
- Ты уверен ?
Он сомневался, хочу ли я похоронить старую скотину в безымянной могиле. Я не колебался. За это – купил Денису бутылку дешевого виски. Выключил счетчики и закрыл старую квартиру. Приехал к Ксюше. Она обняла меня. Прямо в дверном проеме. Погладила. Аккуратным движением руки. От шеи до талии. Предложила войти. Мы лежали у нее на кухне. После секса. Пили вино. Говорили. О близких и близости. О родителях. Она вспоминала свое детство. Школу. Учебу в универе. Улыбалась и плакала.
-…Меня всю жизнь воспитывали как отличницу. Как пай-девочку. Старосту класса. Которая сидит на первой парте. Улыбается. И все ее ненавидят. Тихо. Где-то внутри себя. Я поняла, что это ничего не значит в универе. Как-то раз…Я сдавала сессию. Уже на четвертом курсе. Получила самые низкие оценки в группе. И поняла – это все ничего не стоит. Потом поехала на вокзал. Купила балет на ближайший поезд. В Питер. Я никому не сказала. Только сестре. Позвонила ей по приезду.
- Я в Питере. Найдешь мне жилье ?
Она ответила "Погоди. Я перезвоню". Пока она поднимала свои связи – я гуляла в Летнем Саду. Потом она позвонила. Какой-то знакомый-художник жил в районе Лиговского. У него я и остановилась. Он работал в нефти-газовой компании.
- Художник ?
- Да.
Ксюша улыбается. По-детски. Ехидно.
- Забавно правда ? Когда-то они вместе учились. Он закончил какой-то техникум. Сразу попал на классную должность. Проработал год – бросил. Поступил в академию. Потом что-то не вышло. Учебу он бросил. Поселился на том чердачке и все время ходил рисовать…
Она отпила немного вина и засмеялась.
- Забавно. Знаешь, это очень забавно. Он все время говорил о рисунке волны. Говорил, как о естественном движении природы:
"Ты не можешь нарисовать ветер. Таким какой он есть. Без других предметов. Без движимых им занавесок или разлетающихся листьев. Не можешь передать мощь огня. Без дома, охваченного пожаром. Но можешь показать всю силу природы – в одном витке волны."
Отпила. Закурила. Продолжила.
- Зима была теплой. Мы постоянно ездили смотреть на Финский залив. В какой-то момент я даже подумала, что влюбилась. Нет, не в художника. В сам город. В эту безумную энергетику. В пьянки поздно ночью. Обшарпанные клубы. Концерты Tequilajazzz и голос Гребенщикова по радио. Но это все город. Я провела в Питере две недели. Больше не возвращалась. А уже в поезде домой задумалась: если у города есть энергетика, почему ее не может быть у простых вещей ? Да, есть места с плохой энергетикой. Дома, в которых убивали. Места пожаров. Или вещи, например. Я читаю тексты. И иногда замечаю, что в каких-то из них тоже есть энергетика. А в каких-то ничего. Кроме слов…
Я знал, что говорила она обо мне. Тысячу раз главный редактор намекала мне на это. Чертовы редакторские уловки. Чертовы предложения перечитать текст "еще раз". Мы не были крупной газетой. Но достаточно хорошей чтобы Ксюша напрягалась из-за качества текста. Это давно перестало меня напрягать. Она это знала. Читала то, что я хотел написать между строк. Но не писал. Видела. Все что я хотел сказать где-то там. Во мне. Смотрела одинаково – как сейчас. Как главный редактор.
Момент подходящий. Нужно объявить ей омоем уходе. Об уже состоявшемся разговоре с ее коллегой и редактором литературного журнала. О предложении работать у них. И моей просьбе ничего не говорить Ксюше. Я ничего не сказал. Усадил ее на стол. Пьяную. Такую же, как и я сам. Поцеловал. Слушал, как сердце главного редактора колотилось. В такт стонам. А после – сидел на этой же кухне. Писал. Три года назад я написал что-то. Роман.
- Роман ?
- Просто пьяные сопли трехлетней давности.
- Можешь принести ? Я почитаю.
Я не рассказал ему о том, что в свое время рукопись отклонили все издательства. Все лит.журналы. В том числе и этот.
- Не стоит.
- Почему это ?
Главный редактор лит журнала ухмыляется. Он курит в кабинете. Смотрит на улицу через прорезы жалюзей.
- Это роман о людях, которых я не знал. О месте, в котором не был. Это история, которой никогда в действительности и не было. Пусть так и будет.
- Ну дело твое.
Он стряхнул пепел и вернулся на место.
- Так что сказала Ксюша ?
Ксюша. Он тоже звал ее Ксюшей. Не Ксенией. Ни Ксенией Владимировной. Ксюша. Снова Ксюша.
- Ничего. Я ей еще не сказал.
Приспускает очки и смотрит. Пытается угадать что у меня в голове. Прочитать.
- Ты лучше не тяни. Скажи сейчас. Я Ксюшу знаю. Устроит скандал. Истерику. Тебе это нужно? Чем дольше тянешь ты – тем больнее будет ей.
Я ничего не говорю. Ухожу. В баре встречаю Леню. Рядом с ним – модный редактор. Ярко-накрашена. Губы. Скулы. Обколоты ботексом. И тугой хвост на затылке. Настоящая кукла. Ехидничает. Дразнит Леню. Говорит, какой он крутой мужик. Какие у него руки, плечи. И вообще – ахренительный набор достоинств.
- Всем бы такого! И непонятно почему…
Лене все равно, что она там лепечет. Все еще любит свою бывшую. Не может забыть. Понять – почему ? Вопросы. Вопросы. Они прорастают в голове как рак. Их не прогнать. Они – захватывают мозг. От них одна химиотерапия – добрый друг алкоголь, Леня. Отдайся ему. Забудь обо всем. На какое-то время. Брось это. Хватит капаться в самом себе.
-…О, и ты тут! Прочитала твои статьи! Знаешь, что ?
- Завали!
Обижается. Уходит. Я не даю закончить запланированную казнь. Мы с Леней остаемся вдвоем. Он – смотрит на дно стакана. Недопитое пиво похоже на лужицу мочи. А в нем – его отражение. Не такое привлекательное, как в описании. В нем - Леня просто грустный человечек. Кажется, вся печаль этого мира у него под глазами.
- Спасибо.
Я ничего не говорю. Достаю сигарету. Курю. Заказываю два пива. Две стопки виски. Беспроигрышный вариант. Снова и снова. Три или четыре раза. Мы в дрова. И пьяный Леня у меня на плече. Будь-то бы сын или отец. Тяжело падает на меня. Уже на последней ступеньке. Помогает открыть дверь. И заваливается в собственную квартиру. Я – довожу его до дивана и укладываю. Я не так пьян, как он. Но по пути – роняю парочку вещей. Ключи. Тарелку с мелочью. Фотографию. На ней – Леня с женой. Улыбаются фотографу. Хлопаю дверью. Оставляю Леню наедине с нелюбимым другом. Похмельем. Иду. По мокрой дороге. Вдыхаю. Приторный запах дешевых сигарет. Разбиваю стекло на фотографии. Смотрю на лица. Сквозь трещины. Осколки. Выкидываю рамку в темноту. Иду дальше.


***

- Что такое трэш письмо ?
Русалка спросила об этом. Уже утром. Смотрела на меня сидя на кровати. Как любопытный ребенок. А я на нее. Голую. В дурацкой футболке – с Синди Лопер на ней.
- Откуда ты…?
- Ты говорил во сне.
Садится рядом. Курит. Снова смотрит. Излучает любопытство.
- То, как я пишу. Машинально. Не думая. О сюжете и персонажах. Просто стреляю словами как обдолбанный. Не думаю о сказанном. Уже потом, я сшиваю сюжет. Меняю части местами. Иногда концовку я пишу в самом начале. Держу ее в голове. А после – подстраиваю весь сюжет под нее. И другие опорные точки.
- А ты не думаешь, что это все тот же метод нарезок Гейсина ?
Пауза. Беру у нее сигарету. Щелчок зажигалки. И едкий дым.
- Дело в том…Я не разрезаю готовый текст. Не перемешиваю его. Я сам пишу кусками. Пока пишу – появляется идея. А после – я подстраиваю написанное под идею. Не идея рождает текст. А текст рождает идею. Но в процессе – они взаимодействуют. Я не отделяю одно от другого.
Когда-то, я напился и заснул. Во сне встретил ее. Девушку на уголке кровати. Ту, с которой у меня только что был секс. Объятия. Поцелуи. Оргазм. Наверняка был. Я не знал ничего о ней. Кроме вьющихся каштановых волос. Аккуратного взгляда. Она бросала его через плечо. Будь-то бы закидывала удочку. Ждала. Именно она рассказала мне о трэш-письме. Забросила удочку. Но в этот раз, не стала ждать. Я смотрел как голая спина удаляется. Из комнаты, в которой я никогда не был. Набрасывает на себя скомканное одеяло. Как халат. Скрывает от меня красивый изгиб спины и талии. Голую грудь. Уходит. Я не разу не встретил ее. Не в жизни. Не во сне. Я проснулся. И записал на первой попавшейся бумажке термин: "ТРЭШ-ПИСЬМО".
Русалка проговорила его несколько раз. Вслух. Задумалась. Через несколько дней я встретил ее. В книжном магазине, где любил ошиваться. Поймал ее неспешный взгляд. А она – мой.
- Похоже на трэш-письмо. Мне нравится, как ты пишешь.
Она говорила это глядя на меня. Чуть наклонив голову в сторону.
- Я прочла его. Твой роман.
Какое-то время назад я принес ей часть рукописи. Недописанной. Уже у себя в квартире она перечитывала ее. При мне. Жевала кончик пряди. Искала то, что зацепило. Срезонировало. Ударило куда-то внутри. Пробиралась через собственноручные координаты поверх слов и предложений. Русалка вдумчиво читала. Курила. Рассказывала и смеялась.
- Почему не дописал ?
- С чего ты взяла что он не дописан ?
Она сделала глубокую затяжку. Тонкими пальцами перебрала страницы.
- Ты кольцуешь сюжет. На разных уровнях. Персонажи взаимосвязаны. Но нет точки схода. Что-то, чтобы связало все написанное. В сказке должна быть концовка – без этого никак. Все должно сойтись. Вместе.
Она заставила пообещать, что я напишу. А в ответ услышала от меня.
- А если напишу о тебе, ты прочтешь ?
Серьезное лицо. Смотрит на меня через спадающую челку.
- Тогда нет.
Я шучу. Нам хорошо друг-с-другом. Почти как любовь. А после, я только говорю.
- Ты навсегда в моей прозе.


***

Пусть кровь течет по венам. Артериям. Разносит гормоны. Реактивы. Чувства. Эмоции. Пусть все это доходит до мозга. Трансформируются. Превращается в спертое дыхание. И пьяные поцелуи. Прикосновения. И грубость. Когда вы одним движением скидываете со стола документы. Или пустые тарелки. Упиваетесь моментом. Фантазиями. Слишком пьяные чтобы думать. Но не от алкоголя. Не столько от него.
- Я люблю тебя.
Голос пьяной Ксюши. Жутко уверенно. Похоже на правду. По глазам вижу, что правда. Да. Точно. Любит.
- А ты ?
Теперь ей жутко неловко. Спрашивать меня о таком ? И какого ответа она ожидает. Лицо – кривится. Но это ничего. Я еще раз целую.
- Во всех смыслах.
Как коллегу и друга. Партнера по сексу. Редактора. Госпожу. Мать-настоятельницу. Верховную жрицу. Античное божество. Мне хочется, чтобы все происходящее стало ритуалом. Дай мне испить твою кровь. Облизать губы и ритуальный кинжал. Дать тебе испить свою. Пустить тебя в мозг. На экскурсию по нейронам. Говорить и смотреть. Как смотришь на меня с утра. Обнимаешь. Целуешь. После утреннего секса. С похмелья. Отправляешь на задание. Уже как начальница. А после – как мать, садишься рядом и правишь первую, за много месяцев статью. Неловко спрашиваешь. Когда кисть делает поворот дверной ручки. По часовой стрелке.
- Ты написал роман ?
Роман. Тяжело вздыхаю.
- Кто тебе рассказал ?
- Никитин. Ты недавно заходил к нему в офис. Он отрыл старую рукопись. В архиве. Прочел. А после – отправил мне.
Она не спросила, что я делал в офисе лит.журнала. А я не стал спрашивать – зачем она общалась с их главредом. Когда-то у них был роман. Она думала выйти за него. Не говорила. Но я знал, что думала. Знал, что любила. И это никуда не исчезло. Она научилась дружить. Думала ли она о нем со мной ? Как я думал о Русалке. С разными девушками. С коллегами. Теми, кто сам подходил ко мне. Угощал коктейлем. А после – брал за руку. И вел куда-то.
- Почему ты его не издал ?
- Это не я. А они. Издатели. Сначала все издательства. Под разными предлогами. Потом журналы. Меня никто не захотел издать. Денег я никому не предлагал – и без этого, не получилось бы. Никитину понравилось. Но он не издал и не станет.
- Не станет.
Ксюша повернулась на бок. Уже ночью. Я – пьян. Она - смотрит в упор. Расширенными зрачками. Они у нее всегда расширены.
- Почему ты бросил писать ?
- Причин много.
- Назови хоть одну.
Я не был писателем. А был критиком. Хорошо знал это. Ребенком, я научился читать книги. Раздирать содержимое по полочкам. Я любил текст. Как и любил ту ложбинку у нее на животе. Шрам от аппендицита. И смазанную татуировку, закрывавшую его. Когда Ксюша лежала рядом. Стряхивала пепел в пустой бокал. И думала о своем. Как я думал: хватит ли отсылок и метафор ? Закольцевать сюжет или оставить открытую концовку ?
В баре отеля я думаю об этом. А еще о том, что кто-то сказал мне в первый месяц работы: "В служебной командировке делать нечего. Только пить и трахаться." Заказываю водку со льдом. И думаю о Ксюше. Она лежала где-то там. В номере наверху. Спала. Специально все подставила так. Взяла четырех человек. Леню. Меня. И мымру-кинообозревателя. Она здесь, впрочем, была не причем. Но Лене не заставило труда снять ее. Как мне – снять Ксюшу. Снова. Выйти из номера. Спуститься на этаж ниже. Постучать. И сделать все то, что уже делал. Снова.
Я пьян. Пытаюсь писать. На салфетке. Статью, которую отправлю редактору лит.журнала. Она о книге найденной в детстве. В ней, автор вспоминает свою молодость. Идет по лесу из сновидений. И встречает разных персонажей. Каждый – продолжает его собственную историю. Бармен спрашивает меня.
- Может дать лист бумаги ?
- Лучше сразу парочку.


***

Писать я начал благодаря дерьмовой квартире. Съехал от отца. Снял тесную однушку по объявлению. Дешевая. Грязная. Кишащая тараканами. В плохом районе. С минимум денег - среда, располагающая к началу романа. И к алкоголизму. Зимой в квартире было невыносимо холодно. Летом – жарко. Часто, отключали свет и воду. Я спасался от жары и холода тем, что постоянно напивался. Устроился в дешевенькую бесплатную газету. Писал сутками. Иногда ночевал на работе. А каждую пятницу – бар. Бильярд. Очередная подвыпившая коллега. Неловкости. Потом они пропали. Работа поменялась. Перед тем, как написать роман, я сменил три работы. Каждый раз, появлялся кто-то из старых знакомых. Предлагал ставку. В газете. Еженедельнике. Крупном журнале. Или рекламном агентстве. Я соглашался. Работал. Писал статьи. Делал репортажи. Вел колонку гадалки. Или отдел юмора. Анекдоты. Кроссворды. Пот лился градом. Я продолжал. Делал успехи. Редактор определил меня вести раздел знакомств. Неплохие деньги. Минимум работы. И все они. Разведенные. Брошенные. Вдовы. Чьи-то жены. Они присылали объявления. Искали партнеров в журнале. Я брал пачку писем. Перебирал содержимое. Находил тех, кто мне нравился. Неплохие варианты на один раз. А после – менял данные. Номер телефона или адрес почты. Публиковал. Им никто не звонил. Не писал. Они становились моими. Получали смски. Цветы. Я звал их на свидание. Приводил в дешевый номер отеля. Или квартиру. Целовал. Давал любить себя. И любил в ответ. Но на долю секунды. Когда где-то внутри происходили химические реакции. И все заканчивалось. Я курил и уходил. Забывал взгляды. Стоны. Цвет глаз. Вес. Рост. Которые, они так тщательно вписывали в объявления.
Алкоголь выветривался.
Я курил. После очередной ночи. Стоял на входе в редакцию. И ждал Леню. Его еще не бросила жена. А я все еще надеялся услышать что-то о Русалке. Но ничего не получил. Ни письма. Ни открытки. Вспоминал. Как провожал ее в последний раз. Посадил в уезжающий поезд. И казалось я что-то забыл. Пошарился по карманам. Как если бы искал зажигалку. Или что-то, что забыл отдать. Маленький подарок. Она все поняла. Еще минуту назад она целовала меня. А теперь – стояла в вагоне. Поезд уезжал. А она только успела крикнуть:
- Пиши!
Я написал о ней. Той же ночью. А после – бросил роман. Было проще не думать о нем. Закрыть в пустой квартире. Вместе с призраками. Хреновыми детскими воспоминаниями. Но, от трупов не так просто избавиться. Рано или поздно – они всплывают. Как и любое другое дерьмо.
Я не знал, что еще сказать Ксюше. Через две недели я собирался уволиться. Попытался. Одно заявление она сразу порвала. Ничего, моя хорошая. Нужно дать тебе успокоиться. Выдохни. Подумай. О чем ты думаешь сейчас ? Она сидела напротив. Смотрела на меня. Покрасневшая. Слезы падали с подбородка на плитку.
Русалка уехала. Больше мы не общались. Через два года я дописал роман. Устроился в журнал. Через год мы с Ксюшей закрылись в ее кабинете. Новогодний корпорат. Мы – пьяные. Живые. Кажемся, друг-другу живыми. Танцуем под Жанну Агузарову. Ее голос у меня в голове.
- Мне хорошо рядом с тобой.
Ксюше похоже тоже. Не только на Новый год. Но и потом. Нам хорошо друг-с-другом. На праздники и дни рождения. Другие корпоранты. Когда ей плохо. И когда мне. Когда мы пьем. Неуклюже целуем друг-друга. И я не могу уснуть. Думаю о ней. Беру такси и приезжаю. Остаюсь до утра. Целую. Ухожу. Отвожу взгляд в сторону. Когда встречаю. Смотрю как главный редактор идет к своему кабинету. Слушаю стук каблуков. И решаю подойти. Раз и навсегда разрушить все. Сказку.
- Я ухожу.
Она знала это. Успела прочесть. На теперь порванной бумажке. Заявлении на увольнение. И в моем взгляде. Первым полетел телефон. Кружка. Потом ее ежедневник. Я уклонился. Ксюша остановилась. Что-то кричала. Я не сразу все расслышал. Вспоминал новогоднюю ночь. Думал. Что же между нами поменялось ?
- Да ты там никому не будешь нужен!
Вздрогнула. Согнулась и снова заплакала.
- Ты права. Но ты никогда не думала зачем я это все делаю ? Я написал книгу. И последующие четыре года заводил связи. Знакомства. Думал, мне это поможет издать ее. Все свел к этому. Все. Не помогло. Четыре года прошли зря. Я так больше не могу. Нужно что-то менять.
Через два дня. Сорок восемь часов. Одну бутылку водки. Одну пачку "Camel” и одну сексуальную фантазию с участием уже бывшего главного редактора мы сидели друг-на-против друга. Молчали. Она сама позвонила. Предложила встретиться. Тогда, когда офис будет пустым. У Ксюши миловидное лицо. Она наклоняет голову чуть вбок. Как Русалка. Говорит. Она возьмет отпуск на те две недели, что я буду дорабатывать. О том, что это никак не связано со мной. Врет. Я знаю – это ложь. Как знаю ее. Слишком хорошо.
Достает потрепанную пачку бумаги из стола. Моя рукопись.
- Мне понравилось. Роман хороший. Добрый. Не такой…Как я ожидала.
- Ты преувеличиваешь. Это просто пьяные сопли.
- Тебе так нравится ? Так часто называть себя "мудаком". Не при мне. Но знаю, что называешь. В шутку или взаправду. Не могу понять…Ты не мудак. Это не пьяные сопли. Ты перековал все что чувствовал тогда. Все проблемы и переживания. Сделал из этого хороший первый роман…
- И последний. Больше я ничего не напишу. Увы.
- Я не буду говорить, что чувствую сейчас.
Она плакала. Как-то по-доброму. Не истерически. Как два дня назад. А с любовью.
- Ты был прав. Никитин не издаст твой роман. Никто. Так-что это сделаю я.
Я смотрю на нее. Пытаюсь считать в глазах только что сказанное. Не верю услышанному. И не понимаю ее. К чему все это, Ксюша ?
- У меня есть деньги…Я долго их откладывала…И…Просто не знала на что потратить.
- Я не согласен. Публикации не будет.
- А тебя никто и не спрашивает. Так-что заткнись и радуйся.
Она смеялась. Мы оба. Поцелуй. Отталкивает меня.
- Пора прекращать. Не уйдешь сейчас – будешь жалеть. И книгу свою можешь не отрабатывать.
- Я и не собираюсь. Это твой выбор. А это – мой.
И снова целую. Ничего не говорю. Чувствую. Ее слезы у себя на лице. То, как задираются складки ее юбки. Объятия. На полу. И тихие стоны. Реакции нейронов. Химию. Недосказанность. Она лежала на ковре и курила. После. Пальцы стискивают ручку. Я ухожу. Ксюша не смотрит в мою сторону. Только говорит. Потом. Когда щель между дверью почти исчезает.
- "Сказка о Русалке" - красиво…


***

Первая неделя на новом месте. Здесь нет сплетников. Нет интриг. Никто не напивается в течение рабочего дня. Маленькая компания авторов. Все дружелюбны. Милы. Кажется, я на своем месте. Пятница. Вечер. Откупориваю бутылку вина. Стоит как половина моей старой зарплаты. Подарок Лени. Я пью. Вдыхаю воздух. Смешиваю его с красной жидкостью во рту. Смеюсь. На вкус – дешевое пойло. Хочу взять телефон. Позвонить старом другу. Входящий. Ксюша. Волнуется. Говорит коротко и ясно. Улавливаю только слова. Поздравляет меня. Речь не о работе. И не дерьмовом романе, который она собиралась издать. Тест. Две полоски. Вот и все новости. Я напиваюсь. Брожу по улочкам. Думаю. Вспоминаю одноклассницу. Ей тоже выпали две полоски. По незнанию она не проверила. Не сделала повторный тест. Покончила с собой. Результат оказался ложным.
Через неделю Ксюша снова звонит. Выдыхает.
- Можешь расслабиться. Я была у врача. Все в порядке.
Я слушаю ее внимательно. Не знаю, рад я или расстроен. Повезло нам или нет ? Она подводит черту.
- Теперь нас ничего не держит.
Думаю о ней. Пока заказываю коктейль. Пока чувствую привкус алкоголя. Иду в один бар. В другой. Смешиваю водку. Абсент. Текилу. Все подряд. Думаю о родине Фриды Кало. Идет дождь. Я успеваю укрыться только в магазине бытовой техники. Внутри – почти никого. Но постепенно он наполняется. Люди бегут от грозы. Влетают. Толпятся и копошатся. А внутри – множество детей играют на зеленом углу на множестве телевизоров. Смотрят, на посетителей. Не слышат ни раскатов грома, ни ливня. Кажется, они счастливы.

https://polutona.ru/?show=1220180330

ДЕВУШКИ, ЧЬИ ИМЕНА ЗВУЧАТ В РИТМЕ ЯМБА
автор - Максим Оцупко



***
знавал одну Алину
она была коварна
и я спросил её: "Алина
зачем же быть такой коварной?"
она в ответ мне: "Потому что
я есть Алина и так надо"
и я спросил её: "Алина
зачем же быть такой Алиной?"
она в ответ мне: "Потому что
я есть коварна и так надо"
и я спросил её: "Алина
зачем же быть?"

и призадумались мы как-то


***
знавал одну Ирину
она была красива
и я спросил её: "Ирина
а не твоя ли красота
спасенье миру?"
она в ответ мне: "Я не знаю
быть может правда что моя"
и я спросил её: "Ирина
а если раз — и не твоя?"
она в ответ мне: "Ну и ладно
быть может правда не моя"
и я спросил её: "Ирина
а чья ж тогда?"
она в ответ мне: "Я не знаю
но знаю точно —
не твоя"

спасибо тебе
Ирина


***
знавал одну Галину
она была —
и ладно

рассказать мне о ней всё равно нечего


***
знавал одну Надежду
она была порочна
и я спросил её: "Надежда
а не страшитесь ли Вы что
внезапно суд настанет божий
и за грехи Вам все воздастся?"
она в ответ мне: "Вы расслабьтесь
я по натуре же буддист"
и я спросил её: "Надежда…"
она в ответ мне: "Отъебись
и раздевайся уже
сколько ждать-то можно
я чё
просто так приехала

а?"


***
знавал одну Софию
она была сонлива
и я спросил её: "София
ты там заснула или чё?"
она в ответ мне: "..."
[промолчала]
и я спросил её: "София
тебе вообще там хорошо?"
она в ответ мне: "..."
[простонала]
и я подумал что она
все что душой своей могла
сделала

а я и так молодец


***
знавал одну Диану
она была разумна
и я спросил её: "Диана
как мне сказать тебе что я
сегодня ночью перестал
любить
тебя"
она в ответ мне: "Повторяй:
“Диана милая моя
сегодня утром осознал:
что я
мудак”"

справедливо, Диана
справедливо


***
знавал одну Елену
она была…
какая?
и я спросил её: "Елена
как описать кого-то кто
не является не Беатриче не
кем-то прекрасным и
невещественным
а является кем-то кто
совсем человеческий
двуногий двурукий двуглазый
с сердцем
и прочими органами?"
она в ответ мне: "Запишите:
“она была
неописуема”"

вот!


***
знавал одну Инессу
она была спокойна
и я спросил её: "Инесса
как обрести покой души?"
она в ответ мне: "Не спеши
и потихонечку дыши
дыши
дыши

а лучше вовсе
не
пиши"


***
знавал одну Лилиту
она была исчадьем
ада
и я спросил её: "Лилита
как можно жрать младенцев право?"
она в ответ мне: "Вкусно
чё ты?"
и я спросил её: "Лилита
изволь испробовать ребро?"
она в ответ мне: "Ишь какой ты
но на попробуй мне не жалко"

так отобедали мы как-то
в саду


***
знавал одну Атланту
от неё никто не вернулся
и я не вернусь —

прощайте

но если вернусь
то исправлю
этот текст и другие
по шаблону. ещё раз:

прощайте

https://polutona.ru/?show=1220175211

скучая в латвии приятно
автор - Игорь Бобырев

***

скучая в латвии приятно
сесть в комнате посмотреть в окно
подумать о судьбе несчастной украины
подумать мысленно сказать
чтоб я так жил но лучше врать

2018

https://polutona.ru/?show=1220131452

Алина Бебех
автор - Звательный падеж

Алина Бебех родилась в 1999 году, работает и учится в Гродно. Поэт, филолог. Занимается изучением русской и античной литературы, также вопросами библеистики. Участник научно-практических конференций на территории Республики Беларусь (2018, 2019). Публиковалась в журнале "Флаги"‎ (№ 2, № 5).





***

каждой рыбке по пруду,
сердцам — по каравану сердец.

плети, плети из земли пыль.
который год, который день,
бурлит горизонт в пустынной лавине стекла,

под толщею солнца как разглядеть..

пташка, пташка, вспыхни!
не пылающим телом, но звуком

она не поёт, она — рука чернозёмая.

лишь звёзды льют свои икринки
под глаза, видеть мне
как вечностью целуем ангел солнца,
безответный ангел мой.



***

воздух только вспышка волос.
воздух только вспышка волос.

молдавские вина задушены темнотой,
говорят, они вечны. в плотном теле гвоздик
видно как они бессмертны.

в ласке зноя крах. тысячи рук тысяч голов
поднялись к капле солнца. прорывая лоскут
лоза поднимается вдаль, она тиха?
увядает в небе её сияние,

раздевая скрежетом лицо
одно вместо мира на?литого цветом визга.
веки сокрушаются, сердце сокрушается,
омывайте голые плечи под единой каплей. я сокрушаюсь
и это тайна.

в запахе серы, горюющей
гремит, придётся умирать

буревестник и чайка, кто из них кто?
не секрет. это не важно

сегодня говорю — ТЫ прекрасное имя
из тысячи тысяч прекрасных имён,
мой дар достойным.

птицу, что ветвь покидает
облитую мыслью кровной

вы примите, явившись.



***

снег идёт, вишни капают в старые руки.
они перезрели и в этот раз, взгляни.
молит, на блюдце звёзды катятся божественные,
с неба вянут настоящие, как утром синь после ночи?.

грянут времена облачённые в сильный белый и вечное золото падёт.



***

не петь миру,

только земле,
что кроет

словом нас,
белою нас

водою.



ОЛИВА

появись, чтобы ползти к тебе на коленях,
мне не жаль рисковать ради циркона.

мне не жаль себя, можешь кинуть мне мячик,
я принесу солнце и уничтожу всех — сияй!

мне не жаль себя, я наемся снега и задохнусь от ангины,
зато ты глотнешь из меня, палящее и вечное.

небо устало стонать, ты знаешь? оно готово взять себе своё,
НО ТЫ МОЁ, сияешь и шипишь, и носишь кожу и серьги,

ты ходишь на двух, но, когда танцуешь, слышно, как ты дышишь, увеличивая глаза, огнём.

ты ты ты и посмотри что ты сделала, великая и меткая и звонкая,
беспощадное беспощадной, кто способен так со мной?

задыхаюсь на разных языках, выть значит видеть как ты выпрямила спину, а

в ванной горячо, Я ЗНАЮ что ТЫ и бьюсь лбом о плитку,
чтобы доказать тебе Я — ты;

колесо меняет день, колесо меняет нас
или это вновь магический трюк от тебя?

скажи мне опять, только скажи
привет и мы уничтожим весь мир.



***

как идут тебе, далёкое, эти волны, эти волны, так идут тебе, сказать? смоль колышется, дай искупаться в ней, все говорят это. на твоей земле лишь красота, она в моём затылке, она говорит — идём. без передышки смотрю, это новый приступ под новой минутой. я выпью тебя, я умею делать это, я не забыла как. беги, ты умеешь делать это, ты помнишь как. по мне хрусталь рекой, который час? мой трон высоко. и я смотрю на тебя, и я любуюсь. не оборачивайся, твои кольца падают, твои сроки горят. вслед о том, как идут тебе эти волны, вслед о ярости солнца, беспомощной, так идут тебе эти волны. все видят это, потому они не моргают. я знаю, ведь мне видно только как идут тебе эти волны.

https://polutona.ru/?show=1220124221

Юрий Фаворин
автор - Звательный падеж

***

Отражение сулит бобр откр
лянзяйм(ъэ) соколовых травят брызжут
Но вовремя в героя за них я превратился и не боюсь! ничего не боюсь



***

Хитро-хитро-хитро-хитро хитро
окабенетць соль в недрах языком л’иса
пошкрёбает ем в руслах в недрыхт сокурзлтаем
Ишь хитро! Поперёк — в мышлеем ваткузе



***

В роз соленьям выткан моих
недразЕмли плыть продвигаясь вдоль
марсовых поверхно вгрыздая в огоннемный
Тритан тристон дымные очаги
Жить внутри тварно вжить дыхнать в раз век
с_то_ле_тие
груз себя



***

Сорвусь и улечу
приказом сорвусь
Возьму гидерраскопию
В утренний чай добавьте
Клиреозоль в рот капельки во рту сухо
скальпельки



***

Сорвусь и утеку
В лижИрля-ини, в круг бора
Под землю муравей телеграмму втеки
что вонзил в рот сычей — вожьжей (борисыч



***

Как выйти? Куда выйти?
Вагон-помощь и вагон-слюда
Образумел внаглую перехватал заострил и вложилось
Краденое в угнанное в пиринговые смолы

Слом воза дает непомерность
Вгрохнулю всё обратно пришло
Весь отклик в жечь передано
Вниз внутрь всосну втырилось.

Слом аскезовод в березовой натуральности вод.

Пойма в березовой натуральности пойма.
Воды вода березовым потоком шум пойм
Ввод моя свежесть свежуть свежо.



***

купаж
верстень
персонажио
вольт 100 2000

пирамислёджио

купажио
Хрём
пост
сонноладжио (вертень) но в Париже



***

Соклосонька
Иерихунька
Нарым
Отливай ка сонь бездрасамнывань откольвантарста брезень
Ыы
Вам



***

Солнце
Заремба
Волх
Сумтранат
Верховье
Бес
Луг
Травушка
Бес
Сумка
Антон

https://polutona.ru/?show=1219210524

Верхнеесердце
автор - Пётр Сафронов

1

Посторонняя яркость резко

Давит на главный канал

А пятно на полу

Уединяется

С мыслью двумя-тремя

Крупноблочная тишь

Для вида и дали

Ровная линия повыше

Или пониже

Спросите и вам не ответят

2

Из узких проемов

Выходят

Жильцы

Пресвитеры запястий

Старцы сухого соблазна

Закрытых пространств

Согнувшись слегка под

Ветками

Как птенцы отряхнувшись

Ощупывают

Кепки

Форма стыда

Победителей

3

Пересекая поток

Не от берега а от двери

Идут как пишут

Боятся забыть каждый знак

Остановка осмотр

На прямой те кто успели дойти

В глазу перекрестном

Охапки стеклянных нитей

4

Выставка самонаград

От которых к которому у которых

Для которых с которыми

Легонький делёж

Протоколов

Приложений

Совиный учёт поверх

Ушедших мотивов

Что-то

На холодильнике

5

Никогда не видел снов

Они исчезают до того

Раз два и нету

Предпочитал солидные вещи

Например, серебрянка

Хорошая краска для памятников

В стать для ребра медали

Неразменной

Даже вон в том окошке

Где карниз прикрывает

Торопливое сидение

6

право получать и передавать боль

право возмещать боль право выбирать боль

и право быть избранным болью право возбуждать боль

право переставать исполнять обязательства боли

право не свидетельствовать о своей боли и право не свидетельствовать

против своей боли

право обеспечивать боль иными обязательствами имущественного и не имущественного

характера

право наследовать боль и право не принимать наследства

право на представление боли через законных представителей

право свободного пользования

право боли

7

Я обращаюсь к тебе с последней

Недолгою просьбой

Зерно протяни на восток ли на

Запад но

Оставь департамент снабжения

Дирекцию ушлых обид без названия

Меры пусть

Поищут

Потратят хоть дни хоть час

На незваное слово

Не упрощай им задачи

Не проклинай и не плачь

Не копи запоздалых объятий

Не торжествуй

Вся власть безразмерным советам!

Хорошо тому говорить

Кто присутствует и не

Слушает

Нечистую советь не успокоить

Гимном перепетым пусть в сотый

Пусть в пятый раз

Прокладывать путь назад

Без представления

В красно-белых тонах

Без надежды

Но только в делах

промежуток

https://polutona.ru/?show=1218091002

Великий властелин вечно стоящий на суше
автор - ИСЭ Горбат


(лампочка)

1

В коридоре не горит свет.
Свет не горит на кухне.
Свет потух в спальне.
Свет покинул дубовые шкафы.
Свет обошел стороной книги
Свет скрывается от собак и котов.
Свет выпил бутылку портвейна
и ушел искать остальных.
В люстре свет появлялся,
кто-то выкрутил лампочку.



2

Темно.
Ничего не видно.
Глаза в панике
забились
в углы черепа.
Темноты не боюсь с детства.
(с детства себе это внушаю)
В темноте никто не прячется.
(но что-то лежит на диване)
Куртка лежит на диване.
(и дышит?)
Под курткой спрятался кот.
В темноте не разберешь,
ты находишься в ней
или она в тебе.



3

Кто выкрутил лампочку?

Я.

Кто привык сидеть в темноте?

Я.

Кто жалеет, что читал перед сном сказки?

Я.



4

Напялил доспех
с дыркой в районе
живота, (заштопать молотком и наждачной, лень)
взял из ящика с игрушками меч.
Пошел спасать
светловолосую Лауру
из лап Василиска.
Увидев его замер.
Василиск подавился лягушкой.
И гордо задыхаясь лежал не вставая с квадратов
своей жилплощади
Лаура осталась с ним.
У него есть жилье
и в гостиной горит свет.
А в моем доме выкручены лампочки,
звоном обозначая своё существование в моих карманах.



5

Пытался научиться любить.
Все пары проспал,
на зачёт опоздал.
Доцент на меня посмотрев
зачётку запихнул в почку
"Она все равно не пригодится".
На свидании Венера
просила меня
не петь
немецкие частушки
о Сатане, а я продолжал
желая горячим латте
закончить перформанс.



6

Я подрос.

Одежда тоже.
Не помню себя
нагим.
Помню родился
в шинели:
— Вы слишком холодным воздухом дышите.
— Простите, по соседству
цветет и бурлит
яркими красками
морг.

Я подрос.

Стал думать серьёзней.
Серьёзней получать пощёчины вместо нежных слов.
Серьёзней разбавлять чай
холодной водой
из морозилки.

Я подрос.

Вместо лат
нацепил пальто
с дыркой в районе спины.
(заштопать всё ещё лень)
Смотрю на Лауру
сквозь проём
на дне руколаза.
Она пожимает плечами
говорит
"Не судьба"
посылая воздушный поцелуй.
Судьба в строю
на вечерней проверке
(возле меня)
кричит
"Я".



8

Прижмусь к почве
ощущая естественную темноту,
рассматривая в ней
лампочку
на половину пустую,
полную без половины
посылая поцелуи
Лауре.
Она оторопев
запирает на гайки окна.
"Эх... почему в коридоре не горит свет?"
ответ
зашелестел в карманах.




(суша)

Старый башмак
с обувницы
печально
глядит
в пол,
прихожая
согревается
ароматом талого снега.
В дверь не стучат.
На улице снег с дождем.
Исчезает секунда
проведенная
в тени кухонной утвари.

В дверь не стучат.
Тихо.
Слышен стук дождя.
Снег прилипает к окну.
Скрип дверцы старого шкафа, что в коридоре
печально глядит в пол.
— Прогуляться?
спросила пустая вешалка,
наблюдая за тем
как я надеваю пальто.
Исчезнет минута
проведенная в этих стенах,
она не вернётся,
её отпускаю,
открыв дверь.
Заперев дом на ключ
(привычка)
пойду знакомыми
тропами
к незнакомым улицам
города,
без зонта.
Ощущая свободу падения
листьев
и быт пролетающий
молнией в тучах,
подойду к реке
разрезающей
город
на острова.
Буду стоять на суше
и придумывать
новые слова,
забытые старыми.

В ту дверь не постучат.
Старое пальто
печально вглядывается
в свое отражение
в воде.
Исчезает час,
его не вернуть...
Когда-нибудь исчезнет всё.

Но если явится рыжий луч,
покинув сушу
пойду по воде,
вечером вернусь
на ужин.
Просочится
сквозь столбы
аромат талого снега.
Наступит весна
(ужин остыл)
на дней
проплывающие снежинки.

Я на суше стою,
голову
спрятав шапкой.
Снег с дождем
провожаю взглядом.
Всё исчезло.
Исчезнет и в следующий раз.
Когда я буду стоять
на суше.




(пепел на подоконнике)
к А.П.

Прижав к груди фитиль
закалённый печью губ
отбрасываешь
пеплом тень бегущего дня
на подоконнике.

Замерцал Левиафан
в балконах жёлтого кирпича.
Ты выдохнешь с дымом "Жизнь коротка"
и с расплывающимся полом парковок (детских площадок)
вдохнешь "Ищу людей".

Седой локон
стал звездой
тонущей между
Венерой и Марсом
фитилем провожая
его стираешь
из воспоминаний волос.

Звон раздался.
Голос косался.
где?
и чего?
неясно
пустынные ночи
сном удали
окажешься в доме
на краю собственных
ресниц.

Свист чайника — бубен,
ритуалом священным
вода
паром став
воздухом просится
в гости к порам.

Прижав фитиль к груди
пар отгони
они не ладят
с дымом.

Догорел,
истлел,
и остался в пепельнице день,
его тень
с твоих глаз
пеплом легла
на подоконник.

https://polutona.ru/?show=1218090709

мальчик этих букв бел
автор - Максимилиан Неаполитанский

так быки развели у земли

эти штаты земли – Бихар и Ассам…

Сароджини Гопал

Милая Индия вещей

ОМ

1.

буржуазность родителей увеличивается благодаря ровному курсу рупии

белизна увеличивается благодаря белой ткани нарратора

из глубочайшей кожи – пенджаби и дхоти

мы ездили в Страну начиная с моих четырёх

и начиная пятью тысячами этой Страны

сторона репрезентации ещё не раскрыта – повторяют веды

"скажем нет рефлексии пока порог лиминальности убивает братьев"

мы – дети дня

мы – дети дня

блаженные боги живут вечно, а мы – дети дня

помню как меня решили отвести в индийскую школу

мне купили доску и мел

мел

новый очередной костюм

в восемь лет

их костюмы (костюмчики) были белее на смуглой коже

на смехе зубов и поправок от эйфории до выстрела Гопала

до спящих полицейских синий галстук символ ашрама

страха секты : сева

в восемь лет

школа была каменным кубом плитка

меня привели в класс

позвонили в колокольчик

все дети сидели на полу

на небольшой скамейке сидели двое отличников

только отличники сидели на небольшой скамейке

Бангалор – интеллектуальный центр

вырасту буду как папа

учительница попросила отличников пересесть на пол

меня сразу посадили на их место

на место

видное место мальчик из россии

на доске нужно было писать английские буквы

английские буквы театра и дикую связь

A как apple //

театральной природы колониализма

B

мальчик этих букв бел

C

но чем мы виноваты, дети?

чем виноваты?

мы – дети дня

2.

"А. эпохи вед вступили в Индию, гордые своей силой, охваченные радостью победы. Они любили жизнь во всей её полноте. Раздражительный дух отменялся. Их не обольщала смерть".

это читаю в издании 1956 года

личный документ

потому что те дети до сих пор там улыбаются новому человеку

пожелание жить сто осеней на день рождения

ущипнуть ребёнка за щёку

сказать: Azadi

Это Azadi. Свобода.

театральная свобода фронта терпения ожидания

тишайшая революция у неё смуглый цвет

молочная куркума выхода на баррикады в костюмах

успокоение улицы

успокоение

сильный восточный голос

утреннее открытие лавок

нищие подходят к нам:

1. худощавый мужчина на четвереньках, на его руках тапки,

он много мычит, для милостыни отдельный мешок на поясе

2. полная женщина без носа с тряпичным ребёнком, который

давно не дышит, они молчат, милостыню в сухую руку

3. активные подростки, дёргают тебя прямо за рукав

и много повторяют: ма (длинное и хриплое ма-аа)

ма

ма

не плавное "мама", а бесконечное "ма"

худоба и они показывают пальцем на свой рот

малярийная худоба

папа умер от лихорадки денге

это тоже дети и мы встретились уже не в школе

в грязной одежде

спустя уже сто осеней

до сих пор там

3.

сезон дождей

преданные падают целуют ноги человеку в оранжевой одежде

ручной огонь обхватывает голову река не засыхает

на улице Читраватхи продают много цветов для алтарей

в пять часов начинаются веды везде их слышно

сезон дождей

"Земля была и мы её рыдали"

сезон дождей принесёт насекомых

на фоне школы и денег не отданных нищим детям

на фоне жужжания малярии

написанная мелом буква

лингам хулиганства на стене

алтарь был

он первая буква алфавита

был мальчик –

сезон дождей

https://polutona.ru/?show=1217140347