Человек "образ и подобие Божие" - находится к Богу в таком же отношении, в каком живопись находится к скульптуре. Не к реальности, а именно к скульптуре - "реального Бога" никто никогда не видел и не увидит. Обидно? Истоки Нила увидели, наготы отцов насмотрелись, а Бога не видим? Но "не видеть" не означает "быть слепым". Кроме видения и невидения есть совершенно особый способ контакта - он и описывается словами "веровать", "созерцать", "пребывать в Боге", "ходить перед Богом", "переживать экстаз", "непрестанно молиться". Выражений много, а должно быть бесконечно много, чтобы ни одна словесная формулировка не превратилась из откровения о Боге в запирание Бога. Даже Иисус - да, как "посредник", "Сын Божий", "Спаситель", "Помазанник" Он - единственный, но при этом Он Сам говорит, что предстоит каждому в облике всякого нуждающего в помощи и любви, как реальность предстоит перед зрителем картины, не будучи картиной.

Вопрос неверно поставлен. Прилагательное "русский", "немецкий", "английский" применительно к слову "культура" - глубоко ошибочно. Как не бывает национальной науки, конфессиональной геометрии и т.п., так не бывает национальной культуры. Это сейчас только становится ясно. Культура всегда персоналистична. Культурный русский - одной цивилизации с культурным индийцем или немцев, а не с милитарным русским. Пенять на Вагнера за Освенцим - признак безкультурья. Воевать с культурой завоевателя, чтобы обрести свободу - глупо. У завоевателя по определению не бывает культуры, только оружие.

Вовсе не бескультурная утопия Ганди, не призыв к прялке вместо британской школы освободил Индию. Ганди победил, потому что принадлежал к культуре мира - и эта культура была у него одна с сэром ученым атеистом Бернардом Расселом.

Сегодняшняя борьба бывших угнетенных Российской империи с "русской культурой" - это борьба с псевдокультурой. Запретили въезд куда-то Кобзону - помилуйте, причем тут культура? Кобзон, Задорнов и т.п. - это даже не "низовая культура", это просто шуты в казарме. "Культурой" их можно назвать лишь в том же смысле, в котором биологи говорят о "культуре бактерий", выделенной в чашке Петри.

Так что Бог в помощь всем, кто хочет бороться с "русской культурой"! Все, что победите - ваше. Я с удовольствием отдаю на растерзание и русскую, и украинскую, и английскую культуру. Толстой и Шевченко, Бердяев и Рассел от этого так же не пострадают, как Майя Плисецкая от запрета Кобзону выступать в Латвии.

Противопоставление, впрочем, много древнее. В Евангелии оно есть ("благодарю Тебя, Отче, что открыл это наивным и скрыл от мудрых"), но и там оно уже повтор более древней традиции. Может, и Каин прежде всего думал о себе как о теологе и был, подобно Сальери, возмущен тем, что Авель, не сидевший ночами после основной работы над сочинениями о Творце, тем не менее то и дело выдает изящные и меткие афоризмы о Боге, куда более весомые, чем тяжеловесные каиновы витиеватости.

Проблема вообще не в знании. Проблема в Боге. Бог непознаваем. Нельзя ни "знать Бога", ни "знать о Боге". Только важно помнить: ровно то же справедливо в отношении любого человека. Непознаваемость человека - существенное измерение богоподобия. Когда мы говорим "я знаю о существовании Петра" - это метафора. Мы знаем о существовании слова, которым обозначают некоего человека, но о самом этом человеке ничегошеньки-то мы не знаем, даже если прожили с ним полвека. Тем более, кощунством было бы считать, что мы "знаем Петра" или "я знаю себя". Ишь, дельфийский оракул не знал себя, а Вася Пупкин себя познал между пивом и вторым пивом!

Простенький призыв "познать Христа" опасен не тем, что человек возомнит о себе, будто он познал Непознаваемого Творца мира (Творцу наплевать), а тем, что человек возомнит, будто он может знать Васю Пупкина, Катю Супкину и самого себя на закуску. А может знать - может и командовать. Что мы и видим - не только у протестантов, да и не только у христиан. Идиотизм взрослости, когда человек решил, что знает жизнь и начинает руководить процессом. А жизнь - включая Бога и людей - скорее уж, та самая крынка с молоком, куда попала лягушка и стоит перед выбором: либо лакомиться молоком и тонуть, наслаждаясь, либо дрыгать лапками и превращать молоко в сметану и масло.

На самом деле, лягушек бросали в молоко, чтобы то не скисало. Лягушки вообще не пьют, жидкость просачивается в них через поры. Зато лягушки покрыты своеобразным дезинфицирующим составом.

Знание - великая вещь, великое занятие, но велико оно лишь в очень специфической сфере, наукой именуемой. Где люди, где Бог, - там знание всегда в гостях, всегда средство, а часто и просто бесполезное украшение. Зато там любовь - которую в науку нельзя пускать даже в качестве гостьи или украшения. И сперва любовь к человеку, потом любовь к Богу (люби Бога как любишь себя и ближнего, не наоборот), а знание оставим паспортисткам, секретным агентам и считывателям электронных карт.

[Для "Радио Свобода"]

Защитники российского милитаризма часто говорят, что их любимая империя лучше всех, потому что у неё не было бенефициаров. Вот британцы от Британской империи имели выгоду — комфорт, прогресс, деньги. Французы от Французской империи имели выгоду, немцы от Германской, а русские не приобретали никаких благ.

"Бенефициар" и означает "благоприобретатель". Например, "церковная бенефиция" -

живет человек в Риме, нимало не священник, но ему дан в бенефицию монастырь в Испании, он получает от этого монастыря доходы.

Конечно, это ложь, что русские от своих завоеваний имели только головную боль. История, как и налоговая полиция, даже не улыбается на такие заявления, а просто показывает на всякие материальные блага и сухо говорит: "Не врите!" Соболя и нефть, алмазы и газ, наконец, просто возможность не убирать свою землю, а переселяться на новую и загаживать её, - это выгода.

Важнее, однако, та правда, которая есть в заявке российских империалистов. Выгоду русские получали, но она не была и не есть главное — поэтому так тщетны все попытки объяснить неминуемый из-за войны экономический крах России.

Бывают ведь не только бенефициары — бывают малефициары. "Малюс" на латыни — зло (добро - "бонус"). Российская империя создавалась не для бенефициаров, а для малефициаров. Не выгода приобреталась, а зло. Почему, собственно, "империя зла" исключительно точное.

Какое зло приобретает человек, созидающий империю ценой собственного материального процветания, иногда и ценой жизни своих близких? Зло самоутверждения, зло гордыни, зло самого страшного эгоизма — коллектива. Личный эгоизм ещё можно побороть, но коллективный...

Круговая порука милитаризма — это как круговое кровопитие. Море крови и все движутся вокруг него и лакают, лакают, облизываются и гордо говорят: "Необъятно!" Или даже "мы спасли мир". О да — спасли мир от свободы и жизни, спасли для себя, чтобы тянуть из мира соки.

Конечно, приобретение зла — не добро и никакой радости малефициару не приносит. Зато приносит — послушайте малефициаров-то, они вполне откровенны - "стабильность", "безопасность". Стабильность смерти духовной. Безопасность безличности.

Конечно, сам малефициар полагает, что он получил нечто глубоко позитивное — бессмертие и воскресение. Коллективизм есть попытка стяжать бессмертие помимо Бессмертного. "Нет, весь я не умру, душа в заветной роте мой прах переживёт".

Мало того, что это вздор — умрёт служивый, а рота как была безликой многоножкой, так и останется. Хуже, что и живёт такой коллективистский милитаризм и тоже не испытывает никакой радости. Он ненавидит не только тех, кого еще не завоевал - "Запад", "бандеровцев", "азиатов", "кавказцев". Он ненавидит и тех, с кем в одной казарме, рычит на жену, бьет детей, оплевывает генералов и даже вождя. И вождь не слишком возражает — у кругового кровопития свой ритуал.

Для бенефициара войн главное — приобрести возможность безбранно поговорить с друзьями, сходить на базар в субботу, пообщаться с соседями, развлечься выборами мэра, обсуждая, дискутируя, пропагандируя. Это столь важные для него блага, что ради них он и отказывается от войн, уходит из колоний и даже пускает к себе бывших покорённых — надо же с кем-то жить бок-о-бок.

Длля малефициара главный лозунг: "А за базар ответишь!" Базар, рынок для малефициары — средоточие хаоса, вулкан, способный уничтожить его шизоидный мирок. Говорить? "Парламент не место для говорильни!" Высказывать взгляды? "Нечего базар разводить!" Дискутировать? Нет уж — клеймить, ворчать, бранить, ругать, взвинчивать друг друга в истерике, - это для малефициара "общение", это и только это у него общее с соседями по казарменной своей среде.

Ведь кроме бенефиаров есть бенефакторы – благотворители, а на каждого малефициары – малефактор, сиречь злодей. И малефактор – вторичен. Не будет нуждающихся в благотворительности – не будет благотворителей. Не будет нуждающихся в Крыму – не будет завоевания Крыма (кстати, не бескровного – но малефициарам смерть четырех человек безразлична, ему мульен подавай, тогда он расчувствуется).

Можно ли из малефициаров перейти в бенефициары? Упаси Бог! Надо просто становиться нормальным человеком, который выгоды получает не от завоеваний, а от собственного труда, удовольствие — от общения, кайф — от мирно провоходящих дискуссий. Это возможно — в конце концов, когда-то всё человечество было коллективом людоедов, а нынче лишь малая часть. Ждать, пока малефициары вымрут, не надо и опасно, а то как бы они сами всех не вымерли. Лучше обратим внимание на слабое место малефициаров — они ведь проявляют нормальное здравомыслие, превосходные навыки критического мышления и даже человеколюбие в вопросах, которые касаются лично их. Он тоже предпочитает быть здоровым и богатым, а не бедным и больным, и если уверен, что другие малефициары его не осудят или не заметят, то живёт вполне разумно, кротко и даже творчески.

Злу оставляется та часть жизни, которую малефициар считает второстепенной. Сбросить атомную бомбу на кого-нибудь за тридевять земель, отторгнуть чей-нибудь крем, которым всё равно он пользоваться не собирается — нет проблем. Вот на уровне "своя рубашка ближе к телу" - дело другое.

Вот и надо объяснять малефициарам, что и тело его, и рубашка размером много больше, чем он видит в зеркале. Что радиация от атомной бомбы, сброшенной на Киев, заставит и его светиться подмосковными вечерами, что безусловно убавит некоторую долю их дороговизны. Что кушать людей вредно для здоровья, что бы ни утвержали по этому поводу те, кого он считает безвредными учителями своей жизни. Что, в конце концов, найдётся на каждого малефициара велиал — и тогда небо не покажется с овчинку, а станет с овчинку.

Что делать с малефициарами? Объяснять? Да. Просвещать? Нет. Объяснение — личный акт, просвещение — безличный, а в безличности малефициар всегда сильнее, это его стихия. Объяснять, не перебарщивая, а то неровён час и свою личность погубить, и чужой не помочь родиться. Но — объяснять, и молиться, чтобы страховка не подвела. Какая страховка? А это уж каждому по вере — у кого верёвка, у кого книжка, у кого Творец мира, у кого всё вместе.

При этом, заметим, Бог не делит людей на верующих и неверующих. Этим Бог отличается от верующих в Бога, которые склонны преувеличивать значение своей веры. Вера - это огромный шаг для верующего, но очень маленький шажок для Бога.

Точки зрения разные. Я смотрю на Бога - Он такой большой, совсем рядом. Как Солнце. И Бог смотрит на меня...

Если Бог посылает злым человеконенавистникам любовь, то в чем же смысл жизни? Ну, у жизни в ее наличном виде смысла, скорее нет, хотя и бессмысленной ее нельзя назвать. Такой не слишком осмысленный смысл или, вернее, очень осмысленная бессмыслица. Но разве смысл жизни в смысле? Разве смысл чашки в чашке? Он в чаепитии!

Вера, надежда, любовь и прочие вкусности - не вазы, которые можно красиво расставить по квартире. Они - отношения. Или даже, точнее, от-но-ше-ни-я. Вера без Бога так же невозможна как теория относительности без вселенной.

Вера есть отношения с Творцом, надежда - отношения с творением, любовь - отношения с любимым.

В геологии бывают частицы без волны, в физике бывают волны без частиц, а в любви только и то, и другое. Любовь дается каждому, но удержать ее - дело не каждого, а двух каждых. Двуручная пила. Один бросит - и второму делать нечего.

На самом-то деле, любовь - в отличие от веры, которая точно двуручная - пила, которой пилит все человечество разом. Или, если угодно, корабль, для движения которого вперед необходимо, чтобы греб каждый плывущий на корабле. Капитанов и матросов нет! Все - гребцы. И если один из гребцов бросает весло, то весь курс корабля изменяется - слишком уж велик и могут океан, в котором плывет жизнь. Тут и появляется необходимость в спасении. Иначе погибнут все. Вот мы все такие добренькие-предобренькие, любим порассуждать о том, все ли спасутся, а думать-то стоит о том, не все ли погибнем. Да, Господь обещал что-то там про сто тысяч праведников, но, может, это Он приукрасил положение дел, чтобы подбодрить? А на самом деле все окажется по нулям...

Несовместимы манипуляция с людьми и вера в Бога, - и вера потихонечку уходит из тех, кто пытается быть Богом для окружающих. Вот была дана вера человеку, давалась-давалась, да и не дается и не удается больше веровать. А ты не езди на ближнем!

Каждому дается любовь, но никому не дается гарантии, что любимый простит все твои капризы, оскорбления, отыгрывание на любимом неприятностей, полученных от нелюбимых. Не должен прощать любимый человек! Если простит - ну, чудо. Веди себя соответственно. Небось с воскрешенным сыном евангельский герой обращался не так, как с тем же сыном до воскресения...

Страшно оказаться в мире, где любить - зависит не от одного тебя? В заложниках у близких, ближних и дальних? Конечно, страшно! Вот это и есть начало спасения, он же страх Божий. Добро пожаловать в яхт-клуб, где жизнь твоя зависит от партнера едва ли не больше, чем от тебя! Зато - жизнь, а не долбание молотком по нервам.

Хорошая новость: Бог не посылает подлецам десантников, танки, установки "Град". Бог не поддерживает подлецов речами в ООН, не платит пропагандистам, чтобы не называли подлецов святыми, а святых подлецами. Это все подлецы вынуждены делать сами. И, знаете ли, делают!

Плохая новость: при прочих равных условиях подлецы сильнее святых, праведников и просто нормальных людей. Подлец готов нарушить закон и нарушает. Нормальные люди тоже нарушают, конечно, но не от готовности, а от безысходности. Разница в пользу подлеца. Это как если бы на дуэли один из противников был готов выстрелить на счет "два", а другой медлил, раздумывая, не выстрелить ли ему в воздух.

Евангелие: Отец Небесный – с теми, кто предпочитает стрелять в небо. О, конечно, Бог и с теми, кто стреляет в подлеца на счет "три", кто соблюдает закон, кто приходит другому на вооруженную помощь и делает прочие героические дела. С нормальными людьми. Но все же с героями Бог как герой, а с ненормальными – не от мира сего – Бог как отец, а иногда и как брат, а то и как сын. С нормальными – нормально, то есть с ними Бог действует в четко очерченных границах. От сих и до сих. Победили врага – чао, было очень приятно, если что, зовите, рассмотрим. С ненормальными – Бог беспределен, то есть, с ними (с нами, коль скоро мы верующие) Бог становится Самим Собой.

Вот и выбирайте: Бог как Главгаз и Верховатт, бесперебойно снабжающий теплом и водой. Умывальников начальник и мочалок командир. Или Бог – Бог. Разница не столько в Боге, сколько в нас. Если Бог – Главгаз, то я для себя просто человек. Если Бог – Бог, то я для себя – ого-го! Если я люблю только хороших людей, то я плохой человек, то есть, говоря откровенно, нелюдь я ("язычник" в терминологии евангелистов). На пути расчеловечивания. Если я готов принять померкшее Солнце и разрушительную бурю вместо дождя – что и имело место быть на Голгофе – то я на пути к себе. От Даждьбога к давай-человеку.