А потом слизеринец срывается и отталкивает Гарри от себя. И, вцепившись зубами в край подушки, бьется в дикой истерике. Слезы без остановки бегут по его бледным щекам, он отталкивает руку Гарри, когда тот пытается убрать с его лица спутавшиеся пряди волос.
- Оставь меня, Поттер! Сгинь! Уйди прочь!!!
- Тише, Драко! Тише... Что происходит? – теплые губы гриффиндорца касаются плеча, и Малфой просто не может сопротивляться. Он находит руку Гарри и крепко сжимает ее своей. А Поттер ласково гладит его по волосам, целует ресницы, слизывает соленые слезы со щек... Он купает его в своей нежности, в этой треклятой святости...

“Послушай, Поттер, - шепчет Драко в бреду, - кем ты станешь после смерти, как думаешь?”
Он стискивает пальцы гриффиндорца, с силой, до хруста.
“О, Мерлин, я не знаю”, - Гарри громко стонет, когда Малфой кусает его губы. До крови. И, слизывая алые капли, стекающие по подбородку гриффиндорца, Драко улыбается.
“Я стану демоном, - усмехается он. – А ты – ангелом. Все маги приобретают новую силу после смерти... И я хочу стать демоном...”
“А как же рай и ад?”
“Только магглы верят в эти сказочки. Рай и ад – здесь, и мы сами их себе создаем...”

Даже если я не убью тебя сейчас, это сделает Волдеморт... Черт возьми, я же сам, сам хотел тебя убить! Я же для этого и хотел вернуть тебя прежнего?! Я ненавидел тебя! Почему, черт возьми, я люблю тебя теперь?

- Ты все еще дрожишь, - теплое дыхание щекочет ухо Драко. Гарри касается губами края уха, слегка прикусывает его, и Малфой издает тихий истерический стон.
- Я не знаю, не знаю, что делать...
- Убить меня, разве ты не хотел? – зеленые глаза смотрят с любопытством, кажется, Поттер не понимает... Просто не понимает.
- Я не могу, - шепчет Драко, целуя горячие губы гриффиндорца, наслаждаясь ими, словно в последний раз... Словно можно выпить их до дна. – Я тебя люблю.
Гарри смотрит в широко раскрытые глаза Драко, полные отчаянья, полные доверия и любви. Малфой сам себя столкнул в пропасть и теперь летит вниз... с самой высокой вершины прямо в омут. А Гарри смеется. Хохочет, заливаясь в истерике. Он не может остановиться, дикий смех вырывается у него из груди, и он ничего не может с этим сделать. Он смеется, глядя прямо в глаза Драко.
- А я ненавижу, - говорит он слизеринцу. – Я тебя ненавижу, слышишь? Сказка разбилась, Малфой! Я ожил, вот он я, не пора ли меня наконец-то убить?

Это был удар прямо в сердце. Драко глотает воздух, не желающий проходить в легкие, встающий комом в горле. Хочется кричать, но голос пропадает, как в самом страшном кошмаре, и Малфой не может произнести ни звука. Банг! Осколки его сердца со звоном падают на пол. Что-то горячее струится по щекам. Слезы... или что-то другое... а может быть, сама жизнь вытекает сейчас из него мощными потоками. Благословение, благословение снизошло на Драко вместе со слезами, как это было прекрасно – плакать перед Гарри, глядя в его яркие изумрудные глаза... Живые, ненавидящие...
Как же Драко был наивен в своем порыве, как прекрасен, как юн... И чист, чист.
- Я ошибался, Поттер. Я хочу стать ангелом. Как ты. Я искуплю, я все искуплю, и, когда мы встретимся там, все будет по-другому... все будет лучше...

Гарри смотрел на слизеринца, державшего палочку наготове, и думал о смерти. Да, сейчас Драко убьет его, как и обещал. Это же Малфой, вряд ли его остановит такая мелочь, как любовь. Сейчас Гарри умрет.

«Ну и пусть. По крайней мере, он меня не получит! Не получит того удовлетворения, о котором мечтал! Пусть убьет, так лучше... пусть так и будет...»

- Последний грех, - прошептал Драко дрожащими губами. – Только один. Последний... Авада Кедавра!
Зеленая вспышка на мгновение озарила комнату, а, когда все стихло, луна тронула серебряным светом растрепанные волосы Драко, а кожа слизеринца была молочно-белой в этом сиянии. Гарри безумными глазами смотрел на Малфоя, который казался спящим... Он робко приблизился, аккуратно освободил волшебную палочку из его теплых еще рук. Потом он поднял тело Драко на руки и аппарировал...

Звук прибоя заглушал его голос, но Гарри все равно говорил, говорил, словно знал, что Драко его услышит и поймет. Гриффиндорец лежал на молочно-белом песке, казавшемся в лунном свете серебряным, и чертил на нем пальцами какие-то замысловатые узоры. А море неспешно катило свои волны, лизало пенными языками голые ступни Драко.
- Вот как все странно вышло, - тихо сказал гриффиндорец, проводя рукой по шелковым волосам слизеринца. – О чем ты думал, когда направлял палочку на самого себя? Почему не вспомнил про океан? “А Поттер этого никогда не увидит”, помнишь? А вот как получилось....
Он замолчал, глядя в темное небо, усыпанное мерцающими огоньками звезд, такими близкими, такими реальными. И Гарри был рад, что жив и что может видеть это.
- Ты ведь просто заснул, верно? – спросил он Малфоя, но, конечно, не дождался его ответа. Должно быть, слизеринец спал слишком крепко.
Внезапный порыв ночного бриза пошевелил волосы Малфоя, откинув со лба длинную челку.
- Ну конечно, я говорил правду, я никогда не лгу, - сказал Гарри, будто отвечая на немой вопрос, адресованный ему.
Одинокая слезинка сорвалась с ресниц Драко, блеснула на миг и тут же впиталась в рыхлый песок.
- Ну, прости, разве это не то, что ты хотел? Надо было меня убить, вот так, Драко!
А влажные дорожки на щеках слизеринца светились в лунном сиянии так призрачно и так красиво.
- Ты станешь ангелом, я верю, - ласково прошептал Драко гриффиндорец, касаясь губами холодного лба. – Ну спи, спи, я побуду с тобой до рассвета...

В одном Драко Малфой был неправ: Гарри все же летел. Летел на «Нимбусе 2001» прямо в небо, высоко-высоко, выше самых высоких деревьев, выше шпилей на башнях, выше звезд, казалось. А ветер так резко бил в лицо, купал его в холодном воздухе, и Гарри вдыхал, вдыхал и никак не мог надышаться. Он был жив, как странно и как прекрасно – чувствовать себя живым, и за это Гарри был благодарен Драко. Пусть тот и лишил его смысла жизни когда-то, это он слизеринцу уже простил, а за то, что Малфой нашел способ вернуть его к жизни, он был благодарен.
Раскинув руки в свободном полете, Гарри вальсировал в воздухе и, казалось, летел сам по себе. Он был так одинок, так свободен, но счастлив. И готов к новой жизни и новой борьбе.

Палочку Драко он сохранил на память.

* * *

Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о Ромео и Джульетте.
У. Шекспир

* * *