Цитата сообщения ПАЛАДИН_н Нянька поп-короля

№26 от 06.07.09 Барак Дафни

Грейс Рарамба: 17 лет с Майклом Джексоном
Сага любви и ненависти.

Сегодня все гадают, умер Майкл Джексон от врачебной ошибки или от передозировки лекарств, обсуждают судьбу его осиротевших детей. По завещанию от 2002 года, найденному в «Неверленде», состояние певца — примерно $1 млрд — достанется его матери и детям, но по данным экспертов, Джексон оставил им полмиллиарда долгов. Публичность — плата за вселенскую известность. Жизнь короля поп-музыки изобиловала триумфами и скандалами, он был на вершине славы и срывался в пучину несчастья и одиночества. Об изнанке блестящей жизни поп-звезды телерепортеру Дафни Барак рассказала бывшая няня его детей Грейс Рарамба, которая полтора десятилетия была членом семьи короля поп-музыки.
Утром после той ночи, когда он умер, 26 июня, она ворвалась в бар при отеле с криком: «Дафни! Майкл… он умер!..»

Грейс Рарамба — няня его детей, его самого, а по некоторым данным, и его гражданская жена, работала на Майкла Джексона 17 лет. Она родилась в Уганде, сначала работала секретарем Майкла, потом, 12 лет назад, начала ухаживать за детьми — Принцем, Пэрис и Блэнкетом. «Они выросли у меня на руках, — говорила она. — Они мои дети».

Грейс Рарамба — Дафни Барак:
Мне только что звонила Кэтрин (мать Майкла Джексона. — The New Times). Она сказала: «Грейс, дети плачут. Они спрашивают о тебе. Они не могут поверить, что их отец умер. Грейс, помнишь, раньше Майкл прятал деньги в доме. Где они могут быть?» Я сказала, чтобы она посмотрела в мусорных пакетах и под ковром. Ты можешь себе представить? Несколько часов назад эта женщина потеряла сына, и она звонит мне, чтобы узнать, где деньги. Так вот, я попросила дать трубку детям. Кэтрин сказала, что они уже спят. Но только что она говорила, что они плачут. Она никогда не давала мне разговаривать с ними. Она сказала: «Грейс, ты где? Приезжай. Я заберу тебя из аэропорта». Голос был ровный. А Майкл только что умер… Я рассказала ей, что мне звонил Трент, один из родственников Майкла, и сказал, что коронер хочет поговорить со мной о том, какие лекарства употреблял Майкл. Я попросила его дать трубку детям. Он сказал, что перезвонит через пять минут. И не перезвонил. Кэтрин оборвала меня: «Грейс, ни с кем не разговаривай!»

Предчувствие беды
Грейс никогда раньше не давала интервью. Мы встречались во время сенсационного суда над Майклом Джексоном. За несколько недель до его смерти Грейс стала звонить, слать SMS, электронные письма. Они были пронизаны горем, казалось, что человек близок к самоубийству.

В один момент, рыдая в телефонную трубку, она сказала: «Я не знаю, что делать. Он не дает мне встречаться с детьми. Я написала ему, а он не ответил. Он сменил номер телефона. Бедные дети… Никто даже в доме не убирает, потому что он не платит домработнице. Мне звонили и сказали, что он плохо себя чувствует. Он плохо ест. Майкл всегда мало ел и принимал много лекарств. Он не моется и не бреется. А его ногти! Я для него все это делала.

Они стараются вернуть меня. Но когда это происходило раньше, он выкидывал меня вон, а потом заманивал назад обещаниями. Проходило несколько дней, и опять начинались оскорбления. Я даже по улицам ходить не могу. Я боюсь натолкнуться на детей. Наверное, мне надо уехать, может быть, в Руанду».

На другой день от нее пришло сообщение. Она больше не собиралась в Руанду, но была на грани отчаяния. Мы договорились встретиться. «Ты меня не узнаешь!» Женщина, которую мы встретили в аэропорту, действительно имела мало сходства с той, которую я знала всего 5 лет назад. Она казалась сломленной. Глаза безжизненные. Хотя было жарко, она была укутана с ног до головы, чтобы скрыть израненную кожу. Так начались 8 дней и бессонных ночей с Грейс. Ей нужно было выговориться. Она часами рассказывала о своей жизни с Майклом Джексоном, об оскорблениях от Майкла Джексона, о злости на него, о проблемах с его семьей. Сага любви-ненависти к человеку, которым она была одержима.

Грейс Рарамба — Дафни Барак:

Я умирала от волчанки. (Волчанка обыкновенная - форма туберкулеза кожи. ) Мне сказали, что это развилось из-за стресса. Майкл знал об этом. Но каждый раз, когда его доктора брались за лечение и пытались обсудить это с ним, он отказывался с ними говорить. Когда однажды я провела 2 месяца в больнице после химиотерапии, он сказал мне: «Где ты была? Ты забросила меня и детей. Я не верю, что ты болела». Майкл не думал, что лежать в больнице — значит болеть. Для него это было способом избежать судебного заседания, или выступления, или чего-то такого, чего он не хотел. Во время суда больничная палата была единственным местом, где можно было отдохнуть.
У него не было денег. Во время суда его брат Джермейн свел его с шейхом Абдуллой ( Сын короля Бахрейна). Я была рада, потому что он был испуган, пал духом. Никто не звонил ему. Майкл часами разговаривал с Абдуллой. Тот отправлял деньги юристам. Однажды позвонил и спросил мой счет: сказал, что будет посылать деньги через него. Он отправил $1 млн. Потом еще $35 тыс. Когда в апреле у Пэрис был день рождения, я хотела купить шарики и все такое, чтобы день рождения был радостным. Пришлось все покупать за свои. Я привела людей, чтобы прибраться в доме, в комнате детей было ужасно грязно. Но им не заплатили…
Когда мы жили в Бахрейне, за все платил шейх, Майкл остался должен стольким людям… С того времени, как мы улетели в Бахрейн, у нас практически не было и дома. Сначала мы жили во дворце. Предполагалось, что Майкл займется благотворительностью и запишет диск с шейхом Абдуллой. Но Майкл этого сделать не смог, и я почувствовала, что что-то изменилось. Нам сказали, что дядя Абдуллы возвращается, ему нужен его дом. Майкл собрался в Оман. Я говорила ему, что нужно забрать из дворца наши вещи. Майкл отказался. И я не смогла его убедить, что мы стали нежеланными гостями.
Шейху Абдулле это стоило столько, что ему пришлось продать кое-какую собственность, чтобы все оплатить. Он платил и за наш отель в Омане. Хотел, чтобы мы вернулись, все еще надеялся, что Майкл выполнит свои обещания. Майкл сказал, что мы не вернемся, пока для нас там не будет дома — такого, какой он хочет. Мне позвонили из Бахрейна и сказали, что дома не будет. Майкл не поверил. Мы прилетели в Бахрейн. Дома не было...
Я устала мотаться по отелям с двумя детьми. Когда мы уехали из Бахрейна, то остановились у моих друзей в Ирландии. У них своя звукозаписывающая студия. Они оказали мне услугу, а Майкл оставил им счета, которые не собирался оплачивать. Потом он появился в доме Фрэнка Тайсона. ( Во время суда над Майклом Фрэнка называли одним из пособников Джексона). У них маленький дом. Семья небогатая. Мы там оставались в течение нескольких недель. Майкл жил внизу один, а мы с детьми — в одной комнате, но я не возражала, потому что все время старалась их развеселить. Я пыталась подружиться с мамой Фрэнка, но когда Майкл это увидел, он сказал мне: «Не доверяй ей. Она не интересуется тобой. Она говорит с тобой из-за меня». Я так устала от этих переездов... У нас уже просто кончались друзья.
Я люблю своих детей. Однажды Принц спросил меня, если я ему как мать, а Майкл его отец, то почему же мы не вместе? Принц очень умный. И Пэрис тоже, я очень переживаю за нее. Ей исполнилось 11 в апреле, скоро она станет девушкой. Ей нужна мать. Блэнкет веселил меня. За день до того, как меня уволили, он организовал концерт. Он был такой милый, пел Billy Jean и другие песни отца, я смеялась, а Принц и Пэрис вертелись рядом. Мы были счастливы. И тут вошел Майкл. Он удивил нас, обычно о его приходе меня предупреждала охрана. Блэнкет сразу остановился. Дети выглядели испуганными. Майкл был очень зол. Я знала, что он уволит меня. Как только дети привязывались ко мне, меня прогоняли. На следующий день Блэнкет нарисовал картинку и написал: «Мама». А еще через день я пришла в дом и не смогла его найти, я звала его, но мне сказали, что он с Майклом…
Майкл всегда сердился и спрашивал, почему мы постоянно теряем маски. (Джексон из соображений безопасности не разрешал детям появляться на людях с открытым лицом). Я их ненавидела. Как только мне выпадал случай, я «забывала» их упаковывать. Он даже не замечал, что мы теряем их только тогда, когда я рядом...


СТРАНА НИКОГДА
Пятница, 26 июня
На нас обрушивается вал звонков. Все, кто раньше не хотел знаться с бывшей работницей Джексона, теперь обрывают телефон. Грейс пытается привести мысли в порядок. Она хочет узнать, что с детьми, но никто не дает ей поговорить с ними. «Нация ислама» последователи чернокожего расиста Луиса Фарахана контролируют все, что касается Джексона, в том числе несчастных детей. ( Nation of Islam — секта радикального исламского толка, с которой Майкл Джексон сблизился во время суда над ним в 2003–2005 гг.) Она звонит в дом и не может дозвониться, потом звонит какому-то брату Харви: «Они же любят тебя, сделай все, чтобы позаботиться о детях, пообещай мне. Ты должен сказать брату Майклу, что чувства детей — это самое важное, но ты понимаешь, что мне нужно их успокоить, сказать им, что все будет хорошо, из всех братьев они тебя любят больше всех. Если у брата Майкла будут проблемы, позвони мне… Найди их, Харви».
Уговариваю ее перестать унижаться: «Ты умоляешь их, а они тебе не доверяют». Она не слушает: «В некоторых случаях приходится так поступать».
Похоже, что она и эти чернокожие «братья» не ладили. Грейс считает, что именно они вытеснили ее. «Мои бедные малыши. Я в Лондоне, я не могу к ним приехать. Он позволил ухаживать за ними женщине из «Нации ислама», но она такая холодная, она не обнимает их, не берет на руки. Он не любил, когда я это делала, и он их запугал».

Грейс Рарамба — Дафни Барак:
Писали, что это я привела в дом людей из «Нации ислама» после тех обвинений в суде. Но это неправда. Это сделал его старший брат Джермейн.
Я рассорилась с «Нацией ислама». После того как Майклу было предъявлено обвинение, CBS заплатил огромные деньги за интервью с ним. Марк Герегос и «Нация ислама» следили за этим. Они отодвинули меня. Я видела, как Эд Бредли, репортер CBS, брал интервью у Майкла. Майкл был накачан антидепрессантами, я была в шоке, попыталась войти, но «Нация ислама» не позволила мне это сделать. В конце концов я соврала, что мне срочно нужно подписать документы, им пришлось меня пустить. Бредли был в ярости, что я помешала интервью. Какое интервью? Он был просто не в состоянии говорить. Я говорила ему: «Майкл, ты не должен это делать». Он посмотрел на меня, но он был не в себе.
Дети не знали о том, насколько ситуация тяжела. Они вообще не знали о суде. У них не было доступа к компьютеру. Телевизор они не смотрели, в «Неверленде» была куча игр и фильмов. Майкл приходил из суда каждый день дико измотанным, и мы с ним и детьми просто бродили по «Неверленду». Поместье ведь огромное, люди даже не представляют, насколько оно огромное, там можно потеряться, поэтому мы отключали телефоны и отдыхали. Ты не представляешь, как это было тяжело — каждый день сидеть и слушать всю ту грязь, что на него выливали. Он не мог спать, он горстями пил таблетки. А когда хотел сбежать, мы ехали в частную клинику, запирались там и отдыхали.
С детьми у нас была игра: мы каждый день становились у окна и махали папе рукой. Они спрашивали, что происходит, а я говорила, что у папы важный проект и мы должны помочь ему. Однажды Принц, он же умный мальчик, спросил меня: «А что такое суд?» Он слышал, как кто-то сказал, что папа идет в суд. А я ответила, что имелся в виду теннис. ( По-английски «суд» и «корт» пишутся и звучат одинаково: court. )
Принц посмотрел на меня, продолжая махать рукой, и спросил: «Но если он идет играть в теннис, то почему он не надел теннисные туфли? И почему он в строгом костюме?..»

http://newtimes.ru/articles/detail/4393/